***
Свежим воздухом они наслаждались недолго, хотя даже наступающая на пятки весна никак не могла очистить тяжёлую атмосферу Манчестера. Уён привёл Хонджуна к какому-то захолустью в бедном районе, словив при этом несколько громких словечек по пути (Чон тогда мастерски притворялся, что вообще не знал и слова по-английски). Теперь же он манил к подземному спуску у дома, словно демонстративно блестя своими кожаными штанами. Киму только и хотелось, что закатить глаза от этой напускной игривости. Постучав три раза, Уён отошёл от двери. Пространство наполнилось приглушёнными звуками разговоров и фальшивящего ситара, а на встречу вышла полностью обнажённая девушка — её длинные кудрявые волосы никак не могли скрыть всего того "непотребства". За пределы уже вырывалась характерная аура — темнота, разбавляемая редким неоном фиолетового и бирюзового, пронизанная запахом благовоний и чего-то ещё, что Ким не знал, как идентифицировать. — Ох, чёрт, — Хонджун автоматически отвернулся. На что Уён прыснул и после, решив не сдерживаться, рассмеялся во всю, сгибаясь пополам. — С твоим другом всё хорошо? — девушка говорила полушёпотом, совсем лениво, словно не хотела вкладывать лишних сил в свою речь. — Он лучше всех, — Уён схватил Кима за плечо, — друг, пошли давай. И Кима насильно запихнули в это "пристанище дьявола". Они зашли в просторную комнату, сплошь увешанную "хиппарьским мусором", представлявшем ценность только для них самих. Всякие побрякушки, содрогаясь от любого движения воздуха, томно шептали кому-то свои мантры, как встретившая их девушка. Вокруг стояли низкие столики, за которыми восседали люди, чьи лица невозможно было рассмотреть за давно отросшими волосами. Хонджун не понимал, как спустя больше десятилетия в таком мрачном месте мог найтись этот закуток культурной памяти. В его восприятии хиппи были древнее динозавров — всё это было делом давно минувших лет, когда он сам ещё был совсем ребёнком. — Мне кажется, твой брат не знает, что ты посещаешь такие места. — Это будет нашим маленьким секретом, хорошо? — и Уён протянул руку в знаке присесть за один из столиков. Прямо на пол. Он, конечно, был не голым, застланный всяческими узорчатыми коврами, но это не увеличивало желания на них разместиться. — Я хотел серьёзно поговорить. А здесь так много людей... — Хонджун окинул взглядом всех этих находящихся в своём тайном трансе упоения личностей, окружавших их. — Не волнуйся — чем больше ушей, тем меньше слушают, — он демонстративно махнул рукой, — тем более, здесь так расслабленно, не нагнетает атмосферу. Думаю, будет легче всякое такое обсуждать, — у младшего Чона на всё была своя логика. Он уже успел достать сигарету и даже сделать одну затяжку, но, словно почуяв среди всего смрада запах сигаретного дыма, всё та же девушка спокойно подошла к ним и опёрлась на плечи Уёна: — Дорогой, ты ведь знаешь, что мы тут табак не приветствуем, — она чуть наклонила голову. От такой физической близости Хонджуна передёрнуло, а вот Уёна это совсем не беспокоило. — Может, тебе косячок принести? — Хм... Только обкуренного Чона Уёна ему не хватало. Хонджун знал, что совсем не умел брать дело в свои руки, поддаваясь чужому ритму, но теперь, когда его вытащили из амёбного состояния, дальше он должен был хоть немного постараться взять инициативу на себя. — Я и Сонхва — соулмейты, — решил брать шоком в надежде, что это отрезвит Уёна. И, Ким не мог этого не признать, лучше было говорить сразу и напрямую, иначе он бы ещё долго бродил среди миллионов намёков, которые Чон хоть и смог бы прочитать, но намеренно ждал бы, когда ему всё сказали в лицо. — Косяк бы мне сейчас не помешал, — его лицо вдруг потеряло всю напускную игривость. Даже рот слегка приоткрыл — слишком был экспрессивным, Хонджун знал не много тех, кто так ярко показывал свои эмоции. — Спасибо, но не надо, — Хонджун обратился к девушке, улыбнувшись самой натянутой улыбкой. Та ничего не сказала, покинув их безразличной походкой. — Соулмейты, значит... — Уён всё так же держал в руках сигарету. — Это не какой-то серьёзный разговор, Кимхон. Это просто, знаешь? — Знаю. — Пиздецовый разговор. Он сказал это так громко, рассекая дымку благовоний и, как уже понял Ким, косяков своим прекрасным акцентом. Хонджун думал, что сейчас на них должны были направиться косые взгляды, но никто даже ухом не повёл. Пришлось признать, что Уён был прав. Прав во всём. Им предстоял самый что ни на есть "пиздецовый разговор".26
15 мая 2021 г. в 00:57
Хонджун ещё несколько дней бесцельно торчал дома, оставляя всё на последний момент. Он ненавидел бездельничать до скрипа в зубах, но и заставить себя совершить тот самый "спусковой" шаг никак не мог. Единственное, что заставляло хоть немного разбавлять его мутные намерения — новые приступы. Всё так же не было определённой периодичности, как и невозможно было предсказать, когда боль становилась нестерпимым месивом, толкающим на мысли о том, что смерть — единственное спасение (если он вообще в те мгновения мог хоть как-то думать), а когда это был всего лишь мгновенный толчок или выстрел, после которого он даже не терял сознание и его ни тянуло в сон. Ложиться спать было хуже всего, потому что насколько сильно бы его не изматывало, он лишь кубарем валился в кровать и мучался от страшной бессонницы. Ким не понимал её природы, потому что время в том состоянии ощущалось иначе, и он был в состоянии передвигать своими конечностями, но эмоционально он пребывал в вакууме. Словно сам не хотел из него выбираться.
Сонхва не приходил. В последнюю встречу он вскользь упомянул, что теперь собирался звонить каждый раз перед тем, как совершить очередной визит, чтобы лишний раз не беспокоить Кима. Парень даже извинился за то, что "так нагло заваливался к ним", хотя Хонджун был совсем не против. А теперь приходилось ждать звонка, который всё не решался раздаться в их доме.
Каждый день Ким слушал кассету. Старался осилить альбом целиком, но пальцы предательски тянулись к зажатой до одури кнопке переключения, и он всё слушал на повторе ту самую песню, пока не добирался до строки:
И трижды солнце приветствовало рассвет.
А потом на повтор. И как бы ни была быстротечна та строка, именно она никак не покидала Хонджуна, крутившись постоянно в голове.
Он знал, что надо было двигаться, надо было уже сойти с мёртвой точки, но даже не успевая рационализировать свои сомнения, он снова впадал в мучащую его прокрастинацию. "Позвоню завтра", "поговорю потом", "узнаю, что же делать дальше", но он не мог заставить себя сделать так, чтобы это "дальше" стало реальностью, как если бы совсем потерял волю. Не хотелось усложнять, понимать саму проблему, потому что после надо было с ней как-то разбираться, принимать решение, что значило лишь одно — так или иначе их ждал конец. Хонджун и не думал о чём-то вроде смерти, не этим был обеспокоен — он лишь боялся, что уже никогда не смог бы почувствовать то, что так недавно открыл для него тот самый человек. Потерять то самое сокровенное и больше никогда не познать вновь.
В своих мыслях он бы и утопал до второго пришествия, если бы не внезапный визит той самой личности, которая уж точно никогда бы не подумала, что неожиданность появления без предупреждения могло быть дурным тоном. Это был Чон Уён.
— Мне тут птичка нашептала, что ты хотел со мной поговорить, хён, — у Чона откуда-то была копия ключа (скорее всего, Минги не смог ему сопротивляться), поэтому он просто по-хозяйски зашёл в дом и простучал своими звонкими каблуками прямо до комнаты Хонджуна. — Ох, не мне это говорить, но ты бы тут убрался, — он показательно сморщил нос.
Уён всем видом говорил о том, насколько хорошо подготовился к этой встрече — на нём была тонкая леопардовая рубашка с несколькими непозволительно расстёгнутыми пуговицами, поверх которой он надел кожаную куртку, и тот факт, что мелкий знал, насколько был хорош, составлял лишь пол беды. Вражески обтягивающие ляжки чёрные кожаные штаны явно были нацелены на то, чтобы показать — Уён был полностью осведомлён, что это было его. Хонджун почувствовал укол зависти, видя как парень хитро одаривал его своей типичной улыбкой, словно они знали друг друга уже очень давно. Ким особо ценил эту черту в Уёне, потому что вся его непередаваемая "экстравертность", что могла высосать все соки, компенсировалась той лёгкостью, с которой с ним можно было общаться.
Вишенкой на торте была смена цвета волос или, точнее, их половины — нижний слой был полностью высветлен, однако, на удивление, типичной желтизны не было и в помине. Хонджун подумал, что так красились, когда он был ещё подростком — тогда было много звёзд, что вознесли это в тренд, и потом тысячи молодых людей ходили с миллионами вариаций такой покраски, а после страдали, что их отросшие корни портили весь вид. Ким словил себя на мысли, что и сам Уён, скорее всего, в скором будущем должен был ныть им всем, что у него нет денег ходить каждые три недели в салон.
— Ну, да. Я вижу, ты даже подготовился, — невпопад ответил Ким.
— И ты не отставай. Я хотел сводить тебя кое-куда, — он подмигнул, из-за чего его нос снова смешно сморщился.
— Это необязатель... — но Хонджун знал. Знал, что сопротивляться смысла не было.
— Ты уверен? А мне кажется, тебе пора подышать свежим воздухом, прочистить лёгкие. Здесь и так достаточно осело пыли и твоей саморефлексии.
— Думаешь, я таким занимаюсь? — говоря это, Ким всё же уже направился к гардеробу, чтобы хоть немного соответствовать своему собеседнику.
— Кимхон точно из тех людей, что прячутся в подвале и думают: "Каждая клетка моего тела несёт определённый смысл. Тогда почему же я сам не могу придать смысл моим поступкам? Почему я не могу передёргивать не ради плотского наслаждения, а для высшей цели?", — и Уён демонстративно показал тот самый жест.
— Не перебарщивай, — Хонджун совсем не смущался таких бесед, — я по-твоему правда о таком думаю? Разве я не из тех, кто питается святым духом? — он почти выбрал, что ему надеть.
— Хм, не знаю, я пока не совсем разбираюсь в этих "Кимхонах", может, и питаются, хотя... не, — Чон младший махнул рукой, — ты определённо занимаешься тем же, что и все мы, смертные.
Уён продолжал стоять в комнате, даже когда Хонджун показательно встал на месте с выбранным мягким бирюзовым бесформенным свитером и джинсами. Большего придумать не смог. Однако Уён хоть и умел читать намёки, но он словно хотел сказать что-то ещё.
— Ради Бога, Чон Уён, выйди из комнаты, потому что если мы и дальше будем рассуждать о специфике моей физиологии, то из дома мы выйдем только через часа три.
— Всего-то три? Больно мало в тебе физиологии, — но парня уже вытолкнули из комнаты.