Омега

      Никто не говорил, что меня ждут распростёртые объятия правителя, но и предвзятого отношения никак не ожидала. Сопровождающий меня эльф молча подтолкнул вперёд, и за моей спиной со скрипом закрылась металлическая решётка, скрежет ключа в замочной скважине эхом отдался в голове, страх кандалами сковал ноги.       Мерцающее пламя факела, закреплённого на серой каменной стене коридора, позволило рассмотреть часть камеры. От бликов по стенам ползли зловещие тени, казалось, что сама тьма тянет ко мне руки и холодными пальцами сжимает горло. На полу вместо подстилки лежал ворох соломы, из-за отблесков света показалось, что подстилка зашевелилась. В одном из углов увидела отверстие, похожее на канализацию. Облокотившись о шершавую стену, медленно сползла на холодный пол. Дышать спёртым воздухом оказалось сложно, поначалу лёгкие сопротивлялись, но когда закрыла нос частью мантии, дышать стало намного легче.       Мысли копошились как пчелиный рой, я не понимала, что происходит, в чём моя вина. «Он» — не хотелось даже мысленно называть правителя по имени — говорил, что ждал и искал, что нить привела его ко мне. Но, получив омегу, безжалостно бросил в подземелье, не поговорив и ничего не объяснив.       Зачем стоило забирать у родителей? Гордыня, чувство собственности взыграли или месть? Омега для него — вещь? Если месть, то за что мне мстить?       Пример моих родителей был противоположным, и я наивно пологала, что и меня ждёт счастье. Перед отъездом Калиф попросил писать ему. Улыбка сарказма проскользнула на моём лице: «Конечно напишу, — я вздохнула, — мне даже на свет смотреть не позволено».       Холод полз по полу и стенам, пробирая до костей, ещё немного — и начну мёрзнуть. Укутавшись в плащ и подтянув колени к груди, чтобы более-менее согреться, уткнулась в них лицом. Несмотря на переживания, усталость овладела мной и грёзы сна приняли в свои объятия. Но раздавшийся металлический грохот ворвался в сознание.       Сколько проспала — я не знала. Может, час, может, полдня или полночи, время будто остановилось на одном месте.       Услышав шарканье ног, медленно поднялась. В узком проёме появился невысокий горбатый, мрачно одетый, с ключами на поясе и факелом в руке смотритель. Подойдя ближе к решётке, он приподнял факел чуть выше головы, рассматривая нового жильца.       — Живой? — хриплым голосом спросил он. То, что это эльф, говорили его уши, торчащие из-под редких седых волос, лицо покрывали грубые морщины. Его облик слегка напугал. Сколько же ему веков?       — Сейчас поеть принесу, свежей воды и сухой соломы.       Он воткнул факел в стену в специальное отверстие рядом с первым. Стало намного светлее. Через минут пять он принёс алюминиевую кружку, накрытую куском хлеба, и протянул между толстых прутьев. Я сделала шаг назад, не собираясь брать. Он вздохнул:       — Э-хе-хе, у нас поначалу все отказываются, потом вроде ничего, едят. Ты бери, сынок, другого всё равно нет.       Поняв, что я не прикоснусь к еде, он нагнулся и поставил кружку на пол. Хромая на одну ногу, ушёл. Скоро вернулся с охапкой соломы; повернув ключ в замке, открыл дверь; войдя в камеру, бросил сухую траву в кучу к старой.       — То отверстие для нужд, — он указал на дырку в углу. Поднял с пола кружку с хлебом и поставил возле моих ног. — Что же ты такого натворил, что тебя сюда упрятали?       Я поняла, что горбун принял меня за мальчика, и раскрывать своё происхождение не собиралась. Пожав плечами, ответила, что не знаю причины. Эльф скептически взглянул, что так не бывает. Конечно, не бывает, и дыма без огня тоже не бывает. Но в голове мелькала только одна причина: «Я женщина». Какое разочарование, наверное, испытал правитель, узнав правду.       — Вижу, ты из благородных?       «Он, скорее всего, так решил из-за моей одежды», — подумала, но ответила, что нет. Зачем ему знать, что я дочь правителя Эридиты, да в их лексиконе и не существовало слова «дочь».       — Принести тебе что-нибудь потеплее?       Кивнув, я не предполагала, что этим «потеплее» окажется стёганое одеяло, чёрное от вековой грязи. Закрыв дверь камеры, он забрал один факел; вздыхая и что-то бубня себе под нос, шаркая ногами, исчез за поворотом. Пересилив себя, прикоснулась к одеялу, сложила вдвое, постелила на солому. Села, опершись о стену; теперь не так сильно ощущался холод от пола. И что дальше? Закрыла глаза и представила маму. Что она сейчас обо мне думает? Знала бы, в какую заварушку я попала.       Как бы ни куталась в плащ, у меня начался кашель. Горбун, как его про себя назвала, приходил и всё так же приносил воду с куском чёрного хлеба. Поначалу из принципа не притрагивалась к еде, но через сутки желудок скрутило, потянулась к хлебу, взяв его, отломила кусочек и положила в рот, начала жевать. Во рту пересохло, и я сделала глоток воды.       Тюремщик был единственным, кто меня навещал. Засыпала и просыпалась, уже не понимая, какое сейчас время суток. Окончательно потеряла счёт времени. Когда горбун в очередной раз пришёл, спросила, сколько нахожусь тут. Он ответил: «Пять дней», мне же казалось, что прошла вечность. Одиночество навязываюсь в подруги.       Услышав шаги — кто-то быстро спускался по ступеням — подняла голову. Через минуту возле решётки стоял сопровождавший меня в дороге эльф.       — Фарин, давай быстрее. — По шарканию ног поняла, что он обратился к смотрителю, который шёл за ним. Горбун не спеша подошёл к камере, повернул ключ в замке и открыл решётку.       — Вставай, — приказным тоном бросил слова эльф.       — Что совершил этот омега? — спросил Фарин.       — Не суй свой нос куда не просят. — Эльф сам вошёл в камеру, грубо схватил меня под руку, поднял и силой вывел.       — Как меняются нравы, — вздохнув, продолжил старый эльф. — Вот раньше альфы ценили омег, на край света готовы были идти за ними, а сейчас… нет в мире справедливости.       Мой сопровождающий даже и не думал отвечать на бубнеж Фарина. В узком проходе коридора он меня отпустил со словами: «Следуй за мной».       Чем выше мы поднимались по каменной лестнице, тем светлее становилось, словно голодная вдыхала свежий воздух. Мне хотелось спросить, куда меня ведут. Но смысл, ведь и сама сейчас всё узнаю.       Когда мы вышли на улицу, яркий свет ослепил глаза, от боли на пару минут их закрыла. Тут же послышался грубый голос: «Что застыл? Иди за мной». Прищурившись, чтобы хоть что-то видеть, последовала за эльфом. Мы поднялись по небольшой мраморной лестнице с ажурными перилами, он открыл тяжёлую деревянную дверь, и мы вошли во внутрь.       Он вёл меня по петляющим коридорам, лестницам и переходам, бурый цвет стен на неровной поверхности вызывал неприятное чувство. Свет в коридоры проникал через узкие, но длинные окна. Возле одной из дверей мы остановились. Открывая её передо мной, он сказал, что меня ждут.       «Кто ждёт?».       Под его тяжёлым взглядом молча прошла в маленький узкий коридорчик и остановилась возле другой двери, не решаясь открыть. Он кашлянул и повторил, что там ждут. Я открыла и вошла.       Помещением оказался огромный светлый зал с большим камином, в котором горел огонь, огромными окнами, стенами, увешанными картинами. Из мебели множество диванов и кресел, на полу в больших керамических горшках и вазах были цветы, таких я никогда не видела. С потолка свисала люстра из хрустальных нитей, от солнечного света они переливались всеми цветами радуги. Для дополнительного освещения по углам были расставлены напольные подсвечники выше моего роста.       Рассматривая комнату, прошла на середину. Никто меня не ждал, она оказалась пустой. Невесомо провела рукой по бархатной обивке мебели. В это время дверь — не та, через которую вошла, — открылась, и в зале появились правитель и его бета. Улыбаясь они что-то бурно обсуждали. Увидев меня, они остановились и замолчали, улыбки слетели с лиц, оба внимательно рассматривали, словно привидение. Через минуту альфа, нахмурившись, прошёл к креслу и сел. Алис последовал за ним и встал за креслом.       — Я вижу, Олис плохо воспитал тебя.       Услышав имя родителя, с упреком уставилась на мужчину: что он имеет в виду под воспитанием? Мне так и хотелось возразить, что Олис не успел поучаствовать в воспитании, я не жила в этом мире, но и ваше воспитание желает быть лучшим: гостя без разбора в темницу, за всю дорогу ни слова. Но не успела открыть рот, как он продолжил:       — Тебя не учили приветствовать своего хозяина?       — Хозяина? Вы мне не хозяин, — вырвалось у меня.       У Алиса глаза расширились. Элисар резко поднялся, подошёл ко мне и взял за подбородок, сжал его пальцами, причиняя боль, и заставил смотреть ему в глаза.       — Ты уверен, малыш?       — Уверена! — И тут же я почувствовала легкий запах шоколада. Ох, господи, сейчас бы чашку этого напитка — и жизнь показалась бы не такой уж и мрачной. — И я вам не малыш. — Я резко убрала его руку от своего лица. Он нахмурил брови, губы вытянулись в полоску, глаза метали молнии. От греха подальше сделала шаг назад.       — Когда у тебя была первая течка?       Когда что? Течка? От удивления у меня поднялись брови и покраснели щеки, он словно спросил, когда у меня была последняя менструация. При разговоре с братьями они упоминали, что это, но я никак не ожидала такого вопроса от мужчины. Да и понятия не имела, как она проходит и когда должна быть и будет ли она вообще. А спросить у Олиса совсем не додумалась.       — Я не слышу ответа.       — У меня её не было, — стыдясь произнесла, опустив глаза. И правда не было, если бы такое произошло, я бы знала.       — Раздевайся, — повелительным тоном приказал он. Я не поняла зачем. Алис нервно вцепился в спинку кресла и внимательно наблюдал за нами. Хмыкнув ответила, что не собираюсь раздеваться перед ними.       — Я не привык повторять дважды.       Один шаг, и он оказался возле меня и резко сорвал плащ, за ним на пол последовали мантия и рубашка. Прикрыв грудь руками, я осталась лишь в штанах.       — Убери руки!       С испугом в глазах отрицательно помотала головой. Он силой развёл руки в стороны и с любопытством уставился на грудь.       Освободив от захвата мои запястья, он ладонью прикоснулся к моему лицу и посмотрел в глаза. Я видела его сожаление, что я не мальчик. Он пальцами исследовал моё тело, провёл по шее и спустился к груди, коснулся сосков, несильно сжал их, всё это время не позволяя разрывать зрительный контакт. Мне показалось, что на минуту его взгляд потеплел, я чувствовала его дыхание на своих губах. От ласкового прикосновения тёплых рук мне хотелось стонать в голос, но сдержалась. Его рука скользнула вниз, к татуировке. Когда он провёл по ней, словно разряд тока прошёлся по моему телу. От боли вскрикнула и на минуту закрыла глаза.       — И как такое существо мог создать Великий Эрс? — брезгливо бросил эти слова и уже с силой нажал на мою звезду.       — Элис, не надо, — сгибаясь вдвое крикнул Алис, но в ту же минуту я потеряла сознание.       Очнулась опять в камере на подстилке. Меня одели в мои же вещи и принесли обратно. Недолго наслаждалась светом и свежим воздухом. В голове крутились слова «Что за существо сотворил Эрс». Я не существо, я — женщина!       Мой надзиратель оказался приятным в общении, он немного заикался, от этого и был малоразговорчив. Но рассказал, что его полное имя Фаринэль, он альфа, на дате в пятнадцать тысяч лет он прекратил считать столетия со своего появления на свет. Решил, бессмысленно. Он хорошо помнит отца и деда правителя Элисара, до того как они ушли в чертоги печали. Спросила: что за чертоги печали? Эльф пояснил, что это место, где души приобретают покой и готовятся к перерождению. Догадалась, что он говорит о смерти и загробном мире.       — Они были настолько старыми?       Он улыбнулся и ответил, что нет, эльфы очень медленно стареют, ты и сам знаешь. Я сделала умное лицо, что да, знаю. Он продолжил, что очень давно на Эрин упало небесное тело, принесшее смертельный вирус. Учёные мужи не сразу в этом разобрались, и «пришелец» скосил половину жителей планеты. Самыми живучими на планете оказались люди, они быстро восстановили свой вид, гномы пострадали незначительно, они попрятались в подземных царствах. Эльфы пострадали больше всех, до этой катастрофы на Эрине существовало семь эльфийский государств, а сейчас… Он вздохнул.       — Пять, — заметила я.       — Эльфы потихоньку восстановили свою расу, но тех, кто ушёл в чертоги печали, уже не вернуть.       Я спросила, это болезнь сделала его таким? Мне неловко было указывать на его уродство, но любопытство родилось вперёд меня. Он ответил, что отчасти увечья он получил в войне с троллями, но и болезнь добавила. Он две недели провёл в агонии, борясь за свою жизнь, родственники уже не надеялись на выздоровление. Но Великий Эрс позволил жить дальше.       — А у вас есть омега?       Мой собеседник тяжело вздохнул: — Был, он ушёл в чертоги печали.       — Простите, — сказала я.       — Это было настолько давно, что и не стоит извиняться. Без омеги и смысл жизни теряется, но раз Эрс продлил жизнь, значит, должен жить.       — Вы его любили?       — А как же, иначе и не может быть. Он не успел произвести мне ребёнка. — Он опустил голову. — Ну ладно, мне пора, заболтался, а у меня куча дел. — Он поднялся. — Как тебя хоть зовут?       Я назвала имя Кира. Он удивлённо посмотрел и сказал, чтобы не печалился, всё наладится. Омега не может быть один, альфа обязательно найдёт и заявит права. Да уж, найдёт, нашёл уже. Что я должна на это ответить? Только пожала плечами и сказала, что тоже верю в чудо.       Смотритель так же приходил и приносил еду, но чаще оставалась одна. Кашель с каждым днём только усиливался, подступали приступы удушья, вдобавок ко всему поднялась температура. Я отказывалась от еды, голова кружилась, и бил озноб. Уже не понимала, что происходит, мне мерещился Олис, который протягивал стакан воды, я говорила с ним, он гладил по волосам и что-то отвечал, но я не понимала ни слова, лишь видела, как шевелятся его губы.       Сил подняться уже не было, да и какая была разница. Выбраться отсюда не могла. Скорее всего, тут ждала меня смерть.       Горбун принёс очередную пайку, тяжело вздохнул и ушёл. Через какое-то время он привёл ещё одного посетителя, я не могла рассмотреть, видела только сапоги, стоящие возле меня. Тёплая рука накрыла мой лоб, хотелось сказать: «Помогите», но язык не поворачивался, а сознание периодически покидало.       Когда пришла в себя, то лежала в какой-то комнате: серые, мрачные стены, железная кровать, на окне решётка. Чуть приподнялась. В горле всё пересохло, сильно хотелось пить. На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой, я потянулась. Ко мне тут же из ниоткуда подошёл парень.       — Сейчас помогу, — сказал он и приподнял меня, поднёс к губам стакан. Я с жадностью пила и не могла напиться. Закрыв глаза, приняла вертикальное положение.       — Где я и что со мной?       Он пояснил, что в лечебном крыле, у меня был жар и, что бредила. Говорила странные слова, звала маму. Целитель приказал не отходить от меня. Получается, всё же заболела. В детстве всегда была слабой, часто простужалась. Мама ласково называла теплолюбивым растением.