***
— Не пора ли нам домой? — спросила Пранприя, допивая, кажется, уже седьмую по счету кружку чая. Время уже перевалилось за девять, но девушки по неизвестной причине продолжали сидеть у Розанны в лавке, хоть и рабочий день закончился уж было час назад. — Подожди немного. Постоянный клиент еще не приходил. — Он так для тебя важен? Розанна промолчала, но кивнула, с задумчивым взглядом смотря себе на руки. Задумалась и Манобан. Что в последний раз было для нее чем-то поистине важным? Несмотря на бесконечную любовь к ее «маленьким» женщинам и письму, Лалиса никогда ничего не ждала. Даже любовь считала чересчур вульгарной, пафосной до жути, да и к тому же совершенно переоцененной всеми, кого когда-либо она встречала. Иногда ей было одиноко, впрочем, как одиноко всем, у кого в голове свой собственный внутренний мир, зачастую непонятый, но свой — несмотря на это, она никогда не связывала это чувство с отсутствием кого-то. В её доме никогда о ней не говорили, и никакой любви, помимо семейной — она не знала. Поток мыслей прервал звон колокольчиков, повествовавший о прибытии клиента, и Розанна, в природу своих бурных жизненных приливов, соскочила с места и чуть ли не бегом убежала к кассе, пока Лалиса медленно допила свой чай и привстала, желая увидеть того самого ч е р е з с ч у р важного гостя, которого так ждала Рози. — Я уж было подумала, что вы сегодня не появитесь. — Как я могла? Появились неотложенные дела, и я спешила, но закончила лишь к позднему часу. Как к счастью, что вы оказались открыты. Услышав женский голос, Манобан вышла из подсобного помещения (что в самом деле служил комнатой для распития чая) и увидела девушку, с почти вороными волосами и светлой улыбкой. Незнакомка стояла напротив Рози и явно нервно перебирала пальцы на её перчатках, цвета кофе с молоком, а при встрече со взглядом Лалисы — в миг нахмурилась, но быстро расслабилась, снова возвращая улыбку. — Вы сегодня не одна. — Ох, это Пранприя Манобан, моя сожительница и хорошая подруга. — незнакомка протянула над лавкой руку. — Лалиса, это Ким Джису. Моя постоянная клиентка. — Можно просто Джису. Ким улыбнулась ярче, когда Лиса приняла её рукопожатие, но после врученного ей заранее приготовленного букета — точно засветилась, рассматривая лепестки нежно-розовых цветов. «Либо она невероятно любит цветы, либо что-то здесь явно неладное…» — Они как всегда прекрасны, спасибо большое, Розанна. И ещё раз извиняюсь, что так поздно, сегодня даже не поболтаем. — Ничего страшного! Я все понимаю, к тому же, буду ждать вас в следующие выходные, даже налью чая. — Очень на это надеюсь. И можно просто ты, пожалуйста, мне будет это приятно. Доброго вечера, Розанна, и вам, Пранприя. — Девушка напоследок улыбнулась и отдалилась к выходу, впредь не оборачиваясь.***
Стоя у входа, Лалиса рассматривала бесконечную россыпь звезд, держа в руке букет заботливо укутанных лилий, а другой стараясь спрятать свое тело поглубже в пальто. От теплоты солнечного дня не осталось и следа, его заменила морозная и влажная ночь, преподнося, будто в извинение, невероятно красивое небо. Розанна закрыла временем пошарпанную дверь на ключ и встала рядом с Лисой. — У тебя, думаю, много вопросов. — произнесла девушка, устремляя свой взгляд вслед за взглядом светловолосой. — А ты захочешь на них отвечать? — Нет. — Я так и подумала. Пошли домой, на улице уже совсем смеркает, да и мисс Сюзи, стало быть, место себе не находит. И постараемся заменить тебе дверь, слишком мучительно ты ее каждый день побеждаешь.***
Sufjan Stevens — Visions of Gideon Поужинав и вернувшись в свою комнату, Лалиса укуталась в свою любимую белоснежную ночнушку, подошла к зеркалу, и, тяжело вздохнув, приступила к расплетению своих светлых, будто пшеница — волос. «Кто эта, Ким Джису? Должно быть, аристократка… Впрочем, это не имеет абсолютно никакого значения… Тем боле она важна для Рози, по непонятной причине… Она должна быть хорошим человеком…» Рассматривая спавшие на плечи локоны, Лалиса ненароком задумалась о том, что было бы, если бы она родилась не там. Любила ли она письмо так, как сейчас, любила бы прелести жизни так, как любила на данный момент, и в чем бы она заключалась — та самая жизнь, о которой многие мечтают. Мир слишком жесток и жизнь человека в нем не заключает особой важности. В особенности, если ты женщина, тем боле в 19 веке. Ты — один из миллионов людей, с прожитым детством, родителями, и собственной мечтой. И если жизнь одна — она ведь определенно стоит того, чтобы попытаться, верно? Станет ли Пранприю кто нибудь издавать? Разожгут ли её произведения тот самый внутренний огонь женщин всего мира? Покажут ли то, что они больше, чем им диктует общество? Обретет ли Лиса столь большую смелость показать свой внутренний мир? Неизвестно. Но единственное, в чем она была уверена — она не жалеет. Не жалеет о том, каковой является. С большими, темными глазами, через чур пухлыми губами и копной светлых кучерявых волос — она настоящая. И этого у нее никто не отнимет, и она не продаст своё существо ни за какие деньги и славу этого мира. Лалиса вспомнила о своем романе, и повернув голову к столу, на котором в бесчисленной копне аккуратно сложенных бумаг и покоилось то самое сокровенное, что жило в ней — замечает пустоту, хотя помнит, как ночью бережно укладывала произведение на самый край стола, чтобы ни в коем случае не потерять. Осознание того, что обыкновенно бумаги находились в полнейшем беспорядке постепенно накатывало на девушку, и, нахмурившись, она приблизилась к деревянной поверхности, судорожно принимаясь рыться, чтобы в точности убедиться в том, что романа там не было. «Не может быть…» Несмотря на общую усталость, Пранприя выбежала из комнаты и топая босыми пятками, преодолев пролеты лестниц в несколько прыжков, оказалась на кухне, где миссис Сюзи, управляющая их домом в несколько комнат и, посредством, женщина, почти ставшая их матерью, пила чай. — Мисс Сюзи, вы не убирали, случаем, мою комнату сегодня? — с волнением спросила Манобан, топчась на месте. — Я…да? — Вы совсем не обязаны это делать, я вас просила… — Что-то случилось? — на жуткий топот с лестницы спустилась и Розанна, думающая, что Лиса решила прочесть им то, над чем старалась каждую свою ночь (хоть и они и безумно переживали за ее здоровье). — Мой роман пропал. — Прости, дите, я забеспокоилась о том, что у тебя совсем нет времени на уборку и решила немного помочь. — Я совсем не сержусь, но…на краю стола лежали бумаги, вы убирали их куда нибудь? — Там было много бумаг, но эту стопку я точно куда-то убирала… — женщина заволновалась, и в попытках вспомнить, прикрыла веки, — точно! в папку! В кожаную папку? — В кожаную папку? — Да-да, точно в нее! — Лиса, а это случайно не та папка, что ты забирала с собой в школу? — спросила Розанна, хмуря брови. Комната будто впитала в себя всю тревогу, что испытывала Пранприя, пока та с ужасом осознавала, куда же делся ее труд. — Это была папка с лекциями. Я оставила их мистера Аддинсона на столе.***
— Лиса, может это не совсем так ужасно, как ты себе представляешь? — успокаивающе произнесла Розанна, наблюдая за маячащим по комнате телом, что ходило из угла в угол и бормотало что-то невнятное себе под нос. — Рози, он МУЖЧИНА. Мой роман роман не создан для них! Он точно меня прогонит…и что мы делать будем? Мы должны заменить тебе дверь и вообще…у меня заканчивается бумага! Да и за комнату кто платить будет? — Лалиса взвыла и упала на колени к подруге, позволяя ей запустить маленькую ладонь в волосы. — Ты говорила, что он хороший человек… К тому же, ты чудесно пишешь, даже если…своеобразно. Для мужчин, конечно! Может он не заметит даже… — Естественно заметит, как не заметит… — Ты слишком хороший преподаватель, Лалиса, он не рискнет тебя потерять. — Надеюсь. — Я расскажу тебе. Лалиса подняла вопросительный взгляд на подругу, всматриваясь в ее темные глаза. — Ну, о Ким Джису. Довольно долгая и история, и я пока что сама толком ничего ясного не вижу. Но вскоре обязательно расскажу. Как сама пойму. — Я буду очень ждать. По началу уш было подумала, что ты жениха обрела… Что буду нянчить твоих деток и тебе придется жестоко нас, с мисс Сюзи, покинуть… При этом мне ничего не рассказала! Розанна на секунду задумалась, но быстро оклемалась и в след за осознанием ударила подругу подушкой. — Балбеска! После громкого смеха девушек от прежней тревоги Лалисы не осталось и следа, пока разум Розанны медленно окутывала смутная пелена, о чем она сама еще не подозревала.