***
Вздохнув, Гермиона привычным движением прошла сквозь стену на вокзале Кингс-Кросс и оказалась на платформе 9 3/4. Перед этим точно таким же образом туда попали Рон и Гарри, которые теперь молча стояли в ожидании Хогвартского экспресса. "В первый раз все так." Эта мысль пронеслась в голове Гермионы как комета. Первый раз они не шутят, не смеются, не обнимаются, не радуются встрече, их веселые голоса не звучат на всю округу. Впервые за восемь лет друзья не хотят возвращаться в Хогвартс. Слишком много произошло страшных, ни с чем не сравнимых вещей, чтобы сейчас просто забыть об этом и начать год с чистого листа.***
Выпуская сизые клубы дыма, поезд неспешно приблизился к станции. Как только они оказались в купе, Гермиона достала "Ежедневный пророк" и попыталась сконцентрироваться на свежих новостях. Буквы мелькали перед глазами, а живые картинки вовсю пытались привлечь к себе внимание, но сосредоточится она так и не смогла. Бросив это занятие, девушка поверх газеты взглянула на своих друзей. Гарри методично перекладывал свои вещи, вертел в руках палочку и, облачившись в мантию, безуспешно силился запихнуть в чемодан свою магловскую одежду. Тихо чертыхаясь, он все же преуспел в этом деле, перехватил короткий взгляд подруги и тут же опустил глаза. Избегает. Хочет сделать вид, что ничего не было. Гермиона переключилась на Рона. Рыжеволосый гриффиндорец сидел, глухо уставившись в окно. За ним проносились ошеломительные пейзажи, но, Рон, казалось, был полностью погружен в свои мрачные мысли и ничего вокруг не замечал. Гермиона отложила "Пророка". Нам всем просто нужно время, - произнесла она беззвучно, едва шевеля губами. - Только время может исправить весь этот ад.***
Битва за Хогвартс была ужасающей по размаху. Она оставила после себя дымящееся пепелище и десятки погибших. Но, как отвратительно бы это ни звучало, цель оправдала средства: зло было повержено и рассеяно во мраке этой трагической ночи. Лорд Волдеморт больше не был тем, кого нельзя называть. Он остался в памяти лишь ужасной карикатурой, волшебником, отраженным в кривом зеркале, разбившим свою душу на части ради бессмертия. Бессмертие. Или хотя бы годы жизни. Много бы отдали за них все те, кто пострадал в этой войне. Молли и Артур Уизли, которые потеряли своего сына Фреда. Рон, потерявший брата. Гарри, винивший себя во всем, что случилось, беря весь груз смертей на свои плечи и достойно неся это тяжелое бремя. Ничего. Больше. Не. Будет. Прежним.***
Хогвартский экспресс неумолимо нес их в восьмой год учебы в школе волшебства. Конечно, программа обучения его не предусматривала. Но, черт возьми, никакая программа обучения не могла предусмотреть и события прошлой весны. Все поменялось за один день. Когда кромешная тьма битвы немного рассосалась, Дамблдор объявил, что ввиду из ряда вон выходящих обстоятельств обучение необходимо продолжить. Не только потому, что большинство выпускающихся студентов не смогли нормально сдать СОВ и ЖАБА, но и по той причине, что выдающиеся магистры магии, наконец, осознали, что сообщество волшебников нуждается в гораздо более прочной защите, чем сплошное изучение травологии и ухода за магическими существами. И вот - на восьмом году предполагалось более детальное погружение в сферу защиты от темных искусств и противостоянию запрещенной магии. В любых других реалиях Гермиона была бы довольна дополнительному образованию: возможность покорпеть за учебниками до поздней ночи и потом в числе первых давать правильные ответы была для нее, наполовину маглорожденной, еще одним шансом доказать, что она ничем не хуже, а где-то и лучше прочих. Но только не сейчас. Мерлин, прокрути колесо времени обратно, прошу.***
В Большом зале как всегда была толкотня и шум. К началу нового учебного года Хогвартс украсили, впрочем, не так вычурно, как прежде. Атмосферу, несмотря на общую оживленность, сложно было назвать непринужденной. Гарри, Рон и Гермиона заняли свои места за столом Гриффиндора. Нехотя Гермиона отметила, как неожиданно повзрослели все ее товарищи, причем не только внешне. Лаванда Браун и ее закадычная подруга Парвати Патил о чем-то активно перешептывались, а не смеялись на весь зал, как это бывало в большинстве случаев; Симус Финниган и Дин Томас задумчиво и серьезно обсуждали новое расписание, а обычно улыбчивая и милая Джинни Уизли, которая ехала вместе с ними в соседнем купе, сидела мрачнее тучи. За столами других факультетов ситуация была не лучше. Краем глаза Гермиона заметила, как кто-то со стороны Когтеврана окликнул ее. Обернувшись, она увидела Полумну Лавгуд и слегка махнула рукой ей в ответ. Пуффендуйцы, похоже, были все в сборе - за их столом и яблоку негде упасть. А Слизерин... Серебристо-зеленые мантии мелькали повсеместно, но складывалось впечатление, что их меньше всех. Еще бы, мрачно подумала Гермиона. После чистки Пожирателей Смерти, многие из которых были активно связаны со Слизерином, их число явно не могло увеличиться. Взять, например, Крэбба и Гойла, верных подпевал Малфоя, которые погибли по собственной же глупости... Конечно, все равно их жаль. Но смерть не выбирает. Тут в зал вошел сам Драко Малфой. Те, кто увидел его, мгновенно затихли. Кто-то тут же отвернулся, другие, напротив, провожали его долгим бесцеремонным взглядом. Гермиона нервно сглотнула. Она не могла оторвать глаз от долговязой фигуры в элегантном черном костюме, которая двигалась между рядами. Он здесь. Мало кто верил в это, но так случилось. Отец Малфоя - Люциус - был упрятан в Азкабан за пособничество Лорду Волдеморту, как и большинство его приспешников. Его мать Нарцисса не выдержала происходящего и была отправлена в лечебницу. А сам Малфой? Он что, решил продолжать учебу в Хогвартсе после всего, что случилось по его вине и вине его отца? Гермиона почувствовала, как в ней закипает гнев и непонимание. Зачем ему это? Она повернулась в сторону Дамблдора, будто ища у него поддержки. Будет правильно, если профессор в порыве праведного гнева встанет и вышвырнет этого чистокровного ублюдка из школы, и больше ничто не напомнит ей о нем. Никогда. "Грязнокровка", пронесся его язвительный шепот у нее в голове. Но Альбус, блаженно прикрыв глаза, будто бы ничего не видел и не собирался вмешиваться в ход событий. Гермиона выдохнула и снова вонзила взгляд в Малфоя. Надо признать, он вырос и возмужал. Больше не было того сопливого мальчишки, который в окружении приятелей мог по-хозяйски шагать по коридорам Хогвартса и издеваться над всеми, кто, по его мнению, заслуживал этого. Как, например, она. Теперь в гордом одиночестве, натянутый как струна, с маской безразличия на лице он шел по светлому мрамору Большого зала. Внезапно Малфой, будто почувствовав на себе чье-то прикованное внимание, повернулся и встретился взглядом с Гермионой. Этот взгляд как хлыст рассек воздух, его губы чуть искривились в усмешке, и уже через секунду Малфой отвернулся. Но даже за это короткое мгновение Гермиона успела заметить, что с ним что-то не так. Его усмешка уже не была злобно-язвительной, скорее растерянной. Ну что же ты, Малфой, растерял весь свой яд? Его однокурсники с опаской поглядывали на него, не решаясь заговорить. Да и сказать им было, видимо, нечего, поэтому большинство слизеринцев, все еще изредка косясь в сторону Малфоя, продолжили трапезу. Гул голосов прервал звонкий стук. Дамблдор с кубком в руке встал со своего места и, выразительно глядя поверх очков, призвал всех к тишине. - В первую очередь хочу поприветствовать всех новоприбывших и тех, кто продолжает свое обучение в школе волшебства и магии, - его мелодичный, тихий, и в то же время уверенный голос разнесся по залу. - Все мы знаем, каким непростым был прошлый год, - тишина стала почти мертвой. Рон громко всхлипнул, а кто-то за столом Пуффендуя уронил на пол стакан. - Но, тем не менее, мы должны продолжать двигаться вперед и делать все для того, чтобы никогда...Ни при каких условиях больше такого не повторилось. - Дамблдор негромко прокашлялся. - Именно поэтому в этом году мы незначительно меняем правила. В основном эти изменения будут касаться новых предметов, которые вы будете изучать, а также внутренней дисциплины - о ней вам более подробно расскажет мистер Филч. Аргус Филч, полномочия которого так выгодно подчеркнули, приосанился и засиял от гордости. "Наконец-то его мечта - кошмарить студентов по полной программе, сбылась", - с досадой отметила про себя Гермиона. - Ну а пока, - подытожил Дамблдор, - предлагаю продолжить наш праздник. Все облегченно вздохнули и, когда профессор занял свое место, заметно расслабились и принялись оживленно болтать. - Что ж, по всей видимости, нам всем придется несладко, - сказал Гарри. Гермиона удивленно уставилась на него. Это был первый раз за два дня, когда ее друг сам начал разговор - до этого он только и делал, что отвечал односложно или мычал что-то нечленораздельное. - Определенно, - голос Рона все еще звучал безжизненно, но характер младшего из братьев Уизли был таков, что он не мог долгое время печалиться - его природная легкость и общительность вскоре брали свое. Слава Мерлину, они понемногу возвращаются к жизни. Что до самой Гермионы, произошедшее потрясло ее не меньше других, однако она считала, что грустью ситуацию уже не поправишь. Сейчас лучшее, что можно сделать, - это попытаться вернуться в привычное русло. Карие глаза невольно скользнули влево, в сторону серебристо-зеленых мантий. Малфой все так же сидел спиной к ней. Теперь, когда никто не смотрел пристально, он мог перестать корчить из себя самоуверенного и непотопляемого в любых реалиях слизеринского принца. Сгорбленная спина, напряженные руки и пальцы, остервенело запущенные в светлые растрепанные волосы... Даже не видя лица, можно было все понять. Затем он убрал руку, выпрямился, поправил мантию и, будто ощутив сзади стрелу острого взгляда, снова оглянулся. Это было так быстро, что Гермиона не успела отвести глаза, и еще несколько секунд задумчиво смотрела на него, подперев голову рукой. Возможно, Малфой хотел показать свое презрение или послать ей навстречу свою фирменную злобную ухмылку, но, очевидно, передумал и просто отвернулся. Гермионе стало не по себе. Кто этот человек? Она увидела застывшую маску боли на его лице, и какое-то до сих пор незнакомое выражение. Что это? Страх, усталость, стыд? Никто не знал. Она встряхнула головой и попыталась прогнать от себя эти мысли. В конце концов, какое ей дело до Малфоя. Но память услужливо и непрошено подсунула Гермионе моменты, которые она предпочла бы забыть.***
- Фу, мама, здесь воняет, потому что пришла грязнокровка! Нарцисса Малфой обернулась на голос сына, а затем заметила Гермиону. В лавке на Косом переулке стало невыносимо холодно. Гермиона, роняя учебники, быстро вышла на улицу. Ее, совсем еще маленькую девочку, душили слезы. Как кто-то смеет так ее называть? Чем она провинилась? Ответы на эти вопросы она нашла позже. Она находила их каждый год, когда толпы слизеринцев насмешливо бросали ей в лицо это обидное прозвище только потому, что она не происходила из семьи чистокровных волшебников. Гермиона поджимала губы, смеряла противников презрительным взглядом и уходила, стараясь держаться достойно. Но у него это получалось обиднее всего. Малфой. Он не жалел сил на то, чтобы как можно больше ее унизить, а потом упивался ощущением своего всевластия, которое даровала чистая порода. Его тупые дружки, Крэбб и Гойл, вторили ему и подливали масла в огонь. Это стало традицией. Но Гермиона начала с ужасом замечать, что по привычке ищет его в толпе, задерживаясь поверхностным взглядом на всем, что хоть на мгновение напомнило ей белую платину его волос. Грейнджер ненавидела Малфоя. Всеми фибрами души. Но еще больше она ненавидела себя за то, что чаще положенного вспоминала ледяной хрусталь серо-голубых глаз и язвительную усмешку на губах. Что это были за чувства, она не знала, как ими управлять - тоже. Но боялась их больше всего на свете.