ID работы: 9963369

Однажды в Трансильвании

Слэш
R
Завершён
1176
автор
missrowen бета
Размер:
26 страниц, 2 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
1176 Нравится 32 Отзывы 270 В сборник Скачать

Как воспитать человеческого детёныша, если никто из вас не человек?

Настройки текста
Примечания:
Луна освещала жидким серебром высокую траву, растущую на холме. Там, за этим холмом, начинается необитаемая земля — необитаемая людьми, потому что проклятая. Уже не одно столетие люди точно знали, что хоть на шаг подступишься к лесу — днём с огнём тебя больше не сыщут, ибо даже костей не останется. Да и, если честно, окрест тоже нужно ходить с опаской — держи одну руку на серебряном кресте, другой сжимай древесный кол и ни в коем случае не оглядывайся, если позовут со спины. Морока тут в глаза пускают много. Старые и деревянные могильные кресты вроде и далеко, у самого леса, возвышаются над поросшей мхом землёй, а глянешь боковым зрением — они совсем рядом, только руку протяни. Тени мелькают между деревьев, глаза, и дал бы Бог, чтоб это оказались волки… так нет же. Давно в этих краях не водится ни дикий зверь, ни птица; хотя порой иногда задумываешься, что лучше бы эти края страдали от голодных волчьих стай и разорения лисами курятников. Этих хотя бы перестрелять можно. А тех, кто действительно живёт в этом зловещем лесу, ни пуля, ни молитва не берёт. Да и сложно сказать, живут ли они по-настоящему: как может жить то, что давным-давно мертво и чья могила стоит под тенью дуба на холме? Ужасающее соседство несло за собой бесконечную опасность: волколаки, или люди-перевёртыши, или полулюди-полузвери, или оборотни и вывертни, населяли лес незримыми тенями, вечно голодными и дикими, смертоносными и необузданными, с толстой шкурой; легенды гласили, что если увидишь на обочине дороги собаку в поздний час, не спеши к ней приближаться, лучше понаблюдай — и если уж собака, поведя носом по воздуху, встаёт на задние лапы, выискивая глазами источник звука, обходи эту дорогу стороной. В деревни они совались редко, но бывали и такие случаи, когда огромный волк за одну ночь расправлялся с целым стадом скота, а ближе к рассвету нападал и на людей, наставивших на разорителя ружьё в темноте. Но не так был страшен оборотень дикий, никогда не подходящий близко к домам, как твой лучший друг, запирающийся по ночам в своём доме без единой иконы и не держащий никаких животных, но имеющий глубокие царапины от когтей на стенах и двери изнутри и заявляющий, что у него сильная аллергия на цветки аконита. И если волколаки могли прожить и без человеческого мяса, успешно охотясь на животных в сотнях, а то и в тысячах вёрстах от проклятого леса, позабыв о существовании ближайшей деревни, то кровопийцы представляли куда бóльшую опасность: эти вурдалаки всегда выходили на охоту в одиночку и были идентичны людской внешности, только звериные клыки, острые, как иглы, выдавали их с головой, но это если широко раскрыть рот. Бледные, как сама смерть, они растворялись в тенях, не гнушаясь мрачных переулков подле шумных улиц, внушали любому, кого выбирали жертвой, что кричать не стоит — и выпивали до последней капли крови, впиваясь зубами в шею. Если оборотнями как полузверьми руководили их инстинкты, то вампиры целиком и полностью полагались на разум, и единственной действенной управой на них в тёмную полночь была вербена, обжигающая их огнём от одного прикосновения и доставляющая чудовищные страдания, если кровь человека, выпившего настойку вербены, попадала в их горло. Солнце их убивало, превращая в прах, но после его заката и до его восхода, если жизнь дорога, лучше было оставаться в своих домах — без приглашения вампиры никогда не войдут. Не смогут — такова их натура. Так что, встречая на пороге свою мать или отца своего, когда стрелки часов перевалили за полночь, не встречай их с распростёртыми объятиями — сначала убедись, отражается ли тварь в зеркале. Наихудшим в таком соседстве было, что нередко твари одного племени и твари другого враждовали между собой: от звуков их стычек за холмами и в лесу стыла в жилах кровь, стоило лишь заслышать, как острые клыки раздирают чью-то крепкую шею, а звериные зубы отрывают кому-то руку. Люди не совались на проклятую территорию ещё и потому, что могли запросто попасть в самое сердце конфликта — и смерть будет мучительнее. Смертные никогда не интересовались, в чём конкретно причина случающихся боен, и считали, что происходят битвы за собственные земли. В конце концов, тебе не понадобится уничтожать врагов, если враги могут уничтожить сами себя. Если побеждали чудовища из леса, в ту же ночь стоял ужасный вой, способный, кажется, сотрясти саму луну. Если победа была за бессмертными тварями из замка, ночью стояла гробовая тишина, и лишь стаи чёрных птиц взмывали в воздух, растворяясь в темноте. От такого соседства обыкновенно бегут, но старожилы привыкли, а оставшаяся молодёжь ещё заряжена тягой к приключениям: вот и пропадают часто, а если и возвращаются, то спрашивают у домочадцев, можно ли им войти. Словом, здесь, в поселениях близ Трансильвании, либо привыкаешь, либо уезжаешь отсюда поскорее и молишься, чтобы жизнь более никогда не вернула тебя сюда. Вот только те, кто остаются, знают, что врагами у них оказываются не только волколаки из проклятого леса и вампиры из замка у гор, а собственные соплеменники: нельзя дать себя обмануть, как и нельзя позволить обманывать себе — неровен час, когда заточенный на тебя зуб выльется в просьбу подождать своих верных друзей на холме, у старого кладбища, и больше тебя никто не увидит. Выживает не сильнейший, а хитрейший. Порой лучше не оправдать ожиданий, чем быть выпитым до последней капли или навсегда утащенным в лесные гроты. Но хитрейший выживает, если способен мыслить разумно. Когда решают за тебя, что ты должен умереть, а ты не можешь этому сопротивляться, ты умираешь. Таков закон. Такова жизнь, к сожалению. И ты обязательно умрёшь.

…если только что-то совершенно случайно и вопреки ожиданиям не пойдёт не так.

Человек человеку волк, но волки никогда не загрызут другого волка, если он не угрожает жизни, не пытается атаковать, а вместе с ним они могут выжить. В лесу сверкали два больших жёлтых глаза, хищно всматриваясь в тёмный горизонт. Казалось, прислушайся — и услышишь гортанное рычание, как и то, какая густая капает слюна с раскрытой пасти. Он ходит из стороны в сторону, глаза то пропадают, то появляются за деревьями, словно зверь кого-то высматривает из своего зелёного мрака, принюхивается, выпуская когти. Поступь больших лап едва слышная, шаги всё быстрее, и с шорохом терновника на самом краю древесной гряды показывается большая и белая звериная голова с маленькими чёрными ушами и жёлтыми клыками — такими не прокусывают, такими в одно сжатие челюстей ломают весь человеческий скелет вдребезги. Это не волк — волки в этих краях бурые, тёмные, серые, чтобы шерсть их не была замечена в засаде человеческим глазом; это большая кошка, чью шкуру на чёрных рынках сбывают по сотне тысяч золотых, а то и больше, если набить цену. Но для добычи такой шкуры нужны смелость и сила, а здесь… нет, не только здесь — во всём мире, наверное, не найдётся кого-то, кто был бы настолько безумен, чтобы в одиночку пытаться одолеть огромного оборотня. Такой с одного взмаха лапы уложит роту солдат, что уж говорить о небольшом поселении?.. Зверь, кажущийся воплощением тёмной стороны луны, бесшумно бежал вперёд, набирая скорость и склоняя голову к земле. Когти оставляли на земле глубокие борозды, пасть застыла в оскале. Оборотень, вышедший на охоту и заприметивший добычу, очень страшен. Но не менее страшен тот, кого глаза хищника заприметили с обратной стороны границы. Присутствие твари выдавала тень на траве холма с другой стороны, которую никто не мог отбрасывать. Она стояла, ничейная, точно на границе, и именно к ней, чуя могильный холод, бежал большой зверь. Тень не двигалась, будто выжидала, и в самый последний момент оборотень сорвался с места и прыгнул, с рыком выставляя вперёд лапы с обнажёнными когтями. Мальчишка, обратившийся из тигра, щуплый и с седыми волосами в цвет звериной шерсти, схватил появившегося из тени высокого юношу в чёрной одежде и покатился с ним кувырком с холма вниз. У самого полога, стоило лишь остановиться, светловолосый парнишка поднялся на руках, улыбаясь и сверкая жёлтыми кошачьими глазами, покуда вампир слегка нахмурился куцыми бровями, но попыток освободиться не предпринимал. — Я тоже рад тебя видеть, но я просил так не делать, — его хриплый голос прозвучал в тишине жутко, и из-под губ показались тонкие клыки, вот только мальчишка ни капли не боялся. — Извини, я не удержался, — оборотень тихо засмеялся и отсел на траву, скрестив ноги лотосом и размахивая длинным полосатым хвостом за спиной. Вампир поднялся на руке, приложив вторую к лицу и встряхнув головой, прежде чем посмотрел в глаза оборотню. — Ох, у тебя трава на лице. — Именно потому и просил не прыгать на меня, — вампир беззлобно вздохнул, прикрыв глаза. «Давай помогу», — сказал тогда парень напротив, потянувшись к мертвецки бледному лицу своей рукой и аккуратно смахивая травинки со скулы. — Ты же не собака. — Все в стае так делают, — оборотень не убирал улыбку с лица, и вампир невольно улыбнулся уголком губ тоже — мальчишка всегда был светлым и приносил с собой лишь спокойствие. Да, немного диковат и порой не рассчитывает силу, но Атсуши есть Атсуши, и Рюноскэ всё устраивает и так. — Кот-переросток, — бросил вурдалак, протянув холодную руку и потрепав оборотня по белым волосам. Да, ходят слухи, что вампиры и местные оборотни — непримиримые враги, но зачем конфликтовать, если… причины нет? Звери по доброй воле никогда не променяют волю на четыре стены, а человекоподобные твари, боящиеся солнца, как огня, никогда по доброй воле не покинут склепа, который их защищает. Но ведь ночью никто не запрещал им встречаться. Атсуши едва не мурлычет, когда холодная рука Акутагавы огладила его по щеке, и, сверкнув глазами, оборотень с улыбкой кладёт когтистые руки на острые плечи вампира, но вдруг уши уловили странный звук — и тигр невольно обернулся, изменившись в лице. Рюноскэ вскинул бровь, внимательно наблюдая за Атсуши, но оборотень не сдвинулся с места. — Что такое? — …Н-нет, ничего, — Накаджима отрицательно покачал головой, вновь поворачиваясь к вурдалаку. — Показалось. Может, птица. — Слух-то у тебя острый, да беспокоишься по пустякам, — Акутагава, хмыкнув, положил холодную руку на руку Атсуши на своём плече, но тот, нахмурившись и отведя уши назад, вскочил на ноги, отряхивая чёрные штанины, и за ним поднялся и вампир, пожав плечами. Если оборотни всегда были воплощением жизни вопреки, то Накаджима олицетворял всю жизненную энергию, несмотря на то, что он пережил. Он был очень силён духом. — И давно ты заяц, который на каждый шорох реагирует паникой? — Не паникую я, — оборотень фыркнул и развёл уши в стороны. — Мы уже обсуждали это, разве нет? — Да-да, конечно, — Рюноскэ закатил глаза. — В замке бояться нечего, если учитывать, что единственные, кого стоит бояться, это мы сами, а вам в дикой природе нужно слушать каждый звук, чтобы не упустить добычу или врага… — Я чувствую упрёк в твоём голосе, — оборотень прищурил жёлтые глаза, но Акутагава лишь заложил руки за спину и закрыл глаза, отвернувшись вбок. — Тебе кажется. — Акутагава! — Атсуши нахмурился, сжав руки в кулаки, и раздражённо закачал хвостом, обходя вампира, держащего спину прямо, кругом, смотря ему в глаза. — Я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь. — Ты не можешь понимать, к чему я клоню, если я ни к чему не клоню, — лицо Рюноскэ не изменилось, он лишь приоткрыл глаз, глянув на Атсуши. — Спокойно. Накаджима замолчал, оскалившись, и наверняка огрызнулся бы, выпалив что-то про то, что вампир порой ведёт себя не лучше взбесившейся собаки, но слух снова уловил странный звук, и Атсуши вскинул уши, повернув голову в сторону. Акутагава, заметив это, сначала вгляделся в лицо Накаджимы, а затем, кажется… услышал шорох тоже. Звук напоминал поскуливание или что-то в этом роде; оборотень и вампир переглянулись, прежде чем двинулись вперёд. Было бы здраво подумать на собаку или детёныша другого животного, если бы вурдалаки не знали, что звери и близко не подходят к местам, где ходят волколаки или кровопийцы. Небольшая корзина стояла в траве на самом верху холма, и белую тряпку сверху колыхал слабый ветер. Атсуши, заметив первым, отвёл уши назад, поспешив приблизиться, и остановился прямо перед корзиной, опасливо пригнувшись и, присев, упёршись руками в траву. Рюноскэ не пригибался, он лишь издалека окинул находку взглядом, склонив голову к плечу и обойдя с другой стороны, наклонившись чуть вперёд. Обыкновенная корзина, покрытая белой тряпкой — такие обычно люди бросали на лесной дороге и бросались наутёк, стоило им завидеть хоть что-то опасное, даже если это был простой волк, никакой не оборотень. Но звук исходил именно оттуда, и Накаджима, хмурясь и переглянувшись с Акутагавой, подошёл ближе, вытянув руку к корзинке. Как ни странно, Рюноскэ не шикнул, хотя обычно он не был приверженцем авантюр. Когтистые пальцы аккуратно взялись за край, начав приподнимать, но, когда из-под неё донёсся знакомый скулящий звук, оборотень руку резво отдёрнул, рыкнув. Вампир прищурился, сверкая красными глазами в свете луны, и, убедившись, что изнутри ничего не выпрыгнет, — мало ли, какие фокусы выдумают люди? — кивнул Атсуши, мол, открывай. Накаджима качнул кончиком хвоста и вновь коснулся корзинки рукой, на сей раз откидывая ткань полностью и с любопытством заглядывая внутрь. Воцарилось молчание, лишь ветер всколыхнул траву. Оборотень поднялся на ноги и, не сводя глаз с корзинки, подошёл к Рюноскэ, будто желая убедиться, что видят они одно и то же. Их головы заслонили лунный свет, и взгляды были устремлены прямо на… это точно оно? Атсуши на всякий случай принюхался, но ничего подозрительного не почувствовал, а Акутагава огляделся по сторонам, держа руки за спиной. Нет, никого поблизости. — Человеческий детёныш? — Накаджима, склонив голову вбок, щурит глаз. — Человеческий детёныш, — глухо подтвердил Акутагава, не изменившись в лице. Совсем маленький, без единой шерстинки на теле и не то что без клыков — с едва проклёвывающимися зубами, завёрнутый в белое одеяло, мальчишка — или девчонка? — смотрел на двух чудовищ ясными светло-голубыми глазами и молчал, не издавая ни звука. — Его кто-то потерял? — Накаджима, вскинув белые брови, осмелел и наклонился, оказавшись ближе — и ребёнок перевёл взгляд на него. — Так ведь часто теряют детей в корзинках рядом со старым кладбищем, куда никто из людей и шага не делает, — Рюноскэ хмыкнул, выглядя совершенно спокойным. — Его намеренно здесь оставили, скорее всего. — Но он же погибнет, — Атсуши прижал уши к голове, качая хвостом, и ребёнок, видя мелькающий предмет, мгновенно тянет к нему руки, звонко засмеявшись. Оборотень невольно вздрогнул от резкого звука. — А ты совсем не улавливаешь сути, да? — Акутагава вздохнул, потирая переносицу. — Его затем и оставили, чтобы он умер. Ну, вернее, чтобы с ним расправились мы. — Что? — Атсуши невольно ахнул от удивления, с возмущением поглядев на Рюноскэ. — Мы что, дикие звери, чтобы убивать детей? — Я не знаю, как ты это сделал, но через неправильную мысль ты пришёл к правильному выводу, — вампир цокнул языком. — Если ты забыл, то я напомню, что нас боятся как раз за то, что мы можем убивать людей. Но чтоб расправляться с безоружными — увольте. — Мы не можем оставить его здесь. — Мы что- нет, погоди, что ты делаешь? — Акутагава лишь с ужасом наблюдает, как оборотень выуживает закутанного в одеяло ребёнка и держит на весу под руками. — Положи его на место. — Я должен вернуть его родителям. — Ты спятил? — Рюноскэ невольно раскрыл глаза шире, не понимая, что происходит и какого чёрта перевёртыш творит. Спрашивать, каким образом Атсуши собирается это делать, не имеет смысла: у оборотня прекрасное чутьё, и он запросто найдёт место, откуда ребёнка и принесли. — Они же и избавились от него, притащив сюда. — Если он неожиданно окажется там снова, они сочтут это за подарок судьбы. — Люди, конечно, те ещё верующие, чтобы ссылаться на всякую необъяснимую чушь как на судьбу, но если они не смогли избавиться от него у нас, они избавятся от него сами. Как ни странно, такой довод на Накаджиму подействовал. Ребёнок подёргал ногами, и оборотень не супротивился, когда Акутагава под резонное «дай сюда» забрал мальчишку из его рук, уложив в корзину обратно. — И что нам с ним делать? — Это не наша проблема, — вампир пожал плечами, отвернувшись, но, когда ребёнок захныкал, глянул на него исподлобья и нахмурился. — Если от него избавляются, значит, на это есть причина. — Мы не можем его оставить, — Накаджима со смешением вселенских злобы и отчаяния на своём лице не выдержал, вновь поднимая ребёнка, взявшегося за край корзины, на руки, на сей раз уложив на плечо — у зверей, конечно, есть инстинкты носить щенков в зубах, но Атсуши — не самка, да и человеческого детёныша в зубы не возьмёшь — не за что. Видя, что вампир непреклонен, оборотень отвёл уши назад. — Я не могу. — Тебе что, заняться нечем? — Акутагава, искоса глянув на успокоившегося в тёплых руках оборотня ребёнка, мучительно вздохнул, приложив ладонь к лицу и наконец повернувшись. — Ты не человек, чтобы брать на себя ответственность за него. — Но я получеловек, — Рюноскэ обошёл оборотня за спиной, скептически и с презрением глядя на белую с одной стороны и непонятного — фиалкового? — цвета с другой макушку ребёнка, как вдруг тот, взявшись маленькими руками за оборотничье плечо, неуклюже приподнял голову и посмотрел в глаза вампира. Акутагава прищурился, прекрасно зная, что его серые глаза сейчас отливают кровавым цветом, и приподнял губу, брезгливо показывая клык, ожидая, что ребёнок расплачется — люди обычно просто в ужасе от одного вида вурдалака, — но мальчишка даже не скривился, а наоборот — потянул к бледному лицу руку. Вампиру показалось, что этого жеста испугался он сам. Атсуши, заметив это, усмехнулся: — Видишь? Он тебя даже не боится. — Весьма… опрометчиво для того, кого я могу убить в один укус, — Рюноскэ, приподняв руку, чисто из интереса медленно протянул мальчишке бледный палец с острым чёрным ногтем, и тот моментально схватил его. Вампир только вздрогнул и резко исчез, растёкшись тенью в землю и появляясь перед лицом Накаджимы, а вот ребёнок, так и не поняв, куда исчез забавный тёмный человек перед глазами, с удивлением поглядел на свои руки. — Я возьму его к своим, — Атсуши вздохнул, хмурясь. — Приютишь человека в стае волков без нашего ведома? — Акутагава скрестил руки на груди. — Нужно созвать совет. — Ты всё-таки согласен, что его нельзя оставить, — оборотень улыбнулся, а вампир лишь цыкнул, отвернувшись. — Зови своих, мы будем ждать вас на нашем общем месте. — Будем надеяться, что ни твои, ни мои не захотят попробовать его в качестве лёгкого перекуса, — вурдалак разочарованно покачал головой, уходя в тень и исчезая с холма.

И зачем он только в это ввязался?

Луна почти не проливала своего света в чащу, лишь серебряный ореол застыл в самом сердце поляны, окружённой деревьями со всех сторон и с двумя вросшими в землю валунами прямо посередине — вот между ними и было светло. Когда-то давно с каменистых выступов и дороги в скалы к замку посыпались осколки гор, подминая под себя всю растительность, ломая кусты и ветви и усеивая всю зелень тогда ещё молодого леса, а сейчас напоминанием камнепада служили лишь эти два валуна, поросшие мхом и вьюнками и разукрашенные белыми следами звериных когтей. Густая поросль можжевельника раздвинулась со стороны одного из валунов, и в темноте сверкнули волчьи глаза — это Серебряный Волк, больше известный вожаком стаи оборотней проклятого леса, весь в шрамах под густой шерстью колтунами, пришёл на зов, взбираясь на свою скалу. Не успела воцариться тишина, как со стороны другого валуна послышался едва различимый шёпот, и красноглазая тень заскользила чёрным пятном сквозь вереск, взвившись по камню и обратившись человеком на самом его верху — чёрные волосы, убранные в короткий хвост и повязанные лентой, чёрная одежда с высоким острым воротником, белые перчатки и тонкие, белоснежные клыки выдавали в появившемся вурдалаке Чумного Доктора, больше известного королём кровопийц. За спиной Волка мелькали большие тени, сверкая звериными глазами, за спиной Вампира воздух замер, мелькая отражениями мёртвых теней между деревьев. Под лунный свет вышел лишь один кровопийца, прислонившийся спиной к валуну под своим королём и скрестивший руки на груди, и лишь один оборотень, показавшийся со стороны валуна с большим вожаком, поставивший корзину на самую середину — на границу. Не произнося ни слова, он ждал. И первым, показавшись из-за камня Вампиров, постепенно проявляясь из тени, заговорил кровопийца небольшого роста с волосами цвета огня и хмурым синим взглядом: — Ну, и зачем мы здесь? — Чуя, терпение, — голос короля снова обратил поляну в тишину, прежде чем он сам, приглядевшись к корзине, раскрыл рот снова: — Акутагава, что это? — Слова излишни, Мори-сан, — Рюноскэ в тени валуна махнул рукой. — Лучше один раз увидеть самому, чем мне пытаться объяснить. — Здесь что-то не так, — наконец заговорил волчий вожак, прямо на скале обращаясь седым человеком с катаной на поясе. Если оборотень говорит, что что-то не так, то лучше его слушать, ибо то не предчувствие, а чутьё, которое невозможно обмануть. — У этого не здешний запах. — Что чуете, Фукудзава-доно? — вампир на противоположном камне вскинул чёрную бровь. — Что-то опасное? — Я бы сказал, что так, но оно слишком мало, для того чтобы быть опасным, — серый Волк перевёл взгляд с корзины на поляне в глаза вампиров, и Мори выдержал взгляд. Но у Мори прекрасная выдержка — на то он и предводитель, — а у Чуи она хромает. Рыжий кровопийца, цыкнув, закатил глаза и прошёл вперёд, останавливаясь в двух шагах от корзины. — Не понимаю, к чему гадать, когда можно открыть да взглянуть, — вампир не сразу, но поглядел вверх, на короля, но, не встретив сопротивления, ухмыльнулся. — Вот и прекрасно. — Т-только не пугайтесь, Накахара-сан, — Атсуши, стоящий в тени валуна оборотней, вытянул руки вперёд, прижав к голове уши. — Это не совсем то, что Вы можете ожидать… — Ты плохо меня знаешь, парень, если думаешь, что я буду напуган, — Чуя даже не посмотрел на оборотня, поправив на руке перчатку. И он бы уже открыл, но из стаи волков в лесу внезапно выскочил большой палевый волк с шерстью цвета пшеницы, и вампир невольно замер, следя за тем, что оборотень собирался делать. Волк, подняв голову и сверкнув глазами, обернулся вокруг своей оси, обращаясь высоким блондином, чьи волосы убраны в длинный хвост, и нахмурился, поправив очки на носу указательным пальцем. — А я гляжу, не мне одному интересно, — вампир хмыкнул, склонив голову к плечу, на что оборотень качнул хвостом. — Если уж созвали всех, то и смотреть не только кому-то одному, — голос не был басом, но в нём звучали рычащие нотки. Чуя не дрогнул — резонно. Он лишь бросил взгляд на Акутагаву, ожидая реакции, но тот не изменился в лице, а вот Атсуши-кун из племени вывертней заметно нервничал. — Ну, что ж… — вампир сверкнул красными глазами, задержав на губах улыбку. — Смотрите же, смотрите же хорошенько, о волки! Взмахом руки в чёрной перчатке Накахара скинул белую ткань, и его лицо из скептичного медленно сменилось удивлённым, а улыбка исчезла. Над корзиной, шёпотом произнеся «что?», тотчас склонился и оборотень, прижав светлые уши к светлой голове, но от неожиданности он только снял очки, протёр их о край жилета и надел обратно, словно хотел удостовериться, что ему не показалось. — Это… ребёнок? — Чуя, так и продолжая держать в руке белое покрывало, с непониманием поглядел сначала на короля, вскинув голову, а затем на Рюноскэ, ожидая вразумительного ответа и объяснений, но все молчали. Мальчишка глядел на незнакомцев светло-синими глазами и молчал. — Человеческий детёныш?.. — Доппо, оборотень, отвёл уши назад, на всякий случай пригнувшись, чтоб рассмотреть поближе, но тут же отпрянул — действительно, глаза его не обманули. — Что он здесь делает? Тишина прекратилась. С обеих сторон послышались удивлённые вздохи и перешёптывающиеся голоса, и тени — большие и малые — начали выходить из чащи на свет. Красные глаза вампиров недоумевающе сверкали, когда они вопрошали друг у друга, правда ли в корзине — человеческое дитя, волки обеспокоенно заходили из стороны в сторону, принюхиваясь и прижимая к голове уши, не решаясь подойти ближе. Накахара Чуя, вампир, что рискнул отдёрнуть тряпьё с корзины, от греха подальше и не подумал прикоснуться к ребёнку, хотя то же самое сделал и Куникида, решивший проконтролировать процесс, но теперь не рискующий и шага сделать по направлению к находке. Что это за шутки? Чёрная волчица с лоснистой шерстью и белой манишкой приблизилась к корзине первая. Она обратилась, стоило ей лишь ступить ногой в лунный свет, и, деловито склонившись над ребёнком, вопросительно вскинула бровь, скрестив руки на груди: — У кого он украден? — Ч-что? — Атсуши едва не поперхнулся от такого обвинения, закашлявшись. — Ни у кого! — А теперь менее эмоционально, — девушка в белой блузе глянула в сторону вампира под скалой, но Акутагава только покачал головой. — Я похож на кого-то, кто будет подбирать всё, что плохо лежит и пахнет человеком? — с каменным лицом кровопийцы трудно спорить, а если он и лжёт, то лжёт искусно. Хотя резона врать ему нет. — Это не было моей затеей. — Но ты согласился, а значит, Атсуши-кун тебя убедил, — волчица усмехнулась, выпрямившись и поправив тёмные пряди до плеч, слыша острым ухом, как её собрат мешкается и топчется возле корзины. С камня спрыгнул волчий вожак, держа руку на рукояти катаны и с недоверчивым прищуром глядя на ребёнка. Тут же бесшумной тенью со своей скалы спустился главный вурдалак, и тёмные силуэты тварей склонились над корзиной таким плотным кольцом, что скрыли лунный свет. Ребёнок, не ожидавший такого внимания к себе, скорчил гримасу ужаса, и хнычущий скулёж огласил место совета. — Вот он также рыдал, когда я пытался его оставить на холме, — Акутагава обречённо вздохнул, потирая переносицу и хмурясь. Накахара, услышав это, обернулся. — И что же тебе помешало? — Чуя хмыкнул. — Я бы мог сказать, что Атсуши уговорил меня, но это было бы лишь половиной правды, — Рюноскэ закрыл глаза, не участвуя в оживлённой беседе сборища оборотней и вампиров. — Звучит это, конечно, так себе, но он — единственный человек на моей памяти, кто не смотрел на меня, как на чудовище. Накахара не ответил. Атсуши нервничал и уже не скрывал, когда детёныш на его руках не успокаивался. К волчице Акико, с усмешкой наблюдающей за переполохом, подошёл бурый волк пониже, обернувшийся Эдогавой и блеснувший линзами очков. Другие искренне пытались успокоить ребёнка, но его плач не прекращался, пока из тьмы за камнем не появилась она — красноглазая тень, до этого держащаяся в стороне, а теперь принявшая образ вампирши высокая девушка только закатила глаза, наблюдая за этими тщетными попытками. — Вы ему всю голову стрясёте, если будете пытаться так укачивать, — её голос утихомирил остальные голоса, и с рук оборотня-тигра мальчишку забрала именно она, осторожно взяв на свои руки. Её голос звучал спокойно и холодно, пускай на лице и была улыбка: — Тише, тише, на твоём месте я бы так не кричала, будучи в окружении тех, кто может тебя съесть. — Как-то не слишком обнадёживающе, Коё-сан, — протянула чёрная волчица, качнув хвостом и подойдя ближе, уложив локоть на её плечо и снисходительно глядя на ребёнка. — Будь я на его месте, я бы опасалась тебя ещё до того, как услышала твои слова. — На его же счастье, что он не понимает, что происходит и кто мы, — вампирша хмыкнула, укачивая мальчишку, и тот постепенно прекращал лить слёзы. Все остальные на поляне облегчённо выдохнули. — И всё же мы принесли его сюда не для того, чтобы показать, — Акутагава, видя, как тема совета уходит в ненужное русло, откашлялся в кулак. — Что нам делать, господа старейшины? — Мм? — Мори-сан, отведя взгляд от ребёнка, вопросительно посмотрел на Рюноскэ. — Так как вы его, говорите, обнаружили? — Его корзина была брошена на холме! — оборотень-тигр не подходил к своей же находке, но глаз с него тоже не спускал. — Мог ли я его оставить? — В любой другой момент я бы исправил его на то, что не оставили его мы, — Акутагава говорит тихо и в сторону, себе под нос, — но сейчас мне бы просто хотелось не иметь к этому отношения. Чуя, услышав это, усмехнулся. Рюноскэ никогда не менялся — по пальцам одной руки можно пересчитать всех тех, к кому он относится чуть менее равнодушно, чем к остальным. Ребёнка он бы не убил, но и не взял бы с собой, но — на счастье детёныша — рядом оказался оборотень, с которым вампир давным-давно повадился якшаться. Нет, это было не запрещено, просто… просто оборотни и вампиры были слишком разными. — Я бы сказал, что от него легко и просто избавиться, — Накахара склонил голову к плечу, пользуясь всеобщей тишиной. — Что нам с ним делать? По толпе пронёсся шёпот. Вампиры обретали тела, появляясь из теней, оборотни становились людьми, сбрасывая шкуры, и вскоре вся поляна, заставленная обыкновенными на вид людьми, вздыхала и переговаривалась между собой: что делать? что делать с ним? что делать нам? И ведь не дашь однозначного ответа. Серебряный Волк и Предводитель вурдалаков, переглянувшись между собой, друг другу кивнули, и, после того как Огай вытянул голову к уху Волка, что-то нашептав ему, Волк, прикрыв глаза, поднял руку вверх, призывая к молчанию. В секунду оба оказались на своих камнях, подставив головы лунному свету, и толпа невольно разошлась в стороны. — Закон вам известен, свободный народ, — взял своё слово Серебряный Волк. — Кто за человеческого детёныша? Кто хочет высказаться? Толпа притихла. Вампиры, щуря красные глаза, не произносили ни слова. Оборотни шевелили ушами, раздумывая. Чувствуя неладное и понимая, что может проиграть, если не выступит сейчас, Атсуши прижал уши к голове, подходя к ребёнку на руках вампирши. — Я за детёныша, — повысил тигр голос. — Ну, что же, — сразу за голосом Атсуши последовал обречённый вздох Акутагавы, и он вышел наконец из тени скалы, подойдя ближе и скрестив руки на груди, — тогда я тоже. — Ваши голоса услышаны, — начал говорить Мори, склонив голову книзу, — но вы его же и принесли, не справившись с его судьбой самостоятельно и позволив решать его судьбу нам. — Старейшина говорит верно, — кивнул Фукудзава, Серебряный Волк. — Есть ли кто-то из призванных на совет, кто за человеческого детёныша? На лицо Накаджимы упала тень. Рюноскэ слегка нахмурился — он подал голос ради Атсуши, но вышло так, что его обнулили. Сдвинул брови и сам оборотень, забирая с рук вампирши мальчишку, будто готовясь защищаться, хоть и понимал, что не выиграет. Акутагава, заметив резкое движение, шикнул, взяв оборотня за плечо и склонившись к его уху: — Не совершай необдуманных поступков. — Мы никогда не убивали ради убийства, — прошипел в ответ тигр, не спуская глаз с толпы. — Я не отдам его на растерзание. — Я за этого детёныша! — вдруг раздался голос из темноты, и все присутствующие как один повернули на него голову. В тени высокого бука сидел высокий и длинноногий, поджарый бурый волк, поднявший уши кверху и словно ухмыляющийся своей острой мордой. Под его гладкой шерстью виднелось бесчисленное множество белых повязок, скрывающих шрамы и раны, а карие глаза сверкали, как два раухтопаза в пещерных залежах. Этот оборотень был единственным, кто мог и умел говорить человеческим языком, будучи зверем, и сейчас, щёлкнув зубами, он вальяжно зашагал вперёд, принимая людскую форму — не кто иной, как Осаму Дадзай, хитрый сукин сын и (не)простой оборотень из свободного волчьего племени. — Насколько мне известно, за чужую жизнь можно дать выкуп, — Дадзай ухмыльнулся, подходя к тигру и заглядывая в глаза мальчишки на его руках. Смерив ребёнка взглядом, он выпрямил спину и всплеснул руками: — Что ж! Если свободный народ оставит его в живых, я лично принесу к общему столу свежую тушу того зверя, которого свободный народ пожелает. — Дадзай-сан, — у Атсуши сверкнули жёлтые глаза, когда он выслушал оборотня, и тот, глянув на Накаджиму, подмигнул. — Вы все здесь смеётесь, что ли? — раздался голос Накахары Чуи, и рыжий вампир подошёл ближе, с вызовом и злобой смотря на Дадзая. — Вы что, не знаете его повадок? Да сохраннее будет отдать человеческое дитя мне одному, чем хоть на минуту доверить мальчишку его лапам! — Ой-ой, ты слишком предвзято ко мне относишься, — Осаму хмыкнул, отвернувшись. — Неужели не доверяешь мне? — Я доверяю тебе, как себе, — цыкнул в ответ Чуя, презрительно глядя на оборотня, и довольно уморительной была разница в их росте. — Как пятнадцатилетнему пьяному, буйному себе. — Правильно ли мы поняли, — раздался голос Серебряного Волка над головами собравшихся, — что высказавшийся сейчас Накахара Чуя за человеческого детёныша? — Я за него, — без колебаний ответил Чуя, отвернувшись от Осаму тоже. — Доверить ребёнка, пускай и не из наших племён, всем вам не в моём приоритете, — подала голос Акико, чёрная волчица. — Без должного надзора он погибнет раньше, чем вы попытаетесь его выкормить, — заметила Коё, стоявшая рядом, и сверкнула красными глазами. Она посмотрела на Йосано, и та качнула чёрным хвостом, поднимая голову к вожаку. — Мы тоже за него, Фукудзава-доно. Мори, внимательно слушая и своих, и чужих, прищурился и поглядел на Волка. — На самом деле, было бы неплохо воспитать кого-то, кто мог бы беспрепятственно ходить между нами и землёй людей, — негромко сказал он, и Юкичи посмотрел на вампира светлыми глазами. — Мы бы решали множество проблем без риска собственными телами. — Доля правды в твоих словах есть, — Волк, подумав, опустил голову вновь. Помолчав и понаблюдав за толпой внизу, он прочистил горло и повысил голос: — Мы услышали всех, кто высказался за. Есть ли теперь кто-то, кто против? Поляна промолчала. Да, звучали перешёптывающиеся голоса, но громкого голоса против так никто и не подал. — А забавно, слушай, получается, — Рампо, небольшой бурый волк, стоял подле Куникиды-глашатая. — Зверьми и чудовищами издавна принято считать нас, но подбираем брошенного сироту из рода людей почему-то именно мы. — Я не против, но и не за, — вздохнул Доппо, поправляя очки указательным пальцем. — Кто знает, какая опасность ему грозит, если извне узнают, куда он попал. Или какая опасность грозит нам. Место совета негромко шумело, после того как никто не изъявил желания отведать человеческого мяса. Оставалось теперь надеяться, что, если ребёнок и выживет, мяса оборотня или вампира не захочет отведать он…
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.