образ - мечта - молчание

Чанёль шумно выдыхает. Как будто вместо воздуха у него в лёгких тягучие сгустки смоли, состоящие из горечи и страдания. Но это всего лишь воздух, поэтому на душе легче не становится. Чанёлю больно. И если бы боль была чем-то материальным или ощутимым, он поджёг бы её или выкинул в окно. Если бы это было неотъемлемой частью его тела, он бы отрезал, вырвал с клочьями, содрал заживо вместе с кожей. Но боль Чанёля неоперабельная. Крис смотрит на своего друга(?) сквозь полупрозрачную дымку мыслей, пряча глаза за спадающей челкой цвета пепельного блонда, над которым Ёль ещё долго будет ехидничать. Он наблюдает, как Пак сгребает по квартире грязные вещи в кучу, чтобы потом её же затолкать ногами в стиральную машинку, если она, конечно же, не разойдётся по швам и не убьёт кого-нибудь из парней отлетевшей запчастью. - Может, прекратишь психовать? – парирует Крис. - Я не психую, - ошмётками слов выплёвывает Чанёль. - Само собой, но ты всё-таки перестань. Небольшая комната дрожала в лихорадке от «я не психую» Пак Чанёля. Крис, он же Ву Фань (в тех случаях, когда Чанёль в край злой и называет лучшего друга по настоящему имени), безразлично развалился на диване. Его «безразлично» на самом деле абсолютно полярно ощущениям, бушующим на затворках части мозга, которая отвечает за чувства и эмоции. Ему тоже больно. Можно даже осмелиться и сказать, что больнее, чем Чанёлю. Но если у Ёля осколочное ранение, то у Криса – удар тупым увесистым предметом, после которого осталась вечная ноющая гематома. На секунду Крис позволяет себе выглянуть из-за фарфоровой маски безразличия, подарив Чанёлю не просто взгляд, а, пожалуй, целую тонну отчаяния. Фарфор такой хрупкий и ненадёжный материал. Но Чанёль занят своей злостью и разбитостью. Он махает рыжей выкрашенной и бесповоротно перепаленной шевелюрой из стороны в сторону, в поисках других «кладов» с грязной одеждой. Он как маленький наказанный ребёнок, которого прижала к стенке мать (см. Крис), пригрозившись отнять игрушку, если тот не выполнит нужное. Пак Чанёль неделями не выходил из дома, разглядывая фотографию. Оставляя на ней тысячу отпечатков своих пальцев, как будто это каким-то образом сближает его с человеком на снимке. - Когда ты собираешься найти работу? – заученным текстом интересуется Крис, в голове прокручивая ответ, который прозвучит секундой позже. - Когда посчитаю нужным. Крис томно вздыхает, бессильно закрывая ладонями глаза. Гематома на сердце кровоточит беспокойством и раздражительностью. Он устал любить своего лучшего друга - Пак Чанёля – действительно устал. Но перебороть это всё равно, что заставить реку идти обратным течением. - Я зайду завтра с газетами, и мы выберем тебе работу, - Крис поднимается с кресла, поправляя одежду. – Даже не думай сбегать куда-нибудь из дома, это придётся рано или поздно сделать. - Лучше поздно, - хмурится Чанёль, покорно опуская голову. Крис взлохмачивает эту рыжую копну, грустно улыбаясь, и покидает комнату, как всегда на одно мгновение задерживаясь у двери. Одно мгновение, чтобы ещё раз вспомнить, почему его чувства имеют полное и неоспоримое право на ярлык «безответные». Чанёль держит голову опущенной ещё долгое время, не делая ни единого движения. Если бы он отчётливо не слышал ритм своего сердца, отыгрываемый в висках, он бы давно решил, что умер. Потому что боль превышала всякий порог возможного. Год назад он узнал о любви Криса. Два года назад он сам безответно влюбился. Настолько безответно, что это слово теряло всякий смысл. Это чувство тотальной потерянности и боли, и ещё раз боли, просто не может замыкаться в буквах и понятиях. Нет, «безответно» совсем не подходит. Два года назад - Чанёль прекрати дурачиться, тут же полным полно людей, если ты не заметил, - Крис ворчит, но исключительно для имиджа. – Ради небес, что ты творишь? Чанёлю космически безразличны замечания со стороны. Поэтому он сейчас сидит с палочками для еды, воткнутыми почему-то именно в нос, изображая моржа. Люди (которых всё ещё полным полно) осуждающе косятся, а сами же потом отворачиваются и весело хихикают. Крис еле сдерживается, приколотив гвоздями уголки губ, чтобы те неминуемо не поползли вверх. Это настолько глупо, что даже смешно. Разум Чанёля всё-таки стабилизирует своё действие, парень изымает палочки из непотребных мест (см. ноздри) и начинает с интересом рассматривать их с Крисом счёт за обед. - Как насчёт прогуляться по магазинам? – Чанёль делает серьёзный вид, выглядывая из-за книжечки, оставленной официантом. - Почему бы и да, - Крис выдёргивает счёт из рук Ёля, пряча в нём несколько купюр, и лениво встаёт с насиженного места. – Пошли, пока ты ещё себе что-нибудь куда-нибудь не засунул. Пак Чанёль и Ву Ифань – друзья. Но можно сказать, что это односторонняя дружба наперевес с чем-то большим. Познакомились чуть меньше года назад, и этого было достаточно, чтобы Чанёль, чадо мешков с деньгами, доверил свою ранимую душу и два метра роста ещё одним двум метрам – Крису. Впервые они встретились в начале этого учебного года на довузовских занятиях. Оба абитуриенты престижного университета, но это детали. Просто Крис ждёт нужного момента для преподнесения своих чувств (как будто такой существует) и не торопится. А у Чанёля вкусная сахарная вата вместо мозгов. Они не спеша поднимаются на третий этаж торгового центра, где в данный момент обедали в уютном кафе во время большого перерыва между курсами. Вывеска у эскалатора гласит, что за поворотом проходит бесплатная выставка юных фотографов, мол, можно поглядеть и якобы приобщиться к современному искусству. Чанёль всегда не против куда-либо там приобщиться. Он тянет за руку закатывающего глаза Криса и жалобно стонет. - Ну пошли посмотрим, с тебя не убудет. Если бы судьба делала какие-нибудь пометки для людей, указывала, когда именно она собирается дать поддых, предупреждала хотя бы за секунду. Если бы было так, то эта выставка была бы помечена выедающим сетчатку красным цветом для Пак Чанёля. Но у судьбы немного другие приоритеты и порой полнейшее отсутствие жалости. Чанёль отыгрывал образ пафосного бывалого ценителя авторской фотографии, проходя мимо стеллажей. Он подносил палец к губам, смешно причмокивая у случайных работ. Крис давился смехом, который застрял у него в глотке ещё с самого обеда. На секунду Фань отвлекается, ему кажется, что он видит старого знакомого, но быстро понимает, что ошибся. За шестьдесят секунд, упущенных Крисом, Чанёль успел закончить свою жизнь на одной из полароидных фотографий, оставив на ней жалкие ошмётки своего сердца. - Эй, Чанёль, хватит выделываться, и пошли уже отсюда, - тянет Крис, касаясь плеча «друга». Первый лёгкий испуг Крис получает, когда не может узнать Чанёля, смотря на Пака сквозь его стеклянный взгляд. Ёль хватает ртом воздух, как рыбка, выброшенная на берег стихией, он сжимает и разжимает кулаки, перебирая ногами. - Пак Чанёль, уже несмешно, - Крис начинает выходить из себя, оттягивая Ёля за руку. Между рёбрами раздаётся электрический разряд, когда Чанёль грубо отталкивает Фаня. Не отрывая взгляда, он смотрит на стенд, что-то бормоча себе под нос. Чанёль поднёс два пальца левой руки к губам, как будто удерживая слова у себя внутри. Он резко отскочил от стенда, бросая Криса в полнейшем диссонансе с происходящим. Фань встал на место Чанёля, проектируя взгляд на то место, куда смотрел Пак. Среди многочисленных полароидных фотографий выделялась только одна. Случайный кадр. Чёрно-белое изображение парня, лет девятнадцати, не больше. Он стоял среди серой массы толпы, оглядываясь через плечо и с откровенным счастьем улыбаясь в камеру. У него была непростительно для чанёлевского сердца цветная улыбка, казалось бы, на черно-белом снимке. В тот день Крис так и не дозвонился Чанёлю. Позже не наблюдал его ни на одном довузовском занятии. А когда вернулся на ту выставку, не нашёл лишь одну фотографию. Чанёль отряхнул рыжую шевелюру, отбрасывая капли задумчивости. Он упал на диван, на котором несколько минут назад сидел Крис. Почти машинальным заученным на подсознательном уровне движением он достаёт из кармана джинсов полароидную фотографию. Внутри горько и противно. Чанёль ненавидит себя за то, что влюблён в этого парня с фотографии, имени которого даже не знает. Он ненавидит себя за то, что не может влюбиться в Криса, который совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Даже ближе, гораздо ближе, чем можно представить. Чанёль отыскал фотографа, узнав, что фотография получилась совершенно случайно и личность парня на ней никто не знает. Он как чернильный призрак на глянцевой поверхности снимка, существует только между рёбрами, оберегаемый любовью Чанёля. С каждым днём фотография для Чанёля становится всё цветней, выкрашивается в новые оттенки. Он убеждается, что она живая. Крис же понимает, что Чанёль застрял в той самой доле секунды, когда был сделан этот кадр, в то самое мгновение любовь Фаня потеряла надежду, точнее, её просто отобрали, как конфету у ребёнка. Оболочку подсознания Криса разъедает кристально чистая и едкая обида. Ведь он не достоин того, чтобы быть выкинутым и забытым. Эта фотография должна гореть, а не он. Она должна быть уничтожена, а не его чувства. Но Крис остаётся. Ждёт, пока это помешательство пройдёт, оставив за собой шлейф горького цитрусового запаха. Со временем даже Чанёль начинает ждать этого момента, когда углы фотографии затупятся и перестанут полосовать его сердце. Но проходит два чёртовых года, ставших преисподней ада. Чанёль так и не поступил в университет, в отличие от Криса. Все эти два года Пак пользуется финансовой помощью богатых родителей. Поначалу он, как раненый зверь, метается в агонии по городу, высматривая парня с фотографии. Но ни единого следа или ключа к возможному счастью. Как будто судьба плюнула ему в лицо, не подав платка, чтобы вытереться. Чанёль тяжело дышит. Ему, в последнее время, всё тяжело, даже жить. Осознание того, что так больше не может продолжаться приходит тягучей тоской вместе со сквозняком через незакрытую форточку. Ему просто надо смириться со своим несчастьем, принять к себе, перестать отторгать. Может быть, тогда они подружатся и смогут ужиться вместе. Пак решает, что если его счастье призрачно невозможно, то у Криса ещё есть шанс. И Чанёль сделает для него всё возможное.