Предотвратить

       — Тебе лучше поторопиться, милый. Другого шанса доказать Лорду свою преданность у тебя не будет.       Беллатриса Лестрейндж рычит это ему на ухо, крепко сжимая костлявыми пальцами локоть. От нее несет металлическим запахом крови, потом и пылью старого заброшенного особняка, откуда она пришла, как демоны приходят из Ада. От нее несет смертью.       Ее спутанные черные, как проволока жесткие, волосы мерзко касаются его собственной щеки, подобно режущему заклинанию оставляя кровоточащий след. Узловатые пальцы исчезают внезапно, а сама женщина растворяется в темной, как самая темная ночь, дали коридоров; и он не слышит ни шороха ее юбок, ни стука каблуков — будто ее не существует вовсе, а тот едва уловимый, но безошибочно узнаваемый шлейф безумия и страха ему лишь мерещится.       О, как бы он хотел этого. Чтобы все оказалось лишь плодом больной фантазии и никогда — никогда! — не происходило на самом деле. Но реальность жестока, как жесток и этот мир, и жестоки люди, что его населяют. Как дикое обезумевшее стадо, они стремятся завладеть всем, до чего способны дотянуться, пока время и судьба неустанно отсчитывают секунды их жалких бессмысленных жизней.       Мимо него по коридорам проносятся группы студентов, стремящихся поскорее под защиту теплых и уютных гостинных факультетов. Они бегут, чтобы спрятаться, укрыться, даже не подозревая о том, что сами себя загоняют в угол. На это и рассчитанно. Пусть уходят — у них в этой опере безумия нет ролей.       Он слышит звук своих шагов будто из-под толщи воды, без возможности вынырнуть, сколько ни пытайся. И кажется, ничто не способно выдернуть его из этого состояния безнадеги.       Но вот в темном проеме арки возле развилки на Астрономическую башню он видит лицо Панси. О, его верная испуганная Пэнс! Всегда такая дерзкая и бесстрашная, готовая на любую авантюру, сейчас — лишь призрак самой себя. Он не способен вынести вида ее огромных заплаканных глаз и до крови закушенной губы.        — Драко... — тихо шепчет она, словно не может поверить в увиденное, — Драко, не надо...       Сдерживаемые рыдания все же прорываются наружу, когда кто-то из толпы, все такой же подвижной и нервной, дергает ее руку, утаскивая с собой. Он надеется, что это Блейз или кто-нибудь, хоть сколько сохранивший адекватность. На долю секунды появляется мысль, что тут никого не было, никто не просил его остановиться, никто не плакал от страха за него самого, а не за собственную шкуру. Он оборачивается, но видит лишь десятки макушек, и ни одного лица, направленного в его сторону, будто он невидимка.       Метка на руке пылает огнем. Это, скорее всего, из-за близкого присутствия других носителей и нервного возбуждения, которое заставляет бурлить в венах не только кровь, но и магию, закипать до необузданного желания освободиться и ослабить давление хоть на йоту.       Он понимает, что уже почти у лестницы к Астрономической башне, когда кто-то настойчиво тянет его плечо, приглашая укрыться в почти непроглядной тени одной из многочисленных на пути колон.       Это Снейп.        — Что, позвольте спросить, вы делаете, мистер Малфой? — он впечатывает его в стену, отчего плечи и позвоночник на мгновение отдают тупой болью, и становится спиной к коридору, словно прикрывая их двоих своей черной широкой мантией.        — Вы знаете, — тихо, но уверенно отвечает он, хотя уверенность эта — только в голосе и на виду, а под слоем всех масок — страх и жалость к себе как они есть. И, казалось, чувств этих чище и концентрированнее не бывает. — Я должен, профессор. Если я не сделаю этого...        — Только послушайте себя! Вы даже вслух произнести не можете то, на что подписываетесь, — мужчина яростно шипит. Он высокий, почти на голову выше самого Драко, поэтому сейчас ему приходится склониться как можно ниже, настолько, что легко почувствовать жар, исходящий от его туго затянутого в старомодный сюртук тела.        — Убийство, профессор. Я собираюсь убить директора. — Драко смело поднимает глаза на желтоватое лицо Снейпа, покрытое липкой испариной и искаженное в ярости. На самом деле, сейчас он почти не помнит, когда в последний раз это лицо было способно примерить другие эмоции. И от этой мысли становится отвратительно больно, еще больнее чем прежде, как будто вся его сущность могла вынести еще хоть каплю, будучи столь переполненной страданиями, что, казалось, вот-вот лопнет, оставляя после себя кровавые потеки. — И вы знаете, что я не могу поступить иначе! Он убьет мою...        — И она готова на этот шаг, — вновь прерывает его Снейп, — если это позволит спасти вашу душу, останься от нее хоть что-нибудь после сегодняшней ночи, неблагодарный вы мальчишка!        — Не смейте называть меня неблагодарным, Снейп, я сделаю все, чтобы спасти хотя бы ее!        — Профессор Снейп, если позволите, — он выплевывает исправление в лицо Драко, будто все эти атрибуты уважения имеют смысл. — Мы все еще в школе, мистер Малфой, и я настоятельно советовал бы вам соблюдать субординацию.       Ему хочется ехидно поинтересоваться, а не снимет ли многоуважаемый профессор с него баллы за неуважение к преподавателю, но на секунду задумывается над тем, что, возможно, Снейп имел ввиду вовсе не то, что сказал. Он вспоминает последнее — нет, не последнее, их будет еще много! — письмо от матери, которая слезно просила, а потом даже приказывала довериться Северусу.       Драко не находит, что ответить, но это и не требуется. Они оба слышат чьи-то тяжелые шаги по направлению к ним, и отстраняются друг от друга, выходя из тени.        — Сдается мне, ты должен быть не здесь, Снейп, — рычит знакомый голос в паре десятков футов от них.       Это Фенрир Сивый. Огромный широкоплечий мужчина, даже в своем человеческом обличии больше походивший на зверя; зверя безжалостного и кровожадного, не способного на милосердие по своей волчьей природе. Он не был хищником, ведь хищники подчинены инстинктам и, как все созданное природой, не возьмут больше, чем им потребуется для выживания. Фенрир Сивый был убийцей. Цепным псом, которого спускают, чтобы насладиться кровавыми игрищами и привнести в смерть жертвы унижение и бессилие. Оборотень обладал поразительным нюхом и, казалось, чувствовал все темные колебания человеческих эмоций, особенно наслаждаясь страхом. Он был одним из тех, кого прислали «засвидетельствовать» выполнение задания.        — Я знаю, где должен быть и что должен делать, Сивый, — змеей шипит Снейп в ответ. Его голос уловимо меняется, разительно отличаясь от того, которым он разговаривал с Драко.       И профессор, злобно зыркнув на оборотня, удаляется прочь, напоследок махнув мантией в своей исключительной манере. Гул его шагов быстро стихает, теряясь в высоком своде коридоров, и Драко остается один на один с Сивым, что смотрит на него с плотоядным оскалом. На мгновение ему хочется, чтобы сейчас тут оказалась его тетка — единственный человек, которого эта грязнознокровая тварь боялась, по причине ли того, что признавала силу, или же здраво опасаясь безумия ведьмы.        «Со зверем нужно обращаться подобающе, — говорила она, — чтобы он ненароком не подумал, что может стоять выше человека».        — Готов, сопляк? — смеется мужчина.       Он хватает Драко за плечо и тянет в сторону лестницы, что ведет к Астрономической башне. Сивый крепко, до мгновенных синяков, сжимает хватку, и выглядит как конвоир, которым, если смотреть правде в глаза, и является. Упиваясь предоставленной властью, оборотень со всей своей нечеловеческой силой дергает Драко так, что тот почти падает на ступенях лестницы, скользких от постоянной влаги и холода.       И Драко повинуется этой сильной руке, ведь все, что происходило вокруг, было уже безразлично ему, потому что та мера человеческих чувств и поступков, которая прививалась родителями с младенчества и была свойственна ему в привычной жизни, оказалась неприменима на том пути, куда он собрался ступить.       Они прошли лестницу, которую, Драко уверен, он будет ненавидеть всю оставшуюся жизнь, собственно, как и выручай-комнату, и вышли на смотровую площадку, где его грубо пихнули в тень открытого купола.        — Жди остальных и не вздумай дурить, — велит ему Сивый и вновь скрывается на лестнице.       Со странным замиранием сердца, почти ненавидя этот момент передышки, Драко всматривался в темноту, в ту сторону, где только что на его глазах в ночном беззвездном небе, затянутом зловещим дымом, засияла метка Пожирателей. Его метка. Отсвет отлично видного с высоты башни пламени, то слабея, то усиливаясь заколебался где-то там, и не возможно было определить, насколько далеко оно находится, то вырывая из темноты, то вновь туда опуская верхушки тысячелетних сосен Запретного леса, крышу хижины лесничего и всю поляну, вплоть до Черного озера.       И вдруг в том месте, где находился источник света — в самом центре метки, появились две точки, стремительно приближающиеся. Одна из точек внезапно пошла на снижение, и Драко со сладким ужасом узнал маневр, раз за разом уводивший у него из-под носа золотой снитч. Вторая же — все приближалась, увеличиваясь в размерах и принимая форму человека верхом на метле.       На смотровую площадку гурьбой вывалили Пожиратели. Драко не знал всего плана, лишь то, что они планировали устроить заварушку с преподавателями, а для чего это было нужно, он не понимал. Тишину пронзил заливистый и до странности счастливый смех Беллатрисы, от чего она смеялась, тоже было сказать сложно: то ли от предвкушения, то ли от шаливших нервов, то ли от собственного съехавшего рассудка.       Чувствовалось, что весь замок проснулся. Даже сюда, на самый верх, доносилось неумолчное движение людей: чьи-то отдельные голоса, вскрики, шорох перешептывающихся портретов. На поляне, где стоял домик лесничего, лаем разразилась его трусливая псина.       Или это все казалось ему, от чего-то жаждущему хоть какого-нибудь шума, помимо свиста порывов ветра и жуткого, все не прекращающегося смеха тетки.       А фигура всадника все приближалась. Уже не оставалось сомнений, кто это был: отблески света на стеклянных бусинах мантии, силует остроконечно ярко-фиолетовой шляпы и трепыхающаяся от полета длинная седая борода, в которой тихим перезвоном заливались золотые колокольчики.       Его ловкое, юркое тело с вовсе не свойственной старику прытью соскользнуло с метлы во тьму смотровой площадки. Драко прошило холодом.       Дамблдор с удивленным, спокойным и радостным выражением лица молча смотрел на всех присутствующих. Старик, казалось, вовсе не был способен выйти из себя, и его ничем нельзя было шокировать, он всегда оставлял эту прерогативу себе.        — Чудный вечер, не так ли, господа? — с добродушной улыбкой спросил директор.        — Верно, — хихикнула ему в ответ Беллатриса. — В самый раз для того, чтобы умереть, директор.        — Ах, вы еще слишком молоды, чтобы говорить о смерти, моя дорогая, — лепетал Дамблдор, будто не понимал, кто перед ним и зачем они пришли. Его окутывала аура доброжелательности и веселья, и хотя он выглядел ужасно уставшим и больным, вел себя так, словно болтал с любезными соседями о погоде. — Вы когда-нибудь замечали, какой чудесный вид с этого чердака? — он развернулся спиной к Пожирателям и устремил свой взор вдаль. — Отсюда все видно, а нас не видят...        — Вы тянете время, господин директор, — елейно протянула Беллатриса, наматывая прядь волос на кончик волшебной палочки, — но это не страшно. Мы готовы вам это позволить.        — И я благодарен за это. Старость, знаете ли, боится тишины, — он вновь повернулся к ним лицом, и Драко был готов поклясться, что видел, как его седая густая бровь непроизвольно дернулась в удивлении, когда он его заметил, затаившегося в среди прочих. — Мистер Малфой, не ожидал, что вы составите нам компанию этим вечером.       Драко с внезапным осознанием подумал, что директор был лжецом, хоть и очень хорошим. Это не вкладывалось в его представления о старом волшебнике, который словно сошел со страниц книги старых сказок: добрый и всепрощающий.       Добряки не выигрывают войн.       Он вновь подумал о Снейпе. Все знали, что он был шпионом, вот только какой стороны, не знал никто, возможно, даже он сам не знал этого. Но и Лорд и директор, казалось, всецело ему доверяли. Словно угрюмый профессор был двусторонним каналом передачи информации и, одновременно с тем, фильтром, несомненно задерживающим на себе детали — важные и не очень — исходивших от противоборствующих сторон сведений. И если кто и знал максимально возможную целостность картины, то это был Северус Снейп.       Так отчего же Дамблдор не знал, что было приказано Малфою-младшему на общем собрании Пожирателей, в числе который был и Снейп?       — Думаю, что ожидали, директор, — не стал молчать Драко, — не просто же так отправили Поттера следить за мной.       Мысль о Поттере отрезвила. Чертов гриффиндорец всегда был ни ко времени и ни к месту, словно сама фортуна всегда благоволила ему. Он был сложен для понимания, начать с того, что тогда, шесть лет назад, он предпочел ему общение с предателем крови и грязнокровкой, таскающимися за ним и по сей день.       — Не стану скрывать, Гарри приходил ко мне, — Драко заметил как при произношении имени Поттера глаза директора сверкнули теплотой чувств, такой взгляд ловил на себе сам Драко, когда разговаривал с матерью. — И мне, вероятно, стоило прислушаться к нему.       — Поздно, директор, — ответил Драко, чувствуя затапливающую его разум обреченность и неизбежность.       Казалось, директор чувствовал тоже самое.       Они оба испытывали одни и те же чувства и без слов понимали это, и за эти несколько минут необыкновенно сблизились. Дамблдор наверняка знал, или предполагал, по какой причине Малфой сейчас стоит тут, перед ним, с совершенно очевидным намерением. И он, безусловно, мог предотвратить это, но не станет. Они оба знали, что не станет. А Драко в свою очередь отчетливо понимал, что директор готов к смерти. Означало ли это, что ему есть на кого оставить Сопротивление, или он, где-то глубоко внутри души, сдался в своей праведной борьбе со злом, или он просто был свихнувшимся стариком, которого не пугала смерть.       Попытки Драко проанализировать поступки окружающих сводились к тому, что они все абсолютно чокнутые.       И весь этот беззаботный мир школы, что казался когда-то таким обыденным, заурядным, даже скучным, пронесся перед на мгновение прикрытыми глазами. Он встал перед ним таким неповторимо чудесным, вольным одновременно от необходимости делать выбор и от гнета непоколебимого авторитета родителей, полным откровений, без тайн и загадок между теми, кто учил и кто учился.       Где они теперь, и те и другие, куда развеяла их судьба?       Драко внезапно почувствовал на короткое мгновение распахнувшееся сердце старика, полное такой любви к этому ушедшему миру и мутного благоговения перед его высокой святостью.       Но за этим последовало давление на его ментальные щиты, и он поторопился отвести взгляд.       То, что происходило дальше, Драко помнил плохо. Все пролетело будто мимо него с огромной скоростью и в пропасть. Профессора, что прибежали спустя несколько минут, Снейпа не было среди них, вероятно поэтому их присутствие не сильно интересовало Драко, и бой, что завязался между ними и присутствующими Пожирателями. Он видел МакГонагалл, выставляющую щит от жалящего заклинания Беллы, и Спраут, которая, прикрытая щитом, атаковала в ответ; Флитвик и Вектор в паре сдерживали натиск Уолдена Макнейра и Сивого.       К своему изумлению он заметил, что ни одно заклятие шальной пулей не просвистело рядом с ними, будто и Пожиратели, и профессора намеренно держали все под контролем, боясь разрушить тот хрупкий купол, что образовался между ним и Дамблдором.       — Еще возможно все поправить, мистер Малфой, — нарушил директор их тишину.       В те мгновения, когда в открытом и ярком от вспышек заклинаний пространстве смотровой площадки Драко задумался над его словами, он понял, что не видит ни единственной возможности, ничего не приходило в его голову, способное хоть как-то исправить бедственное положение вещей. Он впервые так открыто стоял перед лицом смерти. Но смерть все временила, не спеша протягивать костлявые пальцы за одним из них.       — Боюсь, что нет, сэр.       — Я бы не хотел, чтобы вы меня убивали, мистер Малфой. Драко. — И что-то пронзительно озадаченное было в лице директора, словно все идет не по плану, и заставляет его нервничать, а разум — работать в попытке вновь взять ситуацию под контроль и перекрутить план под изменившиеся обстоятельства.       — Но вы умрете, господин директор, — ответил ему Драко, чуть дернувшийся от звучания своего имени, а затем зачем-то добавил: — Сегодня.       Дамблдор усмехнулся.       — Я, вероятно неправильно выразился. Я бы не хотел, чтобы меня убили вы, мистер Малфой, — он пригладил свою бороду рукой, и колокольчики в ней задребезжали. — Хотя, полагаю весь этот спектакль, — старик махнул той же рукой, указывая на сражающихся Пожирателей, — здесь именно для этого. Я знаю, почему вы это делаете, почему согласились на то, что претит всему вашему существу.       — Тогда, полагаю, вы понимаете, что выбора у меня нет, — сказал Драко, нащупывая палочку в кармане мантии. Он сжал ее так сильно, до боли в ладони, что покрытое лаком древко боярышника мгновенно нагрелось от тепла его руки и плескавшейся магии.       Он бы стоял тут и болтал с директором хоть до конца жизни, если бы это оградило его от необходимости убийства, но такой расклад был невозможен. Сейчас он завидовал Поттеру и всем его полоумным прихлебателям, ведь они так свято верили в непоколебимость и всемогущество Дамблдора, что даже на секунду не могли представить себе ситуацию, в которой надеяться им было бы не на кого.       — Вы знаете, что ваша мать взяла Непреложный обет с профессора Снейпа? —внезапно заговорил директор снова тем тоном, будто они вели светскую беседу. — Согласно своему обещанию, профессор должен убить меня вместо вас.       — В таком случае, она напрасно это сделала, — рука Драко дрогнула, он запрещал себе думать о матери, — мне не нужна помощь, чтобы убить вас.       — Вы, безусловно, талантливый молодой человек и весьма магически одаренный, — усмехнулся Дамблдор его словам, — но не будьте столь самоуверенны, прошу вас. В дуэльном искусстве важнейшую роль играет опыт, а уж потом магия.       — Мы не будем говорить с вами об искусстве дуэлей, сэр.       Драко чувствовал спокойную обреченность, затопившую его душу. Прежний страх от того, что директор мог контратаковать прошел, и ему сдавалось, что старик пытался надышаться перед смертью, болтая о том и о сем. Вполне вероятно, что он в свойственной ему одному манере давал какие-то подсказки и на что-то намекал, но Драко не мог сконцентрироваться на его словах, полностью вникнуть в его многоходовую игру.       Отец как-то давно, еще на первых курсах, сказал ему, что Дамблдор не так прост, как кажется. Все эти его яркие мантии, напускное легкое сумасшествие, граничащее с добродушием, и бесконечная веселость — все это было хорошо продуманной и давно спланированной игрой, а сам директор — паук, сидящий в тени, и лишь в нужный момент дергающий за паутину, приводя в движение застрявших в ней мух. Тогда Драко не особо понял метафоры, но с каждым годом, проведенным в этой паутине, становилось понятнее: даже если ты знаешь, что это игра, это не дает никаких преимуществ, и остается лишь следовать уже начертанному для тебя пути.       — Удивительно то, — продолжал Дамблдор, будто и не слыша слов Драко, — что мне профессор дал точно такой же обет. Разумеется, исключая ваше имя из цепочки уравнений по непонятным мне причинам.       — Вас должен убить я, таково условие, — тихо сказал он ему, сомневаясь, что старик вообще его слушал. Он вынул палочку из внутреннего кармана мантии, по-прежнему сжимая ее чрезмерно сильно.       — И весь план, мой мальчик, строится на том, что сделать это должен Северус. Ты сейчас наверняка удивляешься, почему же я рассказываю тебе обо всем этом.       — Меня не касаются ваши бредни. Я сделаю то, что должен! — с нажимом произнес Драко, будто убеждая самого себя.       Ему была интересна роль Снейпа в планах Дамблдора, и он обязательно подумает об этом позже, когда дело будет сделано, а страх за жизнь матери разожмет колючие объятия на его сердце.       Он поднял палочку, направляя ее на директора, в голове уже крутились два нужных слова. Всего два слова, и все закончится.       «Без твоего искреннего желания убить, эти слова останутся лишь словами, помни об этом, мальчишка, когда твоя палочка будет плясать от страха», — вспомнил он наставления Беллатрисы, которая яростно шипела их ему прямо в ухо, огорченная тем, что право убить Дамблдора досталось не ей. Но тетка ошиблась. Его палочка не дрожала. И он был весьма решителен в своем намерении убить.       Ему дали отличный стимул.       — Ты разрушишь свою душу, Драко, — тихо сказал ему Дамблдор.       — Это не имеет значения, сэр, — также тихо ответил он. — Хватит тянуть время.       Директор оглядывает площадку, видимо убеждаясь, что все профессора пока еще живы, и с его смертью Пожиратели уйдут, остановив атаку.       — Ты прав, — директор тоже обнажает палочку, — кажется, Северус не успеет. Он подвел меня всего один, последний раз. Мой милый бедный мальчик. Не вини его, Драко, и меня тоже, если сможешь, не вини.       Драко не понимает, и даже не пытается понять, о чем говорит Дамблдор. Старик тем временем берет палочку в свою почерневшую от какого-то темного проклятия руку, а здоровой снимает с груди медальон, все это время прятавшийся под нательной рубахой.       Он стоит достаточно далеко, чтобы разглядеть, но артефакт похож на погнутый диск, в центре которого поблескивает темный камень с острыми гранями, об которые директор режет палец, пуская кровь. Дамблдор неторопливыми движениями обматывает длинную цепочку вокруг запястья и бормочет какое-то заклинание.       Драко заторможенно наблюдает за манипуляциями, не понимая, что делает директор и что делать ему самому.       — Передайте Северусу, что я благодарен ему за все, даже если он скажет, что благодарить не за что, а Гарри скажите, что он был мне дорог, словно сын, которого у меня никогда не было. И... Позаботьтесь о нем, мистер Малфой. Вы не осознаете сейчас, но лишь он один — ключ ко всему.       Драко все еще не понимает. Он хочет, чтобы сейчас тут оказался отец или крестный, которые бы наверняка сказали, что ему делать, но их тут нет, и Драко просто страшно.       — Вам напомнить слова, мистер Малфой? — нахально, с каким-то ребячливым восторгом спрашивает директор.       Драко вскидывает палочку.       Слова срываются с его губ, нечем не остановленные.       В голове не желание убить, но отчетливая цель, и этого достаточно, чтобы зеленая вспышка сорвалась с кончика палочки, и за секунду преодолев расстояния до директора, навсегда оборвала жизнь великого чародея Альбуса Дамблдора.       Все, что Драко помнит, прежде чем его сознание покидает тело, принося за собой желанный покой, это желтая вспышка, сразу после зеленой, испуганное лицо Снейпа, застывшего на входе на смотровую площадку, заливистый смех тети Беллы и жуткую боль в коленях, на которые он с резким ударом совершенно обессиленно опускается.