Amazing Grace

1

Грейс обошла вертолет кругом, побила носком колеса — азота достаточно, крепкие, — влезла внутрь и проверила, как ходят машинганы (оба по 7.62 мм, стандартные). Она взяла с земли отвертку и отжала боковую пластину, заглядывая в турбины, наклонилась и посмотрела на брюхо, проводя ладонью по нагревшемуся металлу. Роторные лопасти были сложены над хвостом, из-за чего вертолет был похож на сидящего ястреба. Ее птичка. Ее Сикорский MH-60G, он же HH-60G Ястреб. На двери под иллюминаторами у него была маркировка «Девять». Это — мой вертолет, думала Грейс, задирая голову. Переиначенная молитва из «Цельнометаллической оболочки» стала для нее традицией. Таких много, но этот — мой. Мой вертолет — мой лучший друг. Он — моя жизнь. Я должна научиться владеть ей так же, как я владею своей жизнью. «Что ты ходишь вокруг него, как вокруг парня в баре?» - спросила Дина. Она вышла из ангара, вытирая руки ветошью. Пальцы у Дины были смуглые, почти золотые, а ногти молочно-белые, как миндаль. Черный мазут на золотой коже был похож на нефть. Грейс обошла вертолет сбоку и встала напротив носа. Она смотрела в пустые лобовые стекла, за которыми виднелась темная кабина. В сумерках внутри угадывались черные «намордники», висевшие на крюках над сиденьями. Машины — как лошади, а вертолеты — как хищные птицы. Либо ты берешь верх, либо высота, боковой ветер, вялые контроли и страх. Человек должен лететь. Вертолет должен слушаться. Летчик не только рассчитывает взлетный и посадочный вес, следит за обновлениями по миссии, и включает ПОС двигатели, если падает до +5. Летчик покоряет машину, и машина подчиняется. «Я назову ее «Счастливая Девятка», - сказала Грейc. - Как тебе такое?» «Называй как хочешь, - Дина смяла и отбросила тряпку. - Главное чтобы летало. Какой у тебя контракт?» «Второй». «А первый где был? Хотя не говори, я угадаю. В Афганистане?» «Так точно. Сразу после училища и в самое пекло». «Сколько у тебя часов налета?» «1282». «Неплохо, но могло было быть и больше. Это мой четвертый контракт. Я всегда летала с более опытными леваками». Грейс покосилась на Дину. Дина сложила руки на груди и смотрела на «Девятку», поджав губы. Она была смуглая и тонкая, и ее родители были из Ирана. Грейс уже краем уха слышала шутки насчет «арабки», но пока лично ее это не касалось — и не собиралось касаться, если Дина намеревалась разыграть карту аса, которого поставили с салагой. «Ты можешь считать это новым, интересным опытом», - сказала Грейс и прижала ладонь к носу «Девятки».

2

В Афганистане это были горы. В Катаре и Ираке это обещала быть только пустыня. Грейс заказала сводки в штурманской и принялась изучать прогнозы погоды за месяц. И жара для «Хьюи» плохо, и холод не хорошо. Как таковой, противооблединительной системы на нем не было, и хотя практический потолок был 18700 футов при статическом в 14000 с небольшим, было приятно знать, что не придется искушать судьбу среди пиков. Дина много времени проводила на полигоне, гоняя и проверяя контроли, она говорила, что после того, как «Девятка» попала в песчаную бурю, те стали менее чувствительными. Командир вертолетной части, лейтенант Кьюсак, уже представил ее инженерам. Кьюсак был высоким, нервным и нежным, и форма на нем сидела немного как на вешалке, до того он был худой. А еще он выглядел молодо — младше Грейс, хотя на самом деле был ее старше лет на семь. «Хоффман и Лэнс», - сказал он. Хоффман и Лэнс обернулись и отдали честь. Они были в оливковых комбинезонах, как и все в зоне взлета и посадки, и были бы похожи на братьев, если бы Хоффман не был таким белым, а Лэнс не был таким черным. «Пилот 2-ого класса сержант Ларсон, готова принять командование», - отрапортовала Грейс. Когда лейтенант ушел, Лэнс сложил руки на груди — руки у него были длинные, по-девичьи грациозные, и не вязались с широкой грудной клеткой и мощными бедрами — и спросил: «Ларсон, ты всегда так ходишь, как будто у тебя швабра в заднице?» Грейс посмотрела на него без особого удовольствия. Из-за тяжелых век казалось, что Лэнс смотрит на нее утомленно, но он и не пытался казаться слишком оживленным. Хоффман упер руки в бока и смотрел в землю. У него был вид человека, который устал от всего этого дерьма. «Давай засунем тебе швабру в задницу и проверим», - предложила Грейс, первой нарушив молчание. «Резвая», - не очень-то впечатлился Лэнс. «Очень. Ты будешь бога благодарить за мою резвость, когда она спасет твою задницу. Не забывай, кто здесь пилот. Ссориться с пилотом — плохая примета». Хоффман издал горловой смешок. «Поделись шуткой», - потребовала Грейс. Он поднял голову. У него было очень голландское лицо с высокими скулами и коротким, острым носом. Грейс не сразу смогла решить, отталкивающее ли оно или по-своему притягательное. «Слушай, Ларсон, мы здесь все выполняем свою работу, и меньше всего на свете мне нужны эти игры в крутых вертолетчиков. Будь проще. Научись понимать шутки». «Скажи своему другу, чтобы он отрастил себе чувство юмора, - отрезала Грейс, и добавила, хотя этого уже говорить не стоило. - Или яйца». Оно обещало быть совсем не как в Афганистане, и вот оно было — не как в Афганистане. И в хороших, и в плохих смыслах слова.

3

На базе они жили по двое. Грейс поселили с Диной, и она уже успела об этом пожалеть, когда они вернулись после ужина, и Дина сразу же спросила, снимая часы и бросая их на кровать: «Что, уже успела сцепиться с Лэнсом?» «С ним здесь все сцепляются, или что ты хочешь сказать?» - Грейс встала между койками, уперев руки в бока. Дина была выше ее, и Грейс хотелось компенсировать эту разницу в росте — хотя бы тем, что с кулаками в боках она раздувалась, как сердитая рыба фугу. «Я хочу сказать, что мы здесь команда, - Дина нависла над Грейс, и Грейс подумала, что она ростом, наверное, с Рэя. Темные волосы Дины были собраны в тугой пучок на затылке, отчего ее лоб с вмятинами по обеим сторонам казался еще больше и тяжелее. - И вместо того, чтобы нарываться, ты бы попыталась вписаться для начала. Если мы не захотим с тобой летать, то не захотим». «И что вы сделаете? - Грейс подняла брови. - Подадите рапорт? И о чем же? Что Ларсон не терпит дерьма в свой адрес?» «С твоим налетом рапорт можно написать о чем угодно», - процедила Дина. Грейс пожала плечами. «Окей, здорово. Ты на меня наугрожала, я сделаю вид, что впечатлена. А теперь я хочу спать. У нас вылет в 01 зулу и я собираюсь выспаться». «На твоем месте я бы серьезнее отнеслась к тому, что я говорю», - Дина повернулась к ней спиной, и некоторое время Грейс боролась с искушением сделать ей удушающий. Но судя по напряженной спине Дины, именно этого она и ждала. На минуту Грейс стало интересно, что Дина собиралась сделать — уйти от захвата? Бросить через бедро на койку? Спровоцировать и написать рапорт? В летном всякое бывало, но Грейс быстро потеряла интерес к вычислениям. Она сняла ботинки, куртку и штаны, оставшись в майке и трусах, и выключила свет. Сложенный комбинезон лежал на стуле, Грейс потрогала его рукой и залезла под одеяло. В блоке работали кондиционеры, и по ночам она мерзла, поэтому всегда спала под одеялом. Дина же укрывала только бедра и живот, выставляя длинные руки и ноги. Грейс проверила телефон — вай-фай тут был отвратительный, и даже если ей кто-то писал, был большой шанс получить сообщение через несколько часов или даже дней. Рэй не писал. Она не знала, где он. Его перевели на специальные операции повышенной секретности. Он, конечно же, потянул за собой свою команду. Там, где он был, наверное, не было связи, а если и была, то он не мог оттуда писать, соблюдая радиотишину. Грейс предпочитала думать, что он жив, не в плену, и справляется. Если бы она хоть на минуту задумалась о том, что может быть по-другому, она бы не смогла работать, а от ее работы зависело слишком многое.

4

Несмотря на молчание, команда работала хорошо. Они закончили раньше дедлайна на предполетную, и ждали ответа вышки. Грейс держала контроли в руке и смотрела на линию полигона, кончавшегося у бетонной стены. За стеной были решетки, на решетках была колючая проволока под напряжением. Дина молчала. В тусклом зеленом свете приборной панели ее лицо казалось желтым и похожим на мумию. Грейс запросилась еще раз, Дина посмотрела на нее неодобрительно. «Да пошла ты к черту», - подумала Грейс. Лэнс и Хоффман заняли места на боковых сиденьях, когда они проверяли «Девятку» перед вылетом, Грейс следила за ними — просто чтобы побесить. Наконец — разрешение на взлет. Грейс любила это момент больше всего. Мерно бьющиеся лопасти стучат, как сердце. Перед взлетом они начинают биться сильнее, как будто сердце бросается наперегонки само с собой; как стук каблуков танцовщицы фламенко; как поезд, который разгоняется до того, что ветер начинает выть в туннеле. На летном поле вспыхивали рыжие огни — это ручные взлетные сигналы. Взлетают вертолеты, и стук лопастей наполняет воздух. При взлете у Грейс перехватывает дыхание, это не первый раз, но она обожает этот момент — когда ты становишься легкой, как перышко, и могучей, как ураган, потому что стальная машина вокруг тебя и ты становитесь одним целым. Она пыталась объяснить это матери, которая в очередной раз требовала от Грейс сказать, почему ей в армии медом намазано, и если это из-за мужчин, то их достаточно и на гражданке; пыталась объяснить Марле и Таре, когда они выпивали в баре перед отправлением в Афганистан, и хотя Марла задавала вопросы, у Тары был вежливый, но отсутствующий вид. Они не понимали. Отец был понял, но его здесь не было. Но понял бы? Он был пилотом истребителя. Может быть, он бы и не понял, что такого особенного в вертолетах. «Тише, резко берешь», - голос Дины в наушниках сопровождался негромким шипением. В ответ Грейс постучала по датчикам высоты и горизонта, она брала нормально. «Девятка» набрала высоту, и на приемнике появились обновления по координатам миссии: LZ была в трех часах лета, на границе между Катаром и Ираком. Они забирали какой-то таскфорс. Кого можно забирать в такое время, если не таскфорс? Раньше Грейс бы надеялась, что она забирает Рэя и его Лима-Шесть, но теперь-то она знала, что шанс минимален. Какие-то MARSOC, какие-то рейнджеры, да и какая разница. Это измотанные ребята, которым нужно поесть, выспаться, и хорошо, если не в лазарет, и хорошо, если они ждут «Девятку» не под огнем, забившись под какой-нибудь камень или в какую-нибудь песчаную дыру. «Так что особенного в вертолетах?» - спросил отчим, поправляя очки. Стекла в них были толстые, как стенки у аквариума. После ранения он терял зрение, и даже плановые лазерные операции на роговице не помогали, только тормозили процесс. «Ну, понимаешь, - Грейс взялась за кружку, в которой плескалось подогретое вино, в которое она насыпала слишком много корицы. - Истребители — это не то. Они высоко, и далеко, на базах, на эсминцах. Они не знают, что творится на передовой. Конечно, они помогают, но они даже не видят жизни, которые спасают. Не видят лица тех, с кем вступают в бой. А вертолетчик — видит. Он рядом. Он видит и друзей, и врагов».

5

Буря поднималась, и Дина начала нервничать. Чем ближе была точка, тем темнее становилось желтое марево на краю пустыни. Погодный радар не обещал ничего хорошего, Грейс в какой-то момент перестала на него смотреть — грозовой фронт двигался к ним, ветер крепчал, здесь, на границе, еще было ничего, но нет-нет порыв и ударял в бок. Лэнс отчитывался о гидравлике каждые минут пять-десять, Дина запросила. Хоффман молчал, он был собранный, напряженный, как пружина. Грейс начало казаться, что настоящим лидером в этом юните была Дина. Рассвет занимался, они сняли приборы ночного видения как только воздух начал наполняться прозрачным, холодным лимонным светом. Они шли высоко, надев намордники и скребя лопастями потолок, пока не увидели скальную гряду на горизонте — на картах ее называли скальной грядой, на вкус Грейс это была гора булыжников, наваленная в песке, скальные гряды были в Тора Бора — мрачные, покрытые облаками, острые, как зубы дракона. Дина смотрела на локатор персонала, плохо — группа была на точке, но к ним подходили со стороны пустыни, там, где у горы булыжников склон был пологий. «Снижаемся», - сказала она, Грейс кивнула, закладывая петлю по катарской стороне. Одновременно с этим в наушниках раздался оглушительный треск и мужской голос проорал, перекрикивая треск — это были звуки очередей - «Девятка», где вас носило?!» «Ваш статус, Браво-Семь», - запросила Дина. «Запрашиваю огневую поддержку!» Ветер ударил в бок, «Девятка» ощутимо вздрогнула, Грейс крепче взялась за контроли, она закончила петлю так, чтобы войти в порыв ветра носом. «Приготовится к огню», - крикнула она, переключаясь на салон. Она видела черные точки, перебегавшие между скалами, на локаторе было больше понятно, и она ориентировалась на локатор — шестнадцать боевиков между скалами, угол обстрела, ветер. «Погодные условия ухудшаются», - голос Дины звенел в ушах. Машинганы стрекотали, выстрелы внизу затихли, и Грейс решила, что лучшего окна не будет. «Снижаемся», - сказала она. Дина не ответила, переключая роторы, Грейс вернулась на канал связи с группой и спросила: «Браво-Семь», ваш статус, есть раненные?». «Есть одна дыра в легком, нужен медик». «Хоффман, аптечка», - рявкнула Дина, Грейс запоздало вспомнила, что и Хоффман, и Лэнс проходили курсы, и разозлилась на себя — она впервые командир, но не помнит, кто из ее персонала что умеет. ...да разве они и были ее персоналом? Они никогда не хотели, чтобы она была их командиром. Но это не было важно. Дина и Грейс зависли над точкой, пока рэйнджеры несли раненного и прыгали в вертолет. Шальная очередь пробила по корпусу, кусок камня отскочил и срикошетил по стеклу, оставляя царапину. Грейс мстительно прошлась по камням прямой наводкой из кабины. На горизонте все смазалось в одно желтое пятно, буря приближалась. «Быстрее», - требовала Дина. Грейс смотрела на бурю и чувствовала, как у нее падает сердце. Она никогда не летала по краю бури. Она никогда не попадала в песчаную бурю. Все, что она знала, это была теория. Она не знала, насколько точной была эта теория. Она ничегошеньки не знала. Но она знала, что на борту у нее были люди, которые от нее зависели. «Держитесь крепко, ребятки, - сказала Грейс, переключаясь с кокпита на кабину. - Будет трясти».

6

...ветер ударил «Девятку» в бок и та начала опасно клониться, горизонт заваливался, они теряли высоту. Еще порыв ветра — видимость упала, за стеклом бесновалось желтое пятно, похожее на бурлящую горчицу пополам с перцем — и они летели по приборам. Все на приборах мигало опасностью. Дина зарычала и закричала что-то по персидски. Грейс удивилась сама себе — она, кажется, должна была умереть, но все равно слышала и думала, что арабский и персидский на слух совсем не похожи, и она не стала бы, например, называть Дину арабской сукой — только если высокомерной сукой. Грейс вцепилась в контроли так, что пальцы побелели, и напряглась в кресле так, что шею и колени свело. Порыв ветра ударил их под хвост и «Девятку» понесло вперед, носом в песок. Турбины, забитые песком, гудели, Лэнс напрасно кричал про продув — сначала им нужно было выйти из штормового фронта, а потом продувать. «Девятка» падала, но у Дины и Грейс все еще было управление. Грейс ни о чем не думала в тот момент, она делала ровно так, как ее учили, первое, чему ее учили, и это было просто, как качаться на качелях — если хвост пошел вверх, задирай нос. Дина схватилась за контроли и потянула вверх, она думала о том же самом, и Грейс не сразу поняла, что они она тянет — они тянули вместе... Ровный горизонт. Нет ничего лучше, чем ровный горизонт и слабый ветерок, дующий в нос. Когда перегретая «Девятка» села, их уже ждали медики. В полете Хоффман слез с раненного рейнджера, которого они вдвоем с Лэнсом прижимали к носилкам, пристегивая паралельно с дикими маневрами Дины и Грейс. Грейс вывалилась из кокпита, чувствуя себя легкой, как перышко, и сплющенной, как как консервная банка. Тот парень из рэйнджеров выпрыгнул из кабины, обошел ее и подошел к пилотам. «Я чуть не выблевал собственные внутренности, - сказал он, встряхнув руку Дины. - Круче всего было, когда мы летели на потолке». «В следующий раз мы оставим вас там, где вы сидели, Браво-Семь, - сказала Дина, она тоже была осунувшаяся и выглядела так, как будто чувствовала себя сплющенной. - Да кто мы такие, чтобы мешать специальным операциям». «В следующий раз прилетайте быстрее, пока мы вас ждали, у нас все пиво потеплело, - говорил рейнджер, по говору он был из Колорадо, что ли. Он шутил, но глаза у него были красные от недосыпа, усталые. - Спасибо что спасли наши задницы». Грейс открыла рот, чтобы ответить, но он уже вернулся к раненному, отдал честь лейтенанту — Грейс, Дина, и Хоффман тоже отдали честь, а Лэнс был за вертолетом и ничего не видел. Лейтенант не обратил на них внимания, он пришел за рейнджерами, и они понемногу расслабились. «И так всегда, - Дина кивнула на рейнджеров. - Ты спасаешь их задницы, они уходят, и ты снова спасаешь их задницы, чтобы они снова ушли». «У нас будет романтический момент, когда ты скажешь, что я не такая уж и плохая летчица?» - спросила Грейс, проводя рукой по пропитанным потом волосам. «Еще чего, - фыркнула Дина. - Ты летаешь не так мерзко, как я думала, но до идеала далеко. Еще можем сработаться. Не сразу, конечно. Бояться ты не боишься, но технику надо оттачивать. Скажи, что вы там делали в Кандагаре? Круги вокруг полигона нарезали?». «Да иди ты», - отмахнулась Грейс.

7

Лейтенант Кьюсак отметил их вылет, что бы там Дина не говорила. Грейс и сама знала, что они отреагировали, как единое целое, слаженно и точно, даром, что это был ее первый вылет в пустынную бурю. «Спасибо, сэр», - Грейс отдала честь. Кьюсак поморщился, и Грейс опустила руку. Он был такой тонкий, красивый, совершенно невоенный, что ей было интересно, что он вообще делает в таком месте. Лэнс сказал, что его отец был комендантом базы на Пацифике — командер Торнтон Кьюсак, поклонник бейсбола и Уолдена. Это, конечно, многое объясняло. «Как летается, Ларсон?» - спросил Кьюсак, сунув отделанный кожей планшет, с которым он ходил, подмышку. «Хорошо, - Грейс пожала плечами. - Климат и география совсем другие, конечно». «Я читал ваше досье. В горах основными проблемами были высота и обледенение. У нас это жара и песок», - улыбнулся Кьюсак. Грейс улыбнулась и кивнула в ответ, думая, что установить доброжелательные отношения с начальством не помешает. «Еще моджахеды, сэр. А еще близко сотрудничали с MARSOC и были примерно в курсе всех заданий. Здесь я просто получаю информацию — доставить груз, забрать людей — и лечу». «Вам не нравится определенность?» «Почему? Я люблю хороший вызов. Подготовиться с нуля и знать только самое необходимое — это встряска, выбивает тебя из зоны комфорта. Но если сравнить, получается вот так». «Знаете ли вы сержанта третьего класса Мерримена?» - спросил Кьюсак без перехода, внимательно глядя на Грейс своими широко расставленными, янтарными глазами. У Грейс моментально вспотел затылок, она ждала чего-то еще: сожмется сердце, перехватит дыхание, но ничего не происходило. «Знаю». «И близко?» «Это личная информация, сэр», - Грейс подобралась. Она не знала, как воспримут их отношения, и предпочитала молчать. Почему Кьюсак спрашивал? Она смотрела на него пытливо, и он смотрел на нее испытующе. Кьюсак выдержал паузу и продолжил: «Вчера мне дали понять, что информация, которой я располагаю о сержанте Мерримене, может быть вам интересна. Обычно в таких случаях оповещаются родственники и члены семьи. Мне было интересно, почему там, - он неопределенно завел глаза к потолку, и Грейс сдержала нервный смешок — Хесус заинтересовался, как у нее дела? - считают, что вам следует это знать». «Я близко знаю сержанта Мерримена. Достаточно близко, - сухо сказала Грейс, внимательно следя за тем, как меняется выражение лица Кьюсака. - Если вы что-то знаете и можете сообщить, прошу, сэр...» «Я верю и вам, и моему контакту. У меня нет оснований думать, что вам не нужно это знать, - Кьюсак выпрямился, - на настоящий момент сержант Мерримен и Лима-Шесть значатся MIA».

8

За завтраком Грейс взяла панкейки, хлопья и апельсиновый сок с кофе. Она села напротив Лэнса, который ел вместе с Диной. Лэнса звали Роберто, и он настаивал, что это не одно и то же, что Роберт. Хофмана нигде не было видно. «Я виделась с Кьюсаком», - сказала Грейс, глядя в тарелку. Она деловито разложила оладьи так, чтобы те не раскисли от сиропа, переставила кофе на стол, вытерла темный кофейный кружок под чашкой салфеткой. «Он еще не начал вздыхать и посвящать тебе поэмы? - спросил Лэнс, поднимая кусок омлета на вилке. - Этот омлет слишком тонкий. Они делают его на сковороде, а когда в духовке, то вынимают слишком рано. Он весь опал! Мой омлет намного лучше». «Я не люблю омлеты, - Дина отпила кофе. - И что он говорит? Что мы отлично справились? Ему стоит делать свои мотивационные речи более убедительными». «Почему это Кьюсак должен начать посвящать мне поэмы?» - Грейс нахмурилась. Она слышала слова, но те доходили до нее с задержкой. «Потому что с ним иногда такое случается, когда приходит новое контрактное мясо», - Лэнс снял омлет с вилки губами и поморщился. Он закусил омлет двумя кусками хлеба с маслом и джема. «Она больше не контрактное мясо, - сказала Дина, отламывая кусок оладья, мокнувший в джеме и почему-то в молоке у нее в тарелке. - Теперь она наш бифштексик. Довольна, Ларсон? Но обнимашек не будет. Ларсон?» «Что?» - Грейс подняла глаза. «Ты почему такая белая?» - спросил Лэнс с нажимом. Дина смотрела на нее так, как будто у Грейс были проблемы, Грейс наклонилась и посмотрела на свое отражение в кофейной чашке. Отражение было дрожало, как и уголок ее рта — он дергался, а она не заметила. «Мигрень», - соврала Грейс. Они провели большую часть дня на полигоне, приводя «Девятку» в порядок. Царапина на стекле была незначительная, но Хоффман настоял на диагностике: «Если под давлением эта царапина расколет стекло, будет уже слишком поздно». Хоффман посмотрел на Грейс, наверное, он ждал, что она выскажется — она всегда поддерживала его против Лэнса в вопросах безопасности. «Ага», - сказала Грейс. Голова была пустой и звонкой. Она бросилась в кокпит, включила системы, мягко запустила лопасти. Руки двигались быстрее, чем мысли. Ночью вылет, 02 зулу. Дина забралась в кокпит, пробежалась руками по своей стороне приборной панели, как пианистка по роялю. Она говорила, что ее родители хотели, чтобы она стала дантисткой. «Почему тогда армия?» - спросила Грейс как-то. «Так я тебе все сразу и сказала», - хмыкнула Дина. Сейчас Дина молчала. Она посматривала на Грейс, но ничего не говорила, то ли потому, что что-то поняла, то ли потому, что ей было все равно, и это было здорово. Грейс не знала бы, что ей сказать. Но она все спрашивала себя — кто там наверху, в Вашингтоне или в центральном командовании, или в командовании войск в Ираке, мог считать, что ей нужно знать, что сержант Мерримен значится MIA?

9

Грейс стояла в душе, вытянув руку и касаясь пальцами кафельной стенки. Вода скатывалась по ней вниз сплошным потоком. Она чувствовала себя плотиной, удерживающей всю Амазонку. Думать было тяжело. Воспоминания как будто отрезало — она старательно избегала прикасаться к ним, она убрала их в коробку и задвинула на верхнюю полку памяти. Ее лихорадило, не время было вспоминать. Что она могла сделать? Первым порывом было поднять вертолет и лететь, но это было очень глупо. Грейс даже не знала, куда лететь. Если бы она только знала, кто сказал Кьюсаку, что ей нужно передать весточку о Мерримене... Может, кто-то из знакомых отца? Кто-то из ставки, кто считал Мерримена своим протеже? Он был хорошим оперативником, многим нравилось, как он работал. Проще всего было спросить. Да, спросить. Хуже не будет. Грейс сейчас же пойдет к Кьюсаку и спросит. Один вопрос никак не отразится в ее личном деле. Да причем здесь это! Грейс разозлилась сама на себя. Причем здесь личное дело, даже если бы это разрушило ее личное дело к чертям собачьим, если бы она только знала, куда лететь, она бы угнала этот чертов вертолет — и пусть под трибунал. Есть вещи важнее, чем карьера. «Что ты творишь?» - Грейс вышла из душа, не включив воду, и влетела в Дину. Дина была завернута в полотенце, мокрые волосы лежали у нее на плече. Грейс посмотрела на нее невидяще, и поняла, что она была голая, и почти в коридоре. Точно. Вода, полотенце. «Задумалась», - коротко ответила Грейс и вернулась, чтобы выключить воду. Стоя спиной к Дине, она обернулась в полотенце, думая о том, не поздно ли пойти к Кьюсаку — отбой приближался. Дина схватила ее за плечо: «Что с тобой? Хватит, я вижу что тебя перекручивает весь день. Что Кьюсак тебе сказал?» «Ничего», - Грейс сжала губы. Дина всмотрелась в ее лицо, ее брови-полумесяцы чуть поднялись. «Как зовут твое «ничего»? Парень, девушка? Погиб или пропал?» «Это не твое дело, - Грейс схватила Дину за руку. - Мы не друзья». «Это правда. Мы не друзья, - Дина бесстрашно смотрела Грейс в глаза, готовая к драке. - Мы хуже. Мы — команда. Если ты ворвешься к Кьюсаку в полотенце, это ничего не изменит. Остынь. Так кто у тебя?» У Грейс был выбор — ударить Дину или ответить. Она была опасно близка к тому, чтобы ударить, но в ее словах был смысл. Куда она пойдет? Что она узнает? Грейс отбросила руку Дины, отвернулась, бросилась к стене — и отошла от нее, прижимая кулак к губам, едва удерживаясь, чтобы не закусить костяшки. «Парень», - сказала она, поднимая голову. В глазах Дины, глубоких, как ночь, не было ничего, кроме бесконечного понимания. Ночью они сидели на кровати, и Дина прижимала голову Грейс к груди. Грейс не плакала, но в какой-то момент она начала бить кулаками стену, пинать ее ногами. Дина держала Грейс, но не мешала ей вымещать злость на стене. «Лучше в стену, чем в меня или Кьюсака, - говорила она. Ее волосы пахли жасмином. - Тем более, ее давно пора перештукатурить. Хочешь ксанакса?» «Откуда у тебя ксанакс?» - глухо спросила Грейс. Она скрючилась на коленях у Дины, как креветка, закрывая голову руками. «От наших асов с авианосца, - Дина погладила Грейс по волосам. - У меня разные есть. Все зависит от того, что ты хочешь почувствовать». «Я хочу умереть». «Ты не хочешь умереть. Ты хочешь, чтобы твой дружок был жив. Он жив. У нас по два, по три раза на неделю статус меняется на «пропавших без вести». Если вертолет падает в пустыне, команда значится «пропавшей без вести», пока их не найдут». «И что, находят?» «Не всегда. Но не всегда и не находят».

10

Грейс стояла перед «Девяткой» и смотрела на затухающий горизонт, вдыхая запах весенних цветов, которые выросли на нейтральной полосе. Легкий ветерок ласкал ее лицо, а она чувствовала себя пустой и переломанной. Так же было с отцом — она узнала, что он погиб, и все. Вся информация была засекречена, его даже хоронили в закрытом гробу. И она ничего не могла поделать, не могла даже поцеловать его на прощание. «Пора», - Хоффман хлопнул ее по плечу. «Так точно», - рассеянно ответила Грейс. Они знали. Дина рассказала. Грейс брала у Дины ксанакс перед вылетами, она не могла спать. Ей казалось, что если она сомкнет глаза хоть на минуту, она пропустит, но что она пропустит? Что-то невероятно важное. Что-то, то может стоить жизней. Дина пока не брала с нее деньги, говорила, что станет понятно по глазам, когда ксанакс не для того, чтобы не умереть, а для того, чтобы жить. Когда она поднимала вертолет в воздух, она чувствовала, какими податливыми стали контроли. То ли Грейс привыкла, то ли «Девятка» покорилась. Она была удивлена, что Дина не написала на нее репорт — за эти сутки она проспала всего три часа, и глаза у нее были полны песка. Если так будет продолжаться, ВЛЭК ее не пропустит. Взлет был приятным, как и всегда, но радость притупилась. Собраться стало пора, когда они пересекли границу Катара и вошли в зону боевых действий. Все радары были включены, Дина и Грейс надели очки ночной видимости, но летели все равно по приборам. На горизонте над поселком, лепившемся к склону холма, взлетали и вспыхивали огненные астры. «Сколько говоришь боевого опыта?» - спросила Дина. «Меньше, чем нужно», - Грейс глянула на приемник, за поселение шли бои, прикрывавшие отступление юнита. «Как ты там сказала? Ты можешь считать это новым, интересным опытом», - сказала Дина. Она провела «Девятку» прямо под линией обстрела, батарея надрывалась, даже наушники не заглушали грохота. Грейс слушала координаты в наушниках, связь прерывалась еще хуже, чем во время пустынных бурь. «Девятка» сделала опасный маневр — мимо просвистел снаряд, Грейс почти чувствовала, как жар опаляет раму. «Девятку» затрясло, «Что там?» - крикнула она. «Корпус пробит, но утечки топлива нет». Хоффман орал, как же они все орали, так, что голова раскалывалась, но иначе ничего не было слышно. «LZ прямо по курсу», - рявкнула Дина. Они снизили скорость и, задирая хвост, попытались зависнуть, но пришлось резко уйти в сторону — еще снаряд из РПГ показался на радаре. Машинганы ответили шквальным огнем, второй заход был более успешным - «Девятка» зависла, темные силуэты запрыгнули в холд, «Девятку» качнуло. «Быстрее, быстрее», - торопила Дина. Снова начался обстрел, Грейс вросла в кресло, она смотрела в приборы, в темноту, не моргая, у нее страшно резало глаза — она свернулась, как пружина, и когда нужно было брать вверх, она взяла вверх так круто, что «Девятка» чуть не перевернулась. «Легче, - рявкнула Дина, и перешла на другой канал. - Да, забрали. Лима-Шесть? Да, Лима-Шесть. Или черт их знает», - проворчала она, отключаясь. По Грейс как электрическая волна прошла, она не обернулась, ни на минуту не отвела взгляд, не могла, не должна была. «Что ты сказала?» - спросила она. «Я сказала, Лима-Шесть. Спасательная миссия была для Лима-Шесть».

11

Она не могла ничего сказать, потому что он был ее миссией, а она была его транспортом. Ни слов, ни объятий, ни вопросов — ничего. Все, что они могли, это смотреть, но даже этого было достаточно. Рэй загорел и осунулся, вокруг панамы у него была обмотана арафатка. Слой пыли поверх загара, и только кожа вокруг глаз была белой, повторяя форму солнцезащитных очков. Они смотрели друг на друга и молчали, смотрели до последнего, пока он не отвернулся и не отдал честь лейтенанту, и даже тогда Грейс продолжала смотреть ему в затылок. От пыли Леви был серый. Маркус подмигнул, утомленный. Еще двое каких-то парней, рыжий и похожий на итальянца, которых Грейс не знала. Рэй двигался так, как будто ему было больно, но крови не было. Он взвалил миниган на плечо и пошел, хотя к ним уже спешили медики. Леви прихрамывал, и Грейс подумала — знает ли его подружка где он, что с ним? Знает ли, что он значился пропавшим, знает ли, что вернулся? «Кто это?» - спросила Дина, вываливаясь из кабины. Грейс повернулась к ней. Она не сняла шлем в кокпите, поэтому стащила его прямо на полигоне. Волосы стояли вокруг головы, как одуванчик, выбившиеся из пучка. «Это он», - сказала Грейс. Она была так рада вернуться на базу, как никогда не была. Так рада Хоффману и Лэнсу, выпрыгнувшим из холда. Так рада Дине, и ночи, и теплу, и тому, что была жива, и что не наделала глупостей, и что пилотировала «Девятку». «Ты спасаешь их задницы, а они уходят, ты снова спасаешь их задницы, а они снова уходят, - Дина сложила руки на груди. - Я рада, что твой парень жив. Но теперь ксанакс для тебя за деньги». «Стерва. Могла бы открыть мне кредит», - Грейс убрала волосы с лица и засмеялась. Дина посмотрела на нее и улыбнулась в ответ, впервые, открыто. «А знаете, что нам нужно, если мы теперь надолго вместе с нашим бифштексиком? - спросил Лэнс. Он подошел сзади и положил им руки на плечи. - Совместная фотография. У всех экипажей этой жестянки всегда были совместные фото. Не вижу смысла делать исключение». «Безопасность и ограничения на съемку, ты тупой сын дохлого верблюда», - Дина посмотрела на него через плечо. «Сэфли на котором не видно ни номеров, ни местности, ни стоянки — это очень даже безопасно, - возразил Лэнс. - Эй, Хоффман, иди сюда». «Зачем?» - голова Хоффмана показалась из холда. «Фотографироваться будем». Они встали голова к голове, так, что лопасти девятки поднимались над ними, как коллективный нимб, и Лэнс, вытянув вперед длинную руку, нажал на кнопку телефона. Рука у него дрожала от напряжения и перегрузки, поэтому фотографировать пришлось трижды, пока прыгающая камера захватила лица. Пока механики осматривали вертолет, Грейс отвела Дину в сторону и спросила: «Какое самое удачное время чтобы пройти в лазарет и там никого не было?» Дина задумалась. «После отбоя, между часом и тремя» «Отлично».