***
Лос-Анджелес, два месяца спустя Грейс села на стул и достала сигарету из пачки, закусила фильтр и щелкнула зажигалкой. Рэй, голый по пояс, встал перед ней на колени и провел руками по ее бедрам от коленей до складок под лобком, просовывая между ними пальцы. Он был не таким сухим и точеным как в Афганистане: он набрал вес, и Грейс хотелось его кусать — покрытого испариной, похожего на имбирного медведя. «А ты знаешь, что моя любимая война — Первая Мировая?» - Грейс оперлась локтем на стол и поставила ступню ему на грудь. Стул скрипнул, поднимаясь на задних ножках. Рэй погладил ее подъем, подцепил пальцем ее трусики за ластовицу и потянул вниз. Грэйс приподнялась на стуле, помогая ему, и стряхнула пепел с сигареты на тарелку. «Почему?» - Рэй бросил ее трусики на ковролин и облизал пальцы, глядя ей в глаза — она намокла там, где он подхватил ее пальцами, и подтекала весь вечер, думая о том, что случилось прошлой ночью. Грейс проснулась от того, что Рэй тер членом между ее ступней. Член был мокрый и красный, Рэй был такой возбужденный, что Грейс начала мастурбировать — так, чтобы он видел, натирая клитор и терзая и без того растянутое, натертое влагалище. Она часто просыпалась с членом Рэя у себя в киске, и Рэй шептал что-то успокаивающее, не переставая ее трахать, поддерживая за грудь или за лобок. Грейс откинулась на спинку стула,забрасывая руки за голову. Она видела белую входную дверь, стекло наверху двери, за которым мошки кружились вокруг фонаря. Фиолетовая калифорнийская ночь поглощала свет. У Грейс не было ничего, чтобы не болело, и все же, она никогда не упускала возможности показать Рэю, что на ней нет трусов, или взять его за член, или прижаться к нему так, чтобы грудь без лифчика ерзала по его груди или животу. Она больше не могла, и все равно хотела. «Ну, потому что тогда они впервые начали изучать шеллш...» - Грейс не смогла договорить. Рэй зарылся носом в ее промежность, обсасывая набухшие половые губы. Он застал ее врасплох, Грейс попыталась схватить его за волосы, но они были слишком короткими, попыталась выпрямиться на стуле, он подался назад — короткая передышка — и снова впился в нее ртом, проталкивая язык во влагалище. Грейс задышала чаще, увидела, что на ее сигарете вырос столбик пепла. Она прицелилась стряхнуть в тарелку, но промахнулась. Рэй сосал между ее киской, просунув ладони ей под задницу, Грейс сползла вниз по стулу, копчиком на самый край, выгибаясь навстречу его губам, а Рэй сосал между ее ягодиц, где немного саднило после того, как он выполнил обещание с самолета. Когда он прижал палец к ее анусу, Грейс хотела попросить его сосредоточиться на киске — но он начал лизать ее клитор, толкая языком горошину на самой верхушке, и одновременно с этим ввел два пальца ей во влагалище. Грейс закусила губы и закатила глаза: он начал делать Ту Штуку. Та Штука была — Рэй ощупывал ее изнутри и находил точку, на ощупь похожу на маленькую выпуклую пуговичку. Находил - и начинал трясти рукой, ударяя кончиками пальца по этому электрическому сгустку нервных окончаний. Бедра Грейс задрожали, она уперлась ладонями в сиденье, насаживаясь на его пальцы, и, когда Рэй протолкнул большой палец ей в анус, ей уже не было больно. Грейс стонала — и Рэй стонал. От мысли, что у него стоит, как каменный, и если Грейс возьмет его член в рот, или Рэй пошлепает им по ее красным, распухшим губам, он немедленно кончит, Грейс улетала. Из нее текло на стул, Рэй сосал ее клитор, а она работала киской в одном ритме с его пальцами, и хотела больше, сильнее, растянуть так, чтобы ее влагалище навсегда приняло форму его члена... Грейс открыла глаза и посмотрела на стол. На столе стояло блюдце с пеплом, открытые коробки с хлопьями, и помидоры, которые она не убрала в холодильник. Стол был маленьким, но на нем мог уместиться один человек. «Я хочу на столе, - прошептала она, и потянула Рэя за уши. - Слышишь? На столе. Трахни меня на столе». Рэй вынырнул из нее, нижняя половина его лица была мокрой от носа до подбородка. Он схватил Грейс под коленки и поцеловал, складывая ее вдвое, она схватила Рэя за член и столкнула его шорты к щиколоткам; ее киска на его губах была на вкус, как кальмар, водянистой и солоноватой. Рэй усадил ее на стол, смахивая коробки, хлопья полетели на пол, помидоры раскатились, блюдце ударилось о ковролин, но не разбилось. «Скажи, что хочешь, чтобы я кончил в тебя», - потребовал он, взяв ее за горло. «Рэй, милый, я хочу твой член и хочу, чтобы ты в меня кончил», - Грейс открыла рот, впуская его пальцы.***
Он лежали на разных краях кровати, Грейс прикрывалась пустым пододеяльником, а Рэй ничем не прикрывался, раскинув руки и ноги как морская звезда. Простыни были мокрые от пота и от секса. Они договорились не включать кондиционер по ночам, потому что счета за электричество росли, и по ночам было прохладнее, но эта ночь была как духовка. Грейс засыпала и просыпалась, ее сон был тревожным — то ли от легких наркотиков, которых она наелась на вечеринке, то ли от алкоголя. Сны были похожи на россыпь цветных стекляшек в калейдоскопе. Рэй танцует какой-то дикий танец, и Грейс понимает, что скачет рядом с ним. Басы долбят, она для себя решила (и сказала родителям и Рэю), что через два контракта хочет идти на международные отношения, но разве она готовится? Она в клубе, на ней белые кроссовки и платье цвета фуксии, Рэй дает ей таблетку на кончике языка. Когда Грейс слизывает таблетку, Рэй хватает ее и усаживает себе на бедра, танец становится еще более диким. Но это не сон, нахмурилась Грейс, это было сегодня вечером. Она мотает головой и видит себя на поле. Ей почти восемь, она хочет играть в бейсбол с мальчишками, но они не хотят брать ее в команду потому, что она «бросает как девчонка». Она все равно напрашивается и выходит с мячом, над ней смеются, кто-то выкрикивает обидные прозвища. Она размахивается, поднимает колено, приседает - кидает мяч и попадает в глаз Холдену, который нарочно поставил ей подножку на перемене так, что она упала и разбила лоб. Он извинился, а потом толкнул ее снова в столовой. Грейс не целится нарочно, и сначала пугается, но потом ей даже нравится, как все вышло. Отец отводит Грейс в секцию по джиу-джитсу. Он высокий, в лицо ему светит солнце, вместо лица она видит это золотое сияние. «Но в этой секции одни девчонки», - кривится Грейс. «Что плохого в девчонках?» - отец спрашивает невозмутимо. «Они не умеют бить». «Кто тебе это сказал?». «Холден. И еще другие, в школе». «Но ты тоже девчонка. Ты считаешь, ты не умеешь бить?». Грейс глубоко задумывается. Она считает, что она лучше других девчонок, но те не хотят с ней дружить, потому что она не играет в куклы. Мальчишки не хотят с ней дружить по той же причине. «Бить умеет тот, кто тренируется, - отец размахивает ее рукой, как в детстве, и Грейс хочется побежать вприпрыжку, но она уже взрослая, ей почти девять, она не бежит. - Натренируешься, и тоже сможешь бить. Но бить сильнее всех — это не главное». «Что главное?» - Грейс задирает голову к солнцу, прикрываясь рукой. «Главное бить точнее всех». Грейс шестнадцать. На ней ужасное розовое платье с блестками, но она чувствует себя звездой. Она подружилась с девчонками из школьной ячейки и они вместе делают газету. Теперь они вместе идут танцевать. Марла принесла бутылку вина в пакете и они по очереди пьют прямо из бутылки, спрятавшись за мусорными баками. Марла, Тара, Маленькая Грейс — у Грейс наконец-то есть друзья. Ей хочется поклясться, что они будут дружить всегда, она говорит об этом, и девчонки подхватывают — они будут подругами всегда, даже когда им стукнет сорок (ужасная старость). «Малыш», - позвал Рэй. «А?» - локоть Грейс лежал у нее на лбу. Вместо того, чтобы повернуться, Грейс протянула Рэю руку. Их пальцы соприкоснулись на середине кровати. «Тебе снятся кошмары?» «Да. Но они снятся мне с тех пор, как умер отец, так что я не вижу большой разницы, - ответила Грейс, все еще думая о своем сне. Она не сразу поняла что Рэй говорил не о ней. - Тебе снятся кошмары?» «Иногда, - Рэй убирал руку, по тени на стене Грейс поняла, что он трет лицо ладонями. - Часто снятся горы. На одной стороне лес, на другой взрывы. Помнишь деревню?» «Помню», - Грейс перекатилась на живот. Рэй сложил руки на груди, он смотел в потолок. В сумерках темные круги под его глазами казались фиолетовыми. «Мы идем по деревне, местные стоят и смотрят. А у них... Нет, это бред». «Скажи!» - Грейс вытянула руку и потрогала его за плечо кончиками пальцев за плечо. Рэй вздрогнул и посмотрел на нее, как на чужую, но его черты быстро разгладились. Он вытянул руку и они сплели пальцы. «У них нет лиц». «У тебя не едет крыша», - сказала Грейс, видя сомнения на его лице. Рэй мало говорит о чувствах, но иногда проговаривался. Его отец много пил, от пьянства у него началась белая горячка и он начал видеть руки в стенах. Рэю тогда было восемь, столько же, сколько Грейс, когда отец отвел ее в секцию. «Может и едет, - Рэй закидывает руку за голову и шевелит пальцами ног. - Я всегда думал, что этого со мной не случится. Что, если я буду лучшим, буду решать, и буду впереди, я смогу сам выбрать свою судьбу. Но если я сойду с ума, получается что нет». Грейс поднесла руку Рэя к губам и поцеловала. Он невесело улыбнулся. «Ты не сойдешь с ума», - пообещала Грейс. «Почему?» «Потому что не сойдешь».***
Утром Рэй сидел за столом на кухне. После того, как они занимались на столе сексом, у стола треснула ножка. Вечером Грейс обмотала ножку изолентой. Рэй посмотрел на ее ремонт и хмыкнул, Грейс всплеснула руками: «Чини сам тогда». «Все хорошо, милая, - Рэй положил ей руку на талию. - Я тебя выбрал не потому, что ты умеешь работать руками. И даже не потому, что ты умеешь готовить. И точно не потому, что...» «Заткнись, - Грейс кинула ему полотенцем в лицо. - Я не принимаю критику от человека, который делает в слове «конференция» больше ошибок, чем там есть букв». Когда Рэй сидел, он широко расставлял колени, потому что он был высокий, а стул — нет. В одной руке он держал сэндвич с яичницей и сыром, из которого на тарелку тек желток, а в другой ручку. Его телефон лежал на столе, он смотрел в телефон и писал ручкой в тетради. Столбики цифр множились, как мошки вокруг фонаря. «Доброе утро», - Грейс дошла до холодильника, для этого ей пришлось перелезть через ногу Рэя, чем он воспользовался, чтобы потрогать ее зад и внутренние стороны бедер. Грейс выпила апельсинового сока из бутылки. Она посмотрела на грязную сковородку на плите, еще два сэндвича лежали на тарелке на столе. Они были разрезаны посередине, и желток, вытекший из них, уже застыл. Грейс взяла один и села Рэю на колено, когда она укусила сэндвич, то подставила под него ладонь, но крошки все равно посыпались на тетрадь. «Возьми тарелку», - сказал Рэй. Грейс отвела руку с сэндвичем в сторону и обняла его за плечи. Он был теплый от солнца, на плече у него шуршал кусок прозрачной пленки, марля под которым прикрывала свежую татуировку. Грейс поцеловала его в косточку за ухом и укусила сэндвич — Рэй на вкус был почти как сэндвич, только пах кофе. «Как выходит?» - спросила она, разглядывая цифры. «Мы поедем вчетвером. С бензином, мотелями и за все про все нормально выходит», - Рэй откинулся на спинку стула и бросил ручку на тетрадь. Он был в одних трусах, Грейс была уверена, что он уже видела эти трусы вчера утром. «Ты надевал их вчера, - она ущипнула Рэя за живот над резинкой. - Что за привычки опоссума». «Я не надеваю ничего свежего, пока не приму душ», - ответил он. Грейс закатила глаза, ей нравилось его дразнить: «Еще больше привычек опоссума. Может, мне на ночь постелить тебе в мусорном баке?» «Ты не умеешь стелить постель», - Рэй отпил кофе, Грейс закинула ему ногу на второе колено, и он забрал в ладонь ее пальцы ног, проталкивая между ними свои пальцы. «Меня научили в летном, не беспокойся, - возразила она. - Кто поедет с нами?» «Леви и его новая девчонка. Он говорит, что у них все серьезно». «А Маркус?» - спросила Грейс. Рэй покачал головой: «У него свои дела». «Так может я своих друзей приглашу, если Маркус не может? Поехать двумя машинами будет веселее. Насколько я знаю, у Тары есть фургон». «Твоих друзей из старшей школы или из колледжа?» «Из старшей школы, конечно же, - удивилась Грейс. - Из летного я могу пригласить человек двух-трех, да и то не факт что они поедут. Мы были не очень близки, так, хорошие приятели». «Плохая идея». «Почему это?» «Потому что мы едем повеселиться. Все твои школьные друзья поступили в колледж и стали леваками. Я не хочу слушать нудеж о политике, против войны, за демократов, за права всех, кроме моих, - Рэй оперся локтем о стол и посмотрел на Грейс, - и если ты спросишь Маркуса или Леви, то им это тоже не нужно». «Что ты имеешь в виду? - Грейс задрала бровь. - У моих друзей есть свое мнение, и у тебя и твоих друзей есть свое мнение. Это не значит, что мы не можем повеселиться или что я теперь должна общаться только с твоими друзьями». «Я сказал, - Рэй пожал плечами. - Я не хочу разбираться с этим на отдыхе». Грейс посмотрела на него косо и положила сэндвич на тетрадь, позаботившись о том, чтобы ткнуть яйцом в чернила.***
После того, как они ругались, Рэй уходил качаться. Его отец распускал руки в гневе. Рэй не хотел стать таким же, поэтому, когда он злился, он взял за правило перенаправлять энергию куда-то еще: поднимать тяжести или бегать. Рэй рассказал это Грейс, и Грейс почувствовала себя польщенной: он доверил ей что-то, в чем-то был уязвим. Сейчас это, правда, не помогало, потому что она на него очень зла. Грейс села на веранде, ей захотелось написать Марле. Грейс была особенно близка с ней, но когда ушла в летную школу, они стали общаться все реже и реже — Марла сконцентрировалась на учебе, на активизме, на проектах, а Грейс нужно было налетывать часы, вставать по побудке и пытаться выспаться за ящиками с кислородными баллонами в ангаре. Они начали переписываться снова, когда Грейс получила назначение в Афганистан, и общение понемногу восстановилось — оно не было таким близким, как раньше, но в каком-то смысле более зрелым. Марла считала, что присутствие военных сил США в Афганистане только ухудшало обстановку. Сначала Грейс не чувствовала ничего особенного, когда Марла ей это говорила, потому что считала, что та может быть и была в чем-то и права, зато давала какую-то перспективу, а потом начала злиться. Потому что у Грейс были боевые вылеты. Потому что она знала ребят, которых брали в заложники. Потому что она научилась ненавидеть моджахедов за то, что они заставляли умирать тех, кого она знала, с кем спала на соседних койках, на кого полагалась на земле и в воздухе. Они сильно поругались с Марлой тогда, и некоторое время не общались. Но без Марлы в телефоне Грейс стало скучно скучно. Тара не могла ее заменить, а у маленькой Грейс никогда не было времени на долгие разговоры — она бредила цветами, композицией и красками. Марла, конечно же, не одобряла выбор Грейс — она считала Рэя ограниченным, грубым и упрямым, а Рэй считал Марлу очкастой либералкой; на этом их общение начиналось и заканчивалось. Оба они Грейс раздражали — почему они просто не могли начать общаться не на те темы, которые выводили их из себя? Грейс была терпеливой. Она давала им шансы узнать друг друга получше. Если она любила их обоих, почему они не могли попытаться понравится друг другу? «Марла, хочешь поехать со мной и Рэем во Флориду? - написала Грейс без предисловия и приветствия. Она всегда считала вступление пустой тратой времени. - Маркус не поедет, у него какие-то дела. Мы едем с Леви и его девушкой, это будет одна машина. Двумя будет веселее». В чате появился значок «печатает». Телефон всегда лежал у Марлы на столе, рядом с лэптопом. Несмотря на беззвучный режим, отвечала она моментально. «Привет! Спасибо что написала. Я как раз подумала о тебе. Но мне кажется это не очень удачная идея: я вряд ли смогу договориться с твоим бойфрендом. Помнишь что было на твоем дне рождении? Вряд ли стоит повторять это еще раз, еще и во Флориде. Прости. Не обидилась?» «Тебе не нужно ни о чем с ним договариваться, - Грейс взяла телефон обеими руками и начала печатать двумя большими пальцами для скорости. - Мы можем разок просто поехать куда-нибудь все вместе и хорошо провести время без политики?» Значок «печатает» появился и пропал. Снова появился и пропал. Появился так надолго, что Грейс успела влезть в тряпичное кресло на алюминиевом каркасе с ногами, налить себе колы, отпить колы, оглянуться в поисках сигарет и подумать, что она и так много курит — надо взять паузу. «Грейс, я понимаю, что ты хочешь совместить несовместимое, но тут это правда не работает. Я очень люблю тебя, не сомневайся в этом никогда, пожалуйста, но мне не очень нравится твой бойфренд и его компания. Мне кажется, что они на тебя плохо влияют. Ты так не изменилась с тех пор, как у тебя начались боевые вылеты, как когда познакомилась с ним». Грейс царапнул ответ Марлы. Она написала «В чем это я изменилась?» и положила телефон экраном вниз. Она не была уверена в том, что хочет видеть ответ. Зная Марлу, ответ обещал быть очень подробным, и не очень приятным. Телефон завибрировал, от вибрации съехав с бамбуковой салфетки на столик. Грейс смотрела на него, чувствуя, как сосет под ложечкой от любопытства и, одновременно, неприятного предчувствия. Она боролась с собой меньше минуты, но не выдержала: схватила телефон, смахнула блокировку, открыла чат. «Ты изменилась. Иногда ты разговариваешь так, как будто считаешь, что гражданские, пострадавшие от авианалетов в Кандагаре, заслуживали это. Иногда мне кажется, что ты действительно ненавидишь всех на этой войне. И тебе нравится то, что ты делаешь. Еще раз прости, но меня это пугает. Ты всегда хотела быть как Капитан Марвел, но то, что ты делаешь сейчас, больше похоже на Магнето». Кровь бросилась Грейс в лицо. Отсылки к комиксам вывели ее из себя — как можно сравнивать придуманных героев и реальную жизнь! Разве Марла знала, что ей пришлось пережить? Грейс была на войне, ее ненавидели, пытались убить, как она еще должна была реагировать — всех любить и всех прощать? «По-моему ты не понимаешь о чем ты говоришь», - написала Грейс, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться. «А по-моему, это ты не понимаешь», - ответила Марла. Грейс положила телефон на столик, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, как учили, но опять не помогло. Только когда она треснула по столику кулаком так, что он жалобно скрипнул, ей стало немного легче.***
Рэй вернулся вечером, с ним пришел Леви, и этот маленький пухлый парень, Донни, с которым они играли в футбол. Они сели в гостиной, поставили две упаковки пива в пластиковой сетке на стол, и включили телевизор. Грейс сердито сидела на веранде, игнорируя их, до тех пор, пока не стемнело. Она должна была начать писать черновик своего мотивационного письма в университет, чтобы отредактировать его в следующем году, но в гостиной вкусно щелкали банки, слышались выкрики, хлопки по коленям — судя по звукам, шел баскетбольный матч. Грейс встала с кресла и включила фонарь над дверью, проверила телефон — ни одного нового сообщения, но и Тара, и Марла обе были онлайн. Грейс подперла пальцами подбородок, думая, обсуждают ли они ее между собой, обсуждают ли они ее со своими университетскими друзьями. Грейс не боялась обсуждений, но ей казалось, что это несправедливо — какое право они имеют чесать языки за ее спиной, если они не пожертвовали тем, чем пожертвовала она? Частью жизни, которую они проводят в уютных аудиториях и кофейнях, и ради чего? Грейс хотелось бы ответить себе, что ради страны, но она знала, что это не так. Ради славы. Рэй хотел, чтобы у него в жизни появилось больше шансов. Хотел вырваться, хотел денег, хотел что-то изменить. Леви хотел доказать, что он лучше, сильнее, чем обстоятельства, что он может добиться в того, что захочет. Маркус пошел за друзьями, у него дома было все не так плохо. У Грейс дома было все хорошо, но... ...папа считал, что она особенная, и Грейс ему верила. В то, что она особенная, что ее ждет особенная судьба, и что судьба эта — в авиации. Что она либо совершит подвиг, станет самым молодым генералом в Центральном командовании, гением тактического боя — не важно, кем именно, или всем сразу, важно, что Грейс чувствовала себя исключительной и хотела это доказать. У нее не было чувства, что получалось Из гостиной донеслось протяжное трехголосое «о-о-о», и в драматической тишине, прерываемой только бормотанием комментатора, приятный тенорок произнес: «Твою же мать. Вы это видели?» «Ебаный стыд», - ответил Рэй. Он говорил это таким голосом, как будто прикрывал глаза пальцами. Рэй не мог смириться с плохой игры своей команды даже больше, чем с промахами своего отряда. «Они не тренировались. Посмотри, как они двигаются. В клубе что ли всю ночь протусили», - убежденно сказал Леви. Грейс стало интересно, что случилось, но не хотелось идти к ним, не хотелось сидеть одной, ничего не хотелось. Все казалось чужим. Но вот пива — пива хотелось. «Привет, ребятки», - сказала Грейс, встав в дверях веранды. «Привет, Грейс», - Леви поднял руку. «Привет, Грейс», - кивнул Донни. Рэй посмотрел на Грейс и отвел взгляд. Утром они, кажется, наговорили друг другу гадостей, но Грейс не помнила, каких. Когда она выходила из себя, она потом не помнила деталей, не помнила, что говорила и что отвечали ей, оставался только осадок. Грейс подошла, взяла пиво и села на диван. Рэй посмотрел на нее, и она развела руками. «Я не уйду, я хочу пива». «Почему Грейс должна уходить?» - удивился Донни. Он один нигде не служил, и в его присутствии Грейс расслаблялась: в нем чувствовалась гражданская мягкость и любопытство. «Мы поругались утром», - Грейс открыла пиво. «Из-за чего? - Донни приподнял брови. - С тобой вообще можно поругаться?» «Это не твое дело, - Рэй поднял руку. - Это вообще ничье не дело, понятно?» «Окей, окей», - Донни пожал плечами и потянулся за пивом. Леви наблюдал за ними и молчал. «Мы поругались, потому что я хотела пригласить Марлу, - просто сказала Грейс. - Рэй считает что это плохая идея и что все вместе не поладим». «Кто такая Марла?» - заинтересовался Донни. Леви пробормотал под нос что-то вроде «Ох, черт». Рэй мрачно смотрел в телевизор, он не переносил публичных обсуждений, но Грейс уже начала. Впрочем, она не собиралась устраивать разборки. «Моя подруга из старшей школы. Мы с ней поговорили, и тоже решили, что это не очень хорошая идея, - просто сказала Грейс. - Я могу ладить со всеми своими друзьями, но, может быть, не все мои друзья могут ладить друг с другом». «Значит, Эль Хефе был прав», - сказал Леви, глядя в телевизор. Грейс и Рэй переглянулись, и Грейс показала ему средний палец. Рэй показал ей средний палец в ответ, тогда Грейс показала ему два пальца. Рэй показал ей два пальца, и Грейс скривилась. «Кто-нибудь, покажите ему еще средний палец за меня, у меня кончились». «Вообще без вопросов», - обрадовался Донни и показал Рэю средний палец. «Я тебе руку сломаю», - изумился Рэй. Грейс довольно засмеялась. Леви вздохнул и показал один средний палец Донни, и один — Грейс. «Вы как в детском саду, ей-богу».***
Они пили и смотрели матч; потом Рэй и Донни курили на крыльце, пока Леви собирал себе сэндвич, а Грейс лежала на диване, а потом Донни и Грейс курили пока Рэй и Леви досматривали матч. Потом все ушли, и Грейс начала собирать пустые пивные банки. Она что-то сказала Рэю возле телевизора, бросавшего синие тени на стены, а Рэй взял ее за щеки и поцеловал. Поцелуй был сочным, как хурма. Губы сминались, языки играли и боролись, рты сосали и кусали. Рта Рэя быстро стало мало — Грейс начала целовать его лицо, а он вдруг взял и поцеловал ее в нос, так, что весь ее нос оказался у него во рту, и только уголок его губ прижался к ее верхней губе. Было влажно и щекотно, задрав голову, Грейс трогала пушок у него на животе, внизу живота, где он становился плотнее, гуще. Грейс стянула с него футболку и провела руками по груди, Рэй распрямил плечи, как будто предлагая себя ей. Она прижалась к нему, хватая пальцами за лопатки, и провела языком от подбородка, по мраморно-твердому адамову яблоку к кадыку, и ниже, до прекрасных, хищных ключиц, там, под которыми росли темные — то ли рыжие, то ли каурые — волосы. Рэй попытался сунуть Грейс руки под футболку, но она завела его руки за спину и зафиксировала запястья. «Нет, - сказала она, глядя на него в темноте, - сегодня ты мой. Скажи, ты хочешь быть моим?» «Да», - губы Рэя дрогнули. Он смотрел на нее зачарованным взглядом. То ли в этом была виновата темнота, то ли игра, в которой они весь вечер подначивали, кусали друг друга словами, как резвящиеся волки, но Рэя тянуло к Грейс с такой силой, что она могла чувствовать жар его тела, и, одновременно, эту пьянящую покорность, готовность отдаться в ее власть. Удерживая его руки за спиной, Грейс принялась целовать его грудь, потираясь об нее то лбом, то щекой, как кошка. Она не торопилась — когда она подобралась к соскам, то долго играла с ними языком, теребила один и массировала другой, натирая коленом Рэю между ног, там, где член стоял, загибаясь к животу. У него было тело, ради которого стоило жить и умереть, и Грейс не могла поверить в то, как редко ей удавалось по-настоящему его ласкать. Рэй не выдержал, когда Грейс сняла футболку и лифчик, прижавшись к нему голой грудью. Затвердевшие соски соприкасались, коричневые к розовым, разгоряченная плоть к плоти. Он повалил Грейс на диван и стащил с нее шорты, она не сопротивлялась, наоборот, раздвинула ноги, трогая киску — более чем мокрая, чтобы принять. Когда Рэй наклонился над ней и направил в нее член, она шире раздвинула ноги и схватила его за зад, выгибаясь навстречу. Он двигался сильными толчками, от которых у Грейс начало сокращаться влагалище, приближая ее к оргазму, но это было слишком интенсивно даже для Рэя — ему приходилось останавливаться и вынимать, шлепая Грейс членом по бедрам. Он задыхался и говорил, что хочет в нее кончить, влагалище Грейс пульсировало в одном ритме с пульсом, она ничего не соображала, только хотела его член — снова, еще. «Кончи, - Грейс ласкала губами его лицо, кусала за длинную, сильную шею. - Кончи в меня. Я хочу тебя, я всегда хочу тебя». «Нет, - он поцеловал Грейс и зарылся лицом между ее грудей, подхватывая ее под спину. - Я хочу трахать тебя больше, всю ночь, так, чтобы ты потом неделю не могла ходить. Я хочу протрахать твою спираль насквозь и сделать тебе детей. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не забеременеешь, слышишь?» Грейс засмеялась, пьяная от любви: «Тогда тебе придется трахать меня очень долго». «Не бойся, - Рэй улыбнулся в темноте, белые зубы на загорелом лице, темном, как у индейца, - я могу так всю ночь». Он был весь мокрый, и Грейс провела руками ему по лицу, одновременно с тем, как он снова направил в нее член. Он вошел глубоко, прижимаясь лобком к ее лобку, и, энергично двигая бедрами, прокрутил член внутри нее, надавливая на стенки влагалища. Прежде, чем Грейс успела опомниться, он лег на нее всем телом и начал двигаться в ней мощными, как большая волна, толчками, от которых потолок у нее перед глазами пошел кругом: за несколько секунд до того, как взорвались фейерверки.***
Они лежали на диване голые, Грейс положила Рэю голову на грудь. Он обнимал ее за плечи и уже засыпал, криво устроив голову на подлокотнике. Грейс высвободила руку, погладила его по волосам и сказала: «Я люблю тебя, Мерримен». «Я знаю», - ответил он, не открывая глаз и ерзая, устраиваясь поудобнее. «Ты знаешь? Окей, тогда я беру свои слова обратно. Я тебя не люблю. Ты мне даже не нравишься», - Грейс оттолкнула от себя его лицо. Рэй положил на нее руку и надавил, прижимая к своему боку. «Конечно, я тебе нравлюсь». «И почему это?» «Я горячий и я это знаю». «Я намного горячее чем ты». «Без базара, ты самая горячая», - сонно сказал Рэй. Грейс закинула ногу ему на бедро, с интересом разглядывая его волосатые бедра и шерсть на лобке, которую он перестал брить, когда вернулся, хотя в Калифорнии было не холоднее, чем в Кабуле. Грейс провела по ней рукой чтобы убедиться — вот рядом лежит ее мужчина, с которым поедет во Флориду. Они будут спорить из-за того, какую музыку ставить в машине — рок или рэп, но потом, все же, до чего-то договорятся, и поедут. Он будет выставлять локоть в окно, они будут меняться за рулем, делать остановки, чтобы пописать в поле, а потом останавливаться в мотелях и заниматься любовью каждый раз на новой кровати. Так будет всегда. И ничто на свете не сможет это изменить.