***
В холле дул пронизывающий ветер. Он всегда там дул, сколько она этот холл помнила. Какая-то особая стерилизация. Кожу болезненно резануло. Теперь бы быстрее на станцию. И - в здание космопорта. Из ворот зоны СК с ней вышли еще двое. Она их знала, гелиофизики. Но к станции они не пошли. Свернули направо, в город. Там, если, конечно, повернуть голову и взглянуть направо, был отлично виден развлекательный центр, который так любит Анна, и здания отелей вокруг. Раньше она тоже всегда шла туда. Раньше... Страшное слово. С Луны хотелось побыстрее убраться. Луну она ненавидела. И все эти здания, отели, зоны отдыха, развлекательные центры - тоже. Никогда не думала, что оно так. Раньше. Хорошо, что до станции совсем недалеко. Внезапно вспомнились многочисленные гипотезы о Луне. Споры, что до сих пор ведут ученые - когда-нибудь она погибнет. То ли сойдет с земной орбиты, то ли расколется на куски от столкновения с астероидом. Или еще что-то приключится. Так почему бы не прямо сейчас? Поверхность сотрясается под ударом, выбивая закаченный в недра воздух. Взрывы. Крики. Одно за другим рушатся здания отелей. Медикологический комплекс осыпается в пыль. Со всех сторон огонь. Люди в панике бегут к космопорту в надежде спастись. Но поздно. Луна объята пламенем. Корабли на ее орбите, все до единого, превратились в груду раскаленных обломков. Они падают с неба огненным дождем, вокруг глубокие трещины, фрагменты тел. Лица людей искажены ужасом, слышатся вой и вопли. Луна раскалывается на части... Перед ней распахнулись двери станции. Парень, идущий навстречу, вдруг в испуге шарахнулся обратно. И она поняла, что смеется. Искренне, от души, как в детстве... На поезде она добралась практически до здания космопорта. Однако ждать оставалось больше часа - не то, чтобы долго, но и не так мало, как хотелось. От Луны мутило. В космосе должно стать полегче. По крайней мере, она очень на это рассчитывала. На последнем этаже космопорта нашлось маленькое душное кафе. Она никогда не была в нем раньше. Здесь было безлюдно. Кофе, выданный бытавтоматом, оказался отвратительным. Приторный, с затхлым привкусом. Она сплюнула в стакан и вылила кофе обратно, в приемник для посуды. Бытавтомат, начавший было желать приятного аппетита, запнулся и дернулся. Она набрала "черный, без добавок". Этот хотя бы гарантированно будет горьким. Горячий стаканчик обжигал ладони. За окном переливался перламутром купол административного здания. Ниже - дорога от станции, непрерывный поток людей шел к дверям. В кафе было до звона тихо. Она смотрела в никуда. В сущности, ей было все равно, куда смотреть. Только бы не на город. Все хорошо. Самого страшного она не увидит. Неподвижная Василиса с навсегда закрытыми глазами так и останется самым страшным, что она видела в своей жизни. В дверях показался какой-то человек, но тут же ушел. Разглядеть она не успела. Может, знакомый. Пусть идут к черту. Пусть все они идут. Благодаря тишине она почти смирилась с Луной.***
Как нарочно, именно на этот лихтер полно народу. У входа она столкнулась с группой знакомых женщин. Те умолкли. Лица перекосили сочувствующие улыбки. Поспешные кивки головой в качестве приветствия. Растерянные взгляды. Расступились, пропустили ее внутрь сектейнера. И продолжили смотреть вслед. Перешептываться. Еще совсем недавно эти женщины презрительно косились на них с Анной. Ветераны Внеземелья, видите ли. А тут - какие-то девчонки, и уже заполучили работу на Меркурии. Чего она только не наслышалась о себе. Переживала когда-то. Анне, той всегда было все равно. Теперь и ей все равно. Она прошла к своему месту. Опустилась в кресло, не пристегивая пока ремней. Почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Рядом, придерживаясь рукой за спинку кресла - диспетчер с комбината. Очевидно, собиралась сесть. Рот приоткрыт, вид перепуганный. - Привет. Располагайся. - Она улыбнулась ей. Диспетчершу как ветром сдуло. Боятся, что придется утешать, что ли? Все боятся. Потому и выпроводили во внеочередной отпуск. Чтобы не шарахаться в ужасе и не шептаться за спиной. Ей не хотелось на Землю. Ей было бы лучше на Меркурии. Только никто не желал там на нее смотреть. Одна лишь глупышка Анна. Возилась, умывала после истерик. Отпаивала чаем. Болтала свою чушь чрезмерно заботливым голоском. Что все души - суть одна. Что во всех есть частица каждого. Что мы никого не теряем. Откуда рукой подать до идеи легкой взаимозаменяемости одного человека другим... Наушники здесь всегда были неудобными. Она выбрала музыку, переключила на максимальную громкость, закрыла глаза. Успеть бы отключиться. До того, как автоматика заметит нарушение и отрегулирует звук до безопасного уровня. Луна наконец-то исчезла.***
После всех пересадок знакомых вокруг не осталось. Можно было расслабиться. В Киевском иглопорте долго ждала свои вещи - потерялись документы для грузового отсека. Вышла в зал прилета, намереваясь пройти к кабинкам видеотекторной связи. Нужно было заказать элекар. И вдруг ей стало плохо. Закололо сердце, голова закружилась. До ближайших кресел всего пара шагов. Подождать, отдохнуть немного... Она решительно заставила себя отпустить стену, за которую придерживалась. Ерунда, пройдет. Теперь так будет везде. На Земле - уж точно. Кто-то окликнул: - Люсенька! Она не сразу поняла, что это ей. Некому было окликать. Но ее позвали снова. Наконец, оглянувшись, увидела пожилого мужчину. Да, о своем прилете она сообщила. Но не ожидала, что ее будут встречать. Отец выглядел странно непривычным. Не таким, каким она его помнила. Он словно стал меньше, съежился. И заметно постарел. С лица не сходило печальное выражение. Она подошла, обняла. Он порывисто прижал ее к себе и тут же отпустил, явно растерявшись. - Пап, ты откуда узнал, что я прилечу именно сейчас? Я же сама не знала, успею ли. Он отвел глаза. - Ничего, Люсенька. Я подождал... Я с утра... Она вздохнула.***
По дороге не разговаривали. Не о чем было говорить. Общая боль понималась и без слов, а на другие темы просто не осталось сил. Город был погружен в промокший сумрак. Дорогу заливал дождь. Отец рассеянно следил за автоматикой, руки накрепко вцепились в мягкую обивку руля. В тусклом свете черты лица его казались обострившимися, как у мертвеца. Четко обозначились морщины у глаз, почему-то полузакрытых. Он отчего-то избегал смотреть на нее. Она попыталась вспомнить, сколько ему лет. Выходило - не так уж и много. Люди на улицах за окном напоминали серые тени. Их были толпы, но все - одинаково блеклые, и у всех низко наклонена голова, чтобы хоть немного укрыться от непогоды. Она ощутила к ним необъяснимую неприязнь, заставила себя не замечать их. Разглядывать дома. Где-то неподалеку есть кафе, много лет назад они убежали туда с очередного семейного праздника. Была такая же ранняя весна, только дождь ледяной, напополам со снегом. Бросили дома куртки и ушли. Кто-то обидел тогда Мстислава. Кажется... Она же и обидела. Потому и ушла за ним без куртки в дождь. И что до того, что не нарочно? Гости радостно подхватили неудачную фразу... А в кафе было тепло, уютно, только вдвоем. И весело, ровно до того момента, пока на пороге не появилась вымокшая Василиса с их куртками в руках... Кафе оказалось закрыто. На окнах наглухо ставни. О чем гласила табличка на двери, она разглядеть не успела. Больно кольнуло сердце. Она прикрыла глаза и не открывала их до самого дома.***
Пронизывающий ветер ударил дождевым потоком в лицо. От стоянки до дома пришлось добираться практически вслепую. Она отерла было глаза рукавом - все без толку. После Меркурия это особенно раздражало. Успевала отвыкнуть. Еще от подъездной двери стал слышен скрежет и громкие нетерпеливые завывания. Отец взглянул вверх, туда, куда уходила лестница. И попытался улыбнуться. - Надо же. Услышал. Он сегодня весь день ждет. Сам не свой. И, словно в подтверждение, раздался оглушающий оголтелый лай. В доме ярко пахло травами. Она не могла припомнить, чтобы раньше хоть раз замечала здесь этот запах. Пока была жива Василиса, пахло парфюмерной водой с ароматом ландыша. Она любила ландыши. Аромат сохранялся еще очень долго. Долго казалось, что она по-прежнему где-то в доме. Читает свою любимую книгу сказок. Куда потом делась эта странная книга? С принцессой в золотом платье? Когда-то Василиса, по ее словам, держала там фотографию своей первой любви. Потом заменила на фото маленького Мстислава. Говорила, главный мужчина в ее жизни. Позже здесь всегда стоял запах синтетических чернил. Папа зарисовывал свои чертежи от руки, прежде чем окончательно перенести на пластик. Сколько она помнила этот дом, они аккуратной стопкой лежали в кухне, на подоконнике. Серая морда с темными подпалинами настойчиво тыкалась в руки. Хотелось зарыться лицом в густую теплую шерсть, но она не решилась. Боялась не выдержать. Только истерики не хватало. - Что, Гарм? Счастлив, да? Люся с тобой. Дождался, - пробормотал отец. Рука мимолетно потрепала мягкие уши. Гармом забавного толстого щенка назвала она. Имя понравилось всем, кроме отца. Он постоянно подначивал, звал то Фунтиком, то Цербером. - Люсенька, ты зайдешь к своим? - вдруг спросил он. - Они звонили, спрашивали... - Они мне не "свои", - отозвалась она. Отец болезненно нахмурился, вздохнул. - Приготовлю нам чай. Дождь, совсем промокли... Потом отнесу твои вещи. Она повернула голову. Несколько мгновений смотрела в стену, в сторону невидимого отсюда коридора. Даже к двери той комнаты она подойти не в силах. - Пап, можно, я остановлюсь в детской? - попросила она. Он замер на миг на пороге. - Конечно. Конечно, можно. Вскоре из кухни донеслось приглушенное гудение бытавтомата. Она подхватила сумку. Зашла в гостиную. Медленно опустила сумку на ковер. Гостиная была полна стереоизображений. Юная девушка. Грустно улыбается, в белом свадебном платье с веночком в волосах. Смеется, подняла над головой на вытянутых руках кроху в белом комбинезончике. Спит, ладонь под щекой, в лицо светит солнце. Ребенок, явно только встал на ножки, но уже увлеченно тянется к полке, к яркой вазочке из зеленого камня. Молодая женщина, кормит с ладони белочку, на лице - восторг. Мальчик, в руках украшенная огоньками грамота, "первое место по городу, проект по биохимии", смотрит в сторону, словно все это не имеет к нему никакого отношения. И еще много похожих фото. Вплоть до той, которую она хорошо помнит - выпуск космодесантной школы, "кошачья" форма и пугающе пристальный взгляд. На кухне оглушительно звякнула посуда. Как оно - жить здесь одному, в пустом доме? Среди фотографий жены и сына? И знать, что никто из них никогда больше не вернется домой? Она поволокла сумку в детскую.***
На двери - запрещающий знак "Зона повышенной опасности". Красный череп на желтом фоне. Комната была запретна для всех. Спорить никто не пытался, ни мама, ни отец. Она тоже заходила лишь раз, по особому разрешению. Недолго стояла у двери. Много лет назад. Дверь была заперта, но открылась без кода, при снятии блокировки простым ударом пальцев. Она зашла внутрь. Огляделась. Кровать у окна. Книжный шкаф под самый потолок. Небольшой письменный стол, заваленный всяческим барахлом. Ничего особенного. Довольно тесно. На полу, неожиданно - пушистый коврик. Очевидно, папа не заходит сюда до сих пор. В комнате ощутимый запах заброшенности, как из бабушкиного сундука. Слой пыли. Сумка задела столик, на ковер что-то посыпалось. Она поставила сумку у стены, под полками, заставленными резными фигурками животных. В центре полки - еще одна фотография в сверкающей рамке. Очередное награждение. Из всей подписи отчетливо выделяется лишь слово "лучший". Когда-то Василиса почти в шутку сказала, что он был самым избалованным и капризным ребенком. Она не поверила. Вспомнила свою сестру. Точно, не самым. Но сейчас вспомнилось и другое. Если ему что-то хотелось, ничто не могло его остановить. Ни препятствия, ни увещевания, ни мольбы матери. Разве что приказы начальства слушать научился. И то лишь потому, что очень хотелось быть десантником. Безграничная уверенность в своем праве на желаемое. В чем бы оно ни заключалось. Ребенок на фото снова игнорировал камеру. Смотрел куда-то вдаль. Должно быть, в счастливое будущее. И выглядел самодовольным. На кровати - незнакомый бежевый плед. Она легла прямо поверх. Смертельно устала. Ткнулась лицом в подушку. Подушка пахла им! Так пахли его волосы, кожа. Невозможно. Он спал здесь последний раз лет шесть назад. Или возможно? Казалось, запах стал сильнее. Просто эмоции. Перед закрытыми глазами все кружилось. Она слышала биение своей крови в висках. Он заходил сюда в каждый их приезд. Для того, чтобы полежать на кровати? Нет, не показалось - подушка теперь пахла одуряюще. Может, так проявляется помешательство? Она приоткрыла глаза. Комната вращалась. Все смазалось в цветные полосы. Устала. Она снова сомкнула веки. Заглянул отец. - Люсенька, будешь чай? Ответить сил не хватило.***
Снились стрелки на белом циферблате. Стучали. Щелкали. Каждое смещение больно отдавалось в голове. Потом поняла - не спит. Это не стрелки. Кровь стучит в висках. Она никогда не поднимется. Никогда не выйдет из этой комнаты. Затылком ощущался чей-то взгляд. Она отчего-то знала - фигурки на полке. Кажется, настала ночь. Кажется, скоро утро. Дверь за спиной приоткрылась. - Сестренка твоя звонит. Беспокоится. - Она не беспокоится, пап. Она хочет узнать подробности. - Голос прозвучал неожиданно ровно. Отец снова еле слышно вздохнул. Дверь щелкнула, закрываясь. Снова все плыло. Она лежала на земле, на территории завода, где работала Василиса. Щеку царапали мелкие камни. А вокруг бегал Гарм и скулил. Да нет же, она дома. В комнате Мстислава. Лежит на его подушке. Он ее обнимает, а она прижимается лбом к его плечу. - Люся... - кто-то звал ее. Голос звучал виновато. - Люсенька, пришла твоя мама. Она не пошевелилась. Коврик почти скрыл шаги, поэтому, когда раздался громкий голос, она вздрогнула. - Спишь, что ли? Неприятное ощущение - кто-то уселся прямо за ее спиной. - Ты чего на связь-то не выходишь? Мы обзвонились... Легкое позвякивание. Маникюром по спинке кровати. - Люсь, я что хочу сказать... Ты не огорчайся. Не все потеряно. Ты в последнее время немного похорошела... Но надо собраться. И выйти повторно замуж как можно скорее. Пока молодая. А то потом удачную партию уже не найдешь. Хлюпающий звук. То ли закусила губу, то ли вытерла нос. - Ну-ну, ты не думай. Я все понимаю. Конечно, ты переживаешь. Годик-то все равно придется подождать, это даже просто вопрос приличия. Но ты не теряйся. Присмотрись там пока к своему окружению. У вас на Меркурии выбор богатый... В воцарившейся тишине было слышно лишь приглушенное сопение. Мучительно хотелось избавиться от ощущения этого присутствия рядом. Чтобы эта женщина просто исчезла. - Да ты слышишь меня вообще?! Хватит валяться! От болезненного удара в плечо перехватило дыхание. Она, не глядя, ударила в ответ. Женщина охнула. Резко потянула плед, стараясь сохранить равновесие. - Люся! Я же беспокоюсь о тебе! Я, все-таки, твоя мама!.. Она обернулась. Очень спокойно сказала: - Ты мне не мама. Тебя лишили родительских прав одиннадцать лет назад. После того, как ты пинала ботинками меня и моего щенка. А ты все никак не запомнишь. Лицо женщины злобно перекосилось. - Сама виновата. Если бы слушала меня, а не свою Василису, вышвырнула бы ту грязную собаку... - Та грязная собака сейчас в соседней комнате. Хочешь, позову? Он тебя не забыл. Женщина встала. Снова хлюпнула носом. - Окно бы хоть открыла. Дышать нечем. Как в склепе. Она смотрела, пока дверь снова не захлопнулась. Зачем ей это? Рассказывать всем знакомым, что дочь замужем за космодесантником? Как будто это какое-то лично ее достоинство. Вдова, убитая горем - это, конечно, уже совсем не то. Ну да ничего. У нее есть Ириша. Талантливый гелиофизик. Может, ее удачно выдаст замуж. Через некоторое время она уже не могла с уверенностью сказать, приходила мать или нет.***
Она лежала бесконечно долго. Много-много дней. Кто-то проходил по комнате за ее спиной. Кто-то трогал ее волосы. Вспыхивали огоньки. Она знала, это - следствие стресса. Было даже немного забавно. Иногда. Когда становилось чуть лучше. Переставало мутить, а комната прекращала вращаться. Но потом все начиналось заново. Она слышала, как под дверью скулил Гарм. Не смел зайти. Комната была под запретом и для него. Пришел отец. Опустился рядом с кроватью. Дотронулся до ее руки. - Донечка, позвать тебе врача? Она покачала головой. Отец долго сидел рядом. Потом заметила, что ушел. За окном шумел дождь. Уютно, по-осеннему. Легко постукивал по листьям. Получалась красивая музыка. Нет, это не дождь. Это и есть музыка. Где-то еле слышно играет мелодия. Да нет же! Это Василиса напевает. Возится с готовкой и напевает. Она всегда поет, чтобы себя подбодрить. Не любит готовить. Кажется, звякнули колокольчики. У Анны есть такие, висят над кроватью. Ловцы снов называются. Наверное, здесь тоже такие. Надо спросить у Мстислава. Он как раз рядом, обнимает ее... Нет. Нет его рядом. Это просто до одури пахнет подушка. Она соскальзывала в странное подобие сна. Потом приходила в себя вновь. Иногда видела сидящего у кровати отца. Иногда никого не было. Наконец проснулась. Открыла глаза, но почти ничего не увидела. В комнате темно, лишь слабый свет сквозь полупрозрачные занавески. Встала с кровати. Датчик отчего-то не сработал, освещение не зажглось. Сломался. Слишком давно им не пользовались. Она нащупала металлическую полоску панели управления. Щелкнула "альтернативный источник освещения"... Вокруг вспыхнули свечи! Яркие, теплые. Огоньки заколыхались, словно под ветром. На стенах ожили тени. Запахло растопленным воском. Вот так альтернативный источник! Удивительная идея. Она даже почувствовала, что улыбается. Огоньки потрескивали, прям как поленья в костре. Навевали воспоминания... И вдруг начали перемещаться. Медленно они двинулись по кругу. Она беспомощно пыталась следить. Она - в самом центре светящегося круга... Чья-то рука сдавила ей плечо. Она вздрогнула, судорожно выдохнула и теперь в самом деле открыла глаза. Она лежала на кровати, прижав к себе подушку. Рядом - папа. - Так нельзя. Ты третий день ничего не ешь. Принесу тебе бульончик, хорошо? И вдруг прислонился лбом к ее плечу. - Люсенька, прости нас. Столько тебе горя принесли... Господи, столько горя...***
Она пришла в себя и вдруг поняла, что все закончилось. Ей было намного лучше. Комната прекратила вращение. Тошнота исчезла. В голове еще проносились бессвязные фразы, как отголоски кошмара. Но уже затихали. В окно светило солнце. Она осторожно пошевелилась. Тело затекло и болело. "Мила... беги... еще не поздно..." - уловила она нечто осмысленное. И усмехнулась. Откуда только мозг это берет? - Уже поздно. И бежать мне больше некуда, - вслух проговорила она. Вставать не хотелось. Хотелось вечность лежать на кровати Мстислава. И никогда не вспоминать о настоящем кошмаре... Она села. Пригладила волосы. В дверь заглянул отец. Всмотрелся необычайно внимательно. - Мне бы на работу сходить, на пару часов, - неуверенно попросил он. - Если я быстро?.. - Иди, пап. Все в порядке. Даже получилось слегка улыбнуться. Отец еще постоял в дверях, глядя с сомнением. Потом поспешно кивнул: - Если что, звони сразу. Канал будет открыт. Нетерпеливо залаял Гарм. Наверное, отец взял его с собой. Все стихло. Можно было бы лежать и дальше. Но тело устало без движения. Она поднялась. С трудом. Сказывались три дня непонятной болезни. Психоз? Кто знает. Может, приступы теперь будут повторяться. Или вообще все закончится сумасшедшим домом. Волной нахлынуло ощущение беспомощности. Отчаяния. Жалости к себе. Почему именно она? За что?.. И следом - злость. Она уставилась на изображение в рамке. - Как я буду жить без тебя?! Ребенок равнодушно смотрел поверх нее. Что-то там занимало его больше. - Получил, что хотел, да?! А на меня теперь плевать, да?! - она все-таки сорвалась в истерику. - Зачем тогда было мне врать?! Если все это... было для тебя важнее?! Если я тебе... была не нужна?! Зачем обещал, что всегда будешь рядом?! Обошлась бы... как-нибудь... без обещаний ваших... без вашего вранья... говорите, что любите... а потом... Ощутила под ладонями пушистый коврик и поняла, что лежит на полу. Из груди рвались судорожные рыдания. Истерика, чтоб ее! Умывать некому. И утешать тоже. И никто никогда больше не защитит. Она завыла, вцепившись пальцами в ворс. Ослабевшее тело сдавило спазмом. Вместо вдоха душил кашель. Вместо выдоха - вой, срывая голос. Мокрые волосы прилипли к щекам. И боль, все нарастала и нарастала, разрывая грудную клетку на части. Истерика прекратилась внезапно. Боль осталась. По-прежнему норовя скрутить судорогой. Но ее перекрыла ярость. Она приподняла с коврика голову. Снова, сквозь слезы, посмотрела на фото. Холодно произнесла: - Знаешь что, Мстислав. Ты мне обещал быть рядом. Ну так выполняй свои обещания!!! Истерика вдруг вернулась. И она ударила кулаком по пушистому ворсу. Резкая боль обожгла руку. Что-то разлетелось в стороны. Она прижала пораненную ладонь к губам, не успев сообразить, что случилось. Вязкая жидкость наполнила рот, полилась в горло. Мгновение - и она уже захлебывалась ею. Кашляла, давилась, тщетно пыталась в панике отдернуть руку. Наконец удалось. Глаза застилала пелена. Рука была залита кровью так, что кольца на пальце не видно. На коврике - алое пятно. В ужасе она смотрела по сторонам. Стены, фигурки животных, фотография Мстислава - все забрызгано кровью. Она кинулась в ванную. Сплюнула, прополоскала рот. Слишком много крови. Она в доме одна. Бессмысленно. Сунула руку под воду. Но тут же изумленно поднесла к глазам. Крови не было. Ни единой капли. Тонкий порез чуть побаливал, но глубоким не казался. Она выключила воду и медленно пошла в комнату. Стены были чистыми. Никакой крови ни на фигурках, ни на коврике. Ворс примят, и на нем лежал какой-то предмет. Она подняла. Обломок камня, довольно острый. Ничего интересного. Кинула обломок на стол. Для стресса - уже слишком. Для помешательства - в самый раз. Она устало опустилась на пол, прямо в центр пушистого белого коврика, и беспомощно растерла виски.