***
Когда Эрен приходит в себя — на его запястьях железные цепи и над головой бетонный потолок темного подвала, и он слабо тянет цепь той рукой, которая успела зажить до конца, затекшей и с ободранной на запястье кожей, и слышит легкие шаги по ту сторону решетки его камеры. Петра сжимает в кулаках железные прутья, и ее голос звучит так заботливо в сплошной тишине и полутьме: «Чтобы ты знал, Эрен, мы не виним тебя, — она слабо улыбается, и ее взгляд такой добрый и в нем столько понимания, столько незаслуженной им жалости, что Эрену хочется расплакаться еще раз, потому что он виноват, обязательно виноват, и разве они могут не винить его? — И все прекрасно понимаем…» Ее успокаивающие слова, звучащие как извинения, прерывает насмешливое фырканье из-за угла стены из темного кирпича напротив клетки, и голос Ауруо слышится где-то в отдалении, и он ужасно холодный и, может быть, озлобленный; но он жив, и Эрен думает, что Ауруо имеет полное право злиться, и поэтому он только молчит и запоминает каждое слово: «Чтобы ты знал, Эрен, если такое снова повторится, нам проще будет достать из титана твой труп». И Эрен снова не возражает и не соглашается, он снова молчит, потому что — что он может сказать? Он видит, как сжимаются крепче кулаки Петры на прутьях решетки, и она восклицает звонко: «Ауруо!» — и хмурится, и Ауруо наконец показывается из-за угла, и в его руке мокрое завязанное узлом белое полотенце с кусками льда, которое он с шипением прикладывает к затылку, и на нем ни бинтов, ни крови, и он пылко возражает Петре, даже не смотря в его сторону: «Но он чуть не убил тебя, Петра!». Но Петра не слушает и не слышит, она качает головой, и ее взгляд одновременно и умоляющий, и твердый, и Ауруо почему-то сглатывает, подходя к ней, и не решается посмотреть на нее. У Петры сведенные брови и опущенные вниз как под грузом вины маленькие плечи, и убранные за уши растрепанные рыжие волосы, и Ауруо поправляет выбившуюся рыжую прядку, и так же крепко хватается за железные прутья: «Знаешь, Эрен, на самом деле никто из нас не хочет, чтобы все закончилось твоей смертью», — говорит он и говорит искренне — это видно, видно по взгляду в пол и красноватым ушам, и Петра смотрит серьезно и следом улыбается: «Никто», — говорит она доверительно, и Эрен думает, что совсем не заслужил же. Он знает, что еще долго будет винить себя и что ему страшно сейчас и подумать о превращении в титана, но все, что он говорит, это: «Спасибо», — и на душе абсолютно паршиво и, кажется, не может быть хуже, но Петра и даже Ауруо вздыхают с облегчением. «Так что в следующий раз…», — начинает Петра спокойно и даже, может быть, счастливо, и тогда Ауруо наконец смотрит на нее, и снова прикладывает лед в полотенце к затылку: «…Проследи, чтобы такой херни больше не случилось», — говорит он, несколько забавно морща нос то ли от холода, то ли от боли, то ли от быстрого несильного удара кулаком в бок, и Эрен почему-то не может сдержать улыбки: «Есть, сэр!» — оглашает он громко и бойко как будто перед капралом на утреннем построении и подтягивает цепь на правой руке ближе, чтобы прижать единственный восстановившийся кулак к груди.Спасение.
19 октября 2020 г. в 17:38
«Как только будешь готов, Эрен», — капрал со скучающим видом облокачивается на ствол дерева и складывает руки на груди, и вид у него ужасно недовольный, и он наверное думает о сегодняшнем внеочередном визите Ханджи Зое, желавшей продолжить воплощать ранее придуманные ею и предъявленные капралу в виде списка идеи для экспериментов, и он наверное думает, что то, что они делают — это безумно опасная или безумно глупая идея, или все сразу и вместе.
Ханджи на днях настояла на тренировке увеличения числа возможных превращений и развития возможности контроля призванного титана; и сегодня утром Ривай за кружкой черного чая и со списком и карандашом в руках, и с постепенно все больше и больше портящимся настроением, счел это наименее вредным ее предложением, и поэтому сейчас за пределами замка на небольшой поляне на территории леса он отдает Эрену команду приступать и удобнее располагается на ветке дерева, и без особого интереса следит за каждым из своего отряда специального назначения, кивнув им заранее в качестве знака боевой готовности.
Ауруо откровенно зевает и находит взглядом сосредоточенную Петру, которая стоит на длинной ветке раскидистого дерева напротив, она хмурится и заметно волнуется, и Ауруо только непринужденно облокачивается спиной о ствол дерева, прямо как капрал, и скучающе вздыхает.
Погода с утра, заметно портящаяся последнюю неделю перед началом августа, была, если не сказать хуже, отвратительна. Ночью шел дождь, и сегодняшнее утро встретило Ауруо морозным сырым воздухом и жутким холодом. Утреннее солнце, сейчас скрытое за серыми тонкими облаками, неяркое и бледное, точно медленно таявшее, растекалось холодным белым светом по июльскому светлому почти такому же бледному небу и совсем не грело.
Заря только занималась, и спать хотелось неимоверно. Ауруо считает от скуки в уме количество дел, которые необходимо будет сделать за день, и удрученно смотрит на капрала, и, кажется, совсем теряет всякую веру в восхваляемую человечеством справедливость, потому что капрал сейчас любуется местными пейзажами, а потом скорее всего уедет вместе с Ханджи за стены докладывать командору лично о проделанной работе и с толстой папкой подготовленного отчета из нескольких десятков страниц.
Эрен внизу, на освещенной почти болезненно бледными лучами поляне, вновь, как и много раз подряд до этого, прокусывает свою ладонь, наверное все же неуверенно, но небольшую поляну и деревья рядом, и маленькие фигурки отряда, теперь большее похожие на тени, и листья, почти светящиееся, и даже белое небо, озаряет будто разряд молнии, поднимающийся высоко-высоко, к облакам, и по лесу, по волнам горячего воздуха, прокатывается эхо звериного рычания огромного титана, и, едва его тело материализуется в воздухе, он снова рычит и тут же замахивается рукой на ближайшее дерево; и первую секунду все слишком сюрреалистично и странно, и как будто не с ними происходит и не с ней, и разве рука Эрена нацелена на нее? Петра едва успевает понять, почему все это вообще происходит, и выпустить крепежные механизмы УПМ в ветку ближайшего к ней соседнего дерева, и, когда она оказывается в воздухе, дерево, на одной из веток которого она сейчас стояла — полностью разрушено, и все это происходит буквально за секунды.
«Петра!» — она слышит голос Ауруо, такой близкий, такой громкий, такой мучительно обеспокоенный, резкий и жалобный, но она смотрит только на огромную руку титана, что проносится, разрезая воздух, вниз в нескольких от нее метрах, и ей кажется, что мир на несколько секунд останавливается, пока ее не обхватывают в кольцо теплых рук, и тогда все происходит очень быстро, и тогда она не успевает ничего сделать, и только когда они вдвоем прокатываются по земле, держа друг друга крепко-крепко, она наконец понимает, что сейчас случилось; и она сейчас хочет сказать Ауруо, что это ведь ужасно глупо — вот так вот, не обдумывая, открыто подставляться под удар ради смутного шанса защитить ее, и она хочет сказать, что так ему благодарна, и она так хочет начать кричать, называя неразумным идиотом, когда Ауруо держит ее за плечо одной рукой и спрашивает — все ли в порядке; но она всего лишь тихо шепчет с широко открытыми глазами, в уголках которых собрались непрошенные слезы: «Но ты ведь не в порядке…» — Ауруо улыбается ей, и эта улыбка — самая глупая и самая искренняя, и Петра только закрывает глаза, ощущая как мокнут ее щеки, и поднимается, пытаясь хотя бы сесть, и прижимает Ауруо к себе, держит крепко и не позволяет упасть, и слабо зовет: «Капрал?..»
Ривай оказывается рядом, стоит ей только оглянуться. Петра отпускает светло-коричневый пиджак и с ужасом смотрит на закрытые глаза Ауруо и на бордовую кровь на слипшихся мокрых русых волосах и на загорелом лице. Она все-таки столько раз все это видела: лица, искаженные болью, открытые раны и кровь, чужие слезы и отчаяние, но все равно она не может совладать с собой по крайней мере на эти жалкие несколько секунд, и она просто смотрит с немым ужасом, смотрит на багряную кровь на его белом воротнике, смотрит на собственные руки, крепко сжимающие чужое плечо и шею, смотрит и на какие-то секунды совсем не знает, что же ей со всем этим делать, и боится лишний раз глубоко вздохнуть. Но под своими подрагивающими пальцами на его шее она чувствует слабый ритм пульса. И это — единственная причина, почему она сейчас в порядке.
Петра поднимается на слабые, едва держащие ее ноги, и капрал помогает ей, вытаскивая из ее крепкой хватки бессознательное тело, и кладет его в отдалении на землю, и Петра не хочет видеть, как сырая зеленая трава окрашивается красным. Ее приводит в себя только ледяной тон капрала: «Как Йегер?»
Рядом с ней в землю вонзаются крепежные механизмы и натягиваются тросы УПМ. Эрд тяжело опускается на землю, и на его плече Эрен, и его левая рука отрезана по плечо, правая — по локоть, а обе ноги — по колено, и Петра смотрит на клубящийся пар с сожалением.
«Получилось только так», — говорит Эрд тихо и показывает свободной рукой на Эрена, и в его голосе — лишь злость и жалость, и Петра прекрасно его понимает.
«Бросьте его там», — капрал небрежно кивает на землю подле дымящихся останков тела титана и подходит к Ауруо. Ривай серьезен, невозмутим и сосредоточен, его губы сжаты в тонкую линию, и Петра смотрит на его маленькую фигуру, как на свой спасительный маяк. Она вытирает слезы кулаком и совершенно не обращает внимания на запах железа, на мокрые, липкие от чужой крови ладони и теперь — щеки, и делает пару неуверенных, шатких шагов вперед к капралу, и старается в его темных, холодных, но внимательных глазах найти хотя бы самый тусклый лучик надежды.
Она чувствует на своем плече руку, на лице Гюнтера едва ли можно прочитать хоть одну эмоцию, от его рук и от его мечей исходит пар, но Петра знает, куда устремлен его взгляд сейчас, и она смотрит в его широко раскрытые неверящие глаза, и она смотрит на его так некрасиво растрепанные черные волосы и кладет свою ладонь ему на руку, и говорит тихо, но уверенно, потому что глаза капрала совершенно спокойные: «Он будет в порядке, ты же знаешь», — и она крепко сжимает его ладонь, поглаживая подушечками пальцев по коже, пока не слышит: «Да…да, ты права», — и его мягкая благодарная улыбка одними уголками губ успокаивает и ее саму.
Справа от них, тонущие в клубах пара, падают на землю кости титана, и их аритмичный частый стук, негромкий и словно легкий, раз за разом, будто бы многократное эхо, повторяется у Эрена в голове с нарастающей силой до тех пор, пока становится уже совсем невыносимо, и пока голова не начинает раскалываться, отзываясь тупой болью в затылке, и, когда Эрен открывает глаза, первое, что он видит — это острие меча совсем рядом, и оно слегка дрожит, но светлые глаза Эрда серьезные и нечитаемые, и Эрен понимает — не промахнется, Эрд не будет сомневаться, если он что-то снова сделает не так, поэтому он просто смотрит на металлическое лезвие из-под полузакрытых век, и пытается вспомнить, и совсем не двигается, пока не слышит голос Ривая: «Перенесем этих двоих в замок. Эрд, Йегер на тебе», — Эрд кивает, и до Эрена сквозь сонную полудрему и сквозь равномерный болезненный ритм височной боли, постепенно доходит смысл сказанного — двоих? — и Эрен слабо поворачивает голову на звуки шагов и видит склонившегося капрала, и его глаза широко раскрываются в диком неописуемом страхе, потому что не мог же он?..
Он хочет спросить, закричать, позвать и заплакать, но, едва он только двигается, его шею обжигает оставленная мечом Эрда быстрая неглубокая рана, и ему говорят: «Не двигайся, Йегер», — и он только всхлипывает от отчаяния и страха и беспомощно смотрит то на капрала, то на мертвенно-бледное лицо Ауруо, то на пустые, ничего не выражающие, будто потерянные лица Гюнтера и Петры. Капрал ловит его жалобный взгляд, смотрит в ответ долго и с прищуром и говорит наконец сухо и с заметным раздражением: «Ближайшую неделю проведешь в подвале. Я извещу об этом Ханджи», — и Эрен не спорит и не соглашается, он не говорит ничего и только прокручивает в памяти редкие воспоминания, и закрывает глаза, чтобы не видеть, и все же плачет в сожалении.