Инцидент

Потому что в Конохе все, начиная с генинов, знали, что за Шестым Хокаге неотступно следует тень с красным огнём в прорезях маски. Впервые об этом говорит, на удивление, Ширануи Генма. Во время обычного отчёта перед Шестым внезапно закидывает руки за голову и добавляет: — Ано, Какаши, эта твоя тень так и будет пугать штабных чунинов своим внезапным появлением? Какаши улыбается глазами — у Обито, что закончил раньше ожидаемого, и теперь лениво обретался незаметно в кабинете Шестого, подозрительно теплеет в груди при виде такой улыбки. Снова всплывает само собой осознание, что Какаши изменился, смягчился за эти годы, в то время, как он сам — напротив. Вот и сейчас, глядя на эту дежурную улыбку, Обито хочется отволочь специального джонина из личной охраны Хокаге куда подальше, чтобы не израсходовались случайно эти улыбки, остались для него самого. Иногда он забывает, что теперь Какаши не улыбается раз в полгода, а гораздо, гораздо чаще. Улыбается и лениво хмыкает: — Он не всегда тут появляется. Генма качает головой, но с начальством не спорит. Заканчивает отчёт и напоследок, уже выходя из кабинета, кидает: — Смотри, как бы твоя тень не утянула тебя обратно во мрак. Обито щурится нехорошо — Какаши это чувствует, почти физически ощущает, как закручивается его вечный Мангеке. Поднимает руку — одновременно предупредительно для Учихи и вместе с тем — на прощание Ширануи. Джонин выходит из кабинета, и дверь за ним захлопывается. Только после этого Обито позволяет себе материализоваться перед столом Какаши, все так же щурясь. — Мне от него избавиться? — Шутит, конечно. Наверное. В любом случае, разбрасываться людьми он не привык, но во время работы в Акацуки понял, что иногда лучше сразу избавляться от гниющей опоры дерева, чем пожинать плоды оплошности позже. Какаши, однако, только качает головой. — Оставь. Он не один, кто все ещё считает тебя опасным, Обито. Никогда не думал стать символом мира и того, что выбрать правильный путь никогда не поздно, а не брать тайные миссии ранга S? — Для этого есть Наруто и Саске, второго Учиху деревни не потянут. Тяжеловато будет для осмысления, — Обито хмыкает и поддевает ногтями в перчатке один из листов на столе Шестого. — К слову о Наруто. Это что, прошение на отставку? Какаши неопределённо пожимает плечами, и Обито мягко снимает с него эту дурацкую шляпу с символом огня, чтобы пальцами живой руки провести по мягким волосам. Хатаке выдыхает, прикрывает глаза и так доверчиво льнет к ласке, что больно становится не то от осознания этого доверия, не то от чего-то другого, что грудину разъедает странной кислотой, от которой по всему телу разливается легкость, как от саке. — Наруто справится дальше. — Он все ещё не сдал экзамены на джонина, — отбривает Обито, контрастно-мягко заправляя непослушную прядь волос за ухо. — Когда это ты стал так чтить правила? — Какаши бросает на него хитрый взгляд из-под ресниц и накрывает его ладонь своей, все ещё лежащей на его щеке. Обито не отвечает, только фыркает многозначительно, но сопротивляться сложно, и он чувствует, как шрамированные губы растягиваются в улыбке. Словно почувствовав и это, Какаши тянется к его маске — неторопливо, он знает, что техника срабатывает инстинктивно, сделай слишком резкий выпад — и Обито просочится сквозь пальцы призраком, чтобы затем, извиняясь, целовать тонкие пальцы Шестого. — И как ты не устаёшь в ней постоянно? — Задаёт риторический вопрос, поднимая маску волка вверх, чтобы видеть чужую улыбку. Обито перехватывает его руку, помогает снять с себя маску вовсе и ухмыляется, почти, как в детстве, шкодливо. — Говорит тот, кто ходит в маске большую часть жизни. Серьезно, Бакакаши? Обито быстрый, и у Какаши, на самом деле, уходит гораздо больше положенного времени, чтобы это наконец осознать. Шестой покорно прикрывает глаза, позволяет опустить свою маску до самой шеи и не сдерживает легкой улыбки, когда Обито проводит тёплыми пальцами по его щеке. Приручить одичалого зверя сложно, но кому, как не Хатаке, знать, как правильно управляться с разумными и опасными псами? Особенно с волками. Это словно дань его клану, и, когда Обито впервые выбирает себе эту маску для миссий, по спине холодок пробегает, а поцелуй отдаёт странным невысказанным обещанием и почему-то горечью полыни. — Все никак не привыкну, — честно признаётся Учиха, оглаживая мягкую кожу. Какаши оставляет невесомый поцелуй на внутренней стороне его ладони, пока доверчиво прижимается к ней — и у Обито внутри снова все сводит судорогой не то боли, не то чего-то ещё. Приходится закусить губу, чтобы не — и Какаши это видит. Улыбается уже неприкрыто, прикрывает глаза и едва не урчит от удовольствия. На это у них ушло несколько лет, но это того стоило: так, Какаши осознал, что того крикливого мальчика, в которого он влюбился в детстве, больше нет, есть только хмурый и колючий мужчина с рассыпавшейся картиной мира, чтобы заслужить доверие которого — надо довериться самому. Первым. И он это делает, каждый раз тянется первым, доверчиво готовый встретить не то ласку, не то угрозу — в этом есть что-то по-своему красивое, но Обито это каждый раз пробирает до позвоночника, до темнеющего взгляда и закусанных губ. Обито чувствует, как не то тонет, не то взлетает, и эти чувства такие противоречивые, что удержатся сложно. Он наклоняется к Какаши, оставляя на его губах поцелуй — уверенный, лидирующий, пусть пальцы в чужой руке и дрожат контрастно от всего этого. Очень сложно привыкнуть к нежности, когда ты привык убивать и оправдываться настающим завтра призрачным миром-иллюзией. Но Какаши, кажется, понимает. Не форсирует события, покорно размыкает мягкие губы и подаётся навстречу поцелую, сплетаясь языками. У него сладкий вкус конфет юдзу, внезапно веселится Обито, такие сам Учиха обожал, кажется, ещё в той, далекой первой жизни. Затем он с губ чаще слизывал кровь, нежели сладость, так что сейчас такой контраст заставляет желать больше сладости — желательно здесь и сейчас. Обито целует глубже, заставляет податься ближе, пока Какаши не упирается в край стола, пока не сбивается дыхание у них обоих, пока Шестой не смотрит на него потерянным взглядом, не слизывает сладкую слюну с раскрасневшихся губ. Учиха ведёт живой ладонью по покрасневшим щекам, большим пальцем ведёт по губам, и Какаши послушно обхватывает палец, мягко лаская языком — и взгляд кидает из-под ресниц такой хитрый, но мягкий, что в животе что-то ухает вниз со скоростью опадающего внезапно Сусаноо. Обито рвано вздыхает — воздуха катастрофически не хватает, — и снова целует его, но на этот раз уже в оставшийся шрам на глазу, где когда-то был его Шаринган. Это связывает их сильнее всяких клятв, вся эта пролитая кровь, вся боль: отчаяние у Хатаке и безумие у Обито. Он целует Шестого мягко, гладит по шее, зарывается пальцами в волосы, пока не слышит тихий выдох, который — он знает, — ещё немного и перерастёт в полноценный тихий стон. Собственное возбуждение в низу живота сворачивается в тугой жаркий узел, и хочется сейчас, ещё — всего Бакакаши разом, до отметин на крепком столе, до расцарапанных Учиховских плеч, до несводящихся подрагивающих бёдер Какаши, до испачканного белого плаща Хокаге. Обито ухмыляется шкодливо и подмигивает, внезапно отстраняясь. Он думает, что, если они оставят следы на третьем по счёту столе, Тензо принципиально откажется его менять. А Мокутон Учихи больше подходит для масштабных и смертоносных техник, но никак не для выращивания очередного стола. — Как бы то ни было, твоя тень сегодня ждёт тебя дома. Что-то к ужину купить? — Мм, — Какаши смотрит хитро, но Обито все равно видит расширившиеся зрачки, почти кожей ощущает участившиеся дыхание. Все это на него действует, как катализатор, будь то поле битвы, будь то постель. И все это - с Бакакаши. — Что-нибудь из сладкого. На твой выбор. — Фу, Бакакаши, я ещё мог понять, что ты смягчился с возрастом, но появившаяся любовь к сладкому, — картинно корчится, заламывая руки. — Стареешь. — Ты старше меня, — Хатаке смеётся, и этот звук перезвоном отдаётся в ушах Обито, заставляя пружину напряжения внутри расслабиться. — Буду дома к ужину. Сможешь что-нибудь приготовить, или мне готовиться к мини-апокалипсису в квартире? — Начинай планировать новую кухню, — Учиха салютует, уже стоя на подоконнике окна, и подмигивает разноцветными глазами. Мгновение — и пропадает из поля зрения, оставляя Шестого Хокаге в одиночестве и в прекрасном расположении духа. Ну и со стояком, это да. Всё-таки некоторые вещи не меняются, и не дразнить его Обито, видимо, не умеет чисто физически. Какаши вздыхает, понимая, что через окно Учиха уходил показушно, да и вряд ли будет скрываться по дороге в их общую квартиру. Что ж, думает он даже с весельем, в Конохе со времен окончания войны было не так много поводов для сплетен, так почему бы и нет? Поцелуи на шраме, кажется, до сих пор отдаются приятным теплом, и он позволяет себе снова улыбнуться, пока бумажная работа не поглощает его с головой. В это время Обито, послушно покупая сладости в лавке в центре города, ехидно думает, а не купить ли для квартиры почтовую дощечку с выбитыми «Учиха/Хатаке» на ней. Исключительно суматохи ради. Ну и отгонения от Какаши всяких пессимистов для. В конце концов, личная тень ещё никогда никому не мешала.