Юморист

— Ты видео снимаешь? — спрашивает Финн, поворачиваясь к Ленни. — С ума сошел? — тот смотрит на него поверх смартфона. — Я запустил эфир. Тим уже смотрит. Передай привет Тиму. Финн хмурится и отворачивается. Как знал, что нельзя позволять Ленни ехать с ним встречать Санни из рехаба. В первую очередь, потому что с ним в очередной раз увязался Хавьер. Каждый раз, встречая его с утра на кухне в разной степени одетости, Финну хотелось спросить — у него что, нет работы? Его не берут даже в задрипанную рекламу? Будучи человеком тактичным, Финн не спрашивает у него самого. Но задает этот вопрос Ленни. Тот беззаботно рассказывает, что Хавьер просто время от времени вписывается в мувинг. Неделями изматывает себя, работая грузчиком на переездах, а потом уходит в условный отпуск еще на несколько недель. В это время шарится по кастингам или живет в свое удовольствие. Прямо как сейчас, черт бы его побрал. — Когда бы я встречал кого-то из больницы, а не наоборот, да? — говорит Ленни. Финну не нравится то, какой он устраивает цирк. Присутствие Хавьера кажется ему наименьшей проблемой. Тот хотя бы просто трется рядом с Ленни, не отсвечивая. Без эфиров в Инстаграме и прочей чепухи. Раздражение как рукой снимает, когда он наконец-то видит Санни. Финн идет к нему, не дожидаясь, когда тот сам приблизится. Для него сейчас нет ничего важнее, чем обнять его. Ощутить тепло, дыхание на своей коже. — Сири, включи Уитни Хьюстон, — слышит Финн голос Ленни за спиной. Он просто поднимает руку и выставляет средний палец, не оборачиваясь. Прямо сейчас он испытывает только облегчение от воссоединения с Санни, который смыкает свои руки на его поясе. — Он ведет эфир, — тихо сообщает Финн Санни. — Я не удивлен, — усмехается тот. Санни отстраняется первым. И с улыбкой смотрит на Финна. Молча, словно заново изучая его лицо. Это — момент чистого счастья. Финн не уверен, что лет через десять сможет вспомнить свои ощущения, но прямо сейчас он не видит ничего кроме Санни. На второй план отступает абсолютно все. Финна распирает. — Мы поедем в «Хутерс»? — спрашивает Ленни, выталкивая их обоих из этого вакуумного пузыря наслаждения моментом. Санни берет одну руку Финна в свой ладонь, ведет его за собой к Ленни, Хавьеру и машине, у которой они стоят. — Поедем, — говорит Санни. Финн не хочет в «Хутерс». Он хочет поехать домой, выгнать куда-нибудь Ленни и Хавьера, а затем полностью отдаться воссоединению с Санни. Как душевно, так и физически. Фирменные куриные крылышки это, конечно, хорошо, но у Финна есть идеи получше. Однако, на самом деле, ему достаточно уже того, что Санни снова рядом. — Еще раз ты меня так кинешь, — тихо обращается к нему Финн. — Никогда, — обрывает его Санни. И крепче сжимает руку в своей.

***

— Не подсматривай, — говорит Финн, закрывая глаза Санни ладонями. — Иди вперед, медленно. Этот финт, оказывается, выглядит просто только в кино. На деле двигаться, закрывая глаза взрослому мужику, и не видя перед собой ничего кроме его затылка, очень сложно. Поэтому идут они действительно медленно. — Лестница вверх, — предупреждает Финн. Вслух считает ступеньки, контролирует путь Санни к лифту. Короткая дорога занимает чертовски много времени. Но они добираются до нужной квартиры без происшествий. Финн вытягивает руку, чтобы толкнуть уже открытую дверь. Затем подталкивает Санни вперед, переступить порог. И, наконец-то, убирает ладонь от его лица. Они оказываются в крупной, но совершенно пустой квартире. Которая гораздо больше, нежели та, где они сейчас живут. — Что скажешь? — спрашивает Финн. — Здесь хватит места и нам, и Ленни. Финн, конечно, рассчитывает, что если тот не уедет в Вашингтон, то хотя бы в какой-то момент свалит вместе с Хавьером. Но особенно не тешит себя надеждами. Во-первых, Ленни непостоянный. Во-вторых, кто вообще захочет съезжаться с парнем, который работает в мувинге? Пусть он и получил первую главную роль, это не гарантирует ему успеха в будущем. Жизнь с ним, особенно для Ленни, ненадежное мероприятие. В пустой квартире их шаги отдаются эхом. — Нужно принять решение до обеда, — говорит Финн. — Здесь отличная подземная парковка. И до студии добираться будем быстрее. Да и пространство всегда пригодится. Оно позволит не только расползаться по разным углам, чтобы не доставать друг друга, но также проводить домашние вечеринки. Они же не затворники какие-то. И не сконцентрированы исключительно на себе. — Ты ведь не продлил еще аренду на свою квартиру, да? — уточняет Финн, понимая, что Санни слишком долго молчит, пока осматривается в гостиной. — Нет, — отвечает тот. — Это просто неожиданно. Значит, ему не нравится. Несмотря ни на что, Санни ведь не любит перемены. Он может только трепаться о том, что всегда готов открываться чему-то новому и рисковать, но Финн знает — тот всегда предпочтет проверенное старое неизвестности. Только сейчас эта неизвестность открывает им новые славные перспективы. И если Санни хочет продолжать цепляться за старую квартиру с неудобным расположением и малым пространством, то у них могут возникнуть проблемы. Финн расстроенно опускает голову. — Мне нравится, — говорит вдруг Санни. — Скажи только, сколько с меня на депозит. Тем самым он открывает новую страницу для их совместной жизни. Даже не попытавшись возмутиться.

***

— Открой уже окно, — просит Финн, понимая, что больше дышать краской не может. Даже несмотря на респиратор, скрывающий половину его лица, тяжело. А добить стены комнаты им нужно сегодня, потому что муверы должны будут завтра привезти мебель. Потом все равно не будет времени на возню с ремонтом, ведь начинаются съемки. Санни распахивает окно и снимает свой респиратор. В комнату прорывается холодный воздух. Финну это пока никак не помогает. Как и сам Санни — по большому счету. Пока Финн докрашивает уже вторую стену, тот кое-как ковыряется с одной. Снимая респиратор, Финн понимает, что запах краски за сутки все равно не выветрится. Да, она успеет высохнуть к привозу мебели, но спать в этой комнате они с Санни все равно не смогут. Как и вернуться на прошлую квартиру, потому что срок аренды завтрашним днем и заканчивается. Финн понимает, что просчитался по срокам. И его это весьма беспокоит. Конечно, он не рассчитывал и на то, что съедется с Санни снова. Разве что к старости. В один дом престарелых. — Не выветрится, наверное, — замечает и Санни тоже. — Можем постелить завтра в гостиной одеяло. И устроить кемпинг в квартире. — А утром проснуться с больными спинами, — отвечает Финн. — Ты зануда, — говорит Санни. — Я ведь знаю, у кого можно подрезать палатку. Просто подумай. Палатка посреди гостиной. Закажем пиццу, закроемся там. Проведем ночь как в «Горбатой горе». — Они плохо кончили, — напоминает Финн. Санни подходит к нему, устраивает ладони на плечах, улыбается. — Я предложу снова, когда у тебя исправится настроение, — тихо говорит он, а затем быстро целует в уголок губ. И, отстранившись, возвращает респиратор на лицо. Финну становится слишком сложно злиться. Такой расслабленный Санни нравится ему гораздо больше, нежели отвечающий на все со злым сарказмом. Даже несмотря на то, что он и правда особенно не помогает с окрашиванием стен. Финн опускает валик в краску, отворачивается от Санни. Все-таки, тот слишком хорошо его понимает. Знает, что раздраженным Финн никогда ни на что не согласится, даже если будет считать идею хорошей. Но знает и то, как он быстро отходит. Санни знает, как им манипулировать по мелочам. И Финн, в общем-то, не против. Пока это не вредит им обоим.

***

Палатка для кемпинга посреди комнаты смотрится нелепо. Но Санни, самостоятельно собравший ее, выглядит до невозможности довольным. Вот, пожалуйста, он справился с самой бесполезной бытовой задачей. Им хватило бы и какого-нибудь матраса. На худой конец, можно было бы снять номер в ближайшем отеле на сутки, чтобы выспаться на нормальной постели, да еще и традиционно утащить никому не нужный гель для душа. Но Финн поддался идее с палаткой. Потому что Санни казался слишком воодушевленным ею. — Скаутский лагерь не прошел зря, — говорит Финн. В скаутском лагере, конечно, палатку обычно ставил он. Так что, это действительно достижение. Еще большим будет, если Санни во сне не отпинает его, ворочаясь, как бывало в их детстве. Финн забирается в палатку, предварительно убедившись в том, что Санни установил ее правильно. Усаживается на сложенном вдвое одеяле, складывает ноги по-турецки, устраивает ладони на коленях. Санни забирается следом, держа включенную кемпинговую лампу и коробку с пиццей. Затем отлучается за несколькими банками газировки. И, вернувшись в палатку окончательно, закрывает за собой «дверь» на молнию. — Доволен? — спрашивает Финн, потянувшись за банкой газировки. — Абсолютно, — согласно кивает Санни. На его губах держится эта счастливая улыбка, которую он со своими заурядными актерскими данными точно никогда бы не подделал. Это здорово. Сидеть посреди гостиной в палатке, поедать на ужин пиццу и запивать ее газировкой. Не полезно ни разу, да и с утра у них точно будут ныть все части тела после сна на одних лишь одеялах с непривычки. Но здорово. Они словно снова возвращаются в свое детство и бунтуют против правил, выставленных родителями. Просто потому что могут. Санни открывает коробку с пиццей. Протягивает первый кусок Финну. Не отдает в руки, вынуждая просто откусывать. Финн пихает его в плечо, едва прожевывая и стараясь не смеяться. Они расплескивают газировку. И, как выясняется достаточно быстро, забывают снаружи палатки салфетки для рук. Санни отказывается за ними подниматься и героически вызывается просто облизать пальцы Финна после пиццы. Но в итоге все равно вынужденно выбирается из палатки, потому что кроме салфеток им оказываются нужны еще и презервативы. В этой точке прошлое переплетается с настоящим, оставляя их двоих неизменной постоянной. — Я люблю тебя, — шепчет Финн, когда устраивается настолько удобно, насколько вообще это возможно в тесной палатке на одеялах. Впервые произносит эти слова, подразумевая не простую человеческую любовь, а романтическую. — Ты все-таки надышался вчера краской, да? — тихо спрашивает Санни, мягко перебирая пальцами его волосы на затылке. Финн беззлобно пихает его коленом куда-то в бедро. Затем прижимается ближе и прикрывает глаза. Они прошли дорогу длиной почти в целую жизнь. И, преодолев это расстояние поодиночке, наконец продолжают рука об руку. Иначе и быть не могло.