Хроники дракона из пентхауса. Книга вторая. Король

      А Таня-завтрашняя новости узнала и сама – поняла по покрасневшим глазам Фаола, всю ночь проплакавшего под боком свалившейся от усталости и обилия негативных эмоций чародейки.       «Ух ты, оказывается, волки и плакать умеют, и глаза у них совсем как у людей краснеют! Вот Дроздов-то не знал!» – пронеслось в её ещё не совсем проснувшейся голове.       Но сон постепенно и немилосердно отступал, и мысль заработала с удвоенной скоростью. Эпохальная битва, лесной пожар, эльфы, дракон, Шапочка, Варден.       Это значит, значит…       — Нужно вернуться! – твёрдо сказала Муха, с трудом поднимаясь на ноги. Мышцы болели, но чародейка изо всех сил старалась не обращать внимания на дрожащие ноги, затёкшее от лежания на холодной земле тело и урчащий от голода живот. – Скорее!       Волк траурно склонил большую голову, старательно пряча глаза под кустистыми бровями:       — Некуда возвращаться. Битва проиграна, Воронов лес теперь под властью ведьмы. Вернёмся назад – все сгинем!       И тут Таня почувствовала такую злость, какой не испытывала ни глядя в глаза торжествующей ведьмы, ни анализируя свои чувства к подлому дракону. Хотелось размахнуться и вдарить, что есть силы, разбивая костяшки привыкших, разве что, стучать по клавишам рук в кровь, а разбивши – пустить в ход ноги, зубы, да что угодно, лишь бы побольнее, лишь бы полегчало самой от этой удушающей волны… страха.       Словно кто-то невидимый упорно нашёптывал в уши – бей, круши, бей, круши.       Пальцы сжались в кулаки, глаза прищурились и, подскочив вплотную к возвышающемуся над ней даже в сидячем положении Волку, переводчица зашипела, тыкая указательным пальцем в его широкую волосатую грудь:       — Да что ж за мужик-то пошёл! Одной слабой женщины как все боятся! Ну, подумаешь, ведьма, подумаешь, психопатка. И что теперь? Вы вон все какие из себя волшебные, сильные, здоровые, а не можете её одну взять и победить! Шапочка там воюет, может, в плен её вообще взяли или… или… А ты, зверюга, до сладких Шарлей Перро охочая, сидишь тут и… и… трусишь, как заяц!       Разозлённый волк – это страшно. А сказочный Волк размером с крупную лошадь, обнаживший в обиженном рыке клыки длинной с кухонный нож – это жутко.       Фаол пружинисто вскочил на все четыре лапы, шерсть на загривке встала дыбом.       — Кто-о-о заяц? Кто-о-о боится? – сквозь рык разобрала Муха, которую булькающая, разливающаяся по венам злоба упорно не желала отпускать, подталкивая вперёд, нашёптывая и науськивая, и тут за спиной послышался шорох сухой листвы и возмущённый стон:       — Святая морковь! Что тут происходит?       Из кучи опавших листьев, послуживших ему постелью предыдущей ночью, с трудом выбрался перевязанный обрывками рубахи и обмотанный лопухами Заяц, с удивлением теперь воззрившийся на всерьёз готовых наброситься друг на друга чародейку и Волка.       — Нашли время ругаться! Ладно, чародейка у нас того… Своеобразная, – по возможности корректно подытожил Зосик, с укоризной глядя на Волка. – Но ты-то, ты-то, Фаол. Или вы… Вы что – что-нибудь ели или пили в этом лесу? – Зосик, глядя на сжатые в кулаки руки Мухи и вздыбленную шерсть Волка, с ужасом схватился за голову.       Но ответил пушистику, шкурка которого давеча пострадала от пламени и сейчас представляла собой весьма жалкое зрелище, Волк – чародейке в этот момент больше всего на свете хотелось ударить кого-нибудь, чтобы дать гневу, полыхавшему сейчас в ней почище лесного пожара, хоть какой-то выход:       — Поешь тут, как же. Ну, пили вчера из ручья – а чего? Подыхать от жажды нужно было?       — Морковь вас побери! – вновь запричитал Заяц, заламывая лапки. – Как дети, право слово! Я, конечно, понимаю, что ты, чародейка, не местная, но ты-то, Волк, ты как мог?       Муха, второй раз за минуту обозначенная мало того, что неместной, так ещё и своеобразной, хотела, было, переместить всю свою злость на возомнившего о себе ни весть что Зайца, но тут подал свой тоненький голосок здравый смысл.       Чего кричать? Кого бить – спасшего её от дракона и ведьмы Волка? Или раненного и пытающегося им что-то объяснить Зайца?       Зосик же, попутно отдирая от шерсти лопухи, подкрепляя свою мысль, процитировал:       — Дерев в лесу ты не тревожь,       Не пей из хладного ручья,       Коль хочешь на себя похож       Остаться, с тропки не сойдя.       — Тоже Шекспир? – проявила профессиональный интерес Танюша.       — Жизнь, милочка! – снисходительно пояснил Зосик, скривившись от боли в ранах. – Хорошо, хоть, не додумались подкрепиться во-он теми фиолетовыми грибочками!       С этими словами Заяц махнул лапкой в сторону края полянки, где при скудном свете дня, проникающем через плотно сомкнутые ветви деревьев, и в самом деле виднелась целая колония грибной семейки психоделического окраса.       Муха промолчала, про себя рассудив, что это хорошо, что вечером она так устала, что сил хватило только на поиски воды и перевязку Зайца. А то бы, глядишь, ещё и с горя свои кулинарные навыки продемонстрировала – в темноте-то цвет грибов вряд ли бы разглядела.       Сконфуженно кашлянул Волк:       — Ну, почему же «не додумались»?       Заяц от расстройства лишь молча топнул лапкой, тут же трогательно поджав её, а Фаол продолжил оправдываться:       — Я, между прочим, мужчина в полном расцвете сил, голодным спать ложиться не привык. Ну, съел парочку грибов, и что с того?       Зосик не ответил, лишь, обойдя Фаола, красноречиво и, как показалось Мухе, злорадно кивнул на что-то за его спиной.       Изогнувшись, чтобы посмотреть, Волк сначала испуганно ойкнул, а Танюша, заинтересовавшись, успела-таки увидеть, как тот поджал неожиданно оказавшийся на месте его роскошного пушистого серого хвоста закрученный тугой пружинкой… поросячий хвостик.       — Подумаешь! – сконфуженно заметил серый, обиженно глядя исподлобья на покатившихся со смеху Танюшу и Зосика. – И ничего, и так похожу. Зато репьи потом вычёсывать не нужно!       От смеха стало немного легче.       От мысли, что древний лес играет с её сознанием, путая мысли, натравливая на единственных оставшихся рядом друзей, – гадко.       И, тем не менее, пора было приостановить этот поток самокопания.       Танюша посмотрела на подпалины в роскошной шубке Зайца, на стыдливо поджимаемый поросячий хвост Волка, и почувствовала, что принимать непростое решение придётся именно ей.       Идти вперёд, спасая то немногое, что ещё осталось от их отряда?       Окольными тропками перебраться в Огненные горы, где, по словам Ворона, уже, очевидно, сложившего свою буйную голову в этой битве с ведьмой, находится заветная дверка в её, такой знакомый, понятный и безопасный мир? И что дальше – бросить сказочную живность тут, а самой вернуться домой? Взять двух говорящих зверушек с собой?       Или, памятую о верности желавших защитить её Шапочки и Вардена, вернуться к ужасам горящего леса и проигранной, едва начавшись, войны?       Как бы она не хорохорилась, как бы не злилась, а всё равно – Таня знала, что решение (выходило, что глупое и по всем статьям неправильное решение!), уже принято. Так что, вздохнув и натянув подсохшие за ночь сапоги на ноги, она поднялась и решительно направилась, очень надеясь, что не ошибётся с выбранным направлением, в ту сторону, из которой они пришли.       Сзади послышались тихие возгласы, пыхтение и шорох травы под лапами.       В спину, где-то между лопаток, мягко ткнулась волчья морда.       — Вам не обязательно возвращаться. Я сама. Может, что смогу… – Таняша, конечно, знала, что её слова звучат неубедительно, но она и не пыталась никого убеждать – что именно она сможет?       Кинуть шишкой в морду дракону?       Отгонять армию гномов подобранной с земли палкой?       Ничего, как-нибудь да сладится.       А Москва – что Москва? Как в дебильной рекламе – пусть привычный мир подождёт.       Но она просто не сможет жить дальше, не узнав, что с её друзьями всё в порядке.       Фаол и восседающий у него не загривке Зосик поравнялись с Таней.       — Садись! – просто предложил Волк, припадая на передние лапы, чтобы чародейка смогла на него вскарабкаться позади Зайца, вновь вцепившись пальцами в серую шерсть. – Не дело это: красавице одной по тёмным лесам шастать! То ли дело – в компании такого обворожительного мужчины, как я. И Зайца.