Рейс Лос-Анджелес - Лондон.

      Для Луз подобная тряска самолета давно стала привычной: летать супер-дешевым классом никогда не означало летать с комфортом. Турбулентность — обычное явление, и где-то она читала, что это «хоть какое-то развлечение для пилотов», и бояться этого не стоит, нужно лишь соблюдать технику безопасности и слушаться бортпроводников. Не сказать, что Луз совершенно ничего не почувствовала, когда самолет будто резко ухнул вниз, напротив: на эту долю секунды по телу прошли мурашки.       — Ого, вот это…       Она с улыбкой поворачивается к Эмити, но эта улыбка мгновенно пропадает с ее лица.       Эмити сидит зажмурившись, крепко вцепившись в подлокотники, и практически не дышит; плашка «застегните ремни» все еще призывно горит, но Эмити ее не видит.       Черт…       Луз лишь смутно знает, как вести себя в таких ситуациях, и что может или не может выйти за рамки дозволенности; самолет дергается еще раз, и Эмити сжимает подлокотники еще сильнее, издав тихий и надрывный писк, и Луз думает, что выйти за рамки придется. Она должна что-то сделать, пока Эмити не сломала себе пальцы от такой хватки.       Застегнув свой ремень безопасности, Луз тянется к ремню Эмити. Та этого действия совсем не замечает, пока не раздается клик; Луз слегка его затягивает, и Эмити приоткрывает глаза, хочет произнести слова благодарности, но самолет делает очередной скачок, и слова остаются где-то в глотке.       — Эмити… — шепчет Луз, осторожно отцепляя ее ладонь от подлокотника. — Можешь взять меня за руку, так будет легче.       Дважды просить не надо; ладонь Луз куда мягче и теплее, и Эмити вцепляется в нее, как в спасательный круг. Тряска не проходит, как не проходит и дрожь Эмити, и Луз решается на еще один шаг. Она тихо забирает ладонь (тут же заменяя ее правой), и оборачивает левую руку вокруг плеч Эмити, притягивая ее к себе и прижимаясь щекой к ее макушке. Да, наверное, это стопроцентное вторжение в чужое пространство, но Эмити утыкается ей в плечо, переплетает пальцы и дрожит, ничего не говоря. Луз хмурится. Эмити даже и не подумала попросить ее о помощи: только вцепилась в подлокотники и молча ждала, пока все закончится. Неужели такой был каждый ее перелет?..       — Шшшш, все будет хорошо, — говорит она, и Эмити жмется ближе, наконец отнимая вторую руку от несчастного подлокотника, и цепляется ей за рубашку Луз.       Луз сказала бы, что это невероятно мило, не трясись Эмити, как кленовый лист на ветру.       — Тебе что-нибудь нужно? Воды, плед?..       Эмити вяло мотает головой.       — Этого достаточно, — тихо отвечает она хриплым голосом, шмыгая носом. — П-прости…       — Все в порядке. Я здесь, — шепчет Луз, успокаивающе поглаживая ее по плечу и зарываясь носом в мягкие волосы. — Это ненадолго. Скоро пройдет.       И она права. Самолет дергается еще пару раз (Эмити сжимает ее ладонь крепче), и затем наступает спокойствие и тишина. Плашки «пристегните ремни» горят еще несколько минут, после чего тоже отключаются, и по всему салону проносятся тихие клики расстегнутых ремней. Эмити перестает дрожать, но не отпускает ладонь Луз; хватка за ее рубашку слабеет, но в остальном Эмити остается в том же самом положении еще на какое-то время. Луз ее не торопит. Зачем, если сидеть так очень даже приятно и тепло?.. Только подлокотник между ними мешает.       — Если хочешь, можешь снова попытаться поспать? — мягко спрашивает Луз. Эмити медленно отстраняется, вытирая свободной рукой выступившие слезы. Пальцы правой ладони все еще переплетены с пальцами Луз; Луз отмечает про себя, насколько мягкие, нежные и маленькие у Эмити ладони, и как сильно они отличаются от ее собственных: больших и местами мозолистых.       Ей не хочется отпускать ладонь Эмити, а Эмити не торопится этого делать, но явно колеблется, и Луз приходится крепче сжать пальцы, чтобы этого не произошло.       — Так ведь легче, верно?       Ее левая рука все еще у Эмити на плече, и сейчас, когда тряска прошла, Луз думает, что Эмити легко может разозлиться, но Эмити слабо и сонно улыбается, и в полумраке самолета, с покрасневшими от слез глазами и немного растрепавшейся прической, она выглядит очень маленькой и беззащитной. Луз ловит себя на мысли, что хочет сгрести ее в полноценные объятия и не отпускать, пока самолет не приземлится в аэропорту Хитроу, и от этих мыслей щекам становится горячо, а язык не может вымолвить нужных слов.       — Л-легче, да, — выдавливает из себя Эмити, внутренне радуясь, что не стала наводить красоту перед полетом, иначе уже размазала бы по щекам всю подводку. — Если т-ты не против, я одолжу твою руку на время. Ты очень теплая.       — Конечно, — едва не запнувшись, отвечает Луз, и Эмити расслабляется, делая несколько глубоких вдохов и выдохов. — Если не хочешь спать, можем говорить. Какая твоя любимая часть Азуры?       — Третья.       — Моя тоже!       ***       Они болтают про Азуру почти час, разговаривая полушепотом и не расцепляя рук, обсуждают хэдканоны и тихо спорят, если они не совпадают, и им обеим кажется, что они могли бы продолжать это до самой посадки, но включается свет и начинают разносить еду; Луз нехотя убирает руку с ее плеча, и Эмити так же нехотя отпускает ее ладонь, чтобы сесть ровно и откинуть столики на сидениях спереди. Луз часто моргает и трет глаза, пытаясь привыкнуть к свету снова, а у Эмити возникает желание поправить ей торчащие во все стороны пряди волос, но она одергивает себя. Во-первых, это будет неловко, а во-вторых — зачем, если после еды Луз снова откинется на спинку кресла или заснет?       Еда эконом-класса оказывается не такой уж и плохой, хотя и очень простой. Они справляются за пятнадцать минут и быстро избавляются от мусора проходящей мимо бортпроводнице. Луз прячет в карман неиспользованные пакетики сахара, с заговорщической улыбкой говоря, что они ей потом хорошо послужат. Эмити отдает ей свои — на всякий случай.       Когда с едой покончено, они снова заводят разговор об Азуре, который продолжается до тех пор, пока не выключают свет. Луз широко зевает в ладони; часы без сна и еда сделали свое дело, и ее наконец-то клонит в сон.       — Спать? — улыбается Эмити.       — Спать, — с еще одним зевком отвечает Луз.       Сначала она пытается прислониться к стенке самолета, но ей становится жестко и холодно. Затем она пытается просто сесть прямо, скрестив на груди руки, но так тоже неудобно и неуютно, как вообще можно уснуть, когда тебе неуютно. Эмити рядом, кажется, тоже испытывает трудности, и в голову Луз приходит идея, озвучивать которую она не хочет: знает, что выговорит только несколько невнятных слов, поэтому решает ее показать или хотя бы намекнуть, надеясь, что Эмити не выбросит ее из иллюминатора.       Она поднимает разделяющий их подлокотник и осторожно касается руки Эмити, почти невесомо проводит пальцами по тыльной стороне ее ладони и отводит взгляд, смотря даже не в окно, а куда-то в стену. Она чувствует, как горят ее щеки, и едва не пищит от радости, когда Эмити снова переплетает их пальцы и подсаживается ближе, укладывая голову на плечо.       Луз всегда, каждую минуту своей жизни верила и верит в магию, и на все свои внутренние сомнения в этот момент отвечает «это магия», потому что Эмити снова засыпает на ее плече, крепко держа ее за руку, а они знают друг друга меньше суток, хотя и кажется, что всю жизнь.       Луз знает, что магия развеется, стоит им выйти из аэропорта и уехать каждой своими путями, но сейчас, в данный момент, ей хочется еще немного пожить этой сказкой.