Человек — самый страшный хищник на свете, ибо только человеку свойственно охотиться на себе подобных.
Song: AURORA — Runaway
Каждый день, проживая сотни моментов, пробегая мимо сотен людей, мимо цветочных парков и магазинов, украдкой поглядывая в телефон, он держал за руку того самого, за кем бежит. Не поспевая и запинаясь, но будучи подхваченным и заключённым в тёплые объятия. Верное решение было принято или нет? Тэ задавал себе этот вопрос с того самого дня, когда сидел на качели, а альфа был прямо перед ним, смотрел с мольбой, в глазах чистая искренняя, покорность и желание стать лучше. Стоял там в разгар громовой бури и ливня. И Тэ согласился, окутываемый желанием быть счастливым, желанием быть любимым и нужным кому-то до помутнения рассудка. Так сильно хотелось чувствовать эту привязанность, чувствовать взаимность и ласку, чувствовать свою незримую связь с человеком, который когда-то был незнакомцем и в миг превратился в смысл его жизни. Ким желал этого сильнее всего, так почему у него не получалось забыть прошлое? Простить? Он же простил. Но кажется лишь просто убеждал себя в этом. Больной разум не способен здраво мыслить, сколько бы не притворялся здоровым. Каждое утро он заглядывал в телефон, отвечая на СМС друга: Хоби: Ты в порядке? Тэ: Да, всё под контролем, он такой милый. Он правда изменился. Хоби: Если что, я всегда рядом, чуть что, просто напиши или позвони, и я приеду забрать тебя. Тэ: Я знаю, спасибо, но всё правда хорошо. Изо дня в день Тэхён переписывался, пока Чон был в душе и удалял переписку, сам не зная, зачем. Альфа больше не контролировал его, не отбирал телефон, не делал того, что могло бы заставить Кима уйти. Но Тэ всё равно врал. Продолжал, не в силах остановиться. Лгал Хосоку, лгал Чонгуку, лгал себе, словно выстраивая мнимую защиту. Доверие вернуть оказалось слишком сложно. Ким лежит, ненавидя себя, закрывая руками глаза, пока Чонгук шумит в ванной. Изъедая себя пугающими мыслями и воспоминаниями, представляя, как он провинится или случайно сделает что-то не то, но тут же убеждает, что Чонгук — это его жизнь, его страсть, что без него и смысла в чувствах нет. А та сторона, про которую он давно не рассказывал, стала шептать о той ошибке, которую он отказывается осознавать. Та сторона по-своему заботилась, предостерегая и видя мир в тёмных оттенках, говорила бросить всё и сбежать, пока есть шанс. Тэхён ненавидел себя за это ещё больше. Ведь если бы он только смог всё забыть, то не было бы смысла врать всем вокруг. Особенно Чонгуку, что смотрит так искренне, в отличие от него самого, альфа ему не лжёт, смотрит всегда так, что душа читается во взгляде. Он заслуживает знать правду, может, они вместе смогут что-нибудь придумать. Тэ просто хочет открыться, хочется вывалить свои проблемы, чтобы не тонуть с ними в одиночку. Так и борется сам с собой, стоит ли начинать разговор, стоит ли ворошить то, что чуть не убило их мир. Эта глупая бабочка совсем запуталась, куда лететь, сидя на увядающем ядовитом цветке, умоляя, чтобы тот снова зацвёл. Ментоловый аромат привычно смешался с ягодным, и это самый лучший запах на свете, так Тэхёну казалось, пока лицо тонуло в чужой подушке, впитывая немой крик в тишине.***
Song: Brennan Savage — Look At Me Now
Чонгук наклоняется к уху Тэхёна, шепчет ему приговор, удерживая крепче запястья, никогда не отпустит, до смерти обожает, до дрожи в душе. Он старался изо всех сил поменяться, но и этого оказалось недостаточно. Теперь для Чонгука есть лишь один путь. — Прости, малинка, я правда пытался… — впивается в шею, грубо целуя, зависим целиком и полностью. Тэ чуть выгибается, закрывая глаза с кристалликами слёз, повисшими на ресницах, кажется, отчаяние целиком окутало их. Обречённые. — Поехали домой, — Чон отстраняется, пылая, с холодным взглядом смотрит на дорогу, думает о чём-то, пока Ким лишь жалеет его, кусая себя за язык. Тэ открылся не специально, это был не он, а та сторона, что шепчет бежать. Каково теперь Чону? Знать, что его смысл жизни всегда будет его бояться, всегда будет вспоминать злосчастные недели, проведённые с ним в аду? Тэ знал, что Чон ненавидит себя за это гораздо сильнее, чем можно представить. Тем временем машина рвётся вперёд всё быстрее и сердце начинает громче стучать, видя вздувшиеся вены на руках, что держат руль, в зеркале заднего вида виднеются те адские глаза, что тоже полны боли и страданий, отражающихся в покрасневших веках и блестящих зрачках. То чувство страха, тот червь, что сжирал постепенно превратился в цербера с чёрными глазами, теперь до Тэхёна дошёл смысл фразы «прости» от Чонгука, он вцепляется в ручку двери, но её в тот же миг блокируют, а глаза наполняются ужасом, видя тот самый оскал.Почему-то резко, всё снова начало рушиться. Этот хрупкий мир из сотен спичек. Подожжёшь одну — и сгорит всё.
Тэ брыкался и кричал, боролся как мог, пока Чонгук, затыкая рукой рот, затаскивал в их дом, затыкал так, что дышать становилось нечем и грань сознания размывалась. Неужели снова? История повторяется. Пропущенные СМС и звонки на телефоне от Хосока не могут быть услышаны. Сообщения, которые возможно, могли бы спасти его или изменить что-то: Хоби: «Мне нужно поговорить с Чонгуком, это очень важно. Могу я приехать сегодня?» Хоби: «Тэхён, это касается его семьи. Ответь как сможешь» Хоби: «Тэ, ты в порядке? Не можешь говорить?» Хоби: «Чонгук?» Чонгук закрывает двери, бросая Кима у порога к своим ногам и зачёсывает чёрные волосы назад, наклоняя голову и потирая шею. А омега скулит от боли, как скулил когда-то, но убедил себя в том, что всё было не так плохо, что все его воспоминания приукрашены больным сознанием. — Чёрт, как же я устал, сучонок, я был таким добрым и нежным, что иногда тошнило от себя, всё ради тебя, а ты снова решил соскочить, — Тэ отползает назад от наступающего альфы и оглядывается в поисках чего-нибудь, чем можно защитить себя, но за спиной только диван. Он в полном непонимании, неверии в цикличность одних и тех же ошибок. Чон замечает мечущийся взгляд омеги и садится прямо перед ним на корточки, рывком хватая его за подбородок и дёргая к себе. — Ты же знаешь, что нет смысла сопротивляться, только разозлишь меня. Тебе не сбежать, — Тэ отворачивается, толкая Чона от себя и пытается бежать, но болезненная хватка на лодыжке заставляет упасть с грохотом, разбивая лицо об пол. Тэ понимает, только сейчас до него доходит, какой же глупой бабочкой он был. Поверил в то, чего не было, поверил ещё большему безумцу, чем он. Он не хочет признаваться себе в этом, захлёбываясь в слезах, поворачивается к Чонгуку, что подходит сзади: — Всё это была ложь? Ты притворялся всё это время? Как давно?! — он кричит, из последних сил, надеясь, что всё это страшный сон, но иногда реальность оказывается гораздо хуже. — В тот день, когда ты сбежал, оставив кольцо, — Чонгук улыбается, по-дьявольски как раньше, ничуть не изменился. Он так давно вынашивал этот план, как же приятно наконец-то его исполнить. Этот глупый Ким поверил, поверил, что всё стало хорошо, что он и правда осознал всё, в итоге угодив в ловушку, — ах, ты мой глупый мотылёк, и правда поверил? — глаза выражают безумие, наслаждаясь собственной силой. Тэ всхлипывает, мотая головой, внутри всё кипит от жгучей боли, которая сжигает всё, что Чонгук взращивал, все тёплые чувства, всё, во что Тэ так желал верить. — Чего ты хочешь от меня?! — Тэ стоит на четвереньках, словно просит демона, которому продал душу, быть милостным. — О, сладкий, мне от тебя, — выделяет, – ничего не нужно. Как ты ещё не понял? Мне нужен ты сам! — Чон хватает красный загривок и тянет на себя, выплёвывает гнусное: — А теперь на колени, щенок. И Тэ поклялся, что в эту секунду он бы предпочёл умереть, потому что этот яд, что в его разбитом сердце, всё еще скулит о любви к этому маньяку. Слишком глупо? Но больной разум всегда у него был, всегда отравлял жизнь. Болезнь сумасшедших — так иногда называют любовь и это чистая правда. Иногда бывает, что чувствам нет логического объяснения и Тэхён винит лишь себя во всём случившемся, лишь он виноват в их встрече, виноват в том, что погрузил в своё безумие человека, который был особенным для него. К лицу уже приставлен набухший член и Тэ смотрит снизу вверх, чувствуя себя растоптанным, чувствуя, что больше никогда не сможет спокойно спать, никогда больше не ощутит запах свободы, никогда не полюбит. Но всё ещё чувствует, ведь так грезил об этом. Он скулит, рассыпаясь осколками, когда альфа грубо имеет его в рот, насаживая всё глубже, заставляя давиться и краснеть от недостатка кислорода. Словно беспомощная кукла в руках кукловода. Все жалкие попытки отстраниться прерываются грубой силой. И больше некому молиться или мечтать о побеге. Змей проглотит бабочку, не дав и встрепенуться перед собственной погибелью. — Вставай и не надо делать такое выражение лица, тебе ведь нравится, когда я груб в постели, разве нет? — Чонгук всё также, держа за волосы, бросает Тэхёна на диван, словно хищник играется со своей жертвой прежде, чем она вздохнёт последний раз. — Пожалуйста, Чонгук, — Ким подтягивает к себе колени, истерика полностью накрывает его, всё тело дрожит, горло саднит от боли, внутри всё разрывается от отчаяния и осознания жестокой правды. Хотел полюбить? Получай. — Пожалуйста, Чонгук, что? — альфа рваными движениями стягивает одежду с Кима, но как только тот пытается воспротивиться — получает тяжёлую пощёчину, такую, что темнеет в глазах, а проступающие кровоподтёки расцветают на щеке, — ты не можешь дождаться, чтобы я как следует оттрахал тебя? Да, сладкий? — Чон вдыхает у шеи аромат, которым так одержим, азарт всё больше в нём разыгрывается, невозможно описать, как он наслаждается тем, что делает, наслаждается этим чувством превосходства и власти, тем, что Тэхён принадлежит ему и только ему. — Не надо, давай поговорим, Чонгук, тебе нужна помощь! — Тэ умоляет его, пока пуговицы не рвутся вместе с рубашкой и Чон оставляет царапины на молочной коже омеги. Чонгук останавливается, отстраняясь и смотрит вопросительно: — В этой ситуации, ты всё ещё волнуешься обо мне? Ты и правда больной. — Чонгук усмехается в очередной раз, — ты просил меня с утра чего-то новенького, как насчёт ролевой игры в изнасилование? — Чонгук отходит на пару шагов, скидывая с себя рубашку, оголяя все татуировки на руках кричащие оВ помутнении разума виновен этот проклятый капкан ядовитой любви, подпитывающийся сладкой болью горящих бабочек.
***
Дни пролетают так быстро, когда ты глубоко во что-то погружен, совсем не замечаешь, как часы сменяются днями, солнце всходит и садится, а ты живёшь на автомате, углублённый в себя. Выискивая причину непознанного. Мерцание звёзд наталкивает лишь на череду мыслей о самой сущности вселенной, о смысле бесконечного. Смотря туда, в небо, Хосоку казалось, что проблемы не такие уж значимые в пространствах космоса. Он много говорил с родителями по телефону, каждый вечер сидя на окне и теребя ткань на подоле зелёной футболки. Иногда сдерживая ком в горле, от подступающих слёз, иногда выпивая бутылку розового шампанского, иногда перечитывая сообщения Тэхёна снова и снова, в надежде пригодиться ему. Хотя и не хотел видеть сообщений о помощи, ведь это будет значить, что Тэхёну снова больно, человеку, с которым хочется отправиться в каждый угол вселенной и делить судьбу, кому готов весь мир к ногам преподнести. Сухое «всё нормально», всё ещё было самым согревающим для него. Он пару раз напивался, собираясь сорваться и поехать к Чонгуку, к брату, о котором не знал столько лет, брату, который и сам пережил ад в детстве, отчего Хосок чувствовал вину, засевшую внутри. Он не был в этом виноват, но ничего не поделаешь. Он проектировал все возможные вариации того, как Чонгук отреагирует, на то, что узнает. Стоит ли ему говорить? Но когда человек, тонущий в одиночестве столько лет, погрязший в насилии, в ненависти к своей «семье», встретится с по-настоящему родным, с тем, кто готов показать, какая может быть жизнь у него, что такое семейные ужины, как весело кататься на квадроциклах летом и плескаться в бассейне, каково это, когда есть тот, кто выслушает и поймёт, кто не осудит, а постарается помочь. Все люди подсознательно все лишь хотят быть любимыми. Чонгук ведь был лишён подобного. Хосоку было его жалко и, чем больше проходило времени, тем сильнее было его желание рассказать брату об этом. Сегодня он наконец-то решился сделать это, решился протянуть руку монстру, коим его сделал жестокий мир. Странно, что Тэхён не отвечает слишком долго, сердце вздрагивает будто от удара молнии, хотя, кажется, всё в порядке. Может омега просто уже уснул, может телефон где-то потерялся или разрядился. Хо перебирает все логические причины, все, где объяснение не так страшно как ощущение того, что причина куда хуже. Что-то не так. Тревога, страх за близкого, ничуть не слабее страха за себя. Хосок впопыхах собирается, надеясь, что Тэ просто занят с Гуком, что может они играют в приставку, как рассказывал Тэ, что готовят совместный ужин или ещё подобные вещи, которыми бывают увлечены любящие пары, забывая об окружающих. А сам выжимает педаль газа всё сильнее. Через полчаса он уже останавливается у дома, в котором тусклым светом подсвечена кухня, сквозь шторы плохо видно, но он быстрым шагом выходит из автомобиля и подходит к двери, стучит громко, а холодный пот уже стекает по шее, пропитывая ворот серого худи. На языке на повторе слова «будь в порядке, будь в порядке, я тебя умоляю». — Тэхён! Тэхён, ты здесь?! — кричит, слыша чьи-то рваные вздохи. — Хосок! — отвечает знакомый голос и Хосок сам не помнит, как обегает дом и разбивает окно, не замечая царапин, источающих алые струйки на лице и руках. Столько надежды, боли, отчаяния было в голосе омеги, что Хосок успел убить себя мысленно за то, что был так же наивен как и сам Тэхён, доверив его отродью дьявола, своему брату. Он бросает взгляд и видит, как вздымается татуированная рука с ножом над хрупким человеком, что и без того вот-вот рассыпется на части. Хосок не отдаёт себе отчёт в происходящем, повинуется первому инстинкту и бросается вперёд. Приходит в себя, ощущая холодное лезвие в районе живота и острую боль, крик Тэхёна за спиной оглушает, а животный страх в глазах Чонгука пугает ещё больше, ведь тот и сам себя боится. Хосок опирается о барную стойку, хватаясь за рану, пытается зажать, пытается держаться, но сползает на пол, покрываясь холодным потом и дышит всё быстрее. — Ты, — кашляет, от чего боль становится ещё более жгучей, — я хотел вернуть тебя в семью, брат, я, я, — Хосок не замечает трясущегося с его телефоном в руках Тэхёна, его слёзы и то, что сам он хватается за его бедро одной рукой, пока тот сидит на коленях рядом. Такой тёплый, в сравнении с похолодевшим альфой. — Что ты несёшь, какой ещё брат?! — Чон кричит, отходя назад и натягивая штаны, падая, голос срывается, кажется только сейчас он понял, что собирался сделать. Он смотрит на Кима, умоляюще, не верит сам себе, это не он. Не мог бы он такое сотворить со своим малышом. — Твоя настоящая семья — это был я, — на выдохе шепчет Хосок, теряя сознание и слышит вопль любимого где-то вдалеке. Мир меркнет, но чувствовать малиновый запах перед смертью, было тем, что удерживало в этом мире покидающую его душу. — Убирайся! Полиция уже едет! — вопит Тэ, а Чонгук вцепляется руками в свои волосы, и молвит под нос слова отрицания. Однако брат, лежащий в луже собственной крови, любимый омега поддерживающий его за голову, дают ответную пощёчину. — Нет, не может быть, нет, я бы никогда! — кричит он Тэхёну в слезах, бегая глазами, задыхаясь и смеясь одновременно, совсем обезумевший, — я ведь люблю, я же так люблю… Тэ смотрит как врывается полиция, как врачи уносят Хосока, как его самого укрывают пледом, как Чонгуку заламывают окровавленные руки, сковывая наручниками. Тэхёна уводят и последнее, что он слышит от любимого монстра — это бесконечное «люблю».***
Patrick Watson — Je te laisserai des mots
Запах цветущей сакуры и хвои наполняет воздух. Облака застелили весеннее небо, не давая солнцу и шанса обогреть холодные гранитные камни. Лёгкий ветер заставляет Тэхёна поёжиться и укутаться в бежевый шарф чуть сильнее, пряча покрасневший нос. Его каштановые волосы в беспорядке спутаны, он опять не спал всю ночь, вспоминая былое. Букет цветов мальвы, что он держал в своих руках, аккуратно ложится на зелёную траву у надгробного камня и Тэ садится рядом, скрещивая ноги. — Столько времени прошло, а я каждый день вспоминаю о тебе мимолётом, — он поднимает лицо к небу, — сколько всего прошло с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Я мало, что знаю из того, что случилось после. Я всё время провёл у больничной койки Хосока, но даже тогда, проклятый ты идиот, я переживал за тебя. Я знал, что у тебя были суды, знал, что ты сам сдался и выложил всё на чистую воду, что ходил в церковь, пытаясь замолить тот грех, в котором виноваты мы оба. Но, когда я узнал, что в тюрьме что-то произошло, что тебя больше нет в этом мире, мне стало так хорошо… А Намджуну с Джином, даже переехать пришлось, у них родился альфа, но мы с годами совсем потеряли связь, но я уверен, что отпечатался ты во всех нас. Надеюсь, Чимин присмотрит там за тобой. Ким гладит лепесток знакомого цветка и продолжает: — Я узнал его значение — истерзанный любовью, а ты соврал мне тогда, но думаю это название идеально подходит, — спокойствие растекается по телу, заставляя расслабиться. — «Змей и бабочка» — так я назвал свою книгу, знаешь, она довольно популярна, людям интересны эти истории о несчастной любви. Токсичная, разрушающая, им плевать, они всё так романтизируют, хотя о чём это я, — Тэ откашлялся, — я был таким же. И вправду, глупый мотылёк, почти сгоревший навсегда. Вспоминая ту уродливую любовь, которой мы были так одержимы, я всё ещё не верю, сколь безумна она была, но искренна, и это не даёт мне покоя. Я практически принял тогда неминуемое, почти свалился к тебе в один котёл, был готов со всем распрощаться и быть с тобой, если бы не Хосок в тот день, я бы умер до того, как лезвие пронзило меня. Омега вчитывается в надпись выведенную курсивом, красиво: «Чон Чонгук. Борец, любимый человек и брат» — на последнем настоял Хосок, когда очнулся, а Тэ не стал отговаривать. У него всё ещё оставалась куча фанатов, что писали скорбные посты в соцсетях, восхваляя его заслуги и его самого, превознося до Бога. — Семь лет, — начинает он шёпотом, доставая пачку ментоловых сигарет и закуривая одну, — Чонгук, ты знал, что за семь лет организм полностью обновляется? Каждая клеточка, каждый сантиметр тела меняется, не оставляя ничего из прошлого, — он выдыхает дым, который теперь ощущает лишь раз в год, когда приходит сюда. — Прошло семь лет с того дня, когда ты последний раз прикасался ко мне… — он смотрит себе под ноги, улыбаясь чему-то или кому-то, кто кажется смотрит на него из-под земли и слушает каждое слово, выдыхает едкий дым. — Теперь во мне нет ни атома, который помнил бы тебя, твои руки или поцелуи, всё стёрто навсегда, словно тебя и не было. Связь, что была между нами, наконец-то разрушена, — Тэ улыбается, — а своё сердце я похоронил вместе с тобой, а точнее его остатки, вряд ли я смогу ещё хоть когда-нибудь полюбить, Чон Чонгук. Полюбить кого-то кроме тебя. Но знаешь, сейчас мне это и не нужно. Любить как ты, вверх безрассудства. Я изменился, теперь я знаю, какой должна быть любовь. — Тэ тушит сигарету о свежую зелень, оставляет свой последний, невесомый поцелуй на холодном камне и бросает пачку сигарет к надгробию. Тёплые руки Хосока обнимают со спины, одаривая теплом и нежностью. — Ты уже закончил? — переживает и целует в ушко, щекоча. — Да, мне больше нечего сказать ему, кажется, на этом наша история с ним окончена. Пошли домой, — Тэхён улыбается, опуская голову на сына, которого впервые взяли с собой на поминки. — Ура, домой! Папочка, а кто это? — семилетний мальчик указывает на черноволосого парня, чей портрет высечен на камне. — Тот, кто заставил твоего папу осознать слишком многое об этом мире, будешь постарше, расскажу, может быть, — он перехватывает ручку ребёнка и, в последний раз смотрит в холодные плоские глаза демона, который однажды им завладел.«Ты тоже был моим безумием… Чон Чонгук. Спасибо тебе за всё. Прощай.»
Конец.