В тот вечер пахло зимой

«Между нами встала смерть и эту грань мне не сломать, не преодолеть…»

5 ноября 2010 года.

      — Ночью будет снег.       И правда.       В осеннем воздухе пахнет зимой и запах этот заполняет собой всё её нутро, вымораживая тело изнутри. Голова пуста: все до единой мысли покинули сознание и потому девушка просто невидяще глядит перед собой, изредка моргая и ёжась, когда порывы холодного ветра начинают щипать глаза, бросать в лицо собственные серебристые пряди волос и пробираться сквозь плотную ткань строгого белого пальто. По массивному кресту из светлого мрамора, к которому и прикован стеклянный взгляд стекают водяные капли.       Проклятая лондонская влажность: как же она не любит Англию за поганую погоду, так бы и не возвращалась сюда совсем, если бы не это…       Никогда девушка не придавала значения бренным останкам людей и их местоположению в мире живых, ведь душа, разум, всё то, что составляло личность этого человека уже ушло, ушло за ту грань, которую не преодолеть имея в груди живое бьющееся сердце.       Куда лучше обращаться к воспоминаниям, чем являться к этим чудовищным каменным нагромождениям, сокрывающим под собой прах тех, кого ты когда-то знал и любил.       Но несмотря ни на что, она приходит к этому кресту каждый год, в один и тот же день, пятого ноября, где бы ни была до этого и откуда бы ей не приходилось ехать, лететь, плыть в нелюбимый город.       В этот день отключены все телефоны, отложены все дела, и большая его часть проходит здесь, в одиночестве, у этого белого креста. Ладонь бездумно блуждает по надгробной плите, на краешек которой она присаживается и тихим голосом рассказывает о том, что происходило в её жизни за прошедший год, каждый раз ставя в каменную вазу у изголовья памятника странный букет.       Четыре палочки, на которые нанизаны пухлые цилиндрики зефирок.       Временами плачет. Временами улыбается.       В этот день он для неё снова жив.       Мазохистский ритуал, но без него она не видит своего существования. Только это даёт ей сил прожить ещё один год.       Вот и сейчас сирень глаз продолжает бродить по готическому памятнику, исполненному мастерски, вплоть до последнего каменного завитка.       Этот день подходит к концу.       Капли ползут по кресту лениво, драматично. Им некуда торопиться, как и тому, кто вот уже пять лет покоится под этим крестом. Они доползают до подножия и собираются большими лужицами на гладкой надгробной плите, отражая в своей сверкающей поверхности огни высоких уличных фонарей и вечернее небо, светлое от плотной пелены грозовых облаков.       Кладбище на окраине Лондона накрыто мягкой уютной тишиной, как и полагается месту, ставшему последним вечным пристанищем своим безмолвным обитателям. Маленькая церковь, находящаяся при нём, празднично блестит яркими калейдоскопами витражных окон и доносит тихое чистое пение детского хора до двух фигур, одетых в белое, стоящих перед безымянной, до недавнего времени, могилой.       Раньше она всегда приходила одна. Но теперь это изменилось.       Ребёнок отнимает взгляд от креста и глядит на неё, понимая, что первую его фразу пропустили мимо ушей.       — Скоро пойдёт снег, — повторяет мальчик, пытаясь привлечь внимание девушки, которую крепко держит за руку.       Она наконец стряхивает с себя оцепенение, вздрагивает и кивает, переводя на него усталый взгляд.       — Замёрз?       — Нет… — мотнул головой мальчик и умолк, явно не закончив фразу.       Необычного цвета глаза девушки прикрываются серебристыми, в цвет её волос ресницами.       — Ну и что ты хотел спросить?       — С чего ты взяла, что я этого хотел? — следует лаконичный ответ.       — Брат.       Ребёнок фырчит, но выдержав долгую паузу, всё же выдаёт:       — Просто понял вдруг… Ты никогда не рассказывала, почему согласилась помогать Элу с поимкой Киры. Помнится, после ужасов расследования в Лос-Анджелесе, ты зареклась заниматься криминалистикой. Несмотря на то, что была первой из кандидатов Второго Поколения.       Его сестра недоумённо моргает. Младший брат никогда не проявлял интереса к чему-то, не касающемуся его напрямую. А тем более делам, завершённым давно и окончательно.       — Чтобы это объяснить, пришлось бы начать рассказ с самого нашего знакомства…       Деревянный скрип прервал её. Двери церкви открылись, и прихожане потянулись медленной цепочкой к воротам.       Между взрослыми сновала детвора из хора, что-то восторженно выкрикивая и требовательно спрашивая похвалы с родственников за своё выступление. Родители обещали детям вознаграждение в виде сладостей дома, обсуждали друг с другом планы на выходные, представляли из себя полностью довольных жизнью, светлых и счастливых людей. Быть может, так оно и было.       Постепенно их голоса стихли и кладбище снова погрузилось в мягкую тишину, нарушаемую лишь лёгким шуршанием жухлой листвы, подхватываемой с асфальта и чёрных ветвей промозглым ветром.       Вечерняя служба закончилась, двери заперли и свет в витражных стёклах начал гаснуть — церковнослужители гасили свечи на алтаре, собираясь отправляться по домам.       Лишь двое — мальчик и девушка — всё так же стояли у могилы с белым крестом.       — А мы с тобой разве торопимся? Роджер говорил, что раньше десяти вечера в Доме не появится. У нас почти два часа времени, — пожал плечами мальчик и вдруг очаровательно улыбнувшись сестре, натянул пушистый шарф повыше на щёки. — Гляди, мне совсем не холодно!       Девушка грустно улыбнулась в ответ, наблюдая за ребёнком.       — Завтра ведь всё снова вернётся в обычное русло, — тихо добавил мальчик, отворачиваясь к кресту, мигом посерьёзнев. — Завтра мы с тобой снова с головой уйдём в свои дела, разъедемся кто куда и быть может, не увидимся ещё целый год. Но в этот день… Это только наше время. Думаешь, он бы не хотел, чтобы мы побыли с ним здесь подольше, вспоминая всё что было?       Её пальцы на мгновение крепче сжали детскую ладошку, а из-под упавшей на глаза чёлки блеснула слеза, мимолётно прокатившись по бледной щеке.       — Хотел бы.       Мальчик победно кивнул и выпуская её руку присел на край плиты, скрипнув серебристым зимним комбинезоном, когда непринуждённо подтягивал ноги под себя, устраиваясь поудобней. Уложив ладошки на колено, а на ладошки щёку, он призывно поглядел на сестру.       Сиреневые глаза девушки вознеслись к белёсому небу, вспоминая что оно было точно таким же в день их первой встречи, понимая, с чего нужно начать рассказ.       — Это было на Рождество…