В тот вечер пахло зимой

23 декабря 1997 года.       Снег скрипит под ногами и этот хруст отдаётся в детском сердечке неприятной дрожью, множит страх перед медленно приближающимися коваными воротами, за которыми высится большой кирпичный особняк.       Она запрокидывает голову, разглядывает металлические прутья, завитки, смаргивает с ресниц снежинки и невольно сильнее сжимает пальчиками в варежке, большую руку своего провожатого. Старик останавливается, наклоняется к девочке. Мягко улыбается в седые усы, смахивает с раскрасневшейся на морозе детской щеки одинокую слезинку.       Губы дрожат сильнее, и ребёнок понимает, что в шаге от того, чтобы позорно разреветься при свидетеле. Девчачья гордость такого позволить не может, и она мигом утыкается в собственный рукав, глуша уже не сдерживаемые рыдания, пряча личико, беззвучно сотрясаясь. Локоны длинных серебристых волос волной спадают вниз, скрывая собой горькие слёзы и сломленную решимость.       Старик присаживается перед девочкой, мягко обнимает, терпеливо ждёт. Округа пуста, нет никого ни на улице, ни во дворе огромного особняка.       Одинокий фонарь освещает беззвучный танец снежинок в ровном луче своего желтоватого света, выхватывает из ночной полутьмы фигуру пожилого мужчины в тёмном твидовом пальто — директора приюта и восьмилетнюю девочку в синей курточке — его новую воспитанницу.       — Мир не рухнул, малышка, — тихо говорит Квилш Вамми, осторожно гладя затихшего ребёнка по спине. — Твои родители причинили тебе боль, не стали той опорой которой обязаны были стать. Но это не значит, что ты не найдёшь настоящую семью. Я сделаю всё, чтобы ты забыла о том времени и той боли.       Девочка всхлипывает последний раз и холодно отстраняется, остервенело утирая нос и глаза заиндевевшей варежкой.       — Я плакала вовсе не из-за родителей, — буркнула она тихо.       Квилш воздел брови, внимательно разглядывая ребёнка.       — А в чём же тогда причина?       Девочка подняла на старика кукольное личико. Слёз в сиреневых глазах больше не было, но боль осталась.       — Мой братишка… — прошептала она дрожащим голосом. — Я не знаю куда они отправили его. Как только эти люди поняли, что он может… Я не знаю как он, где, с кем, как с ним обращаются, и жив ли он вообще…       Девочка словно подавилась этими словами и губы её снова предательски задрожали.       «Этими людьми», она называла своих биологических родителей.       К глазам опять подкатили жгучие слёзы и рывком опустив голову, девчушка сжала кулачки в бессильной злобе.       Снежные хлопья, бесконечным потоком падающие на землю, успевшие уже укрыть холодным одеялом белые волосы и цветную шапочку, сейчас потревоженные резким движением взметнулись с головы в воздух. Глубокая зимняя ночь была оглушительно тиха и всхлипы ребёнка звучали особенно отчётливо и тоскливо.       Вамми тяжело вздохнул. Он скрыл от новой подопечной то, что прекрасно знал где находится второй ребёнок четы, которая, узнав о беспрецедентных умственных способностях своих детей, немедленно нашла им прибыльное применение. Девочку он сумел отсудить у алчных родителей, а вот трёхлетнего мальчика…       Подумав, старик взял безутешную девчушку за плечи, наклоняясь и заглядывая в лицо:       — Мы найдём твоего брата, слышишь? Я тебе обещаю.       Всхлипы тотчас стихли и большие сиреневые глаза метнулись к покровителю.       Она поджала губки и нахмурилась, вглядываясь в лицо старика. Квилш усмехнулся про себя: ребёнок смотрел на него оценивающе, взвешенно. Она правильно сыграла на эмоциях и сейчас, услышав, что хотела, пыталась понять, блефует Вамми или нет.       Анализировала ситуацию и составляла в голове адекватный план для собственных действий. Обычные дети не способны на такую психологическую работу в восемь лет.       Он не ошибся в ней.       Итогом размышлений стало короткое, но зато искреннее и ёмкое:       — Верю.       Вамми вновь встал. Отряхнул припорошенные снегом шляпу и плечи, протянул ей руку. С новой воспитанницей придётся весьма нелегко: жестокое обращение родителей выветрило из неё всю инфантильность и наивность, заставило и без того острый ум, преисполниться холодно-трезвым расчётом, недоверием, но он справится.       — Тогда, идём?       Сереброволосая девочка уставилась на возвышающийся за оградой дом, затем на ладонь старика, вновь поджала губы.       Сейчас проходил один из тех моментов жизни, что в последствии зовутся судьбоносными, поворотными и она это прекрасно осознавала. Как и то, что должна сделать. Если не ради себя, то ради спасения брата.       Она будет играть по правилам этого старика.       И она взялась за протянутую руку.       Квилш улыбнулся: добрые морщинки собрались в уголках его губ и глаз.       — Добро пожаловать домой, D.       Утро в канун Рождества выдалось непередаваемо сказочным.       Снег, выпавший ночью блестел под бело-голубым небом, узоры ветвей укутались в морозную шаль, а садовники хлопотали над огромной пушистой ёлкой во дворе. По всему особняку разожгли камины, развесили над ними пёстрые вязаные чулки, гирлянды из остролиста и ярких красных ягод.       Поленья уютно потрескивали в топке, а языки янтарного пламени красили комнаты в тёплый праздничный цвет.       Но не всех подкупала атмосфера грядущего праздника.       Впервые она видела кругом себя столько детей.       Их многочисленность и шум ими создаваемый, не позволял сосредоточиться не то что на поставленной перед ней задаче, но даже на собственных мыслях.       Девочка поджала недовольно губы, нахмурила белёсые брови и подтянув колени к подбородку, уставилась в окно. D и ещё с десяток воспитанников Вамми сидели и слушали рождественские гимны по скрипучему радио, вырезая из обёрточной бумаги хороводы ангелов. Большинство детей было увлечено этим занятием безотрывно, но одетая в белый домашний костюм девочка их энтузиазма не разделяла.       Ей было невыносимо скучно. Забирая её из дома, от кричащей что-то о полиции матери и угрожающего физической расправой над новоявленным опекуном и самой дочерью, пьяного отца, навешивая на неё эту букву вместо имени, старик обещал, что она теперь будет находиться в кругу равных ей сверстников. Работать на благо общества, мира, а не продажных и эгоистичных людей.       Но что-то не похож вот этот мальчуган лет десяти, увлечённо мутузящий надувным молотом товарища по парте, на обременённого интеллектом ребёнка.       Пальчики пропустили через себя собственные серебристые прядки мягких и теперь, чистых и расчёсанных волос.       Постановка. Всё вокруг — просто постановка.       Старик велел сидеть ей здесь и решать задачи из раздела теории дедуктивных рассуждений. Но как можно было думать в этом хаосе?       Никак.       Девочка соскочила на дубовый полированный паркет.       Старик её просто проверяет. Анализирует её способность выходить за поставленные рамки системы и отвергать раздражители для достижения результата. Наблюдает, способна ли она действительно выделиться из толпы. Губки девочки сжимаются в тонкую линию.       Благодетель позволяет себе проводить над ней опыты?       Что ж, она ему себя ещё покажет.       Твёрдым шагом, не обращая внимания на притихших детей, удивлённых её уходом, D прошествовала к двери и повернула тяжёлую золочёную ручку.       В коридоре было тихо и безлюдно.       Девочка откинула с лица длинные пряди, вечно лезущие в лицо, и направилась по крытой галерее. Плана дома она пока не знала и самое время было познакомиться с системой путанных коридоров с множеством комнат и лестниц. Обутые в одни только белые носки ноги, бесшумно двигались по деревянным полам, пока D исследовала новый дом, безо всякого стеснения заглядывая в каждую из попадавшихся на пути комнат. Задачки могут и подождать.       За одной из дверей обнаружился тёмный просторный зал. В отличие от прочих пустующих помещений, и здесь были дети, но куда старше её. Подростки сидели в полумраке, безмолвно уткнувшись в какие-то графики под светом настольных ламп, перебирая кипы похожих между собой документов, учебников, явно, выполняя некую работу, куда более занимательную, нежели её задачки по теории.       Они работали над разгадкой настоящего преступления. Серии преступлений.       Нисколько не смущаясь, девочка пошла мимо парт, порой ненавязчиво заглядывая то в один учебник, то в другой. Подростки реагировали на её действия адекватно и потому, D вскоре позволила себе завести с несколькими из них диалог дискуссионного характера, не вынеся видеть неправильные ответы на задачи.       Такой, окружённой несколькими впечатлёнными ребятами, её и застал Квилш Вамми, заглянувший в кабинет.       Старик довольно улыбнулся увиденному, и не сказав ни слова вышел. Девочка проводила его таким же безэмоциональным взглядом.       — Ты впечатлила Ватари, — заметил какой-то мальчишка в полосатой кофте.       D мотнула головой в сторону:       — Ватари? Почему вы зовёте его Ватари?       — В целях конспирации личности нашего покровителя, нас приучили звать его этим именем, — пожал плечами долговязый кореец лет пятнадцати. — Ничего странного на самом деле нет: многих из нас забрали от очень опасных людей, лишили их дохода. Ни к чему головорезам выходить на след детского приюта, путём выкупа такого современного бесценка, как личной информации о человеке, верно?       Да и не всё ли равно, как звать того, кто нас спас? Имя — это просто слово. Одно, другое. Лишь набор букв. Нет в нём никакой мистики и сакральности.       Все покивали, молчаливо соглашаясь с рассудительным товарищем и вновь принялись за свои учебники.       D, в чьей голове монолог парнишки всколыхнул пренеприятнейшие воспоминания и вновь скрутил нутро липким страхом за брата, решила поскорей ретироваться и остаться наконец в одиночестве. Она уже поднялась и намеревалась покинуть кабинет, как вдруг заметила, что в самом углу, у высоких книжных полок, сидит ещё кто-то.       Подросток был одет в белую кофту и явно великоватые ему на пару размеров джинсы.       Он сидел на полу, босиком, повернувшись ко всем прочим спиной и что-то выкладывал перед собой. Всклокоченная чёрная шевелюра не позволяла увидеть ни единой части лица. Только руки с тонкими пальцами, как-то гротескно воздевали в воздух мелкие белые кубики, подносили ближе к лицу и опускали на пол. Либо дополняя ими мудрёную композицию, либо, отбрасывая прочь.       Невольно заинтересовавшись, D повернулась и пошла обратно к столам.       — Это кто? — требовательно спросила девочка.       Ребята обернулись в направлении её кивка.       — Аааа… — протянул кореец, — этот парень держится обособленно ото всех, сколько я его видел. Даже имени не знаем. Но он на особом счету у Ватари. Вроде, даже зарекомендовал себя как неплохого детектива перед некоторыми известными службами. Но это всё слухи…       — Да ну, — пренебрежительно махнул рукой юноша в полосатой кофте. — Ему лет как нам. Пятнадцать вроде. Как бы он ни был хорош, полицейские департаменты и, тем более, всякие гадюшники типа ФБР никогда не дали бы допуск к серьёзному делу какому-то неизвестному мальчишке. Они могут сколько угодно использовать способности одарённых детей на стороне, но в признать это и заручиться помощью в своих официальных расследованиях…       — А я слышал, что он просто работает под псевдонимом… ФБРовцы его в глаза не видели! Даже голос глушит.       — Да-да. Типа он и есть тот самый детектив-инкогнито, наделавший шуму пару лет назад и обрушивший пару мафиозных кланов. Тот, кто за четыре часа нашёл лондонских подрывников, на которых сразу же забил Скотланд Ярд…       — Эй! — Опомнившись, окликнул один из собеседников девочку, что уже направлялась к таинственному мальчишке. — Не трать своё время! Это всё просто сплетни, неужто ты поверила? Он просто немного тронутый, это же очевидно. Целыми днями складывает непонятными рядами рафинад и молчит.       Но D, которая так и не оглянулась на оклик уже стояла за спиной мальчишки и улыбалась. Тот никак не отреагировал на её приход, просто прекратил выкладывание сахарных кубиков и сложил на подтянутых к груди коленях бледные ладони, будто выжидал, что же она предпримет. Ждали и остальные.       D наклонилась к полу, аккуратно подняла кончиками пальцев шершавый белый кубик рафинада. Мальчишка не двигался, только, кажется, приподнял голову. Поразмыслив, девчушка взяла в ладонь ещё шесть кусочков сахара, а затем, выложила под имеющимися ещё один ряд.       — Семь, — объявила она.       Лица сидящего она по-прежнему не видела, но явственный смешок невозможно было не услышать.       — Он не тронутый, он просто умнее всех в этой комнате, а быть может, и всём доме, — обернувшись к оторопевшим воспитанникам объявила D и уселась рядом с таинственным мальчишкой.       Все сгрудились позади и наконец попытались понять, что там за ряды сахарных кубиков, загадку которых слёту разгадала восьмилетняя девчонка и на что не обратили внимания все прочие.       — Фибоначчи? — сомневающимся тоном протянул кореец и глянул на остальных.       — Очевидно, — пожал плечами какой-то пухлый паренёк, поправляя очки. — Впрочем, что это даёт? Любой из нас знает последовательность его сложений.       — Но вряд ли кто-то применяет их для выявления закономерностей в череде убийств, над которыми выломаете головы который месяц, — подала голос D, к прочим теперь уже даже не оборачиваясь, а лишь жадно следя за действиями нового знакомого.       — Что, поняла про заминку с разгадкой убийств по записям у нас на полях? — хмыкнул мальчишка в полосатом, упирая руки на поясе.       — Да нет, просто отрывок разговора утром слышала, — последовал смутивший всех своей простотой ответ.       — Нет в них никакой закономерности, — обозлился вдруг какой-то угловатый подросток в чёрном спортивном костюме. Внешним видом он немного походил на сидящего на полу, но вот его меланхоличностью уж точно не обладал. К тому же, этот воспитанник Вамми явно был уязвлён пренебрежительным замечанием девчонки насчёт "умнее всех".       — Никто из нас не увидел пока никаких зацепок в деле об убийствах медсестёр.* Я не увидел! Так что эти кубики — просто мелкое бесполезное хобби и ничего более!       Лохматый парнишка в белой кофте и джинсах дёрнулся и наконец заговорил, чуть обернувшись через плечо. Голос у него оказался низкий, глубокий.       — Так чего ты стоишь здесь, орёшь и тратишь драгоценное время, BB? Докажи своё превосходство над всеми нами. Покажи, что достоин стать лучшим из Первого Поколения кандидатов. Что достоин занять место L.       Воцарилась мертвейшая тишина.       И в этой тишине напряжение между юношей, названным BB и тем неизвестным, сидящим на полу, можно было просто резать ножом. D ничего не понимала ни во фразе «кандидат Первого Поколения», ни в значимости роли наследника некоего L, ни в том, почему бы не объединиться и работать более эффективно, припася глупое мальчишечье соревнование на менее серьёзные свершения.       Но молчаливая стычка характеров продолжалась так долго, что, изменившись в лице, серебряноволосая девочка всё поняла. Поняла, но виду не подала.       BB отступил первым. Злобно цыкнув и мотнув головой, парень засунул руки в карманы штанов и зашагал прочь. Вслед за ним разошлись и остальные, утратив интерес.       D задумчиво наклонила голову, глядя в сторону двери, за которой скрылся BB.       — Выходит, этого таинственного детектива, работающего на ФБР, зовут L и ему всего пятнадцать лет?       — Мне четырнадцать, — поправил L наконец поворачиваясь к девочке лицом. Чёрные глубоко запавшие глаза, с ярко выраженными синяками от недосыпа или болезни, внимательно вгляделись в собеседницу. D пробрала дрожь. Казалось, он пропускал её через рентген и стоит девочке только вздохнуть, как она испортит всю сложившуюся картину. Но она выдержала его пытливый взгляд.       Бледные губы юноши дрогнули в секундной усмешке.       — И я прошу тебя впредь звать меня Рюдзаки.