На ошибках учатся

      Гарри бежал со всех ног. Честно говоря, он не знал, как попал в эту ситуацию. Не знал, в какой момент все пошло не так. Не знал, как именно все пришло к тому, что сейчас, вместо того, чтобы коротать ночь в своей маленькой комнатке в доме Дурслей в попытках выполнить домашнее задание на лето, он несся по улицам Лондона, расталкивая прохожих локтями и тщетно пытаясь скрыться от нагонявшего его полицейского.       Хотя, если бы у него нашлось время поразмыслить, Гарри сумел бы составить цепочку ключевых эпизодов, которые привели его к сегодняшним событиям. Все дело в том, что Гарри ненавидел тетушку Мардж. Собственно, как и она его. А потому целая неделя, которую эта мерзкая женщина решила провести у семейства Дурслей, оказалась для Гарри сущим кошмаром.       Он действительно старался хорошо себя вести: не проводить много времени в общих комнатах и не сильно кривить лицо, когда злобный теткин бульдог в очередной раз пытался его укусить. Кроме того, ему было куда пойти. В попытках избежать столкновений со своими любимыми родственниками Гарри еще в детстве нашел себе пристанище вне стен дома №4 по Тисовой улице.       Ему повезло. Общественная библиотека была первым его вариантом, который сразу оказался удачным. Гарри пришел туда робким первоклассником, использующим вежливость и учтивость как единственно возможную для себя защиту, чем неосознанно очаровал библиотекаршу. Целые часы после школы Гарри проводил в просторном читальном зале, для виду листая взятые с полки журналы и почти не глядя на цветные картинки. Ему было все равно. В библиотеке было тихо, было тепло и было безопасно. Гарри довольствовался этим.       Пока однажды ему в руки не попался сборник логических задач. Гарри пробежался глазами по тексту, понял, что это куда интереснее школьных уроков, и тогда впервые открыл для себя радость узнавания нового. Он провел наедине со сборником добрую неделю: не все задачки дались ему легко, и тогда Гарри пролистывал страницы и заглядывал в самый конец, где были напечатаны ответы с пояснениям. Хмурил брови, задумчиво стучал кончиком карандаша по исчерканному листочку, вырванному из тетради по математике, а затем его лицо прояснялось, и Гарри гадал: почему он не додумался до решения самостоятельно?       С тех пор он почти безвылазно сидел в библиотеке, уходя только с закрытием. Оказалось, что делать домашнее задание в тихом читальном зале куда приятнее, чем в темном чулане под лестницей, и Гарри даже удалось на некоторое время воодушевиться и помечтать о том, что вот сейчас-то он сможет подтянуть свою успеваемость. Однако вскоре оказалось, что учителям были важны не знания. Не то чтобы Гарри был разочарован.       Он переключился на энциклопедии и атласы, приключенческие романы и журналы про путешествия, и оказалось, что мир был больше, чем думал Гарри. Самым главным его развеянным заблуждением была мысль о том, что этот мир ограничивается исключительно Литтл Уингингом. Оказалось, что все было не так. Даже если сейчас Гарри и застрял в этом городе: это не навсегда. Однажды он сможет уехать. Сможет не возвращаться. И его никто не остановит, не вернет тете и дяде, больше никогда не запрет в чулане и не оставит без ужина. Его текущее заточение… Однажды кончится.       Эта мысль одновременно взволновала и привела в восторг. В тот вечер Гарри вернулся к родственникам в окрыленном, каком-то полупьяном состоянии. Окружающая серость померкла. Это не важно, если это не навсегда. Дядя может кричать сколько угодно, называть бесполезным щенком и награждать тычками и оскорблениями. Это неважно. Гарри потерпит.       На тетю, вышедшую на шум в коридоре, Гарри почти не обратил внимания. На вопрос о том, где он постоянно «шастает», Гарри ответил, что «в библиотеке» и впервые ощутил торжество. Она ведь ничего не могла ему сделать! Это не было нарушением правил, его не в чем упрекнуть! На ее слова… Можно не обращать внимания. Тетя нахмурилась, а затем, дождавшись, когда Гарри уберет кроссовки на обувную полку, молча указала ему тонким дрожащим пальцем на дверь чулана. Гарри понял, что победил.       Всю ночь он пролежал без сна. Воображал, куда сможет отправиться и как именно это сделает. Хорошо бы на поезде. В голове рисовались схемы и карты железнодорожных путей, которые он видел в атласах: Гарри раздумывал, что в первую очередь хорошо бы посмотреть Лондон. Увидеть своими глазами Букингемский дворец, и красные двухэтажные автобусы, больше похожие на яркие игрушки, чем на средство передвижения, и телефонные будки, и королевскую пешую гвардию (а может, и саму королеву), и огромные площади и Темзу. И огромный Лондонский мост. А затем Гарри бы уехал на побережье.       От этих мыслей у него сводило внутренности и поджимались пальцы на ногах. Он сможет уехать. Пусть не сейчас, но однажды — точно. Куда угодно. Именно тогда Гарри задумался, что кажется, и у него появилась мечта. Она кружила голову, заставляла задыхаться и трепетать, но главное — давала надежду. Было странно лежать в темном чулане на старой продавленной раскладушке и представлять себя в будущем: взрослым, сильным…свободным.       От мыслей о свободе Гарри почти дурел. Весь окружающий мир исчезал. Половицы на лестнице больше не скрипели, а шорохи со второго этажа, говорящие о том, что Дурсли готовятся ко сну, растворялись и просачивались сквозь щели. Ветер не свистел, не рвал крышу и не стучался в окна. Плеск воды в ванной переставал существовать. Запахи с кухни, раньше почти сводившие Гарри с ума, теперь ничего не значили.       Он лежал на спине на своей раскладушке — вытянувшись, выпрямившись и закрыв глаза — и представлял себя, но другим. Он больше не маленький, больше не беззащитный. Гарри смотрел куда-то сквозь сизую дымку воображения и надежд, смотрел через годы и расстояния, надеясь увидеть то, чего так жаждет и в чем так нуждается. И боялся даже допустить мысль о том, что все его грезы могут просто рассеяться. Гарри не мог позволить себе подобного. Ему нужно было хоть что-то, за что можно держаться.       После той ночи обыденность оказалась страшным ударом. В мыслях Гарри был уже далеко, но здесь, сейчас, он снова был маленьким и снова был никем. Он готовил по утрам завтраки, мыл посуду и занимался садом, ходил в школу и продолжал укрываться в библиотеке, но делал это почти неосознанно. Грезы затопили реальность, которая отступила на время и вернулась только вместе с подзатыльником, полученным от дяди. Гарри в то утро был особенно нерасторопным, за что и получил. Мир снова перевернулся.       Позже, в один из тусклых осенних вечеров, когда у Гарри было и без того было паршивое настроение, с ним заговорила библиотекарша. Спросила, как у него дела, в каком классе он учится и какой из предметов — любимый. Гарри вяло отвечал, балансируя на грани вежливости и равнодушия, но стоило ей упомянуть его бледность и предложить выпить чаю, Гарри застыл. Вчера тетка снова оставила его без ужина, а сегодняшний школьный обед он был вынужден пропустить, чтобы не попасть под раздачу Дадли и его дружков. Гарри был зол, разочарован, но, главное, голоден. Конечно, он согласился.       Они пошли в подсобку, где библиотекарша прятала в одном из ящиков тумбочки старый электрический чайник, и пока та доставала чашки и раскладывала на тарелке печенье, Гарри едва мог себя унять. Ему нужно выглядеть именно так, как требовала от него тетя: сдержанно, воспитанно, благопристойно. Если он будет пить горячий чай слишком быстро, или возьмет три печенья, а не два, библиотекарша сделает о нем выводы и больше никогда не позовет присоединиться к чаепитию. Он должен пройти проверку.       А потом произошло неожиданное. Когда его спросили о его семье, Гарри солгал. Первая ложь оказалась самой сложной, дальше — на их следующих многочисленных посиделках — было уже проще. Истории сами скатывались у него с языка, и Гарри ничего не мог с этим сделать. В глубине души ему было ужасно стыдно. Он знал, что его выдуманные истории, которые он бесконечно рассказывал библиотекарше, чтобы разжалобить ее, на самом деле вранье и гнусная выдумка, однако притворяться мальчиком из приюта оказалось легче, чем сказать, что родные дядя и тетя недолюбливают его, частенько забывают покормить, а порой и отвешивают оплеухи. А еще он не хотел называть их имен. Не хотел, чтобы его и Дурслей связывало хоть что-нибудь. Он хотел быть просто Гарри — безродным мальчишкой без семьи и каких-то особых планов. А еще своей жизнью в приюте можно было легко объяснить синяки. Объяснение всегда было коротким и никогда не приводило к дальнейшим расспросам. Это вполне устраивало Гарри.       Таким образом — в каждодневых рутинных занятиях и походах в школу и в библиотеку — Гарри проводил все свое время, а после поступления в Хогвартс ему и вовсе приходилось возвращаться к тете и дяде только на лето, что было большой удачей. Уж несколько недель он вполне мог их потерпеть, тем более, что библиотека работала круглый год, и он сбегал туда всякий раз, как выдавалась возможность.       Когда Мардж начала говорить гадости о его матери, Гарри буквально взорвался. Просто не смог сдержать себя. Сидевшая где-то глубоко внутри агрессия искала выход, и в порыве ярости мальчик смахнул со стола графин с водой и вазу с фруктами, накричал на тетку, а потом она раздулась неожиданно для него самого. В первую минуту он опешил, однако уже в следующую метнулся прочь из-за стола — собирать свои вещи. Гарри знал, что после всего случившегося он не останется в этом доме, да и Дурсли не позволят ему этого сделать. И действительно, когда Гарри прогрохотал со своим чемоданом по коридору, ему навстречу выскочил дядя Вернон, брызгая слюной и крича о том, чтобы ноги его больше не было в этом доме, что он неблагодарный выродок, что по нему плачет тюрьма и что его нужно было пристрелить еще в детстве — словно порченного щенка. Гарри, все еще не сумевший взять эмоции под контроль, не желал слушать очередные гадости в свой адрес. Он просто достал из кармана свой нож для очинки перьев, который заведомо положил поближе, и угрожающе направил его на дядю. Тот мгновенно замолк.       Гарри убрал нож в карман, подхватил чемодан и, громко хлопнув дверью, исчез во тьме.       И вот теперь он бежал по многолюдной шумной улице, стараясь раствориться в толпе. К несчастью, полицейский, гнавшийся за ним, был в хорошей физической форме, и Гарри с ужасом понимал, что вскоре его поймают.       Слишком сосредоточенный на погоне, он чуть не пропустил поворот, но в последний момент скользнул в спасительную темноту переулка. Топот офицерских сапог был слышен за спиной.       Переулок вывел мальчика к парку, окруженному высоким металлическим забором, и Гарри, не задумываясь, перемахнул через него — благо, практики у него было много, спасибо Дадли.       Обернувшись, чтобы убедиться, что подобный трюк не под силу гнавшемуся за ним офицеру, Гарри растянул губы в улыбке. И действительно, запыхавшийся полицейский лишь гневно смотрел на мальчика, не в силах больше ничего сделать. Гарри показал ему средний палец, развернулся спиной и зашагал в глубину парка, по пути хлопая себя по карманам джинсовой куртки в поисках пачки дешевых сигарет.