Они молча смотрели друг на друга, словно продолжая ночную игру в молчанку. Аюдзава медленно, но неуклонно краснела, в подробностях вспоминая вчерашнее, но она все еще находилась в теплых объятиях Усуи, и покидать их - положа руку на сердце - совершенно не хотелось. При солнечном свете они видели друг друга не только руками и губами, но глазами, и это смущало еще сильнее. Такуми, тоже слегка порозовевший, хмыкнул, преодолевая неловкость, и осторожно, медленно убрал прядки волос с лица Мисаки.
- Доброе утро, Миса-чан, - его лицо оставалось спокойным и радостным, пусть это и стоило ему немалых усилий.
- Д-доброе, - запинаясь, проговорила Аюдзава, натягивая штору на плечо. Каждое движение сопровождалось соприкосновением кожи, разбегаясь импульсами по сердцам, поэтому ей хотелось лишь отчаянно зажмуриться и молча молиться, чтобы Усуи встал, оделся и оставил ее наедине с не самыми простыми мыслями.
Словно почувствовав ее состояние, Такуми погладил по голове пунцовую Мисаки и, ободряюще подмигнув ей, легко вскочил на ноги. Аюдзава тотчас же натянула штору по самую макушку и не вылезала оттуда, пока Усуи не надел джинсы и джемпер. Она ощущала себя крайне беспомощно. Но упрекнуть Такуми не могла - он действительно ничего такого не сделал, чего не сделала она сама. Всего лишь поцелуй. Всего лишь ночь в холодном заброшенном храме. Ничего не произошло, но отчего-то ее щеки не желали прощаться с цветом мака.
Послышался звук отодвигаемого стола. Усуи вышел на крыльцо и потянулся, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам. Судя по всему, опасность миновала, раз он так спокойно и беспечно прошел к бассейну для омовений, чтобы, собственно, умыться.
Пока Такуми с легким плеском освежал взбудораженную голову дождевой водой, Мисаки быстро натянула на себя его же одежду (что сейчас ее смущало еще больше, чем вчера), свернула шторы и вернула на место. Мысли ее сталкивались, путались и никак не желали приходить в норму. Свежий осенний ветерок, который проникал в дом через открытую дверь, немного помогал ей. Вчерашние картины прояснялись, но подробности помнились так ярко, так четко, что никакое забытье им не грозило.
Всего лишь поцелуй. Один поцелуй. Почему меня это так смущает? Этот хентайщик ничего мне не сделал. Не тронул меня, не лапал, даже почти не шутил на эту тему. Мы просто сорвались... Мы хотели... Черт! Я хотела...
Аюдзава застонала и уронила голову на сложенные на котацу руки. Да, это был всего лишь короткий миг, один-единственный. Но если в жизни довелось испытать нечто подобное, то все прежние ощущения меркнут и гаснут, уступая место этому волшебному чувству. В их действиях не было ничего особенного, но...
Она была влюблена. По уши.
И они всего лишь открыли друг другу сердце. В нескольких коротких движениях было столько нежности, столько огня и жизни, что хотелось взвыть, как и вчера - от невозможности выразить чувства.
Когда улыбающийся и веселый Такуми снова появился на пороге храма, он нашел там Мисаки - утонувшей в черной туче своих дум и крайне угрюмой. Но его это, кажется, не удивило и не смутило. Он лишь махнул рукой в сторону улицы:
- Миса-чан, там можно умыться! Пойдешь?
- Пойду, - коротко буркнула Аюдзава, поднимаясь из-за стола. Она боялась сделать лишнее движение, чтобы не выдать своих мыслей, которые, как ей казалось, теперь опережали ее саму, бегущей строкой полыхая на самом лбу. Старательно отворачиваясь от Усуи, она боком попыталась проскользнуть мимо него на улицу, но была поймана за локоть.
- Аюдзава, - мягко окликнул ее Усуи. - Погоди.
Украдкой бросив на него взгляд, Мисаки застыла и пожалела о своем промедлении, так и застыв в дверях. Что-то неуловимо изменилось в самодовольном блондине. А может быть, изменилась она сама? Такуми смотрел на нее вопросительно, а поблескивающие в утреннем свете глаза были такими счастливыми, светлыми и чуточку грустными. С кончиков влажных волос срывались капли сверкающей воды, оставляя следы на плечах и ее рукаве.
- Что? - нашла в себе силы отозваться Аюдзава. Слишком красив он был сейчас. Ей даже страшно было повернуть к нему лицо.
С минуту Такуми молча смотрел на нее, а затем потянул за собой, к бассейну. Мисаки ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним. Тишина и недоговоренность были страшнее любых криков и шума.
Ей пришлось подчиниться.
Позволить Усуи стянуть с себя толстовку. Бережно расчесывать ее волосы небольшим гребнем, пока она умывается. Аккуратно заплетать отросшие пряди в косу, чтобы они не мешали ей наклоняться над водой. В полном молчании, не произнося ни слова. Каждому из них казалось, что эти звуки, опрометчиво провозглашенные эффективным средством общения, сейчас могут только все испортить. Аюдзава лишь вздрагивала, когда тонкие пальцы касались ее ушей, чертили дорожки по обнаженной шее. Магия продолжалась в тишине, только теперь солнце стало спутником, сменив на посту ночной мрак.
Каждая бусинка воды блестела на ее коже так притягательно, что Усуи в какой-то момент не удержался и слизнул несколько капель с ее плеча, чем вызвал новый приток крови к щекам и так неспокойной Мисаки. Но это было сделано так просто, так уместно и так естественно, что гневный ее взгляд, который почти зажегся, мгновенно потух. Она отвернулась, снедаемая предсказуемым желанием или провалиться под землю, или наброситься на этого пришельца, но не терпеть больше растущего напряжения. Еще немного, и статическое электричество станет видимым, с его разрядами и голубым мерцанием. Искры пробегали ежесекундно, стоило допустить всего одно прикосновение.
- Спасибо за помощь, - произнесла она, просто чтобы что-то сказать. Разрядить атмосферу, накаленную до предела. - Не помню, чтобы кто-то делал мне прическу. В общем... спасибо.
Теплые ладони легли на покрытые мурашками от холодной воды плечи. Мисаки пришлось поднять голову - осторожно, робко, вопросительно. Но ее встретила такая радостная и искренняя улыбка, что в какой-то момент девушке стало стыдно за свой недружелюбный характер. За те годы, что Аюдзава знала Усуи, она ни разу не видела, чтобы он кому-то так улыбался. Чуткие пальцы пригладили ее непослушную челку и, скользнув по овалу лица, так и остались на подбородке.
- Аюдзава, - в его глазах плясали смешинки. - Я хочу расчесывать твои волосы.
Мисаки даже дернулась от неожиданности. Это было слишком... необычно.
- Зачем ты опять издеваешься... - упавшим голосом пробормотала она. - Сделаешь что-то - а потом дразнишься.
- Неправда! - горячо отозвался Такуми, сверкнув глазами, и внезапно опустился рядом с ней на одно колено. Пальцы скользнули по плечу, нашли ее прохладную руку и крепко сжали. - Разреши мне всегда расчесывать тебя. Заплетать тебе косу, делать хвостики. Разве я многого прошу?
Обескураженная Аюдзава замерла. Происходящее продолжало походить на сон. Усуи оставался в своем репертуаре, но после этой ночи ей уже не хватало духу давать ему пинка за подобные выходки. Почему-то вспомнились его слова про нее в роли сестренки, которую он бы каждый день фотографировал. Эти странные желания могли принадлежать либо отпетому извращенцу, либо безумно влюбленному человеку. По своей недоверчивости Аюдзава обычно рассматривала исключительно первый вариант, совершенно не веря во второй, но сейчас вокруг не было зрителей. Или...
- У тебя температура? - обеспокоенная Мисаки наклонилась, чтобы проверить свободной рукой его лоб. Но тут же смущенно попыталась убрать - словно кот, Усуи довольно потерся о ее ладонь. Не обращая внимания на сопротивление девушки, он поймал ее руку снова и уткнулся лбом в холодные дрожащие пальцы.
- Сдаюсь, - прошептал он тихо и улыбнулся. - Больше не могу, Аюдзава. Неужели не понимаешь?
Глядя на коленопреклоненного Усуи, она не могла никак понять, почему ей хочется провалиться под землю еще сильнее. Сильнее, чем ночью в храме, чем у него дома. Смущение достигло своего пика.
Неожиданно со стороны лестницы раздался громкий собачий лай. К ним навстречу на всех парах неслась огромная черная собака, свесив розовый язык цвета вареной колбасы. Такуми мгновенно вскочил и загородил собой Мисаки. Но у животного не было никаких дурных намерений... пожалуй, только дурная голова: со всей мощи своей огромной и тяжелой тушки собака набросилась на Усуи с попытками зализать до смерти. Юноша со смехом отбивался от нее, впрочем, не особо протестуя. Как следует взъерошив одного, зверюга уже нацелилась на Мисаки. Но Такуми ловко поймал шуструю и не в меру дружелюбную псину за ошейник и удержал на месте.
- Обуздал! - расхохоталась Аюдзава. Напряжение исчезло, словно растаяло - больно уж комичной была ситуация. Радостная собака вовсю виляла гигантским хвостом.
- Ньюфаундленд, - всматриваясь в задорную темную морду, определил Усуи. Псина снова рвалась зализать его по крайней мере до полусмерти, но твердая рука сдерживала порывы ее щедрой на ласку души.
- Так вот кто ломился за нами через кусты ночью, - догадалась Мисаки и шумно перевела дух. - Ну ты и напугала меня, милая, - добродушно потрепав собаку по голове, рассмеялась она. Затем перевела глаза на Такуми и невольно вздохнула: такой, смеющийся и дурачащийся с собакой, он нравился ей еще сильнее. Было в нем что-то настоящее, живое, озорное... даже домашнее.
Уловив ее взгляд, Усуи вопросительно поднял бровь, и Мисаки, смутившись, отвернулась.
У Такуми зазвонил телефон и он, мельком бросив взгляд на экран, снял трубку.
- Моси-моси! Да, Сацуки-сан? Ага... Отлично! Спасибо! Нет, мы скоро будем. С нами все в порядке, нашли где переночевать... Остановите только Хоноку, а то Миса-чан будет не в восторге. Да, спасибо большое! - он захлопнул крышку телефона и с облегчением улыбнулся. - В общем, Миса-чан, нашли Химэми! Девочке стало скучно, и она, чтобы не портить всем веселье, улучила минутку и сбежала домой. Химэми часто ходит к водопаду с мамой, дорогу знает. Как я понял, ночью пришел отец и застал дочь спящей у входной двери их квартиры при гостинице.
Мисаки выдохнула и провела ладонью по лицу.
- Слава богам, живая! А мы с ног сбились...
- Да, так тоже бывает, - Такуми спрятал мобильный в карман и протянул Аюдзаве руку. - Пошли домой, Миса-чан. Думаю, ты тоже проголодалась.
Девушка растерянно уставилась на его руку, но Усуи хватило одного ее порыва - дернувшейся в ответ кисти - чтобы завершить движение.
Так они и спускались по лестнице: молча, держась за руки. Аюдзава смотрела в сторону, избегая его взгляда. Прерванный разговор беспокоил ее, но Усуи не стал настаивать и возобновлять его.
"Неужели не понимаешь?"
Чего я не понимаю? Да, я не могу понять, когда он издевается, а когда серьезен. В этот раз Усуи дал понять, что не шутит. Но можно ли верить таким странным словам? Какая нелепица... "Всю жизнь расчесывать тебя" - это как? Он же не сможет...
На макушку президента словно мешок с рисом обрушили. Она даже покачнулась. Осознание приходило медленно, толчкообразно, вливаясь в мозг расплавленным воском. Да быть не может! Это слишком глупо! Он не мог такое предложить. Если это шутка, то крайне неудачная.
Рассуждая подобным образом, Аюдзава и не заметила, как вдалеке замаячила гостиница. Погруженная в свои мысли, она машинально так и шла, следуя за уверенной рукой Усуи. Ее сведенные брови и общий загруженный вид настораживали его, но юноша ничего не говорил, продолжая безмолвно сопровождать ее и осторожно тянуть за руку, если Мисаки шла прямо в лобовое столкновение с деревом.
Ньюфаундленд, немного поразмышляв, решил пойти с ребятами, и всю дорогу он, то забегая вперед, то отставая, бежал рядом. И лишь у ворот собака остановилась, вытянулась в струнку и заняла место у входа, словно охранник.
У гостиницы их уже ждали: все работницы "Maid-latte" высыпали во двор, вместо попкорна прихватив виноград и свежие круассаны от Наоко, которая в слезах благодарила отзывчивых девочек и без конца извинялась за причиненные неудобства. Конечно же, горничные готовились к просмотру новой серии. Герои провели вместе ночь, а это точно должно было что-то поменять в их отношениях!
- Помяните мое слово, - заговорщицким шепотом вещала Эрика, - у них теперь все срастется! Мне кажется, что от Усуи-куна никто не уходит... недовольным!
- Я сомневаюсь, что между ними что-то было, - качала головой Сацуки, от переживаний поедая виноград вместе с маникюром. - Миса-чан не позволила бы... ох, как интересно!
Хонока окинула взглядом парочку, показавшуюся в воротах гостиницы.
- Да они за ручки держатся! Только наша Мисаки какая-то нерадостная. Что, они и правда?.. Хотя вряд ли она была бы такой кислой, - хмыкнула блондинка. Другие девочки хмуро покосились на нее, но ничего не ответили.
Усуи и Аюдзава приближались, поэтому горничные моментально замолчали, притихли, пытаясь по незначительным деталям разобрать, где же эти двое все-таки были и чем все закончилось.
Мисаки, словно очнувшись, испуганно вырвала свою руку у блондина и попыталась привести лицо в надлежащее состояние - то есть, беспристрастное, холодное и деловитое. Но, заприметив горящие любопытные глаза, смирилась: просто так не отстанут.
- Миса-чан, Усуи-кун! - начальница первая бросилась обнимать ребят. - Вы целы, какое счастье! Скажите, как так получилось? И где вы ночевали? Ночью, в горах, в лесу наверняка жуууутко страшно! Ох, я полночи не могла сомкнуть глаз!
- Мы тоже беспокоились за вас, - неловко приобняв Сацуки в ответ, отозвалась Мисаки. - Но нам повезло: мы нашли тот самый заброшенный храм, про который говорила нам Наоко. Поэтому без крыши не остались.
- Да, - подтвердил Усуи. - Занятное место. Храм продолжает исполнять желания нуждающихся, ничего не скажешь.
- Что, правда желания исполняет? - влезла неугомонная Эрика. - А твое, Усуи?
- Желание укрыться на ночь точно исполнилось, - поспешно ответила за Усуи Мисаки. Она боялась, что он решит что-то рассказать девочкам. Но Усуи, уже отщипывающий виноград с большой тарелки, явно не собирался этого делать. Он только лениво кивнул и зажмурил глаза.
Давление любопытства было столько велико, что Мисаки ощутила себя словно под прессом для сока.
- Я, пожалуй, пойду в номер, приму душ, - дружелюбно улыбнулась она своему ненаглядному коллективу и, спасаясь от дальнейших расспросов, нырнула в гостиницу. Девушки было попытались разговорить Усуи, но это было бесполезно: он только разводил руками или отшучивался. А потом и вовсе под тем же предлогом смылся в уже известном направлении.
- Ну вот, как всегда... - разочарованно протянула Хонока. - На самом интересном месте!
***
Легкий стук в дверь Мисаки сначала даже не расслышала. Блаженствуя под теплыми струями воды, она смывала с себя всю тяжесть и страх пережитого этой ночью. Сначала эта мысль была ей даже приятна, но затем воспоминания переключились на волнующее сплетение тел, обжигающие прикосновения... и ей захотелось внезапно остановиться, выключить душ и снова надеть те самые вещи. Укутаться в них, словно в покрывало, возвращая ощущения. Незримые следы уже смыла вода, но футболка осталась.
Задумчиво покосившись на регулятор воды, Аюдзава нажала на него ладонью, выключая душ. В ванной ароматным облаком висел теплый и душистый пар. Зеркало запотело, и лишь в середине небольшое окошко позволяло разглядеть ее нечеткий силуэт.
Мисаки тряхнула влажными волосами и закуталась в полотенце. Одежда осталась в комнате, а на ванной тумбочке лежала только футболка Усуи. Девушка положила ладонь на мягкую ткань, разгладила ее. Легкая улыбка тронула ее губы, будто на мгновение из-за туч выглянуло мягкое осеннее солнце. Что бы она ни говорила про этого пришельца, но ночь в храме забыть будет очень, очень сложно. Он несколькими штрихами нарисовал картину, в которой слились воедино все солнечные краски, представив мир большим, просторным, до боли ярким, до слез прекрасным.
Придерживая концы полотенца, Аюдзава в состоянии крайней задумчивости мокрыми босыми ступнями коснулась плитки в коридоре и тут же поскользнулась. Она бестолково замахала руками, силясь удержать равновесие, но только напрасно отклонилась назад и снова оказалась в ванной. Ее макушка уже почти коснулась керамической раковины, как вместо твердой эмалированной поверхности под головой оказался локоть. Сильная рука обвилась вокруг талии Мисаки.
- Стоит мне отойти, как ты норовишь свести счеты с жизнью. Может, не отпускать тебя в душ в одиночестве? - насмешливо прищурив глаза, Усуи навис над ошеломленной девушкой - уже переодевшийся в безрукавку, излучающий свежесть душа.
Аюдзава побагровела, на какие-то мгновения лишившись дара речи. Такуми с удовольствием наблюдал за переменами в ее лице, пользуясь короткой радиопаузой.
- Усуи?! Что ты тут делаешь? - наконец шокированно выдохнула Мисаки.
Он пожал плечами и кивнул на выход:
- Ты дверь оставила открытой. Я постучал и заметил это. А если бы еще кто-то пришел?
- Да мне одного тебя хватает выше крыши, - буркнула Аюдзава, сделав попытку освободиться из объятий, но ноги снова поехали по скользкой керамике. Близость Усуи невероятно смущала ее. Еще и короткое полотенце едва держится на ней.
Мерцание насмешливых, но обеспокоенных глаз захватило ее в плен сразу, стоило поднять взгляд. Он снова был так близко, что Мисаки ощущала его дыхание на лице.
- От... пусти, - шепотом проговорила она, едва шевеля губами.
Ее спаситель покачал головой, слегка улыбнулся и неожиданно коснулся пальцем щеки. Мыльная пена. Легкий потек на ароматной распаренной коже. Усуи просто хотел стереть его, но не удержался - медленно проследовал по влажной белой дорожке от щеки к шее. Нежная, тонкая кожа плавилась под его прикосновениями. Рваный вздох вырвался из груди Мисаки против ее воли.
Конец полотенца все-таки не выдержал - выпал, стремительно обнажая девушку. Такуми поймал непокорную ткань, но его прохладные пальцы скользнули по разгоряченному телу Мисаки, щекоча бедро, талию. Уже знакомая дрожь охватила обоих, лишая силы воли, забирая дыхание, пуская сердце вскачь.
Паника подкатила к горлу Аюдзавы, как только она осознала, что не контролирует тело. Оно само изогнулось навстречу мимолетному прикосновению зеленоглазого пришельца. Что-то горячее, тянущее внизу живота находилось так близко от его пальцев - за краем короткого полотенца. Даже руки изменили ей, с наслаждением сжимая обнаженное плечо Такуми. Словно выброшенная на берег рыба, Мисаки судорожно глотала воздух, вбирая аромат корицы и полыни.
Влажные волосы Усуи упали ей на лоб. Он прижался к ее лбу - так же, как и ночью. Закрыл глаза.
- У тебя есть не более одной минуты, Миса-чан, - тихо прошептал Такуми. - Это невозможно.
Теплые руки обхватили его за шею. Защекотало в носу от яблочной свежести и ее густого аромата волос. Восстановив равновесие, Мисаки прижалась к нему всем телом и, унимая дрожь, глубоко и часто дышала.
- Иначе что? - едва слышно переспросила она.
- Ты знаешь, что будет.
Но в этих стенах, в опадающем тумане пара, во власти какого-то глубинного чувства, эти слова уже не звучали как шутка. Обоюдоострый нож, который все равно ранит, и тем сильнее, чем дольше они находятся так близко.
Секунды падали в пустоту, следуя за дыханием. Пронизывающее чувство любви до слез, до крика разрывало грудь юноши, вступая в поединок со страхом - страхом навредить, оттолкнуть, испортить. Сияющее откровение - ее испуганное, нежное объятие, такое же противоречивое и безумное.
В коридоре послышались шаги. Скрипнула от потока воздуха приоткрытая дверь в номер.
Усуи и Мисаки оторвались друг от друга и встретились взглядами. Совершенно отчаянными, дикими, обезумевшими. Долю секунды они стояли, держась за руки, и казалось, что вот сейчас что-то произойдет, что-то, что поменяет их жизнь навсегда. Но Такуми неожиданно отпустил ее, вышел и прикрыл дверь в ванную. Щелкнул ключ в двери.
- Одевайся, - приглушенно прозвучал из-за двери его голос. - Нас хотели попросить сделать одно важное дело.
Этот голос казался таким спокойным, размеренным, так не вязавшимся с жарким шепотом в ванной... Будто два разных человека говорили с Аюдзавой.
Девушка опустилась на пол, прижимая ладони к пылающим щекам. Реакция организма на Усуи пугала ее все больше и больше. Что... что сейчас тут произошло? Почему сердце так хочет выскочить из груди?
Едва гнущимися руками она натянула футболку Усуи, пригладила ладонью растрепанные влажные волосы. Все равно одежда в номере. Но так хотя бы безопаснее.
Стоило Мисаки покинуть ванную комнату, как она столкнулась с привычным взглядом Такуми - насмешливым, уверенным. По крайней мере, он выглядел совершенно спокойно, развалившись в кресле. От взора Аюдзавы ускользнуло, как Усуи незаметно сглотнул, когда она в его футболке на обнаженное тело явилась перед ним, но ценой невероятных усилий он даже не подал виду.
- Неплохо выглядишь. Тебе все-таки идет, - прокомментировал юноша, радуясь, что не его одного колотит. У Аюдзавы даже колени дрожали. Если бы не ее реакция, держать себя в руках было бы гораздо проще. Как всегда. Как раньше.
Мисаки опустилась на край кровати, не глядя на него. Ей было ужасно стыдно. Как теперь костерить Усуи последними словами и обзывать извращенцем? Сама-то хороша... Не удержалась, выдала себя с головой.
- О какой просьбе ты говорил? - осведомилась она ровным голосом.
- Начальница хочет, чтобы мы помогли Наоко в конференц-зале с организацией. Там готовится какое-то мероприятие, работников мало, все бегают, а толку нет, - Усуи пожал плечами. - Пойдем?
Мисаки кивнула, схватила свои вещи и снова нырнула в ванную, тщательно закрывшись на замок под раскатистый смех пришельца-извращенца.
- Что, помочь не надо? А ты не упадешь, президент? - убедившись, что она его слышит, ехидно спросил Такуми. Знал, что играет с огнем, но сердце требовало от него подвигов, минуя разум.
Дверь приоткрылась, и в него прилетела футболка.
- Не дождешься! - прозвучало в ответ.
***
Работать с ним бок о бок. Общаться. Передавать друг другу вещи, микрофоны, проверять гарнитуры. Буднично, рутинно, как будто мы давние коллеги. Как будто ничего не произошло. Я ненавижу Усуи. Просто ненавижу. За то, что он так бессовестно играет с моими чувствами. За его фокусы. За то, что рядом с ним я такая уязвимая. Что мне теперь делать? Он становится все ближе с каждым днем. Не хочу ему поддаваться, не хочу...
Президент студсовета, она же Мисаки Аюдзава, хмуро сдвинув брови и скрестив руки на груди, стояла в центре зала. Вокруг нее бегали, суетились и проявляли чудеса трудоголизма десять работников "Небесного странника". Она живо навела порядок в рядах персонала и теперь с удовлетворением наблюдала, как под ее командованием зал быстро приобретает требуемый лоск и функциональность. Наоко поглядывала на нее с одобрением и благодарностью, а остальные откровенно побаивались - настолько мрачную ауру распространяла эта симпатичная, но неприветливая брюнетка.
Чего не скажешь об Усуи - вокруг него щебетали сотрудницы в фартуках, повинуясь каждому его слову. В движениях читалась расслабленная уверенность, как будто он привык руководить еще десять лет назад, а теперь отдыхал на легкой работе. Нельзя было не признать - Такуми Усуи хорош. Что так восхищало Мисаки... и так сильно раздражало.
Ну уж нет! Я не стану очередной твоей победой! Только...
В глубине души президент ощущала несправедливость своего гнева, его неправильность, но ничего не могла с собой сделать. Признать, что она нужна этому напыщенному совершенству было как-то неловко, в это верилось с трудом. А то, что она влюблена в него, принять было еще труднее...
Вскоре работа была окончена. Довольные результатом, Наоко и ее муж пообещали устроить для ребят прекрасный ужин перед отъездом, а еще ненароком намекнули, что им понадобятся толковые работники. За достойным вознаграждением дело не станет.
- Ничего себе! Уже получила приглашение, а еще школу не закончила, - удивленно сказала Мисаки, когда они с Такуми, переводя дух, покинули зал.
- Умница, Аюдзава, - потрепал ее по волосам Усуи. В этом движении было его привычное задорное тепло, легкая насмешка и много уважения.
Мисаки насупилась, но никак грубить в ответ не стала. Юноша видел, что ее что-то гнетет, но не решался задать вопрос.
Они миновали несколько лестничных пролетов, когда их окликнула Химэми. Она болталась из стороны в сторону, держась за узорчатые перила.
- Простите, дядя, тетя! - виновато прокричала девочка. - Мне родители сказали у всех попросить прощения. Вы меня долго искали, даже не вернулись домой. Пожалуйста, простите! - еще раз повторила она.
Усуи и Аюдзава задрали головы, чтобы рассмотреть маленькую фигурку пролетом выше.
- Ничего, егоза, - добродушно отозвался Такуми и помахал Химэми рукой. - Больше не убегай от мамы, а то она станет совсем седая и грустная.
Кажется, девочку поразила эта картинка. Она недоверчиво моргнула.
- Правда? Почему?
- Понимаешь, - Усуи поднялся на десяток ступенек вверх, присел рядом и заглянул в глаза малышке, - мамы и папы очень любят своих детей. Они знают все о том, где могут поджидать опасности. И очень боятся, когда дети могут попасть в беду. А это не проходит бесследно. Каждая слезинка мамы - это ее силы, которые уходят навсегда.
Удивленная, растерянная Химэми смотрела на Такуми так потерянно и печально, что ему захотелось утешить ее. Широкая ладонь легла на упрямый высокий лоб девчушки.
- Береги маму, и она всегда будет красивой, молодой и счастливой, - улыбнулся юноша, и девочка со слезами на глазах обхватила его двумя ручками и крепко обняла.
Наблюдавшая эту сцену Аюдзава украдкой смахнула выступившие на глазах слезы. В такие минуты она особенно остро ощущала, как же ей не хватает отца. Как ей бы хотелось, чтобы он так же просто и понятно говорил о самом важном, чтобы утешал ее и гладил по голове. Взрослая девочка Мисаки теперь сама утешает каждого, но на ее сердце висит прочный ледяной замок из горьких детских слез.
Химэми оглянулась на Аюдзаву и неожиданно помахала ей:
- Иди сюда! Обними нас, Мисаки! - закричала она.
Медленно поднявшись по показавшейся ей бесконечной лестнице, девушка присела рядом с малышкой, и та, простодушно и светло улыбаясь, сжала ребят в своих объятиях.
- Такуми, Мисаки, - затараторила Химэми, - у вас тоже будут дети, и я приду к ним и расскажу, чтобы они вас не расстраивали. Они мне поверят и будут хорошо себя вести. А вы останетесь красивыми и молодыми, как сейчас, - вдохновенно закончила она.
Стиснутые в одном общем объятии, ребята смущенно бросили друг на друга взгляды. Доброта и наивность Химэми трогали до глубины души, и не согласиться с ней сейчас было невозможно.
- Обязательно. Все так и будет, - Усуи пожал ручку девочки и встал. - Ты сможешь рассказать о том, что ты знаешь, всем детям. И тогда все станут гораздо счастливее.
Окрыленная своей новой миссией, Химэми торжественно кивнула, присела в глубоком реверансе и бросилась на этаж - делиться со всеми новой мудростью, поразившей ее детское сердце.
- Вот нас и поженили, - глядя ей вслед, задумчиво протянул Такуми. - Может, и правда пора?
- Скажешь тоже, - вспыхнув до корней волос, Аюдзава отвернулась и ступила на лестницу, ведущую вниз. Усуи ничего не оставалось, как проследовать за ней.
- А почему бы и нет? - догнал ее в спину вопрос, подобный кинжалу.
Она застыла на площадке и несколько секунд не двигалась. Сколько можно издеваться над каждым светлым моментом? Зачем он опять так жестоко шутит? Ведь только что...
Аюдзава уже повернулась, чтобы высказать все, о чем она думает, но тут же оказалась прижата к стенке. Сопротивление бесполезно: ее запястья удерживают мягко, но надежно. Даже головы не повернуть - шею дразнило тепло дыхания.
- Подари мне ребенка, Мисаки, - прозвучало сакральное над самым ухом.
- Да ты... - задохнувшись от возмущения и нахлынувших эмоций, президент начала дергаться в попытках освободиться и накостылять по первое число беспардонному наглецу, но вышеупомянутый господин не собирался поддаваться. Он же не серьезно, правда? - Зачем ты над таким смеешься? Зачем? - выдохнула она.
- Смеюсь?
Усуи отстранился. Голова его была опущена, и светлые волосы хорошо скрывали выражение глаз. Но голос - мгновенно похолодевший, чужой - словно ледяной водой окатил Аюдзаву.
- Хорошо. Я смеюсь. И все, что я делал, тоже было насмешкой, - проговорил он неожиданно спокойно и безразлично. - Так тому и быть.
Запястья обрели свободу. Усуи, бросив на девушку взгляд, полный горечи, спрятал руки в карманы и быстрым шагом поднялся на третий этаж.
Где-то глубине коридоров хлопнула дверь.
Огорошенная произошедшим, растерянная и несчастная, Мисаки сползла по стенке и уткнулась лбом в колени. Чувство вины удавкой захлестнуло ее. Почему-то ни ощущения победы, ни торжества она ни на миг не испытала. Только чернота, взявшаяся из ниоткуда, неожиданно хлынула смоляными потоками в сердце.
Уже не задумываясь ни о чем, Аюдзава обхватила себя руками и горько разрыдалась.
