Сапожник и Волшебница

Снайпинг – это искусство охотника в сочетании с хитростью браконьера и мастерством меткого стрелка, вооруженного самым лучшим оружием, которое может дать наука. Невил Армстронг Из заключения экзорциста: «Никаких чертей, суккубов и злых духов обнаружено не было. Просто сволочь.» Анекдот

– Безвременный Евгений Сергеевич явил… – Бес, ты!.. Мазила! – У меня в запасе как минимум полтора месяца. Это моя проблема, я ее решу. – Ты решишь ее сегодня же! Что с ним? Не с той ноги встал? Магнитная буря? Я потянулся к вазочке с конфетами, получил, как в детстве, по рукам и укоризненно посмотрел на мечущегося по кабинету Верховного. – При моей работе я бы предпочел соблюдать разумный баланс, спешка может привести к принятию непродуманных решений. Вторая попытка оказалась успешнее: конфету из вазочки я все-таки взял, успел выхватить раньше на пару секунд, чем по столу со стуком ударила линейка. – Может, просветишь, что за обстоятельства непреодолимой силы приключились? – кивнул я на кучку осколков разбитого о стену телефона. С моим любопытством не посчитались: – Ты мог легко объект ликвидировать! Вчера! Я пожал плечами и подумал о «вчера». Не ветер, не солнце, не заноза в руке, не посторонние мечты о свеженьком еще не растянутом живчике-пассиве. ЖЕНЩИНА, пережиток из прошлого, была той досадной помехой, которую я предусмотреть не сумел. И ее чертово платье. Коралловое вечернее платье трепетало на ветру, словно крылья неистового ангела. Желтые глаза. Черные длинные прямые пряди, в которые вплеталось солнце. Она что-то резко выговаривала ему; он морщился, кривил рот, нехотя соглашаясь. С крыши дома в оптический прицел открывался вид на море и свалку, а еще на яхт-клуб, где тусовались владельцы и арендаторы в ожидании, когда их красавицы перед выходом в плаванье пройдут техосмотр. Я выстрелил. Промахнуться я ну никак не мог! «Такое со мной уже когда-то было. Я точно знаю, что было!» – высветилось в моей памяти, вспыхнуло и исчезло. Волшебство?.. Паркур. Байк. Оставленный на крыше ствол. – Сапожник! Внутренняя разгерметизация и хаос. – Повтори. Мизансцена, декорации генерируют творческий процесс. Мигрени, зависимости и бессонницы. Сирена всё выла и выла, навевая ледяную тоску. Что-то, яростно брызгая слюной, выговаривал мой вчера еще работодатель и друг. – Выход есть из любой ситуации, только результат не всегда тот, на который рассчитываем. Я поднялся и пошел к двери. – Стой! Какого хрена?! Я тебя не отпускал! – С сегодняшнего дня прошу считать меня освобожденным от занимаемой должности штатного киллера в связи с переходом на работу башмачника. Если я тебе что-то должен, пришли счет, оплачу. Он не попытался меня остановить, и правильно сделал: в этом заведении и так раз в месяц «смерть по неосторожности» – то кто-то из окна выпадет, то проводку замкнет, еда не свежая, ступени скользкие… Солнце в октябре грело как июльское. Сиеста. Кратковременный слепой дождь. Со стороны большого порта прибывали суда и круизные лайнеры. Я зашел в кафе на оживленной набережной, заказал кролика и традиционную лепешку-фтиру. В записной книжке моего телефона хранились разные полезные номера. К концу обеда я уже был в курсе, что нынче ее зовут Елена, на острове шестой месяц, по документам француженка, знает три языка, не считая родного и мальтийского; знал, где она живет, какую кухню и марку одежды предпочитает, сколько раз в месяц и у кого делает маникюр, и еще кучу аналогичных не менее важных подробностей. С объектом ее связывали… тут информация источников разнилась, одни утверждали – любовь, другие – постель, третьи – должностные обязанности, из чего и выходило, что Елена постоянно при нем. В горести и в радости… Кружился в бокале апероль. Кружил вокруг колоритный микс – узкие улочки, типичные для юга Италии, арабская мечеть, движение левостороннее, как в Англии, архитектура – преимущественно XVI век, старинные балконы разных цветов, окрашенные ставни, своды домов с удивительной лепниной, статуи и красивейшие фонтаны. А еще тут полно ресторанов и ночных клубов. Тут любят веселиться студенты, приезжающие на курсы английского. По той же причине много хостелов с барами на крыше. На ватсап пришло сообщение: «Клиент был, сорян. Еще нужен?» «Нужен», – отбил я и скинул геолокацию. «Полчаса». Я отправил ответный смайлик и заказал еще аперитив. Местные не отличаются пунктуальность за исключением тех случаев, когда дело касается денежных единиц. Потрясающий вид на гавань загородила коренастая фигура. Марти превзошел себя – двадцать четыре минуты ему понадобилось на то, чтобы закрыть лавку и пробежать полтора квартала на встречу со своей родственной душой. Мальтийская преступность ограничивается десятком краж, как правило совершаемых иностранцами. Серьезные преступления, например, убийства, происходят не каждый год, хотя и они чаще связаны с приезжими. Коренному мальтийцу трудно попасть на скамью подсудимых: местные не торопятся выступать в роли свидетелей, а доносы, если и случаются, то отнюдь не из почтения к закону. Даже представ перед судом, злоумышленник часто оказывается лицом к лицу с братом, соседом или одноклассником, ведь на миниатюрной Мальте почти все являются дальними и близкими родственниками или по крайней мере хорошими знакомыми. Характерной мальтийской традицией можно считать всеобщую круговую поруку. – Марти, мне нужна твоя помощь, – перешел я к делу после обмена приветствиями и его заказа – бигиллы и бутылочки охлажденного сухого вина. – Не безвозмездно, естественно. – Проси, – Марти был сама любезность. На острове обожали «помогать не безвозмездно». – Меня интересует твоя каморка. Он даже не выказал удивления, подсчитывая в уме, сколько с меня можно слупить. – Прекрасно оборудованная мастерская, находящаяся в самом центре одного из живописнейших районов столицы в цокольном этаже, ты хотел сказать, мой авантюрный друг. Если я тебе ее сдам в сезон, а сейчас он и есть, то сам понимаешь – ты должен мне будешь компенсировать упущенную выгоду: клиентов, которых могу потерять, оптовые заказы… Марти загнул три пальца и поерзал на стуле, напрягая мозг. Денег на дело чести было не жалко, но грабеж среди бела дня следовало пресечь, пока руку дающую по бедро не отхватили. Пришлось широко, очень широко, демонстрируя белоснежные зубы, улыбнуться. – Марти, не шути так со старым другом, я же знаю, что ты и за доброе слово меня бы приютил. На обливающегося потом мальтийца было жалко смотреть. – Не собираюсь я тебя прибыли лишать, – я полюбовался своими отполированными ногтями, – временно поселюсь, самое большее на месяц, – и добавил в голос теплоты: – У меня в квартире ремонт хозяева без предупреждения затеяли, а отели я на дух не переношу, некомфортно мне в них. Все башмаки, что принесут – твои, но… Марти вытянулся, даже, кажется, уши навострил. – …если ты меня сапожному ремеслу обучишь – за науку щедро отблагодарю. Скоро на Родину, не ровен час сократят, будет какая-никакая специальность и монета. Пережевав новость, специалист по реанимации обуви кивнул. – Ну и когда ты, Бес, – он хохотнул, хорошее настроение к нему быстро вернулось, – ко мне на тренинг в подвал? – А давай сегодня вечерком. Пятница. Заодно и отметим. Мы в очередной раз ударили по рукам и расстались, крайне довольные друг другом. Марти я выбрал по причине того, что его мастерская располагалась напротив офиса интересующего меня объекта. У многих народов есть пословица о том, что ожидание счастья приятнее, чем само счастье, а ожидание беды тяжелее самой беды. Две недели я делал вид, что мне нравится разглядывать разной степени поношенности сандалии, ботинки и сапожки, и косился в зеркало, отражающее часть улицы, находящейся у меня за спиной, точнее – брусчатку, колеса, мелькающие юбки, джинсы и голые, не всегда идеальной формы и чистоты ноги. Ее изящную и подвижную отточенность я узнавал безошибочно, за секунду до визуализации, нутром. А еще эти дурацкие платья с метрами развевающихся подолов. Нежелание быть как остальные? Ну да… Она умела удивлять. Сука. Я крепко зажмурил глаза и, дождавшись цветных пятен, представил тот день, когда ее призрак покинет навсегда мой мозг, наконец-то дав мне вольную. …предпринять усилие, после которого уже можно чувствовать себя в безопасности, пройти точку невозврата и наконец спокойно выдохнуть. «Когда кто-то слишком долго ходит между жизнью и смертью, он начинает чувствовать себя живым, лишь когда смерть дышит ему в затылок» – Джо Аберкромби. Я проводил лодыжки, мелькнувшие перед моим взором, собрал воедино мысли и сконцентрировался на очередном ботинке, искренне улыбнувшись пачке сапожных гвоздей и молотку. Требования к выполнению обряда были крайне высоки. Между выстрелом и моментом встречи с объектом на траекторию полета пули влияют многие физические явления и факторы окружающей среды: потоки ветра, сопротивление воздуха, сила тяжести. А еще невежество и тёмные предрассудки. Моя Цель, распластанная на брусчатке, стоила многого. – Можно? Сначала ноги. Потом глаза. Желтые. Тревожные. Неожиданно наполнившиеся слезами. Она замешкалась на последней ступеньке, пробормотала что-то, вынула платочек и промокнула их. …этот человек вас вдохновляет и окрыляет, он создает особую атмосферу надежды. И, конечно же, вы тянетесь всем свои существом к нему, отдавая свое сердце без остатка… Платье на ней, разумеется, было. Не такое, как в прошлый раз, но не менее экстравагантное – с кружевом по подолу вперемешку с шелковыми «рваными» вставками. Я встал, приветствуя предназначенное Судьбой. Мои губы оказались напротив ее лица. От этого она, кажется, еще больше смутилась. Пакет и сумку, что держала в руке, подняла и прижала к груди, то ли бессимптомно, то ли по велению бабской интуиции, которая ее в это логово и завела, а теперь опомнилась. Она сделала глубокий вдох. Я, впустив в легкие ее парфюм и представив это тело лежащим в луже крови, вопросительно приподнял бровь: – Чем могу быть полезен? С отчаянной горячностью она протянула пакет: – Вот! Вы мне поможете? Она спрашивала с облегчением, даже с надеждой, словно речь шла о наконец-то найденном выходе из тупика. – Где вы их взяли? Украли из мусорного бака? Или сняли с утопленницы в сточной канаве? Она стиснула кулачки и нахохлилась: – А если скажу, что мои?! – Я, хоть и сижу в этой лавке, не совсем идиот. Я могу определить ваш статус по тому, что у вас в данный момент на ногах. ЭТИ не ваши. – Почему не мои? – Это «Зара», поза-поза-позапрошлая коллекция. Она пошла пятнами. – Меня ими отблагодарили. Я вытер руки о фартук и бросил его на стол. – Пойду в полицию, заявление на вас напишу. – Подождите! Я спасла женщину, Центральная Рейнская железная дорога между Бингеном и Кобленцом – Германия, 2018 год. Поезд, на котором мы ехали, сошел с рельсов и упал в ледяную воду, я схватила того, кто был ближе, – потом я узнала, что это студентка, возвращавшаяся с каникул, – и поплыла. Когда Франческа пришла в себя, выяснилось, что у нее гидрофобия. Было много раненых и не только... У всех был шок. Франческа, так же как и я, потеряла свои вещи, за ней приехали, и она предложила подвезти, но я отказалась, тогда Франческа сняла эти сапожки, сказав, что они счастливые, и отдала мне, я и взяла, потом забыла, на днях вот нашла. Она помолчала, поглаживая сморщенное кожаное кружево голяшки. – Я бы хотела, чтобы вы вытащили верхний хлястик; видите, там лопнула подкладка, ее надо отпороть и заменить на новую. А хлястик, где пальцы, отпарывать не надо, на нем изнутри написано «Тунис», это хорошая примета, я была там, мне понравилось, несмотря на то что яхта, на которой мы путешествовали, напоролась на риф и затонула. Я видела плавники акул, но меня они не тронули. Дальше... – У всех бывают неудачи. Исправимые недоработки, – вклинился я о своем. – …подошва слабовата, в ней только в офис ходить, а я планирую по улицам, – она полезла в пакет глубже и извлекла еще одну пару обуви, – этим демисезонным сносу нет, подошва идеальная. Я их брала в Бейруте, в магазинчике, в международном морском порту, в тот день, когда были взрывы. Повреждения получило свыше пятидесяти процентов зданий столицы, а у меня ничего, только царапины. – У самого современного, вроде бы достаточно совершенного, надёжного и удобного вооружения нет-нет да и обнаруживаются косяки. Но любое дело ценят по конечным результатам в конце концов. Что?! – Эту подошву надо заменить на ту, что стоит сейчас. Она с сомнением посмотрела в мою сторону: – А вы правда сапожник? – А то! У меня даже рекомендации есть, – я вспомнил последнее экспертное заключение шефа, – если надо, предоставить могу. – Не нужно. Я вам верю. Тут размер на два больше, чем мой, я бы хотела, чтобы вы их привели в соответствие. И еще… там задник закрыт… – Задник тоже отпороть надо? Я уже понял, что кто-то мне сейчас оплатит напрасно потраченное время. Я знал на этом острове прекрасный аутлет, в котором за ваши деньги любое старье отыщут, обозвав его многозначительно «шикарный винтаж». – Задник – нет. Там нужно будет кое-что… усовершенствовать. – Могу крылья летучей мыши пришить, я видел на одной очень брендовой модели, кажется, у Лабутена. – Обойдусь. Вот такое надо, – она сняла стопроцентный Маноло Бланик, а я уставился на ее левую стопу, забыв, что мне предлагают вставки и приспособления изучить, а не эстетствовать. – Как вы ходите?.. – Как правило, улыбаясь хожу, только вот последние дни сдохнуть хочется. Компания, в которую я вложила тридцать лет жизни, – не смотрите на меня так, мне пятьдесят, ну, почти, – скоро будет принадлежать другому лицу. Двадцатидвухлетней любовнице моего партнера, считай, школьнице, в колледж она баллов не добрала, зато хорошо вертит задницей и имеет от природы вот такие буфера, – женщина изобразила руками нереальные окружности. – У вас есть поверенный? – Когда мы попали в ДТП… – она опять надолго замолчала. Я попытался впасть в состояние Ом и ждал. – Перелом шейного позвонка и ребер, повреждение таза, прокол легких… было и множество других ран. Автомобиль на скорости более ста километров в час съехал с шоссе в придорожную канаву, перевернувшись несколько раз. Автобан. Мы торопились на встречу. Мое тело скреплено 11 металлическими стержнями и бесчисленными винтами, что доставляет некоторые проблемы при прохождении металлодетекторов в аэропортах. В машине нас было пятеро, вместе с водителем, выжила только я; лицо и пальцы на руках совершенно не повреждены, ни один ноготок не обломился, словно кто ватой обернул, а вот спина и ноги… шорты очень любила, но после аварии не ношу. Даже дома. Даже когда никто не видит. Жить без обезболивающих только спустя пять месяцев после аварии начала. Мне казалось – у меня крыша едет, мерещилось всякое. Сходишь с ума и начинаешь видеть то, чего нет, – она пошевелила пальцами в воздухе, то ли отгоняя воспоминания-призраки, то ли дирижируя ими. – Десять лет назад я выписала доверенность на управление компанией на своего менеджера, Карла. Точнее, он все подготовил, а я, не особо вчитываясь, поставила подпись под контрактом. Интриги, ненависть, ложные обвинения. Можно ли назвать злом желание выжить или стать свободным? Действительно ли только доброта и благие намерения спасают жизни? Под журчание ее рассказа я старательно препарировал сапожки, как в детстве, когда пытливо узнавал, как устроены любимые игрушки, или как в противоречивой юности, когда шесть месяцев подряд угонял тачки и разбирал их на время на спор. – Раз вы партнеры, – я очень старался смотреть на лакомый кусочек плоти серьезно и доброжелательно, – у вас должно быть соглашение, если что-то случится с одним из вас. Я понял, что вы ему передали управление своими активами и сейчас работаете за зарплату и, скажем, минимальный процент от прибыли, так? – Для сапожника вы сверхсообразительны. Почему она прячет взгляд?! – Обувь – это хобби. Выражаю свои потребности в творчестве и смене обстановки. К тому же иногда сюда приходят интересные люди. Вы вот зашли. Кажется, моя искренняя улыбка ее успокоила. – Когда в себя окончательно пришла после бесчисленных операций и больниц, поняла, какую глупость совершила, но ушедший поезд вернуть не смогла. Он стал единовластным хозяином, а я – фикцией на бумаге, однако с контрактом и обязательствами, отвечающая перед партнерами всем своим личным имуществом. – Золотая рыбка на цепи? – Типа того. А соглашение, про которое вы говорили, есть. Но смысл в нем? – А вдруг ваш работодатель скоропалительно скончается? Тромб, например, в сердце или кто убьет. – Карла? Этот нас всех переживет, – она весело рассмеялась, – женится вот на днях. А насчет убить – да раз двадцать пытались, но он же душу продал Сатане за бессмертие. У меня вытянулось лицо. – Во всяком случае так в кулуарах говорят. Да ну его к хуям. Ой, простите, первый раз сматерилась за последние пять лет. Не каждый день приходится к ки… к сапожникам приходить. С некоторыми даже стоять рядом страшно. – Куда катится мир? – вставил я свои пять копеек для поддержания беседы. – Направление, по-моему, всем известно. Я про то, что люди верят компьютерным оракулам, а не линиям, нанесенным на руке от рождения. Всех интересует «сегодня», немножко «завтра», и никто не хочет знать, что было «вчера». Мне попался как-то трактат, почти антиквариат, в котором я вычитала, что если жизнь дала сбой до состояния «хуже не бывает», надо маховик в обратную сторону раскрутить – раздобыть вещь очень удачливого человека, а еще лучше несколько вещей. Она извлекла из пакета – бездонный он у нее, право слово, – косметичку оленьей кожи. – Купила в Милане, на выставке. Помните, пожар четыре года назад был, именно там. Много кто в дыму задохнулся, кто-то заживо сгорел, а я, представляете, за минуту до того, как двери заблокировались, вышла покурить. Я разве что зубами не заскрипел. Деньги на ветер. Такое количество я даже на собственный юбилей потратить себе не позволял, вот же ведьма. – У вас глаза… словно вы видели ад. – Я через него прошел. Шучу. Мы сидели друг напротив друга в тесной каморке, обсуждали политику, последние принятые законы, некоторых выдающихся личностей и достижения человечества. Косметичка совместными усилиями была распорота, нужные детали вырезаны, приклеены на место старых и помещены под пресс. – Приходите часа через два, как раз просохнет, заберете. А лучше завтра. Разумная предосторожность не является признаком слабости. – Спасибо вам, вы очень правильный человек, – она меня обняла, я не успел отшатнуться. – Вы имкарет любите? – Л-л-люблю, – непривычное слово вызвало бурю эмоций, словно давно перевернутая страница, превратив лицо в маску. – Вы одиночка. Не нуждаетесь в людях. Общество само к вам тянется. Потому что вы интересный. Красивый. Настойчивый. Сильный. Умеете завоевывать внимание, умеете нравиться тем, кому хотите. И нравитесь просто так. Полагаю, есть даже люди, которые по вам с ума сходят. Я приду. Завтра. Я представил ее мертвой и улыбнулся, послав воздушный поцелуй в захлопнувшуюся за ней дверь. Меня ждали ночь и бесчисленные мишени в ближайшем тире. Предрассветное пламя захлестнуло небо. Горло сдавило от невыносимой жажды. Я видел не участвующую в физиологических процессах центральную зону в ее груди среди молчаливого многоцветья бабочек. Мраморный памятник с высеченными датами… Попытка закричать обернулась прокушенной губой. Воспоминания. Священник читал молитвы, его слова о скоротечности жизни тонули в потоке ветра. Нет спасения проклятым и проклинаемым. Жертвоприношения. Костры инквизиции. Крестовые походы. Рабство. Иго. Мировые войны. Холокост. Узаконенное насилие. Одни тратят деньги, другие их зарабатывают. И люди, люди, люди. Много людей, толпы, потоки. Гомонящие, ругающиеся, смеющиеся, пьяные, под кайфом, еще трезвые… Она пришла на следующий день. Рассказала, что плохо спала, что в голову лезли глупые мысли, развернула пакет с печеньем и молоком, спросила позволения со мной посидеть, объяснив это тем, что шить категорически не умеет, а ей бы хотелось самой поучаствовать в процессе, но под руководством наставника. Готовила она вкусно, я подобрел и разрешил. Она, неумело тыкая иголкой, оставляла на белых полосках кожи красные следы и чему-то улыбалась. В обед я ее прогнал, тонкая работа требовала уединения. Головную боль, уже начавшую отдаваться в висках, сменило чувственное удовольствие, о котором я и мечтать не мог. Сапожки получились занятными. Вечером она пришла опять. Рассеянно повертела в руках обувку. – У меня предчувствие, что мы больше не увидимся. Помните, я рассказывала вам про аварию? Это был не несчастный случай, это было заказное убийство. Погибшие были моими друзьями: один – банкир, двое – бизнесмены. Я оказалась случайным свидетелем в смятой в гармошку машине, меня там не должно было быть. Солнечный свет залил каморку неприятной желтизной. – Я потратила не одну тысячу долларов и несколько лет на то, чтобы выйти на след киллера. Исполнителями таких заказов являются профессионалы высокого класса, и сам заказ проходит через несколько посредников. Временами у меня опускались руки, профессионал на то и профессионал, чтобы не оставлять следов. Это в фильмах наемные убийцы теряют улики и выглядят как отмороженные качки – наголо стриженные затылки, широкие скульптурно вылепленные из сплошных мускулов спины, боевые шрамы через лицо. В реальности это интеллектуалы, они харизматичны, имеют несколько образований и специальностей, прекрасно танцуют, с ними всегда есть о чем поговорить, водят все, что только можно завести, – она рассмеялась, – красивы, так как чем красивее, тем ближе может подпустить жертва, ведь красота и зло несовместимы, нас так учат: «Красота спасет мир», а не погубит. – Джеймс Бонд – пиар-ход в истории разведки современного независимого государства. А смерть безлична, здесь нет героизма, убийца не сражается с жертвой, а буднично выполняет свою работу. – Как вы думаете, какова стоимость услуги от профессионала? – Смотря кого убить. – А если меня? Скорость и адреналин, острые ощущения. Все остальное – приятное сопровождение. Я поймал себя на мысли, что любуюсь ее лицом. Узкий овал, маленький носик, тонкие брови, чуть припухлые губы… настоящие. Глаза. – Я не боюсь зла. За ним прячутся старые раны. И иллюзии. Бесконечно долгое мгновение. – Некоторое время назад один из нанятых мной детективов, прежде чем скоропостижно скончаться, успел отправить два конверта, в одном было досье, в другом – фотография. Досье я прочла, фотографию смотреть не стала – испугалась, что буду знать свою смерть в лицо. Киллеру в момент, когда он стрелял в моих друзей, – я хотел поправить ее, сказав, что не в людей я стрелял, а ликвидировал конкретно заказанного человека, остальные были лишь жертвами обстоятельств, за которых мне никто не заплатил, – было двадцать один. Совсем мальчик. Сейчас ему чуть больше тридцати. Она положила на стол кейс и два конверта, один запечатанный, второй вскрытый. – Несколько лет назад я начала потихоньку собирать наличность, тогда еще не знала, зачем, просто складывала… – Почему вы мне это говорите? Это очередная игра из серии «догадайся сам», или как там она называется? – …чтобы потом, когда понадобятся деньги, снятие крупной суммы ни у кого бы не вызвало подозрений. Тик-так, тик-так. Чертовы часы! – Самый страшный зверь – не тот, у кого сила, а тот, кто лишен сострадания. Сильный умеет прощать. Сильный способен остановиться, когда нужно нанести удар. Бездушный – никогда. Он зальется кровью виновных и невинных, не замечая между ними разницы. – Никому не дано судить. Лишь тот, кто несет крест, может сказать, насколько он тяжел. – Я устала бояться. Если бы мне предложили выбирать себе смерть, я бы предпочла самопожертвование. Я нажал на курок. Этот жест дался так же легко, как дыхание. Паркур. Байк. Оставленный в пустующей второй год квартире ствол. Профессионал никогда не использует одно и то же оружие дважды, будь то винтовка, скальпель или кухонный нож. Карл стоил сумасшедших денег, потому что по дурацкому стечению обстоятельств его невозможно было убить, про его неуязвимость ходили тысячи самых невероятных и странных слухов, а ему лишь мистически везло. Потому что рядом была ОНА. Репутация нарабатывается годами, дает вес, положение в обществе, авторитет. Она складывается из громких поступков и случайных мелочей, из продуманных шагов и неожиданных срывов. Репутация – портрет, на который ориентируются окружающие, ведь это так просто: не узнавать человека, не тратить время на общение с ним, а просто послушать, что говорят о нем другие. И в какой-то момент она начинает диктовать правила поведения. В какой-то момент ты уже не в силах поступать так, как желаешь, а вынужден делать то, что должен. Совершать поступки, которые от тебя ждут, поддерживать свою репутацию. Очень немногие позволяют себе пренебрегать ею. И она солгала, что не вскрывала второй конверт. Я, завершив свои дела на Мальте, складывал вещи в спортивную сумку: джинсы, слипы, носки, ноутбук, пару летних женских поношенных сапожек – как оберег. – Жаль, нет ангелов в мире, куда меня изгнали… только бабы, блин, – я вспомнил стопы–копытца и улыбнулся своим недавним мечтам, – и одна из них чудовищно хороша. Проснувшись в своем доме, в своей постели, она потерла зашибленный лоб, прослушала новости и улыбнулась еще одному светлому дню. Реальность редко кому предоставляет возможность исправить ошибки. Она прекрасно знала, к кому шла, и ей было до сих пор страшно. Бесы – непредсказуемые существа, и пофиг им на то, что убийство ангела укорачивает линию жизни. У них своя правда и репутация, блин. Очень немногие позволяют себе пренебрегать ею. На ее памяти только один.