Механика души

— Ну что? Чума ухмыльнулась. — Ты готов умереть, Бакалавр Данковский? За спиной Даниила горела Площадь Мост. Горел Собор. Горели все его мечты и стремления. Он переступил порог этой комнаты в триста шестьдесят седьмой раз. Ещё двадцать попыток назад у него была надежда. Теперь — нет. — Да, химера. Я готов умереть. Слух царапнул скрипучий смех, от которого живот скрутило внезапным приступом тошноты. Песчанка любовно погладила Бакалавра по щеке, очертила скулу. Бледные скрюченные пальцы кокетливо подцепили рубиновую брошь. Вспышка боли. Затемнение на сцене. Удар в грудь. Данковского вытолкнуло из мраморного гнезда, будто младенца из утробы — спиной он ощутил леденящий холод, уши наполнились водой. Он тонул. Его обнимали воды Стикса. «Так вот она какая… смерть», — промелькнуло в угасающем сознании. Сердце замерло, покрываясь кристалликами льда, пальцы не слушались. Данковский хотел закричать, да никто бы не услышал его крик на дне мертвенной бездны. Потом наступила темнота. Тело одеревенело, все органы чувств одновременно вышли из строя. Мир для Бакалавра перестал существовать. Всё. Смерть победила. Когда Даниил в следующий раз открыл глаза, его ослепил яркий белый свет. Щекой он почувствовал что-то холодное, шершавое. В ушах слышался гул, пульсация сердца, которое не могло, не умело, позабыло, каково это — биться. Данковский сжал пальцы на руках. Попытался приподняться — онемевшая спина отозвалась болью, но слабой, фантомной, ненастоящей. Он проморгался и сделал глубокий вдох. Закашлялся. На кончике языка появился привкус морской воды. — Очнулся! Белый свет заслонила размытая женская фигура. — Ты не представляешь, как долго я тебя искала! Голос. Знакомый до ватной дрожи в коленях. Этот голос встретил его на пороге «Омута» в первый день пребывания на Горхоне. В воспоминаниях всплыла улыбка, мягкая, как местечко за кошачьими ушами, как птичий пух. Даниил зажмурился, перекатился на спину и предпринял очередную попытку открыть глаза. Над ним простирался купол бледно-серого неба. Кожу холодил приятный ветерок. Если смерть такая, то почему её стоило бояться? — Ничего. Сейчас пройдёт. Тебя недавно выбросило на берег. Потерпи. — Берег? — сипло переспросил Бакалавр. — Где я? Женщина склонилась к нему. Она присела на корточки рядом и, убрав за ухо прядь золотистых волос, улыбнулась. Даниил сразу её узнал, не мог не узнать. Манящий образ, голос, прикосновения: всё это он пронёс через посмертие, чтобы закрепить в памяти и каждую секунду напоминать себе, что она вообще существовала. Существовала же, правда? — Ева, — прошептал Даниил. Она кивнула и подпёрла щёку ладонью. Покачалась из стороны в сторону и ласково тронула за плечо. — Голова кружится? — спросила Ян. — Давай помогу встать. Даниил схватился за протянутую узкую ладонь и даже сквозь перчатку ощутил, какая она холодная и неживая. Если его мозг спроецировал в момент смерти эту галлюцинацию, то отчего у него было ощущение, будто это всё взаправду? Он осторожно встал, огляделся, подслеповато щурясь (перед глазами до сих пор плясали разноцветные круги) и ошалело замер, держа руку Евы в своей. Он действительно стоял на берегу моря. Тёмно-синяя вода лениво облизывала чёрный песок. Туман окутывал глянцевую поверхность остроконечных скал, лениво стекая вниз по зацелованному зеленью склону. Даниила не отпускало ощущение, что если идти вдоль кромки воды до самого края — никогда не достигнешь предела. Берег казался бесконечным. — Всё в порядке? — как ни в чём не бывало поинтересовалась Ева. Данковский посмотрел на неё, непонимающе качнул головой и тут же испуганно отпрянул. За спиной Ян на чёрном песке лежала огромная туша мёртвого кита. Ева проследила направление его взгляда и легкомысленно пожала плечами. — Жалко их, да? — сказала. — Но они сюда не по своей воле попали. Они потерялись. Так бывает. Бакалавр сделал неуверенный шаг вперёд и, не отпуская руки Евы (боже, какая холодная), прошёл в сторону воды. Помимо кита берег усеивали трупы других морских гадов, но, удивительно, воздух не был заполнен вонью гниющих членистоногих. Ни вода, ни песок, ни он сам — ничто не имело запаха в этом месте. Даже цвета ощущались иначе. — Даниил? — Ева погладила его плечо. — Где мы? Данковский не стал расспрашивать о том, как она сама здесь оказалась. В голове не было ни единой здравой мысли. — Это Берег. Твой Берег, — сказала Ян. — Ты умер. — Помню, — кивнул Даниил и заглянул в чужие глаза, такие живые, ясные, е ё г л а з а. — Что за Берег? Ева склонила голову набок и снова убрала за ухо выпавшую из причёски прядь волос. Губы растянулись в озорной улыбке. Она потянула Бакалавра за собой, оставляя на чёрном песке следы босых ног (при каждом шаге браслет на тонкой лодыжке позвякивал). — Нашлось в этом мире что-то, чего ты не знаешь, да? — хихикнула Ян. — Учёный, изучающий смерть, обманувший смерть, преодолевший смерть, но так и не узнавший, как она выглядит? Ты смешной. Она оглянулась через плечо, приложила к губам ладонь и засмеялась. — Помнишь, ты рассказывал мне про Египет? — Ева крепко перехватила руку Даниила и запрыгнула на плоский камень, покрытый мхом. — Египтяне верили, что у человека есть Душа. Душа приходит на землю и занимает Тело. А умерев, возвращается обратно туда, откуда пришла в этот мир. — Чушь какая, — неловко фыркнул Данковский. — Я не мог тебе это рассказывать. — Да? Значит, прочитала. У меня было много книг. Тысячи фолиантов. Мне их так не хватает! Ян провела в воздухе невидимую черту. — Твоя Га осталась там, в реальности, — пояснила она и указала в сторону моря. — А Ка выбросило сюда, ко мне. Ты умер. Но, кажется, не до конца. — В смысле? — сощурился Даниил и окончательно растерялся. — Как можно умереть не до конца? Ян пожала плечами и спрыгнула на песок. Она не знала ответа на этот вопрос, да и, признаться, не интересовалась. Бакалавр тоже не надеялся на объяснения. Какой был в этом смысл, если они наконец встретились? — А ты… Умерла до конца? — севшим голосом спросил он. Ева грустно кивнула, но глаза её смеялись. — Да! У меня тоже есть свой Берег! — похвасталась она, обрадовавшись, что Данковский не стал расспрашивать про еë безвременную кончину. — Помню, как шагнула с соборного балкона, помню, как полетела. И пол оказался не твёрдым, представляешь? Я нырнула в солёную воду и плавала среди других душ, обнимала их, когда им становилось страшно, прижималась к ним своим естеством. Потом, уже на Берегу, я почувствовала, что ты где-то рядом! И так обрадовалась! Она умерла. Разбилась о каменный пол, как фарфоровая куколка. Лежала там, изломанная, пока он не нашёл тело. На его глазах много раз умирали люди. Но никто не умирал… так. Даниил покачал головой, но не озвучил бросившиеся на ум слова. — Когда твоя душа прошла через Шов, я снова научилась летать! — восторженно продолжала делиться наблюдениями Ян. — Представила тебя, как живого, и взмыла вверх! У меня были… два огромных крыла. Она раскрыла руки, отпрыгнула от Даниила и покрутилась на месте, внимательно следя за реакцией. — Я искала тебя по другим Берегам. Знала, что рано или поздно встречу. Ты рад? Данковский не сдержал улыбки и, ошеломлённый, прошептал: — Да. Я рад. Ева расслабленно опустила плечи и, легко ступая по песку, подошла к нему вплотную. — Но твоя Ка хочет домой, да? Поэтому твоя земная оболочка не умирает? Даниил недоумевающе приоткрыл рот и, прежде чем успел что-то ответить, почувствовал, как ледяные кончики пальцев коснулись губ. Его дыханию невозможно было их согреть. — Молчи. Я слышу, — Ян постучала пальцем по уху. — Слышу, как тебя ищут и зовут. Там. У живых. Ева развернулась и повела Данковского дальше по берегу. Мимо скалистых гор, туманных водопадов. Мимо мёртвых китов и дельфинов. В каждом её движении чувствовалось разочарование, но она не переживала. У мёртвых вся вечность впереди, чтобы дождаться. — У-ми-ра-ни-е — э-то про-цесс, — по слогам произнесла Ян. — Похожий на то, как бабочка растёт в своём коконе. Твоя душа покидает Шов и, освобождённая, попадает сюда. Обычно люди сразу решают добраться до другой стороны, но мы с тобой, — она обернулась. — Особенные. У тебя не умирает Га, потому что ты оставил на земле незавершённые дела. А у меня Ка не хочет на ту сторону. — Почему? — озадаченно спросил Даниил. — Потому что я тебя жду, глупый. Ты же один не справишься. Начнёшь изучать Берег, учёный мозг схлопнется. Так и не умрёшь никогда по-настоящему. Ева остановилась у кромки воды и сжала пальцы на ногах, когда прилив лизнул стопы. Ни один мускул не дрогнул на нежном лице. Ей не было холодно, просто она пыталась самой себе казаться живой. — Я же знаю тебя, — ласково проговорила Ян. — Успела узнать. Увидела, какой ты на самом деле за спасительной маской злодея в змеином плаще. — И какой же? — Данковский хмыкнул. Она прикусила губу и толкнула его бедром. — Ты упрямый. А ещё не умеешь отдыхать. Смерть для тебя — очередная ступенька в достижении цели. Правда тут достигать уже… Нечего. Как видишь. Данковский проследил за рукой Евы — она обрисовала в воздухе морской пейзаж. — Если человеку больше нечего терять, он возвращается в воду. И завершает процесс умирания, — подытожила Ян и тихо засмеялась. — Я звучу совсем, как ты, Даниил. Умничаю, да? Ты хмуришься. Злишься? Она ткнула его пальцем меж бровей. — Нисколько, — прошептал Даниил. — Я просто пытаюсь осознать то, что ты мне поведала. — Тебе страшно? Ева шлёпнула ногой и окатила его брызгами. От неожиданности Бакалавр отскочил и издал нервный смешок — вода оказалась такой же обжигающе холодной, как и кожа на руках Ян. Боялся ли он? — Видишь? Здесь нет ничего страшного. — Кто… Кто рассказал тебе про Берег? — выдохнул Данковский. — Никто, — Ян надула губы и пожала плечами. — Хотя приятно думать, что море подсказало. Под тихий шелест волн они смотрели на линию горизонта. Даниил размышлял о смерти, прокручивал в голове воспоминания и посмертные переживания. Остаться здесь и принять неизбежное казалось лучшим исходом, едва он мыслями касался Города и чудовищной Язвы, пожирающей людей по ту сторону. Он посмотрел на Еву и несильно сжал кончики её пальцев. Она утешающе улыбнулась. — Почему ты пошла в Собор? — наконец задал Данковский мучивший его вопрос. Ресницы её дрогнули. — Потому что хотела помочь тебе. Да только… ошиблась. Ева села на корточки и обняла руками колени. — Хотела показать, что любое здание можно превратить в сосуд. Ты ведь про бессмертие говорил, — она насупилась и понизила голос. — Механика души мало чем отличается от механики тела. Так ведь? Правильно? Даниил тепло ухмыльнулся и кивнул. — Да. Именно так. — В итоге видишь, как получилось? Оба мы с тобой ошибались. Моя Га сломалась. Оболочка треснула. Собор — это не Берег. Понимаешь? Бакалавр встретил всепрощающий взгляд Евы и со вздохом опустился на песок — вода намочила штанины и полы плаща, но ему уже было всё равно. — Понимаю. Да только принять не могу. Ян привалилась к его плечу и, получив дозволение, крепко обняла руку. Так дети прижимают к себе любимую игрушку, когда спят. — Ничего, Даниил. Вот вернёшься ко мне и непременно всё примешь. — Вернусь? — нахмурился он. Ева потёрлась щекой о плечо Данковского и кивнула. — Всенепременнейше. Он прижал её маленькую холодную фигурку к себе и сокрушённо покачал головой. Нутро то и дело царапало осознание того, что придётся уйти и каждый день ожидать неизбежного. Не факт, конечно, что мироздание позволит сохранить в памяти эту судьбоносную встречу, но Даниилу очень хотелось обратного. Помнить о Еве вечность. Встретить её снова. Неважно, на каком Берегу. — О чём думаешь? — Ян запрокинула голову и усмехнулась. — Лицо у тебя смешное. — Ой ли? — вскинул брови Данковский. — Отчего же? — Ты, когда задумываешься, щёку кусаешь изнутри. Гримаса получается забавная. Я ещё тогда, в первую нашу встречу это заметила. Слуха коснулся чей-то зов. Кто-то отчаянно кричал за небосклоном (или со дна моря?). — О, — расстроенно протянула Ева. — Кажется, тебе пора. Даниил наблюдал за подрагивающим туманным горизонтом. Резко возникшее желание войти в воду наполнило до краёв, дыхание спёрло. Ян разомкнула объятия и ткнула пальцем в сторону воды. — Войди по пояс. Так тебя будет легче вытащить. Вода — отличный проводник между миром живых и миром мёртвых. — А ты? — Данковский перехватил ладонь Евы и с надеждой заглянул в ясные (любимые, никак иначе) глаза. — А я тебя дождусь. Поверь, там пройдёт целая жизнь, а для меня — час или два. Ты только не вздумай прерывать жизненный путь, проживи свой срок, — нахмурилась она и погладила его по щекам. — Пусть твоя Ка найдёт дорогу ко мне, когда придёт время. Хорошо? Бакалавр обнял Ян на прощание. Поцеловал в потеплевшую от румянца щёку и ткнулся кончиком носа в висок, надеясь почувствовать запах её кожи (увы, Бакалавр, смерть не помнит ароматов). Наконец поднявшись, он на негнущихся ногах зашёл в воду и напоследок оглянулся. Ева махнула рукой. Существовала ли она в реальности или всегда жила на Берегу между жизнью и смертью? — Ева! — крикнул Даниил. — Мне правда жаль, что я не смог тебя спасти! Очень хотелось рассказать о тех чувствах, что жгли ему грудь. Но он не смог. — Не жалей, Бакалавр! — звонко засмеялась Ян. — Моя жертва была во благо! По спокойной водной глади пошла рябь, и Берег содрогнулся. Ева не спускала с него взгляда, внимательного и чуточку радостного, так не провожают на тот свет (или на этот?). Даниил настороженно огляделся, дёрнулся было, чтобы выбежать из воды, но вдруг над поверхностью показалась худая рука в рваной перчатке и ухватила его за воротник. — Нашла! — прорезал тишину голос. — Я нашла его, Бурах! Клара потянула Даниила вниз, обратно в холодные мёртвые воды. Бакалавр резко схватил ртом воздух, открыл глаза и увидел над собой грязно-серый потолок. В уши ворвался шум работающего алембика. Сердце билось в груди с такой силой, словно хотело выбраться на волю. Руки Самозванки любовно обнимали лицо, взгляд щупальцами опутывал разум. По правую руку сидел Бурах. Едва он заметил признаки жизни на бледном лице, как довольно хмыкнул, шваркая марлевой тряпицей об чан с водой. — Вернулся. Я уж думал Клювов звать. Данковский не слушал, не говорил. Не было сил на речь. Губы Клары подрагивали, а на кончиках ресниц замерли крохотные слезинки. — Ты её там видел, да? — тихо спросила она. — Кого? — неслышно ответил Даниил. — Ту, что ждёт тебя на Берегу? Бакалавр напряг память, но каждый раз, когда его возвращало к событиям последних нескольких часов, он натыкался на непроницаемую стену. Но в груди потеплело, когда он подумал о Еве.