Просто Мария

      На следующий день после кратких сборов мы с Сулейманом поехали в Манису. Путешествие обещало быть долгим и я сразу же настроилась на то, что только от меня зависит сохранность моей жизни и только я должна всегда быть особенно внимательна, чтобы вернуться из этой поездки живой и здоровой.       Сулейман ехал, как обычно, верхом, а мы с Батуром в карете. Я всегда плохо относилась к ситуациям, когда родители таскали за собой маленьких детей, однако оставить сына в Топкапы я не была готова. В этом змеином логове он мог совершенно случайно съесть не то, удариться о что-нибудь, упасть и никто бы ему не пришел на помощь. Еще один конкурент старшим сыновьям Сулеймана Хюррем был не нужен, а большинство обитателей дворца, по-видимому, выполнили бы прямой или молчаливый приказ помочь шехзаде как можно быстрее встретиться с Аллахом.       В Манисе все было ожидаемо для меня и неожиданно для Сулеймана или Селима. Поэтому пока отец всячески рассказывал сыну, какой он нехороший, я прогулялась по дворцу, прошла в приготовленные для меня покои и решила немного отдохнуть с дороги.       На следующий день была назначена церемония имянаречения сына Селима и Нурбану. Сказать по правде, я несколько переживала, как себя вести на подобном мероприятии, особенно, с учетом того, что я до сих пор оставалась лицом непонятного вероисповедания, которое не испытывало желания перейти в мусульманство и не показывало свою принадлежность к какой-либо другой религии. Однако, подумав, я решила вести себя как можно естественнее и ориентироваться по ситуации.       Насколько мне было известно, представители другой веры не должны были трогать Коран, остальное им разрешалось. К моему огромнейшему сожалению, на этой церемонии было слишком мало людей: я с Сулейманом, Селим с Нурбану и одна служанка, поэтому затеряться в толпе не представлялось возможным. Пока остальные молились, я просто скромненько стояла рядом и размышляла.       По моему мнению, Сулейман действительно меня любил, причем любил больше, нежели Назенин, которая к этому моменту уже стала мусульманкой. И если присутствие Назенин на этой церемонии было бы уместным и логичным, то я была там пятым колесом в телеге. Но, утешая себе тем, что эта поездка — подтверждение того, что Сулейман меня любит, я незаметно провела все время церемонии имянаречения просто стоя молча.       Конечно, на этой церемонии рядом с Сулейманом должна была быть Хюррем и я это прекрасно понимала: рядом с внуком должна была быть бабушка, а не чужая тетка. Однако, учитывая то, что Хюррем была в опале, ее отсутствие было более чем логичным.       Оставшиеся дни до отъезда в Стамбул я провела в своих покоях или прогуливаясь по саду. Сад Манисы был, конечно, красивым, но в Топкапы было куда больше цветов, нежели здесь.       С Нурбану я не имела никаких дел и старалась не видеться, опасаясь за свою жизнь. Я не знала, были ли какие-либо указания насчет меня или нет, но, с облегчением дождавшись возвращения в Стамбул, выдохнула: канон уж точно изменен, моей жизни ничего не угрожает.       В Топкапы Сулеймана встречали Фатьма, Хюррем, Гюльфем и Михримах с Джихангиром. Краем глаза я заметила, что всем присутствующим, кроме Хюррем, было позволено поцеловать руку падишаха, мимо своей хасеки Сулейман прошел, будто мимо пустого места.       «Значит, до сих пор обижается, — подумала я. — Это и к лучшему, я буду ближе к султану».       Все вошло в прежнее русло. Хюррем жила в этом дворце, будто квартирантка или соседка по коммуналке, Назенин вскоре была забыта, а покои Сулеймана посещала только я. Честно говоря, я бы предпочла делить ложе султана еще с некоторым количеством наложниц, чтобы не плодить зависть, однако решение было исключительно за Сулейманом. Поэтому пару раз в неделю я была приглашена в покои Сулеймана на ночь и еще несколько раз в неделю обедала или ужинала с султаном. Собеседником Сулейман был крайне интересным, не менее успешно лил в уши слова о неземной любви, которым я не особенно верила, зная количество женщин, которые побывали на этой постели передо мной, однако, безусловно, эти речи мне были очень приятны.       Я играла султану на арфе, обсуждала с ним местных поэтов и все, казалось, было хорошо до одного момента: во время одного из праздников Сулейман увидел хорошенькую темноволосую наложницу и влюбился в нее с первого взгляда.       Остаться брошенкой для меня было крайне обидно. Еще вчера мне вещали о любви до гроба, а сегодня в покоях султана была уже другая женщина. Как мне казалось, Хюррем и, возможно, Назенин похихикивали над моим кислым видом и, осознав это, я задумалась. А чего это я если не влюбилась, то привыкла к Сулейману? Ведь он сразу виделся мне старым дедом, я изначально хотела не большего, чем стать матерью шехзаде. Так почему, когда мои мечты были исполнены, я вдруг расстроилась, потеряв внимание султана? В гареме тихонько хихикали, что я — наглядный пример того, что неверной не стать госпожой, однако менять религию ради сомнительных выгод я не планировала. Батур был мусульманином по рождению, Сулейман променял меня на симпатичненькую барышню, которая после первой ночи с султаном приняла мусульманство и из Русаны стала Айшель, поэтому теперь я уж тем более не видела смысла для смены религии. Центр внимания Хюррем сменился с меня на Айшель и я была рада, что теперь уж точно смогу жить сколько-то лет тихо, мирно и спокойно, пока не стану, как я надеялась, валиде.       Известие о том, что Мустафа собрался походом на Стамбул, я восприняла более чем безразлично: я прекрасно понимала, что с высокой долей вероятности сын выставит себя дураком перед отцом, а потом помирится с ним. Однако в дальнем уголке души был червячок сомнения: а вдруг Мустафа совершит переворот, объявит себя султаном и отдаст приказ о казни своих братьев? Решив разбираться с проблемами по мере их возникновения, я пошла на верх башни, чтобы понаблюдать за складывающейся ситуацией.