Глава 24. Окончательное решение
2 ноября 2020 г. в 12:22
Я пыталась вести как можно более обычный образ жизни, не привлекая к себе внимания, чтобы меня не заподозрили ни в чем противозаконном, хотя именно я ничего подобного и не совершала. Как вскоре выяснилось, Мустафа был помещен под арест в покоях и уже скоро должна была решиться его судьба.
По моему мнению, исход у этой истории должен был быть один — смерть, однако Сулейман считал иначе.
Фатьма-султан, казалось, не час и не два провела в главных покоях, убеждая падишаха простить собственного сына, Гюльфем тоже просила о милости. Михримах, в лучших традициях своей матери, настаивала на том, что некоторые ошибки простить нельзя и они смываются только кровью. Неизвестно, какое бы решение принял Сулейман, однако, стараниями Фатьмы-султан, стало известно, что инициатором этого бунта была Хюррем.
Сказать по правде, я была изумлена, что даже из Эдирне Хюррем умудрилась что-то затеять. Фатьма-султан, по-видимому, решила, что это — повод избавиться от ненавистной ей бывшей русской рабыни Александры, а ныне — хасеки, околдовавшей падишаха, поэтому Фатьма-султан начала говорить, что если повелитель настолько милосерден, что готов простить и хасеки, и сына, это достойно восхищения, в ином случае самое суровое наказание должны понести оба: и подстрекатель, и исполнитель.
Сулейман колебался, не решаясь сделать выбор. По-видимому, у падишаха до сих пор стояла перед глазами казненная Назенин-хатун, поэтому Сулейман молчал. Молчание длилось день, неделю, началась вторая неделя, как вдруг гарем потрясла неожиданная новость: в Топкапы приехала Махидевран.
Я наблюдала с балкона за этим зрелищем. Как мне показалось, во дворец прибыла женщина, не сожалеющая о поступке сына и, может быть, даже подстрекавшая его к этому, а теперь донельзя огорченная тем, что в главных покоях находится султан не с тем именем.
— Гюльфем, — безрадостно сказала Махидевран встретившей ее старой знакомой. — Сперва в главные покои…
Мне было слишком интересно знать, что произойдет дальше, поэтому я решила совершенно ненавязчиво прогуляться в сторону коридора, из которого можно было войти в главные покои. Остановившись на достаточном расстоянии от входа, я решила послушать, что происходит внутри.
— …ты не воспитала Мустафу! Он был непокорным с самого детства! — услышала я.
После какого-то более тихого разговора раздалась не менее громкая фраза Сулеймана:
— Таким поступкам нет оправдания, Махидевран! Нет и никогда не будет! И в случившемся виновата ты тоже!
Снова начался период относительной тишины, которую прервала реплика султана:
— Выйди, Махидевран, отсюда и больше не смей приходить, пока тебя не вызовут! И ты понесешь свою кару за этот бунт!
Не успела я как-то отреагировать, как двери главных покоев отворились и оттуда вышла Махидевран. Женщина недобро посмотрела на меня и сказала:
— Что, Гизем, любуешься? Рада, что еще одним соперником твоему сыну меньше? Не переживай, еще лет пять и твой Батур так же будет поступать неправильно, огорчать падишаха, а на тебя посыпятся шишки из-за того, что твой сын не так воспитан. Помяни мое слово, Гизем, у тебя все только впереди! Смотри и готовься к тому, что будет уже скоро.
— Надо было правильно воспитывать сына, Махидевран, а не объявлять всех вокруг виноватыми, — ответила я и покинула это место.
Неизвестно, что обсуждали Махидевран с Гюльфем и обсуждали ли, но в ближайшие дни Гюльфем на меня смотрела как-то не так: то ли с недовольством, то ли с осуждением. Однако я не переживала из-за этого: какая разница, что обо мне думает бывшая фаворитка султана, которая успешно живет во дворце уже столько лет после смерти сына.
Вскоре я узнала, что Рустем, который был замешан в этой истории, был вызван на ковер к Сулейману и лишен должности великого визиря, которую занял Кара Ахмед-паша. Совет Дивана возглавил нейтральный человек и это не могло меня не радовать, я даже упрекнула себя за то, что однажды задумалась об убийстве Рустема и Михримах. Однако судьба Мустафы до сих пор оставалась неизвестной.
По дворцу упорно ходили слухи, что совсем скоро мятежный шехзаде будет казнен, однако я не совсем доверяла им: если бы шехзаде хотели казнить, это бы уже сделали давным-давно, нет смысла сначала лечить человека, чтобы потом отправить к праотцам.
По-видимому, Сулейману было жаль Хюррем, которая пусть и находилась в опале и ссылке, но занимала какое-то место в сердце Сулеймана. Именно поэтому падишах медлил с принятием решения.
Однажды вечером я сидела в своих покоях и услышала шаги за дверью. Любопытство, вызванное тем, кто ходит так поздно по коридорам, заставило меня выйти и посмотреть все своими глазами. Однако я так никого и не увидела.
«Наверное, кто-то просто мимо прошел», — подумала я.
Наутро дворец сотрясло шокирующее известие: шехзаде Мустафа был казнен.
Конечно, я понимала, что подобный исход — самый логичный, кроме того, количество конкурентов моего сына уменьшилось на один. Но я все равно была в шоке от этого известия, поэтому, едва увидев Махидевран, решила принести ей свои соболезнования.
— Радуешься чужому горю?! — крикнула Махидевран, попытавшись броситься на меня. — Довольна? Ничего, скоро и твой Батур оступится и ты так же останешься без сына!
Я недоуменно посмотрела на Махидевран. Радоваться чужому горю я не планировала, однако такая реакция меня немало изумила, ведь не я, а Хюррем приложила руку к этой трагедии.
Служанки скорее оттащили Махидевран от меня, а я пошла дальше своим путем.
Вскоре стало известно, что Мустафа будет похоронен в Бурсе, именно туда должна будет отправиться Махидевран, вдова и дети покойного шехзаде. Я начала переживать за судьбу Мехмеда, ведь и он тоже вскоре должен будет быть казнен.
«Жалко пацана, — подумала я. — А сделать ничего нельзя. Страна варварская, обычаи варварские…»
Вскоре мне стали известны еще две новости. Первая из них показалась мне логичной и мягкой одновременно: Хюррем была лишена содержания и навечно должна была остаться в Эдирне. Казалось, этим известием были возмущены многие, ведь именно Хюррем сподвигла Мустафу на бунт. Однако, по-видимому, рыжая ведьма занимала слишком много места в сердце Сулеймана, и именно поэтому она осталась в живых. Другая новость была менее неожиданная: Махидевран пыталась отравиться, но, благодаря новой политике, во всем дворце не было яда, возможно, за исключением покоев Сулеймана, поэтому бывшая султанша покорилась судьбе и отправилась в Бурсу.
Уже позже мне стало известно еще более шокирующее событие: после выступления жителей Амасьи с возгласами «да здравствует шехзаде Мехмед» Михриниса и ее сын Мехмед неожиданно пропали из поля зрения. По дворцу прокатилась волна слухов, будто бы Михриниса отравилась сама и отравила своего малолетнего сына, однако ни подтверждения, ни опровержения этим словам не было. Сулейман дал указание найти либо Михринису и Мехмеда, либо их могилы, но это указание так и не было исполнено. Вдова шехзаде и его сын будто провалились сквозь землю.