Глава 44. Новоиспеченная валиде
27 ноября 2020 г. в 12:59
Несколько дней я с чистейшей совестью провела в своих покоях: под предлогом того, что мне нужно отдохнуть после утомительной дороги, я отлеживалась и радовалась тому, что наконец-то могу просто лежать, не вставая, а не изображать из себя здорового и счастливого человека. Однако как я не пыталась все скрыть, вскоре по дворцу пошли сплетни: Гюльфем и меня сослали в Бурсу за помощь Махидевран.
Я думала, что вряд ли когда-либо смогу найти источник этих сплетен, однако мне то ли повезло, то ли не повезло: однажды, проходя мимо ташлыка, я услышала, как одна из наложниц говорит другим:
— …и казнокрадки были сосланы с глаз долой повелителя.
Кровь буквально вскипела в моих жилах и я свернула из коридора в ташлык.
— И о чем же ты говоришь, хатун? — достаточно спокойно спросила я.
— О том, госпожа, как двух казнокрадок сослали из Стамбула в Бурсу, подальше от глаз повелителя, — ответила наложница.
— Какая поразительная наглость! — сказала я. — И куда же они были сосланы?
— Не знаю, госпожа, — ответила наложница.
По внешнему виду девушки было понятно, что она лжет и вариант о том, что в сплетне фигурировали две неизвестные женщины, не стоит даже рассматривать.
— Ты, хатун, своими сплетнями высказала ко мне неуважение, — сказала я. — По-видимому, Ясмин-калфа не успела вас воспитать. Ты должна сейчас работать, я не трепать языком в присутствии госпожи. Энгин! — я позвала евнуха. — Всыпешь этой нахалке десять ударов по пяткам.
— Госпожа, но я ведь фаворитка шехзаде! — попыталась выкрутиться наложница.
— Тем более, у шехзаде должны быть самые почтительные наложницы, — ответила я. — Энгин, всыпешь десятку в полную силу, не стоит никого жалеть.
Я развернулась и вышла из ташлыка. В душе у меня все кипело.
— Ясмин! — раздраженно спросила я. — Как часто эта фаворитка бывает в покоях шехзаде?
— Не чаще, чтобы соблюсти обычаи, — ответила Ясмин.
— Сегодня подготовишь шехзаде… Я скажу, кого, — бросила я.
Мне хотелось, чтобы в покоях Батура бывали исключительно белые и пушистые наложницы, поэтому, повспоминав, я решила отправить сегодня вечером к сыну Амину — эта девушка за несколько дней прислуживания мне показалась весьма вежливой и почтительной.
— Понравишься шехзаде — получишь ключ от ворот рая, — уже скоро я инструктировала наложницу. — Родишь сына — станешь госпожой. Подумай о своем будущем, к чему тебе всю жизнь в служанках ходить?
— Благодарю вас, госпожа, — ответила Амина.
Казалось, все прошло достаточно хорошо, однако уже на следующий день в гареме произошла драка: Эсма спровоцировала Амину, сказав ей, что ей ничего не светит в покоях шехзаде, а Амина, не выдержав оскорблений, набросилась на обидчицу.
То ли на мою беду, то ли на беду наложниц, я оказалась свидетельницей этой драки. Энгин растащил дерущихся, а я возмущенно сказала:
— Видать, вы совершенно распустились. Да как вам не стыдно, творить такие непотребства! Стража! Заприте обеих хатун в подвале, пока не исправятся!
Я развернулась и вышла из ташлыка. Уже в коридоре я сказал Энгину:
— Обеих наложниц отопрешь завтра утром.
Неизвестно, помогало ли мое ревностное желание навести в гареме порядок возникновению этого порядка или только мешало, однако иначе поступить я не могла. Мне не хотелось, чтобы во дворце Батура был такой же беспредел, как во дворце его отца.
Этой же ночью Батур хотел, чтобы ему подготовили Эсму, однако Ясмин-калфа ответила шехзаде, что по моему приказу наложница наказана. Изумившись, Батур пришел в мои покои.
— Матушка, — сказал сын. — Не кажется ли вам, что вы излишне жестки в стремлении навести здесь порядок? Сперва Келбек, потом Эсма и Амина!
— В гареме, Батур, должен быть порядок, — ответила я. — А то в один не очень прекрасный день ты увидишь, что твои дорогие и любимые фаворитки устроили здесь беспредел, воруют золото из казны и творят то, что угодно им, а не тебе. Стоит лишь на секунду задуматься — и все, в этом дворце властелин уже не ты. Полностью контролировать свой дворец ты вряд ли когда-то сможешь, но его обитатели должны хотя бы бояться тебя, иначе вообще ни в грош не будут ставить.
«А так будут воровать и бояться, бояться и воровать, — подумала я. — Как одни женщины в столице…»
Снова вспомнив Нину, я расстроилась. Без той, с которой я прошла столько лет рука об руку, мне было не по себе. Подумав, я решила написать несколько писем в столицу.
Первое письмо было адресовано моей служанке Кютай, которой я доверяла чуть больше, нежели остальным. Ей было задано несколько вопросов: узнать, что творится в Топкапы, что с Ниной, что о нас с Гюльфем думает Сулейман и, что самое главное, не нашел ли он под старость лет себе очередную бабу. Второе письмо в лучших традициях османского словоблудия было адресовано падишаху. Если выбросить все лирические обороты, его суть сводился к краткому: «Вину осознаю, о милости просить не смею, надеюсь на прощение, готова пробыть в Бурсе столько, сколько будет велено. Люблю, целую, Гизем».
Я отдала оба письма Ясмин и сказала калфе:
— Завтра я поеду во дворец Махидевран. Распорядись, чтобы мне подготовили карету.
— Как прикажете, госпожа, — ответила Ясмин.