***
Гвен покрепче сжала в руках флягу. Ром был дрянной, но это хотя бы согревало. Снег в октябре - где ж это видано? А впрочем, может быть, это было нормально для природы у подножий Лимба - никто не мог знать здешних законов. Кто вообще знал об этом замке, скрытом совсем рядом с молчаливыми скалистыми хребтами? Хан, кажется, вознамерился было что-то рассказать, но сил на обсуждения ни у кого не нашлось - за плечами были недели изнурительного пути. Подготовить экспедицию в считанные дни, в считанные часы собрать немногочисленные пожитки и в короткие минуты спешно проститься с землями, дикими и недружелюбными, но все же успевшими стать для каждого домом. Гвен помнила, как печально выл осенний ветер, будто оплакивая бродяг. Помнила, как молчали птицы и вся природа, точно в каком-то трауре. Помнила, как покачивались на ветру Сердца Памяти - их решили не забирать с собой. Пускай это место хранит воспоминания о храбрецах, отдавших свою жизнь в жестокой борьбе с ним. На одно из них смотреть было особенно тяжело - Эрик. Гвен несколько минут стояла, сжимая маленькую пирамидку, наспех сложенную из веточек, в ладони, и думала, думала, как же все глупо получилось. Было ли страшно уходить? Естественно, было. Неизвестность, темная пропасть, лежавшая перед ними, заставляла сердце каждого сжиматься в страхе, но стократ хуже было осознавать, что один отряд уже вышел вперед за неделю до остальных. Куда пойдут они? Встретятся ли? Что будет с отчаянными смельчаками-первооткрывателями? Но этими вопросами задаваться было нельзя, ведь на кону стояла жизнь каждого, кто остался в деревне. Появление у ворот одинокого лазутчика в диковинном тюрбане мгновенно разрушило все то, на что надеялись поселенцы. Это было безумно и глупо. Но решение было принято мгновенно - бежать.***
В глазах нуга, как окрестил себя разведчик, отразились насмешка, смешанная с непонятной никому жалостью. Он хрипло захохотал. — Отвечай, черт тебя дери, если не хочешь сдохнуть в самых жестоких муках. — Злость, с которой Йор выпалил это, заставила всех, кто стоял вокруг, непроизвольно отшатнуться. Таким мужчину видели очень редко. Йор тряхнул лазутчика и сильнее заломал руки ему за спину. — Вы подохнете раньше, осквернители, — повязка, упавшая с лица мужчины, обнажила его кривую усмешку, а огонь, безумием горящий в глазах пришельца, свидетельствовал явно не о страхе перед неминуемой смертью. — Кто тебя послал? — кончик клинка в руке Хана уперся в горло лазутчика. — Пан Багнуг, — с подобострастием, от которого становилось почти противно, ответил мужчина, — а вы ничего не измените. Нурхат идет. Этот лес пожрет огонь. — Что за Нурхат? — не ослабляя хватки, продолжал допытываться Йор, и странным казалось то, что нуг продолжал отвечать. Либо он был настолько глуп, что представлялось весьма сомнительным, либо он преследовал иные цели, чем простая разведка. Однако информация, сколь бы достоверной она ни оказалась, была совершенно необходима. — Отвечай, пока я не вспорол тебе глотку. Нуг снова зашелся безумным хохотом. — Мы - Нурхат. И они - Нурхат, — он кивнул в сторону настежь распахнутых ворот, — все они. — Что вы хотите? — Инга, часто оказывающаяся наиболее успешным дипломатом, села перед пленником на колени и, прищурившись, внимательно посмотрела в его лицо - читала, значит. Оссим всегда славилась своей проницательностью, но, похоже, сейчас ее сила не работала. — Леса сгорят. Замки падут. И останется только Нурхат. И Сила. Нуг особенным образом выделил последнее слово, но, к сожалению или к счастью, объяснить этого не успел - Йор, зарычав, всадил короткий нож в горло разведчика по самую рукоять. Нуг вздрогнул и обмяк тряпичной куклой. Брезгливо отряхнув руки, Йор отошел на несколько шагов. Радовало одно - этот был хотя бы человеком. Человеком из плоти и крови, склонным к смерти.***
— Ну? А дальше? — Лютый, вальяжно закинув ногу на ногу, закурил трубку. Кольца дыма, окутывая гордое чуть угловатое его лицо, поднимались к далекому каменному потолку большого зала. Мужчина сидел поодаль от остальной компании, что, впрочем, было неудивительно, однако слова его возымели неожиданный эффект. Его голосом говорила правда, которую поселенцы - теперь уже попросту беглецы - все эти дни пытались даже не вспоминать. Отряд, человек в десять, возглавляемый Рианом. Об их судьбе можно было лишь догадываться, и догадки эти были одна хуже другой. Помочь им сейчас не представлялось ни единой, даже самой безумной, возможности. Лютый хохотнул - не то злорадно, не то истерично.***
Знакомство с этим странным, диким, порой действительно пугающим человеком произошло, как и можно было ожидать, в престранных обстоятельствах. Одним из долгих осенних вечеров, когда отряд, измотанный долгим переходом по дороге, становившейся все более тяжелой по мере приближения к горам, отдыхал, сгрудившись у спасительного огня стайкой замерзших птиц, "на огонек" заглянул кто-то еще. Он шел, пошатываясь - его можно было принять или за пьяного, или за изможденного болезнью. Впрочем, и то, и другое было правдой в некоторой степени. И даже нетвердо стоя на ногах, он все равно попытался исполнить данный ему, как выяснилось позже, приказ - шею Хана до самой ключицы рассекал теперь яркий шрам от его клинка. На счастье Арайа, клинок держал в руках один из повстанцев, который, видимо, не ел несколько дней, а то и больше, и потому былой силы в ударе его не оказалось, однако скрутить несчастного, несмотря на это обстоятельство, получилось не сразу. Когда его буйство удалось успокоить, с трудом ворочая языком, видимо, от холода - одежда незнакомца, некогда бывшая красивым кафтаном, теперь же перепачканная в крови и грязи, представляла собой сплошные прорехи - воин вежливо представился. Имени своего он не назвал, что, в общем-то, не сильно удивляло, однако то, как гармонично прозвучала кличка "Лютый" из его уст, действительно поражало. Поселенцы, не будучи варварами или просто моральными уродами, предложили ему теплый плащ, горячую похлебку и немного рома, забыв на время о залитой кровью из раны рубахе Хана, и Лютый признался, что, в целом, никакой личной неприязни к ним не питает, да и вообще не уверен, что поднял меч на того, просто ему, как сказал солдат, вспомнилось, ради чего он проделал все эти мили непростого пути. Звучало не слишком правдоподобно, так что рук ему не развязали, но имперец, понимающе покивав, согласился объясниться даже в таких условиях. — В Нирум все еще неспокойно, — заметил он, — кто вас знает, поди, вы и правы были, когда... Он вздохнул и долгое время молчал, глядя в огонь. — Император буянит, экий черт. Да всяко буянит, — продолжал он, игнорируя недвусмысленный взгляд Хана, послуживший реакцией на упоминание "Императора", — то экспедицию в замок какой-то затеял, отправил алхимиков своих, но тут уж я носа не сую. А то, вишь, мне поручил возглавить поход. "Найди и приведи, — так он мне сказал, — живым, а то полетишь с обрыва, богом клянусь". Уж зачем ему понадобился старший Арайа - а пес его разберет, вот только я так рассудил, чем в этой смуте резать недовольных да Императору в ножки подносить, лучше голову сложу там, куда давно сходить хотел. Не одни мы были - несколько главарей, а всех туман проклятый пожрал. Мы одни вышли, да вишь... Лютый горько усмехнулся и снова замолчал. — Туман, говоришь, пожрал? — переспросила Гвен, пересекаясь взглядом с ледяными голубыми глазами, на удивление чистыми и смелыми для "главаря" такой банды. Лютый кивнул. — Как зашли, так и не видели их больше. Верно что, сама Смерть в нем живет. — Погоди о смерти. А с твоими что? По лицу имперца мелькнула тень самого настоящего животного страха. — Да вы ж тут сами все, поди, видели. И вспоминать не хочу. Как подумаю - так мороз по коже. — И как же это ты, Лютый, сам ту же участь не постиг? — прищурилась Инга, хотя не создавалось ощущения, что есть основания сомневаться в честности рассказчика. — А я почем знаю, — вяло огрызнулся Лютый, — одно уяснил - я туда ни ногой. — Выбора-то здесь немного, — беззлобно хохотнул Хан, казалось, совсем не таящий обиду на своего охотника. — А вы куда? — спросил вдруг Лютый. — А тебе что за дело? — тут же ощетинился Йор. — За него, — мужчина указал на Хана, — непременно живого! - два мешка золотом. Но на что золото мертвецу? Да и я не то чтобы так хотел назад, ко дворцу. Жуткие времена в Нирум настали, так я вам скажу. На том и порешили. И идея бывшего имперца, сначала казавшаяся сущей чепухой как беглецам, так и, верно, ему самому, теперь была для него единственным выходом. Поселенцы же, рассудив, что они действительно не настолько еще зачерствели под гнетом Диких Земель, чтобы бросить несчастного на произвол судьбы - к тому же, почему-то крепкой была уверенность, что если Лютый захочет вдруг прирезать Хана, он сделает это так или иначе - согласились позволить тому присоединиться к скромной экспедиции. — Счастливой жизни не обещаем, — честно сказал тогда вождь бродяг, — но всяко лучше, чем то, что случилось с твоими подчиненными..***
Имперец освоился на удивление быстро, потому, возможно, что такого человека в веселой компании иногда не хватало - он рассуждал на удивление разумно для тупого вояки, каким показался сначала, превосходно владел мечом и часто служил, на пару с Ричем, отрезвляющим гласом разума, потому как и чувство страха не было чуждо его натуре. Итак, Лютый быстро освоился, однако несмотря на то что поселенцы, мигом согласившиеся забыть о прошлых обидах, приняли его только что не с распростертыми объятиями, мужчина все-таки держался особняком. Такова, наверное, была его природа, и, впрочем, попыток перевоспитать его никто не принимал - в том не было решительно никакой нужды. — Дальше-то что? — повторил свой вопрос Лютый. — Крыша и койка есть, знай себе, помалкивай, — попытался осадить его Йор, понимая, наверное, что причин тому не было совершенно - имперец был прав. Ситуация казалась безвыходной. Гвен вспомнила слова, сказанные ей Ханом, когда они, провожая глазами уходящий отряд, стояли на башне - уж не в последний ли раз? "Найдем новый дом, и все у нас будет хорошо". Где же это хорошо, Хан? И где обещанный Дом? Заброшенный замок в горах - хотя и в на удивление приличном состоянии? Вокруг - крутые склоны и дикие ущелья. Близится зима, холодная и темная, а солнце уходит вместе с теми жалкими крупицами надежды, что удалось им пронести с собой сквозь этот тяжелый путь.