***
Из-под снега уже проглядывала первая сочно-зеленая трава и несколько синих огоньков подснежников. С отмерзающих веток со звоном падали крупные капли. Солнце слепило глаза. В воздухе пахло весной. Механизм, вернувший в этот мир зацикленных поселенцев и несчастного Сати. Все готово, камни на местах, остался последний штрих - кровь. Его, Риана, кровь. — Риан, ты уверен? Юноша вздрогнул. Повернулся к Инге, глядя удивлённо, даже испуганно. Почему она спрашивает его?.. Его. Ну конечно, его, да кого же еще? Но что было ей ответить? Разве он сам знал? — Да, Инга, — капитан поднес лезвие колдовского кинжала к руке и замер ненадолго, — это меньшее, что мы можем сделать. — Гвен умрет, — напомнила женщина очевидное, и юноше показалось, что воздух из легких напрочь вышибли - так загорелось где-то под ребрами. Но разве он мог поступить иначе? Разве мог позволить кому-то причинять боль его храброй принцессе, даже если этот "кто-то" - страшное проклятие древнего замка? — Может быть, кто-то из нас?.. — осторожно спросил Лютый. — Нет, — голос прозвучал куда тверже, чем он сам того ожидал, — Гвен верит мне и... она не заслуживает таких страданий. Но ее судьба не только в моих руках. Мы все были рядом с ней все эти годы, и если вы теперь захотите возразить, я пойму и... — Действуй. Риан снова вздрогнул. Обернулся к Хану. В глазах его печаль теперь мешалась с холодной уверенностью. — Так нужно. Так правильно, — тихо сказал мужчина, — а ты, Уолт, чертов храбрец, если готов взять на себя все, что будет дальше. Действуй, если правда готов. Юноша кивнул. Снова занес клинок, но снова замер. — У нас будет время, чтобы попрощаться, — зачем-то прошептал он, понимая прекрасно, что громче говорить больше не может. Ответом послужило молчание. Капитан закрыл глаза. Прости, прости, родная, прости меня за все... По запястью побежал алый ручеек. Боли не было, только холод от прикосновения стали. Вспышка золотистого сияния на короткий миг ослепила капитана, а когда он открыл глаза, то увидел сотни сияющих нитей, протянувшихся куда-то вверх по склону. По ущелью прокатился оглушительный грохот и, как и было в прошлый раз, сразу вслед за ним - крик. Полный боли, страха и отчаяния крик. Ее крик. Как же много он готов был отдать, лишь бы никогда его не слышать. Эта мысль мелькнула в голове капитана, когда он, не помня себя, бросился вперед. Он не справился - зря Гвен так верила своему капитану. Не справился, не сумел уберечь, не сумел помочь и спасти... Еще несколько шагов, каждый из которых почти стоил ему жизни, и вот он увидел ее. На небольшой поляне, окруженной кустами с крупными красными ягодами, Гвен стояла, подобно статуе древней богини - каштановые кудри рассыпались по плечам, рубашка, запятнанная старой кровью, трепетала на ветру. Голова девушки поднята, взгляд устремлен вдаль, к горным вершинам, озаренным утренним солнцем. Риан подбежал к ней и взял ее руки в свои. Пальцы - холоднее льда.***
Лучи солнца, почти по-весеннему теплые, бережно коснулись бледных впалых щек, точно стремясь разбудить ее. Гвен глубоко вздохнула, потянувшись всем телом к этим прикосновениям – они напоминали касания нежных любящих рук. Они гладили ее губы, лоб, ключицы, и на душе становилось так бесконечно тепло, что ей захотелось, чтобы эти секунды длились вечно. Она не помнила ни вечного холода, ни боли, ни страха, который стал, кажется, неотъемлемой ее частью – ведь теперь все это было так бесконечно неважно. — Любовь моя… Гвен вздрогнула. Нужно, нужно просыпаться… Она собрала всю волю и заставила себя открыть глаза. Жаркое горное солнце почти ослепило ее. В воздухе пахло весной, а с неба опускались редкие хлопья последнего снега, алмазами сверкая в ярких лучах. Он стоял на расстоянии вытянутой руки, но Гвен не могла коснуться его, как ни пыталась – что-то не давало пошевелиться. По щекам против ее воли заструились слезы. Горячие их ручейки обжигали адским огнем, и тот же огонь полыхал и где-то под ребрами, грозясь раздробить их в сотню осколков. Риан подошел ближе. Дрожащими пальцами провел по щеке девушки, заправляя прядку вьющихся волос ей за ухо. Низко склонил голову – его плечи вздрагивали. Как же ей хотелось сказать хоть слово, любое, самое короткое, самое глупое – она бы все отдала, лишь бы только дать ему теперь услышать это слово. — Прости, хорошая, прости… — прошептал ее капитан, поднимая взгляд. В серых глазах стояли слезы. — Я не должен был… Она была права – моя принцесса… Гвен чувствовала, как дрожит и полыхает все внутри. Какой же ты глупый, капитан, господи, какой же ты глупый... Ты не виноват ни в чем на этом свете – только не ты. Ты дал мне жить, ты научил верить, ты помог обрести Дом, и теперь ты просишь прощения? За то ли, что с тобой я был самой счастливой на свете? За то, может быть, что ты любил меня так, как только умеешь? Глупый, глупый капитан, ну почему же ты не слышишь... Риан на секунду задержал взгляд на карих глазах, в которых, наверное, отражалась теперь вся беспомощность, весь страх, вся боль, бушевавшие в Храбром Сердце. Он как-то странно вздрогнул. Осторожно обвил руками талию девушки, уткнувшись носом в ее волосы. Он плакал – кажется, Гвен видела это всего пару раз за эти долгие годы – но теперь, когда он так нуждался в ней, не могла даже пошевелиться. И это казалось худшей мукой, какую только могли послать ей боги – за что? Чем они провинились перед вездесущими звездами? Он не отпускал ее – крепко прижимал к себе и все твердил, что все обязательно будет хорошо, а Гвен чувствовала его обжигающе горячее дыхание. Ее пальцы вздрогнули. Девушка глубоко и надрывно вздохнула, и с ее губ сорвался короткий, чуть слышный стон. Капитан мгновенно отстранился. Гвен медленно, точно во сне, подняла пальцы к глазам. Их обрамляло золотистое сияние. Осталось совсем немного, она знала. Поселенцы подошли ближе. Они обнимали ее, пожимали руки, хлопали по спине – девушка едва-едва кивала в ответ, ведь каждое движение давалось с невероятным трудом – и все плакала, не в силах остановить бесконечно стекающие по щекам горячие ручейки. — Девочка моя… — Хан опустился перед ней на колени, взяв ладони Гвен в свои и крепко сжав. От его рук исходило невероятное тепло. Девушка кивнула. Он вымученно улыбнулся. — Все будет хорошо. Не бойся. Ты самая смелая. Ты умница. Мы гордимся тобой. — Тварь… где? — одними губами прошептала Гвен. Риан, не отходивший ни на шаг, крепче сжал ее плечо. — Навеки спрятана во сне, — Хан снова улыбнулся, теперь уже по-настоящему, но и в улыбке этой крылась такая печаль, что Гвен могла почти физически ее ощутить. — Риан в безопасности. Но ты… — Подожди, подожди, — помотала головой девушка. — Тварь, Риан... хорошо. А вы? Вы-то? Над поляной, окруженной алеющими кустами, повисла тишина, и Гвен долго не могла понять ее причины, а когда поняла, ее губы снова задрожали. "Вы", ну конечно. Она больше не с ними, а они - не с ней. Ее ждет иная дорога. Долгая, одинокая и печальная. — Камни у нас, Гвен, — проговорила Инга, — а значит, ловушка Аламата нам не страшна. Можем пройти через подземелья и вернуться в поселение, или остаться здесь, а можем отправиться в Гардо и Дирию или... — Женщина умолкла и, подойдя к Гвен, положила руку на ее плечо. — Твоей жертвой нам открыт весь мир. — Глупости... Все хорошо, — уверенно повторила Гвен слова Хана, услышанные когда-то давно, настолько давно, что они казались теперь сном, наваждением. — Все хорошо. Так было нужно. — Нужно, — тихо-тихо сказал Риан, — но какой ценой, Гвен... На твоём месте должен был быть я. Должен, Гвен, ты же знаешь... Когда же ты прекратишь бросаться в бой, подставляя себя всем стрелам! Девушка обернулась. В глазах капитана стояли слезы. Руки, которые он в каком-то умоляющем жесте протягивал к ней, дрожали. Гвен медленно покачала головой. — Помнишь, как ты сказал? — девушка улыбнулась - искренне, тепло. —"Я бы не пережил..." И я бы не смогла. Если так сказали Звёзды - пусть. Золотистое свечение заливало теперь все вокруг, бликами играло в глазах окружающих ее людей, отражалось в ржаных кудрях ее капитана. Гвен удивлённо вскинула брови: во взглядах Беглецов отчего-то было столько любви, столько нежности, тепла и благодарности, сколько, кажется, не заслужил ни один из живущих на свете людей. И все эти взгляды были теперь обращены к ней. Да что же она сделала? Забрала камни, только и всего?.. Но, кажется, Беглецы понимали больше, и потому каждую отведённую им секунду готовы были кричать об этом всеми известными человеку способами, кроме слов, ставших вдруг такими ненужными, такими глупыми. Мечтала ли она когда-нибудь совершить то, о чем потом будут слагать легенды? Всю свою жизнь. Знала ли она, что за это придется заплатить такую цену? Навряд ли. Только вот эта непомерная цена гасла и блекла перед тем светлым, печальным счастьем, что заполняло теперь все ее существо. — Помнишь "Сагу о храбром сердце"? — чуть слышно сказал Хан, поднимаясь на ноги и заглядывая ей в глаза. Губы Гвен снова дрогнули. — Она обязательно будет написана. — Ты что же, прощаешься? — чуть улыбнулась Гвен, глядя в честные и нежные глаза своего Вождя. — Прекращай, пожалуйста. Я просто засыпаю… засыпаю, правда же, Риан?.. Капитан кивнул. Снова прижал ее к себе - до отчаяния крепко. Гвен, зажмурившись, уткнулась носом в воротник его рубашки, а потом вдруг вздрогнула, будто вспомнив что-то. Отступила на шаг. Едва слушающимися пальцами развязав браслет на своем запястье, девушка на раскрытой ладони протянула его капитану. Хан тихо вздохнул. — Это обещание вернуться, Риан, — проговорил он. Капитан осторожно взял браслет из рук девушки и прижал его к груди. — Я не исчезну, — как бы ни хотелось ей быть настолько смелой, чтобы голос не дрожал, в нем все-таки отчетливо звенели слезы. Умирать - это больно? Наверное, больно - как же иначе? Но ради них нужно было улыбаться, и ради них она улыбалась, и улыбка эта не была фальшивой ни на миг. — Не исчезну. Останусь с тобой... Останусь с вами. Что бы ни случилось. — Я верю, Гвен, — прошептал Риан, сжимая ее пальцы. — Вот так, — девушка закинула руки за шею капитана. Пламя в груди разгоралось все сильнее. Последние секунды. Ей было страшно. Гун-руби пан боялась. — Все хорошо, я здесь, Гвен, здесь, — повторял Риан, видимо, как никогда чувствующий, что происходит с ней, гладя ее по волосам. Быть может, не держи он ее теперь, и та боль, что пронзала теперь ее всю, стала бы тише, но просто ради того, чтобы еще несколько секунд быть рядом, стоило ее пережить. — Не отпускай. Риан, прошу тебя. Не отпускай, слышишь? — голос дрожит и почти срывается на крик. Дрожат и пальцы, судорожно сжимающие воротник его рубашки. — Ни за что на свете, — обещает он, крепче обнимая свою храбрую принцессу – впервые такую беззащитную и всегда такую смелую. — Я с тобой, слышишь? Я с тобой. — Я знаю, — шепчет девушка, понимая, что, наверное, это последние ее слова на этом свете, — и я так... Господи, да ведь мне нужно было говорить это каждый день — я горжусь... так горжусь быть среди вас. И теперь… Ее голос исчезает, тускнеет, тает, как туман поздним утром. Риан гладит ее волосы. Беглецы замирают в оцепенении. Осталось несколько мгновений. — Вы найдете свой Дом. И обязательно будете счастливы. Иначе нельзя. Обещайте. — Гвен оборачивается к ним. Все та же нежность. То же восхищение. Вот оно, счастье?.. Гвен улыбается. — Не пройдет и дня, чтобы я не скучал по тебе. Мы всегда будем помнить, — Риан гладит ее по щеке и, касаясь губами лба Гвен, замирает, — и всегда любить. Девушка задерживает взгляд на серых глазах. В них мелькает вспышка золотистого света. Последние слова, у нее есть ещё время! — До встречи, мои родные, — улыбается она так тепло, так искренне, как, наверное, никогда в своей жизни, — до встречи, Ри. Я люблю тебя. Спустя мгновение на ладони Риана остался лежать ярко-синий плетеный браслет. В солнечных лучах сверкали золотистые клубы дыма.***
В нежно-розовом рассветном небе среди редких перистых облаков кричали встревоженные чем-то птицы. Небольшая группа людей стояла на холме, по которому, петляя, спускалась вдоль бурной горной реки узкая тропинка. Тропинка эта тянулась вперед по ущелью, насколько хватало взгляда, а там, где она встречалась с горизонтом, землю укрывал молочно-белый туман. Риан поправил ножны и поудобнее закинул мешок на плечо. Сделал пару шагов вперед, но остановился, не в силах идти дальше. Обернулся с какой-то неясной мольбой в глазах к остальным. Хан кивнул и приободрительно хлопнул юношу по плечу. — Веди, Капитан, — беззлобно усмехнулся он, — да откроются пути идущему... Риан поднял голову к далекому и безразличному небу. Там, среди красок рассвета и цветных облаков, еще угадывались бледные очертания растущего месяца, подернутого дымкой. А рядом с ним сияла Северная Звезда - маяк, что не раз выводил их к дому еще там, за Лимбом. — Идем по звезде, — коротко и тихо приказал Капитан. И они пошли. Уставшие, израненные, одинокие, унося с собой вечные боль и память. Но ни один из них не обернулся, и никто не проронил ни единого печального слова. Беглецы знали, что раны затянутся еще не скоро и никогда не перестанут болеть, ровно как знали и то, что не имеют права останавливаться. Дорога стелилась под их ногами, вела путников вперед, к далекому горизонту и неизведанным землям, и каждый, кто ступал по этой тропе, знал: так нужно. Так правильно. И идти им было легко и спокойно, и Беглецы шли, каждую секунду чувствуя, что они не одни в этом огромном и странном мире. Ведь все они есть друг у друга, и те, кому был назначен судьбою иной путь, никогда не оставят их, а значит, все непременно будет хорошо.