Значение двух "И"

Иса. Сознание возвращалось мучительно медленно, рывками. Я словно захлебывалась в ледяной воде, то всплывая на поверхность, то снова идя ко дну. Я снова очнулась, но веки, словно налившись чугуном, не желали открываться. Голова гудела, болью разрывая черепную коробку. Мне казалось, что я застряла в этой тьме и больше никогда из неё не выберусь. «Иса, вставай, — пыталась приказать я себе, — Иса, поднимайся. Иса, тебе надо домой». Совершив над собой титаническое усилие, я смогла наконец-таки открыть глаза. Изображение плясало и плыло, но я из раза в раз силилась сфокусировать зрение. Когда мне это наполовину удалось, я приподнялась на локте и попыталась осмотреться. Я лежала на диване, устланном белыми простынями. Сперва я, грешным делом, уж подумала, что я в морге, но нет. Я находилась в обычной жилой комнате. У стены расположился шкаф, на стене висит телевизор и, кажется, в углу валяется какая-то кукла… Откинув в сторону одеяло, которым кто-то заботливо меня укрыл, я, сжимая голову руками, встала. Болит… Как же болит… На белоснежной подушке я заметила уродливо расползшееся красное пятно. Я коснулась его, а потом разбитого затылка и… Мозг тут же воспроизвел мне картинку того, как я проехалась лицом прямо по асфальту после удара. И меня явно не чай сюда пить привезли. Борясь с головокружением, я искала хоть что-то, чем можно было бы защитить себя. Но ничего весомого кроме той чертовой куклы в углу не было. Присев на корточки, я взяла её в руки, чтобы рассмотреть поближе. Судя по всему, с ней очень активно играли. Или ей очень много лет… Я пригладила платьице куклы, отчего-то поймав легкую грусть. Интересно, кто играл ею? И, если в этом доме живет ребёнок, почему тут нет других игрушек? За моей спиной хлопнула дверь. Я в панике подскочила на ноги, понимая, что обороняться в случае повторного нападения мне нечем. Я стала истерично цепляться взглядом хоть за что-то и, на своё счастье, заметила стоящую на подоконнике вазу. Мне хватило секунды, чтобы разбить её и схватить самый большой осколок. Я резко развернулась, сжимая стекло. — Не подходи, — рыкнула я, опасно выставив осколок вперёд. Ко мне медленно, маленькими шагами приближался мужчина лет 40 или около того. Выставив ладони вперёд, он пытался показать, что не враг мне, но… Как я могла кому-то доверять, находясь черт знает где с разбитой головой? — Тише… — прошептал он. — Спокойно. Смотри, у меня ничего нет в руках. Я не нападаю. Не глупи и ты. Отдай мне осколок. Смотри, ты порезалась. Давай обработаем рану, а? Я только сильнее сжала осколок, невзирая на капающую кровь. От зашкаливающего адреналина я не чувствовала боль, а потому мне было всё равно. — Ну что ты… — мужчина сделал ещё шаг ко мне, на что я размашисто замахнулась. — Не подходи, сказала! — Черт возьми, Алиса! Успокойся, тебя никто здесь не обидит. В самом деле, что ты как твой папаша — чуть что, сразу нападаешь! Услышав об отце, я нечаянно выронила осколок из рук. Он, испачканный, легко выскользнул из сочащейся кровью ладони. — Что? При чем тут мой папа? — Твоего папу я как раз век-то и не видел бы, — пробурчал мужчина. — Присядь. Ты бледная. Спасибо. Постою. На деле я была готова выпрыгнуть и в окно, лишь бы сбежать. Останавливало лишь то, что я не знала высоту этажа. Я, может, и дура, но жить мне хотелось. В комнату вошла женщина. Она посмотрела мне прямо в глаза, тяжело сглотнув. Между нами повисло молчание, говорящее обо всем сразу и ни о чем одновременно. А все от того, что я узнала её в первый же миг. Она — та, кто должна была стать мне роднее всех на земле, но не стала. Она бросила. Променяла. Забыла. Но мне не было жаль, потому что я совсем её не любила. Я не питала никаких чувств к этой женщине, у меня не было осознания и принятия того, что это — моя мать. Биологическая, но не родная. Родная мама ждёт меня дома, не находя себе места. — Что ты наделал?! — вскричала Юля, кинувшись к мужчине. — Ты совсем сошёл с ума, Руслан?! Я провела рукой по щеке, забыв, что та поранена. На лице осталась кровавая полоса, явно приводящая Юлю в смешанные чувства. Она смотрела на меня с непониманием, словно не знала, как ко мне подступиться. — Она сама, — открестился Руслан, — я только зашёл, а она расколотила вазу и хотела убить меня осколком. — Хотела бы — убила! — огрызнулась я. — Ты её нервируешь! — укоризненно произнесла Юля. — А ты, можно подумать, нет! Она же нас обоих ненавидит, так что мы в её глазах равны. Неправда. Руслана я и вовсе не помнила, а к Юле не питала ничего, кроме равнодушия. — Выйди, — кивком головы женщина указала Руслану на дверь, — нам нужно поговорить наедине. — Понял. Но если что… — он многозначительно замолчал. — Я рядом. — Чем она может мне навредить? Она моя дочь, — раздраженно отозвалась Юля. — Я бы поспорила. Юля проигнорировала моё едкое замечание. Спровадив Руслана, она подошла ко мне ближе и большим пальцем потерла кровавый след, желая избавиться от него. Я отстранилась. — Я понимаю, что ты обижена, — негромко и спокойно проговорила Юля. — Да ни черта ты не понимаешь, потому что никакой обиды у меня нет. Я замечательно живу. Я люблю своего отца, люблю свою мать и они любят меня. А о тебе я не вспоминаю. Женщина взяла меня за руку и подвела к дивану, с которого я с таким трудом встала. Тяжело опустившись на него, я поморщилась и перевернула испачканную подушку. Вид собственной крови напрягал. — Зачем я здесь? — решилась спросить я, не в силах больше тянуть. — Я… Я не хотела, чтобы так получилось, — пробормотала что-то невнятное Юля, — я попросила лишь привести тебя, но кто же знал… Я плохо понимала, о чем она. Одно из двух: или моя биологическая родственница не может четко и ясно донести свою мысль, или мне просто-напросто выбили мозги, когда ударили по голове. Интересно чем? Чуть пол-головы не разворотили, мрази. — Так это ты! — завопила я, подскочив на месте. — Ты отдала распоряжение тем ублюдкам, чтобы они следили за мной, а потом привезли сюда! Очнувшись, я подумала, что за моим похищением стоит кто-то другой, более весомый и боялась, что это касается отца. Наивно полагала, что Юля и её супруг — всего лишь исполнители задания. Но черта с два! Она сама оказалась заказчиком. Но зачем я ей, спустя столько лет? — Чш, чш, чш, — она прижала ладонь к губам, — не кричи, пожалуйста. Прошу тебя, выслушай. Юля разговаривала со мной поразительно спокойно и уважительно, но я не собиралась отвечать ей тем же. Я зла за то, что она сделала! Я не видела её всю сознательную жизнь, и была бы рада не видеть ещё столько же! — Ты не скажешь ничего, что могло бы заинтересоваться меня! — импульсивно воскликнула я и пошла к двери. Не знаю, как я собиралась выйти, но и находиться в одной комнате с этой женщиной я не хотела и не могла. Я не позволяла себе так обращаться ещё ни с одним человеком, но никто и не выкрадывал меня у родителей из-под носа. — Я не за себя прошу! — Юля порывисто поднялась на ноги. Я медленно развернулась, закипая от ярости. Мама учила меня, что ярость, гнев, злость — не только разрушающие человека чувства, но и бесполезные. Они редко меняют ситуацию. Именно благодаря её словам я редко поддавалась этим губительным чувствам, но сейчас не могла совладать с ними. — Ты не имеешь права просить меня о чем-то, — прошептала я, чтобы не сорваться на крик. Взять себя в руки удалось кое-как. — Ты винишь меня за то, что я оставила тебя. Но думаешь Кирилл не сделал бы тоже самое, имей такую возможность? — Я не хочу это обсуждать. — Он несколько раз пытался избавиться от тебя, — не унималась Юля, — он привозил тебя ко мне с намерением оставить, вот только не получалось. И каждый раз он уезжал злой от того, что приходилось уезжать с тобой на руках. — Хватит! — я закрыла уши руками. — Ты мешала ему жить так, как он хотел, — прошипела Юля, подойдя ко мне вплотную, — Кирилл даже имени твоего не произносил. А потом и вовсе дал другое — Иса, кажется, так он теперь тебя называет? А знаешь, почему? Я знаю. Может, я и не живу с твоим отцом очень давно, но изучила его вдоль и поперек. Он ненавидел ту маленькую девочку, которая встала камнем на пути. Он не мог тебя терпеть, Алиса. — Замолчи, замолчи, замолчи! — закричала я, чувствуя, что в голове снова начинает звенеть. Я не заметила, как из глаз хлынули горькие, горячие слезы от детской боли, осевшей где-то на дне сердца. Эта стерва знала, куда давить. — Он изменился! — отчаянно проговорила я. — Он другой! — Охотно верю, — усмехнулась Юля, — но и я изменилась. Так почему же его ты простила, а меня нет? У нас с Кириллом один грех. Его даже больше, чем мой. Я никогда не испытывала к тебе ненависти. Я всего лишь жалела о последствиях, которыми оказалась ты. Я подняла на неё мокрое от слез лицо. Она видела во мне лишь последствия, а не живого человека. Поэтому я никогда не смогу полюбить её, как я люблю папу. — Что ты хочешь от меня? — Малого. — Я выслушаю и уйду. — Уйдешь. У меня нет причин держать тебя. Я развела руки в стороны, выражая готовность слушать. — Как я уже говорила, прошу не ради себя. Ради маленькой девочки, которой очень хочется жить, — её голос стал тише, но удержать рвущуюся мольбу Юля так и не смогла. Я невольно посмотрела на куклу, брошенную в углу. Юля поймала мой взгляд и активно закивала, угадывая ход мыслей. — Да… Да, это ей принадлежало. Твоей сестре. Меня передернуло от этого словосочетания — слишком нереальным оно казалось. Всё моё существо противилось ему, не воспринимая матерью никого, кроме Виты. — У меня только братья, — с трудом проговорила я, понимая, что Юлин ребёнок ни в чём не виноват. Но и принять девочку с распростертыми объятиями я не могла — она была чужой для меня. — Алиса, ради Бога! — Юля порывисто схватила меня за руку и прижала её к губам. Я, находясь в шоке, не смогла даже отдернуть её. — Тебе ничего не будет это стоить, а Ане спасёт жизнь! Ей нужна пересадка костного мозга, у неё рак крови. Но пока дойдет наша очередь, она… Она умрет… На её щеках заблестели слезы, полные горечи и страха за дочь. Я смотрела на неё широко распахнутыми глазами. Неужели эта женщина способна любить своих детей? — Ей всего 8 лет, Алиса. Всего 8. Она и не начала жить, а уже должна распрощаться с ней. — А почему ты или её отец не можете стать донорами? — Мы не подходим. Процент совместимости братьев и сестер гораздо выше, чем с родителями. Думаешь, я бы стала обращаться к Демидовым, если бы могла решить эту проблему сама? Я поджала губы, не зная, как мне поступить. С одной стороны — ребёнок не при чем. Она тоже хочет жить. А с другой… Где была Юля, когда я умирала от пневмонии на руках у мамы? Где она была, когда папа зимой в одной футболке бежал со мной на руках в больницу, потому что я не могла дышать? — Ты понимаешь, о чём просишь меня? Это не кровь из пальца взять. Это оперативное вмешательство, забор вещества из тазовой кости. А если я не перенесу наркоз? А если что-то пойдёт не так? Моя жизнь не столь ценна, да? — Я прошу тебя! Ты не хочешь даже попробовать! — А как я могу хотеть после этого, а?! — я махом перевернула подушку, указывая на кровь. — Ты не пришла. Не позвонила. Не сделала ничего, чтобы попросить по-человечески. Украла, как котенка с улицы! И после этого я должна воспылать желанием? — А если бы это случилось с одним из твоих братьев? — кинула вопрос мне в спину Юля, заставив застыть. При мысли о том, что с Ромой, Матвеем или Мироном могло случиться что-то плохое, у меня мутнело в глазах. В таком случае меня не пришлось бы и просить — я предложила бы сама. — Не сравнивай такие вещи. Я росла с ними, нас воспитывали с тем, что мы одно целое. А до сегодняшнего дня я и не подозревала, что у тебя есть ребёнок. Я выслушала тебя. Мне пора. Я вышла из комнаты. Свет в коридоре оказался ярче и я на миг замерла, зажмурившись. Я не имела представления, как добираться до дома, но главное — выбраться отсюда. — Руслан! — закричала Юля, выбежав за мной. — Руслан, она уходит! Мужчина тут же вышел из двери сбоку, скалой встав передо мной. Я сделала невольный шаг назад. — Если со мной что-то случится, мой отец… — Можешь не продолжать, — перебил меня Руслан, — я очень хорошо знаю твоего отца. — Если вы отпустите меня прямо сейчас, то ещё имеете шанс избежать очень больших проблем! — Кажется, ты переоцениваешь свою значимость, — хмыкнул он. — Смотри, Алиса. Я не просто отпущу — я лично отвезу тебя домой. Но перед этим мы заедем в больницу и ты сама, глядя в глаза маленькой девочке, скажешь, что в скором времени она не сможет обнять маму и папу. Потому что ей придётся умереть. Я с вызовом смотрела на него, изо всех сил пряча глубоко внутри то, что его слова задели меня. Как можно сказать ребёнку о смерти? Руслан кивнул на дверь и, накинув куртку, вышел на лестничную клетку. Юля увязалась за нами. Выйдя на улицу, я зябко поежилась. Свою куртку я оставила в банкетном зале, но тут никто не предложил мне даже шарфа. Некстати я вспомнила Ваню, который стремился обогреть меня даже в машине при включенной печке. «Ну и где же ты, когда так нужен мне? — неожиданно подумала я. — Спаси меня второй раз. Сделай это частью своей игры, умоляю…» Но принц на черном авто не возник из-за поворота, не заступился за глупую Ису. Сердце защемило. В палату к девочке я шла как под конвоем: спереди Руслан, сзади Юля. Едва я переступила порог, в нос ударил не только запах лекарств, но и запах гораздо более страшного — смерти. По коже пробежали мурашки. Так же пахло от мамы, когда она много лет назад попала в аварию. Я никак не могла увидеть ребёнка — Руслан закрывал её спиной. Но зато я услышала её голос — по-детски звонкий и мелодичный, от чего сердце сделало кульбит. — Папочка? — спросила Аня. — Ты пришёл, не забыл! — Как же можно забыть, солнышко моё? — мужчина пренебрег стулом, опустившись перед дочерью на колени. Я инстинктивно прижала руку к груди, увидев опутанную капельницами девочку. На голове у неё была повязана косынка, скрывающая выпавшие из-за химиотерапии волосы. Сама она была настолько маленькая и хрупкая, что казалась младше своих 8 лет. — Кто там? — Аня попыталась привстать, чтобы рассмотреть меня. — Это мама? — Нет. Мама в коридоре, она… Ммм… Не очень хорошо себя чувствует. А это… — Руслан посмотрел на меня, не зная, какие слова подобрать, чтобы не ошарашить ребёнка. Да и ни к чему мне представляться её сестрой с учётом того, что больше мы не увидимся. Я не хотела зря тревожить детскую душу. — Подруга твоей мамы, — осторожно проговорила я, подходя ближе. — Да, — кивнул мужчина, поправляя дочери подушку, — да, именно так. Я чувствовала себя полнейшей дурой, не зная, что сказать и сделать. Аня была открытым и, несмотря на сложившуюся ситуацию, жизнерадостным ребёнком. Она увлеченно рассказывала отцу о количестве прочитанных страниц в книге и о том, что даже хотела зарисовать персонажа из истории, но у неё не получилось. О том, что у неё появилась новая мечта: она хочет открыть приют для животных, когда вырастет. А ещё она хочет научиться печь эклеры, потому что мама их любит. Иногда девочка переводила взгляд на меня, застенчиво улыбаясь. А я лишь глупо, как кукла, смотрела на неё, глотая слезы. Как? Как можно спокойно думать о том, что очередное завтра для неё не наступит? Она не похожа ни на Юлю, ни на Руслана. Аня совершенно другая. «Папа тоже не идеал, — подумала я, — а если однажды мальчишкам придётся платить за его грехи, как я обрекаю на это Аню за грехи Юли?». — А почему она плачет? — вдруг спросила шёпотом малышка, крепче скомкав край одеяла. Руслан не успел ответить. — Выведи меня, — попросила я. — Выведи! Покинув палату, я наконец дала волю эмоциям. Трогать Юлю, стоящую у окна, не стала, а вот на Руслана накинулась. От ударившего в голову расстройства я не соображала, что делаю и, толкнув его в грудь, закричала: — Ты сделал это специально! Ты специально привёз меня сюда, зная, что после увиденного я не посмею отказать! — Ага, — он пожал плечами, даже не скрывая своих намерений, — я поставил на твою сердобольность. И, кажется, не прогадал. — Сволочь! — воскликнула я, позабыв, что мы в больнице. — На войне, Алиса, все средства хороши. Запомни это. Я всего лишь хочу, чтобы мой ребёнок жил. Я стала истерично ходить по коридору, растирая грудную клетку в надежде унять быстро бьющееся сердце. Ребра словно сдавили легкие, не давая вздохнуть. Смешалось всё: и головная травма, и игра Юли и Руслана на моих чувствах и эмоциях. О, сколько же всего они мне наговорили и сделали за эти несколько часов… Моя нервная система не выдерживала. — Иса, — Юля подошла очень тихо, — чем быстрее ты дашь согласие на операцию, тем быстрее мы с этим покончим. — Не могу, — порывисто выдохнула я, — я не могу принять такое решение, не посоветовавшись с родителями. Женщина тут же переменилась в лице, оставшись недовольна моими словами. — Ты же должна понимать, что твой отец не даст одобрения только из-за того, что ненавидит меня! Он не упустит возможности сделать мне больно! — Но мне нужно домой, — не отступала я, — родители места себе не находят! — Почему ты так уверена в этом? — Юля поморщилась. — Кирилл и пальцем не пошевелил. А Вита… Ну, может она и дернулась разочек, но у неё ведь есть свои дети. Родные. А ты родная мне, — она не смогла изобразить даже фальшивую ласку во взгляде — настолько сильно её нутро противилось мне. — Так помоги же своей крови… Всё возвращалось к тому же, с чего и началось. Я поняла, что продолжать разговор бессмысленно и медленно попятилась к лестнице. — Сколько можно! — взревел Руслан и схватил меня за руку. Невзирая на ходящих по коридору больных, он грубо потащил меня в конец левого крыла. Я с трудом давила в горле крик, осознавая, что среди ослабленных болезнями людей помочь мне некому. Врачей не наблюдалось. — Не надо! — закричала Юля, бросившись за нами. — Руслан, отпусти, ты напугаешь её! Руслан, не надо, говорю! — Мне надоело! — он распахнул дверь, вталкивая меня куда-то. — Сколько можно разыгрывать, что у неё есть выбор! Нет его, Юля, и ты знаешь это! Не хочет добровольно — я её на чёрный рынок к черту вывезу, а потом на органы продам! Он закрыл за собой дверь и подпер её шваброй. Мы были в туалете. — Я не отказалась, — торопливо заговорила я, — но мне нужно время! Ты тоже родитель, должен понимать, что чувствуют мои! — Радость! — рявкнул он. — Последний раз по-хорошему спрашиваю: пойдёшь на операцию? — А вдруг я тоже тест на совместимость не пройду? — Всё на попятную идёшь… Что ж, ты окончательно разозлила меня. Мужчина резко замахнулся. Уже второй раз в жизни я получила мощный удар по голове. Ноги подкосились и я рухнула на холодный кафель, мысленно умоляя себя остаться в сознании. Дрожащими пальцами я коснулась лица, чувствуя под носом что-то теплое. Сфокусировать зрение не удавалось, но даже так я поняла, что это кровь. Не удивлюсь, если и зубы не останутся целы после такого приключения. Встать я не пыталась — не видела смысла. Он снова ударит меня, чтобы подавить сопротивление. Я лишь сильнее жмурилась, силясь удержать в глазах слезы. Мне было больно. Мне было страшно. Мне было обидно. Руслан перевернул моё тело на спину и, с силой сжав мне щеки, хищно усмехнулся. Он поцокал и покачал головой, достав что-то из кармана. Страх взметнулся в груди новым приступом. Я и подумать не могла, что взрослый мужчина способен на такую низость! Он что-то влил мне в рот. Я пыталась отплеваться, но Руслан крепко держал до тех пор, пока я не проглотила. И так не блещущее четкостью сознание размылось ещё сильнее. А ещё через несколько минут я поняла, что моё восприятие реальности и течения времени стало куда более эфемерным. Исчезли страхи и волнения, проблемы… Я просто была. И ничего больше. — Покладистой ты нравишься мне больше, — ворвался в мой смазанный мир мужской голос. — Вставай. Под руководством чужих рук я механически переставляла ноги. Куда? Зачем? Меня не интересовало. Увлекали лишь галлюцинации, которые я поймала очень скоро. Картинки сменялись одна за другой. Улыбающаяся мама, плавной походкой проплывшая мимо меня по коридору. Чем-то рассерженный отец, по-царски развалившийся на диване у окна. И бабушка, как всегда ругающаяся с ним. На улице я видела птиц. Вот только почему-то летали они медленнее, чем обычно, а пели — громче. Деревья изгибались в разные стороны, а звуки очень скоро слились в какафонию. Лишь один голос выделялся среди них, но я никак не могла различить, что же он говорит. Да и, в общем-то, не хотела. — Алиса! — поняла наконец я чей-то надрыв за моей спиной. Кого-то зовут… Может, потерялась девочка с таким именем? — Иса! — расслышала я и вздрогнула. Обернулась, заинтересованная тем, кто же так страдает. И поняла, что это очередная галлюцинация. Но она была как живая! Ваня скоро шёл мне навстречу. Мне захотелось коснуться его рукой, но я испугалась, что он рассеется по ветру. Он ведь нереален. Не было сил расстраиваться, когда Руслан затолкал меня в машину. Разум медленно превращался в кашу, лишая меня возможности запоминать что-либо. Осталась только оболочка. Осталась только боль. Только последствия моей глупости. И мне себя даже не жаль. *** Придя в себя на больничной койке, я была уверена, что точно не досчитаюсь какой-то части себя. Но я хотя бы очнулась — стоит благодарить судьбу уже за это. Я осторожно пошевелила правой рукой, разминая затекшие мышцы, и с недовольствием поняла, что чувствую в вене иглу. С самого детства я ненавидела капельницы, уколы и прочие орудия пыток. Осмотрев палату, я немало удивилась. Если Руслан действительно хотел вывезти меня в подпольную клинику, то какого?.. Моя палата была слишком хороша. Кто-то даже заботливо прикрыл жалюзи, чтобы мне не светило солнце. Сглотнув в попытке избавиться от сухости горла, я медленно и аккуратно вытащила из руки капельницу. Лекарство поступило не полностью, но мне нужно встать и понять, где я нахожусь. Мне бы наоборот — лежать и не дергаться, но я продолжала искать приключения на свою пятую точку. Не угомонюсь, пока не окажусь дома. Удивление и замешательство достигло своего пика, когда я, откинув в сторону одеяло, обнаружила, что переодета в один из своих домашних костюмов. Но всё встало на свои места, стоило мне подойти к двери и сквозь звон в ушах услышать родные голоса. В коридоре стояли мои родители! И бабушка… Она снова ругалась. — Как так можно?! — бушевала она. — Как, Кирилл, скажи мне, как?! — Мам, я… — негромко и невнятно оправдывался он, что было ему абсолютно несвойственно. — А ты?! — переключилась она, судя по всему, на маму. — Ладно этот — не отец, а ходячее дерьмо. Но ты-то куда смотрела?! — Мы виноваты, но не говорите так, с мольбой опросила мама. — А как я должна говорить, Вита? По головке должна вас погладить? С вами была только Иса. Одна лишь Иса. Как вы умудрились сесть в машину и не проверить, с вами ли ребёнок?! Я закатила глаза, не представляя, каа бабушка умудрилась сопоставить мой 18-летний возраст и слово «ребёнок» в одном предложении. Маму и папу было жаль — они ведь ни в чем не виноваты, я сама ускользнула от них. — Виктория Сергеевна, да мы ведь даже отъехать не успели, — с искренней печалью в голосе проговорила мама, — мы только пару метров проехали, а потом заметили, что Исы нет. И сразу же пошли её искать! — А, то есть то, что вы зашли втроем, а вышли вдвоем, вас совсем не смутило? — Мы думали, она за нами идёт… — пробормотал отец. — Мало ли, с какими знакомыми задержалась… — Какие у неё могут быть знакомые в месте, кишащем глобальцами?! — бабушка перешла на ультразвук. Я нервно потерла ключицы, не зная, куда деть руки. И представить не могла, что она будет так сильно за меня волноваться. — Мы всё поняли! — мама чуть ли не плакала. — И оба расплатились за это. Никогда, ни за что в жизни мы больше не выпустим Ису из вида, простите нам нашу оплошность! Это мне не очень-то и нравилось. Я не хотела, чтобы родители отслеживали каждый мой шаг или не дай Бог приставили няньку. — Эта оплошность, Вита, могла стоить слишком многого. Исе разбили голову и накачали наркотиками, а что ещё могли сделать? Если бы эти двое не успели догнать машину, увидели бы мы нашу девочку снова, а? Повисла тяжелая тишина. Я сжала кулак и прикусила костяшки, зажмурившись. В молчании родителей было всё: горечь, боль, печаль. И я всё это чувствовала, но чувствовала вдвойне, жалея их. — Вы хотя бы поблагодарили их? — спросила бабушка уже спокойнее. Я напрягла слух: их — это кого? — Делать мне больше нечего, глобальскую крысу благодарить, — фыркнул отец. — Замолчи! — шикнула мама. — Криминалист, который был с Иваном, позже придёт снимать показания Алисы, чтобы потом передать всё следователю. А как связаться с самим Иваном я не знаю… — Да и ты не хочешь знать. Ладно… Кирилл прав. Опираясь ладонью на дверную ручку, я нечаянно придавила её. Дверь распахнулась и, потеряв опору, я вылетела в коридор, едва не распластавшись на полу. Разговоры тут же стихли, а на меня обратились три пары глаз. — Иса… — тихо и с дрожью проговорила бабушка, протянув ко мне руки. Она сделала шаг вперёд и я, не сдерживая себя, обняла её. Бабушка прижимала к себе так крепко, словно в последний раз и что-то шептала мне на ухо. Из-за её плеча я смотрела на родителей, не решавшихся подойти ко мне. Они выглядели как два побитых котенка, чувствующих вину. Причем папа действительно был побит: на его скуле сверкал замечательный синяк, расплывшийся на пол-лица. Мама же очень сильно осунулась, а под заплаканными глазами образовались мешки. Моя бедная мамочка, какая же она бледная, сколько слез пролила и зазря себя винила… Я сама была готова расплакаться от жалости. — Зачем ты встала? Как ты себя чувствуешь? Позвать врача? — затараторила бабушка, ощупывая меня. Я, конечно, ценила её заботу, коей она одаривала нас крайне редко, но… Ласково улыбнувшись ей, я, превозмогая головокружение, подошла к родителям. Несколько раз отец открывал рот, порываясь что-то сказать, но, наверное, все слова были не те. Он не знал, как себя вести, а потому лишь виновато смотрел на меня. — Прости нас, — не выдержала мама, притягивая меня к себе, — прости, прости, прости… Рваными движениями она гладила меня по спутавшимся волосам. Через мгновение я почувствовала на спине тяжесть мужской руки: это папа сгреб нас в охапку. Так мы и стояли, обнявшись, посреди коридора, пока бабушка, в её привычной грубоватой манере, не заметила: — Ей лечь вообще-то надо. Чуть не угробили, а потом с обниманиями лезут, что за люди! — Бабушка, всё хорошо, — сипло проговорила я. — Два полоумных придурка чуть не выкачали из тебя весь костный мозг — всё просто замечательно! — Вы знаете? — я подняла голову, смотря на папу. Он кивнул, убирая с моего лица непослушную прядку. Она давно мешала мне, щекотала нос. — Тот парень, криминалист, вышел с нами на связь и после того, как всё разузнал, рассказал. Юлю и Руслана задержали. — О Боже… — Не бойся, лисеночек, — мама поцеловала меня в щеку, — они получат по заслугам. — Но как же… Девочка? Я выпуталась из кокона их объятий и осмотрелась. Она ведь тоже лежит в этой больнице, на каком-то из этажей и наверняка ждёт маму с папой… Их мне совсем не жаль. Но ребёнок… — Какая девочка? — спросила бабушка и, взяв меня под руку, повела в палату. Маму с папой она пускать явно не хотела, затаив на них обиду, но сделать этого не могла. Бабушка помогла мне лечь обратно, но я всё равно приподнялась на локтях, продолжая говорить: — Девочка, Аня. Их дочка. Она лежит на лечении где-то здесь. Для неё им и нужен был костный мозг. Родители переглянулись. Мама покачала головой в ответ на невысказанный вопрос отца. — Что ж… Это всё объясняет, но не оправдывает их, — это был папа. Потом он, присев на край кровати, быстро перевел тему и стал развлекать меня сторонними разговорами. О том, что у его зама Ильи и его жены Лизы, горячо мною любимыми за доброту и открытость, родился второй ребёнок. — Они приглашают нас на выписку, тебя тоже. Поедем? — папа улыбнулся. — Ага, а потом вы опять бросите её на растерзание полудуркам, — не удержалась бабушка. — Виктория Сергеевна, да зачем же вы так! Мама, погладив по плечу, помрачневшего отца, вышла из палаты вместе с бабушкой под её возмущенный крики. Мама что-то тараторила ей в унисон, стараясь утихомирить, но выходило плохо. Постепенно их голоса стихали, удалялись. Прокашлявшись, отец продолжил. Он рассказывал мне о Матвее, учудившем новую шалость. Играя с Мироном, малыш, пока никто не видел, стащил у брата одну из книжек, а возвращать категорически отказался. — Даже спал с ней, представляешь? Поэтому придётся возместить Мирону кражу. Рома в первый раз пропустил занятие в музыкальной школе. Вместо с усебой в лицее ребёнок уставал, но клятвенно пообещал, что это в последний раз. Он был поразительно уперт для своего возраста. Весь в папу… Даша и Костя поругались, поэтому теперь диван на первом этаже был оккупирован дядей. — А ещё через неделю в Атриум нагрянет управляющий Ланграста — обсудим все условия договора. — Ух ты… Хотела бы я послушать. Папа покачал головой. На переговорах мне всё ещё не место. Это не лицом на мероприятии посветить, где это ничем не аукнется для бизнеса. — Лучше я потом расскажу, как всё прошло. Не уверен, что тебя уже выпишут из больницы. А если и выпишут — тебе надо окрепнуть, лисеночек. Посмотри, какая ты ещё слабая. — К слову об этом… Можно? Я указала на зеркало, стоящее не подоконнике. После папиных слов я вдруг поняла, что ещё не видела себя после пробуждения. Интересно, во что превратилось лицо после падения на асфальт и больничный кафель? Да и черепно-мозговая наверняка оставила след… — Ой, Иса, оно сильно искажает, — попытался отмазаться папа и я поняла, что всё плохо. — Я привезу тебе хорошее, ладно? — Пап, я же всё равно рано или поздно увижу себя. Зеркала есть в ванной, в лифте, в коридорах. Папа нехотя встал и долго медлил, прежде чем подал мне зеркало. — Ты только помни, что всё это пройдёт. Я пропустила его слова мимо ушей и, задержав дыхание, посмотрела в зеркало. И… Обомлела. В первые секунды я не узнала того, кто смотрел на меня. На глазах устроились круговые синяки, веки распухли. Распухло, к слову, всё лицо и стало одним огромным шаром. Губы, искусанные мною в моменты падения, побагровели из-за укусов. Из-за удара нос — единственное, что я переняла во внешности от отца — превратился в уродливый шнобель. Увиденное так поразило меня, что я не обратила внимания на мелкие царапины, покрывающие пожелтевшую кожу. Я ошарашенно посмотрела на отца, не замечая подступившие к глазам слезы. В тот момент мне казалось, что подобным чудищем я буду ходить всю оставшуюся жизнь. — Иса, — папа тоже переменился в лице, уголки его губ поползли вниз. Он прижал меня к груди и, гладя по вздрагивающей спине, пытался успокоить. — Меня будто толпой три дня били, — прорыдала я. — Ты сильно ударилась, когда упала. А ещё эта чертова черепно-мозговая… Маленькая моя, всё пройдёт, я обещаю тебе, всё пройдёт. Главное, что ты жива и пойдёшь на поправку, а всё остальное неважно, поверь мне. Остатком здравого разума я понимала, что плакать бессмысленно — это не уберёт мои уродства. Да и они — явление проходящее. Но моя психика была так измучена и измождена, что нашла повод для слез именно в этом. Я рыдала так, словно кто-то умер, а растерявшийся отец не знал, что со мной делать. Он всегда боялся женских слез. — Как ты теперь будешь на меня смотре-е-еть, — выла я. А сама думала о том, что с Ваней теперь точно увижусь не скоро… Почему я вообще думала о нем? Судя по разговору, что я успела послушать, он спас меня. В душе смешались обида за слова его дяди и благодарность. Поэтому мне была необходима встреча с ним: сказать спасибо и то, что его план провалился. Играться глупой дурочкой не получится, что бы они с дядей не задумали. Пусть… Знает. — Как обычно. Внешняя красота, Иса, это ерунда. Приятный бонус к хорошей жизни, но всё же ерунда. А внутреннюю глазами не увидеть — её можно только почувствовать сердцем. Он всё сжимал меня в объятиях, поглаживал и нагло врал, что я для него я в любом случае красива. Вот только я, разойдясь, даже не понимала, из-за чего плачу. — Иса, родная, может, ты хочешь чего-то? Я всё сделаю. Хоть коня в дом притащу, лишь бы ты не расстраивалась так сильно, — папа поцеловал меня в лоб. — Всё-всё сделаешь? — Всё, что не навредит тебе, — уточнил он. — Тогда… Найдите донора для Ани. Пожалуйста. — Но… — Пожалуйста! — повторила я. — Ты не смотрел в её глаза, папа, а я смотрела… И пусть я воспринимаю её не как сестру, всё же она ребёнок. С мечтами, стремлениями. Стоя там, в палате, я вдруг представила что на её месте мог оказаться Рома, Матвей или Мирон и… — я замолчала, не в силах продолжать. — Прошу тебя. Я прошу. Не ради Юли или Руслана, а ради меня. Иначе совесть не даст мне дать спокойно. — Милая, но ты же понимаешь, что никому ничего не должна? Это Юля задолжала тебе, а не ты ей. Мы немного помолчали. До чужих детей отцу не было дела, его не могла разжалобить никакая история. У него не дергался ни один мускул на лице, если он видел как падают дети на детских площадках. У него никогда не было порыва приласкать детдомовского ребёнка. У отца екало сердце лишь в том случае, если неблагоприятная ситуация складывалась для его детей, его крови. Но, тем не менее… — Ладно, — согласился он. — Я сделаю, как ты просишь. Но с Юли я спрошу за это в два раза больше, а Руслана — убью. — Не надо, — я схватила папу за рукав, — не трогай. Их жизнь накажет. — Алиса, я… — Папочка, пообещай мне. Я не хочу, чтобы ты поставил себе ловушку. Видя мой измученный и умоляющий вид, папа не мог долго сопротивляться. И ему пришлось мне уступить. *** Обещанный криминалист так и не пришёл в тот день. Его светлая персона соизволила явиться через три дня, когда я была совершенно к этому не готова. Лежа под очередными капельницами, я с головой погрузилась в книгу об Екатерине Арагонской. Дворцовые тайны и интриги так пленили меня, что я не обратила никакого внимания на тихий стук в дверь. — Можно? — в дверном проеме кто-то появился, для надежности ещё раз постучав по косяку. Я торопливо отложила книгу в сторону и, распустив волосы, спрятала за ними лицо. К слову, выглядела я уже не так кошмарно, как в первый день. Отеки сошли на нет, желтушность кожи сменилась на бледность, но то было лучшим вариантом. Однако уродливые синяки всё ещё не давали мне принять себя. — А вы?.. — Ян Николаевич, потерявшийся на 3 дня криминалист. Но для таких красоток просто Ян, — он подмигнул мне, смущая меня. Очень хотелось рассмотреть его получше, но я не могла повернуться к нему полностью. Я не успела спрятаться за маской тонального крема. Которого, впрочем, у меня с собой и не было, я не ждала посторонних гостей! — Как самочувствие? Настроена на разговор? — Хотелось бы ответить да, но… Не совсем. — Ага… — кажется, мой ответ не вписался в сценарий Яна. — Мне зайти позже? Сегодня вечером или лучше завтра? — Нет-нет. Но… Можно я не буду поворачиваться? У меня тут… Резким движением я откинула прядь волос назад, демонстрируя ему половину лица. — Что ж, если тебе так будет комфортнее. Присяду? — криминалист подтащил к кровати стул. Я кивнула, хоть в том уже и не было необходимости. — Это скорее для вашего комфорта. Не всем приятно смотреть на… такое. — Какое? Иса, я работаю с трупами. Синяк — не самое страшное, что мне доводилось видеть. Я даже не обратил внимания, пока ты не сказала. Начнем? — Погодите… Как вы меня назвали? — Иса. Что-то не так? Или ты предпочитаешь чуть более официальную форму общения. Кстати, представившись тебе Яном, я подразумевал, что на вы ко мне необязательно. — Но откуда вы узнали про Ису? — Видел на твоей страничке. Я что-то промычала в ответ. Сойдясь на неформальном обращении друг к другу, Ян стал деликатно, но с отточенным профессионализмом расспрашивать меня о произошедшем. Сдается мне, он ещё и неплохой психолог. Он сумел создать для разговора такую атмосферу, что я выкладывала всё как на духу, а к середине допроса и вовсе расслабилась настолько, чтобы повернуться к нему целиком. На лице Яна не дрогнул ни один мускул. С легкой полу-улыбкой он продолжал. А я получила возможность наконец рассмотреть его. И… Едва сдержала восхищенное «вау». Передо мной сидел эффектный молодой человек с волосами цвета темной меди, лежащие таким образом, что с одной стороны достигали уровня скул. Выразительные серые глаза были наполнены чем-то глубоким, особым — чем-то, что дано познать не каждому. Интересно, сколько ему лет? Духовно он явно перерос свой возраст. Ян улыбнулся шире, поправив воротник служебной рубашки. Ах, какой мужчина… Широкоплечий, в форме — мечта! — Так внимательно смотришь, любуешься? Правильно, я специально вчера подстригся. Я смущенно отвела глаза. И правда, неприлично так пялиться. Но какая же манящая, располагающая у него аура! Или всё дело в его парфюме, пришедшемуся мне по вкусу? Ян сделал несколько пометок в блокноте и задумчиво прикусил ручку, перечитывая свои записи. Парень хотел спросить что-то ещё, но ему помешала возникшая из-под земли медсестра. — О, у вас тут следствие? — Мы уже закончили, — с резким хлопком Ян поднялся со стула и отодвинул его обратно к стене. — Выздоравливай, Иса. Все показания следователю передам. Шутливо приложив два пальца к виску, он отдал мне честь и ушёл. Я не смогла сдержать ехидную мысль о том, что руку к пустой голове не прикладывают, но вовремя опомнилась, что у Яна хотя бы есть мозг. Пустая голова здесь только у меня. — Твой врач, Владислав Игоревич, просит зайти. — Зачем? — Хочет изменить дозировку лекарств. Считает, что ты справишься и с меньшим количеством обезболивающих. Давай, шевелись. Он и так задержался ради тебя. Радуясь, что головокружение меня больше не тревожит, я накинула поверх майки и шорт халат. Пригладив волосы, я направилась к Владиславу Игоревичу. У кабинета мне показалось, что я слышу знакомый голос, но… Мне не показалось. Я встала столбом, не решаясь пройти. — Этот напыщенный петух думал, что он самый умный, — усмехнулся Ваня, по-барски развалившись на стуле, что стоял ко мне спинкой, — но эта скотина забыл, кто тут папочка. Мне даже не стыдно, что я сделал его с поставками! — Интересная у тебя, однако, работа… — с улыбкой пробормотал Владислав Игоревич, активно копаясь в стеллажах и так же не обращая на меня внимания. — Так за это твой университет спросил за обучение полтора миллиона — чтобы ты в будущем людей дурил? — А то! — хвастливо подтвердил Ваня. — Хотя это больше похоже на Ромкину школу… — Нет, но как я поставил того придурка Ланского раком! Он ещё не скоро разогнется. — Точно Ромкина. А, нашёл! — выудив какую-то папку, врач развернулся и наконец заметил меня. — А, Алиса… Проходи. Ваня незамедлительно повернулся. — Привет, красотка! — радостно воскликнул он. Я поморщилась: и этот туда же! Сговорились они, что ли? — Как ты? — Я тебе не красотка. Не называй меня так. Я подошла к врачу. Интересно, что Ваня вообще тут делает? Да ещё и так непринуждённо, как с другом, разговаривал с Владиславом Игоревичем… — Медсестра сказала, вы звали. — Да-да, хочу лекарства послабее назначить. Ни к чему организм травить зря, только кровь промыли. Ты готова к этому? — Думаю, да. Но вам виднее. — Вот и хорошо, — он с улыбкой погладил меня по плечу и протянул лист, — держи, отдашь это медсестре на посту, пусть снабдит тебя препаратами. Отдыхай. Всё это время Ваня внимательно наблюдал за мной. А когда я вышла, то спиной чётко почувствовала, что он тащится за мной. Я хотела быстро захлопнуть дверь в палату, но мужчина не дал мне этого сделать, поставив ногу в проход. Пришлось отойти. — Эй, ты чего дуешься-то на меня? -, Ваня расправился с дверью куда более аккуратно, прикрыв её. Я не была готова к его приходу. Все слова испарились. Поэтому спросила: — Что ты тут делаешь? — С тобой поговорить хочу. Или ты не испытываешь такой тяги к общению, как в нашу первую встречу? Не переживай, надолго не задержусь. — Я не про палату, а про больницу! Ты преследуешь меня, да? Цель не достигнута? Слова Романа о Ваниных играх всё ещё неприятно царапали сердце, но я всеми силами держалась за его прекрасное очарование. Наверное, из чувств благодарности. Ваня ошарашенно моргнул. — Я к отчиму вообще-то пришёл. — А… Так Владислав Игоревич — это… Черт! Вот дура! Попала в дурацкую ситуацию! — Да. В честь чего истерика, краса? Какие цели? — Я слышала всё, что сказал тебе Рома в тот вечер. О том, что если играться, то осторожно. — Какие игры, Иса?! — он схватился за голову. — Это я у тебя спросить хочу! Если ты думаешь, что влюбишь меня в себя, а потом змеем проникнешь в нашу компанию, то нет! — Такого ты обо мне мнения? — Именно! Ваня подошёл ко мне вплотную, сердито сверкнув глазами. Из-под нахмуренных бровей они казались ещё чернее. Я сделала шаг назад, но он наступал до тех пор, пока я не оказалась зажата между стеной и его грудью. От такой близости вспотели ладони и сбилось дыхание, а сердце и вовсе сошло с ума, пытаясь подстроиться под стук его сердца, который я ощущала особенно сильно в этот момент. Поразительно, но я не испытывала страха. Мощнейший выброс феромонов кружил голову, заставляя желать уткнуться носом в его шею и дышать, дышать, дышать им. Дышать, забывая обо всем: и о нашем положении, и о разнице в возрасте, и даже о наших именах. — Опомнись, — серьёзно проговорил он, — тебе 18, а мне 32. Я не воспринимаю тебя как потенциальную партнершу ни в одном из контекстов, — Ваня приподнял меня за подбородок, показывая, кто тут хозяин. Я с трудом взяла себя в руки, сбрасывая чары этого ходячего тестостерона. — Тогда чего ты хочешь? Зачем прилепился ко мне? Похоже, эти слова действительно задели его. По лицу пробежала секундная гримаса разочарования, но она тут же сменилась гневом. — Это я-то прилепился?! Я, который непонятно зачем носится с тобой, как со вшивым котенком?! — Ты меня вшивым котенком назвал?! А ты кто, пес блохастый?! — Да, тебя! Не забывай, не я к тебе в машину запрыгнул! Кто к кому прилепился? А потом… Да я как дурак весь вечер ходил за тобой на том мероприятии, следил, чтобы никакая пьянь или, ещё того хуже, Рома не пристал ни к тебе, ни к твоей матери! — Можно подумать, ты трезвый был. — За каким-то хреном сорвался с рабочего места, — продолжал он, словно не слыша меня, — помчался искать тебя, после того, как твой отец рожей меня по всему этажу возил! — Что? — И это я прицепился. Из-за тебя, ходячий кладезь приключений, у меня начались одни неприятности! — Вань… Я протянула к нему руки, но он уверенно шёл к двери и не думал смотреть на меня. — Иди ты к черту, Иса! От тебя одни только проблемы. А ты… Неблагодарная. Впрочем вам, Демидовым, это свойственно. Он хлопнул дверью так, что затряслись стены. И лишь обдумав его слова, я поняла, что натворила… А дрожащие тому пальцы стали подтверждением.