Короткое замыкание

— Что привело тебя, братец? Майкрофт смотрел словно сквозь Шерлока. В последние три месяца их отношения серьезно испортились: старший брат не мог простить младшему, что в истории с чтением мыслей он «прикрывал» Лестрейда, не сообщив о его опасном таланте сразу. Шерлок пожимал плечами — и выжидал. Грегу он тоже посоветовал ждать, мол, Майкрофт успокоится со временем, и лучшее, что ты можешь сделать, — это не попадаться пока ему на глаза. Но упрямый инспектор ждать не хотел: едва выписавшись из больницы, он на костылях пришёл в дом старшего Холмса, намереваясь поговорить. Охрана его не пропустила: Майкрофт не желал видеть бывшего любовника. Но тот не был бы собой, если бы сдался. Холмс с горечью ежедневно наблюдал на мониторе, как Грег, хромая, подходит к воротам и спорит с его людьми: уговаривает, доказывает, угрожает. В итоге его каждый раз прогоняют, а он, словно догадываясь, что Майкрофт видит, поворачивается и с тоскливым упреком глядит прямо в глазок камеры. — Пришёл спросить, долго ли ты собираешься его наказывать? — подал голос Шерлок, выдергивая брата из тяжелых мыслей. — Я не намерен обсуждать этот вопрос, — отрезал Майкрофт. — И если это все, о чем ты хотел поговорить, то я тебя более не задерживаю. — Когда ты вышел из палаты, Лестрейд кинулся за тобой на сломанных ногах, — хмуро проинформировал Шерлок. — Кости сместились, пришлось делать повторную операцию. И после этого ты все ещё сомневаешься в искренности его чувств? — Повторяю. — В голосе старшего брата зазвучал металл. — Я не намерен говорить об инспекторе Лестрейде. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. — И что же случилось с любовью всей твоей жизни? — Получил очередное доказательство того, что неравнодушие — не преимущество. — Майкрофт демонстративно посмотрел на часы. — У тебя все? — Нет. Шерлок не менее демонстративно уселся в кресло и откинулся на спинку, как бы показывая, что он здесь надолго, а потому старается расположиться с максимальным комфортом. — Ты не хуже меня знаешь, что Лестрейд никогда не был подлым, а слова «коварство» даже нет в его лексиконе. Так какого хрена ты вбил в свою голову, что он пытался тобой воспользоваться, что затерял нечестную игру? Как будто на него такое похоже! — Я не намерен это выслушивать! — Майкрофт резко поднялся и указал брату на дверь. — Убирайся, иначе тебя выведет охрана. Шерлок лениво направился к двери, на ходу наградив брата сочувственной усмешкой. — Ну-ну. Продолжай строить из себя бессердечного ублюдка. Возможно, братец мой, однажды ты и сам в это поверишь. *** Вечером Майкрофт заставил себя не включать камеру. Разговор с Шерлоком ещё сильнее разбередил рану, которая и без того ни на минуту не переставала болеть. Какой же он идиот, что позволил себе поверить в чувства Лестрейда! Порядочный, да? Не способен на коварство? Возможно ли большее коварство, чем шпионить за другим человеком в самом сокровенном, что у него есть — в мыслях? И главное — сейчас-то он чего добивается? К чему эта настойчивость, попытки поговорить… Неужели он не может проявить великодушие и просто оставить Майкрофта в покое? — Не о чем нам с ним разговаривать! — пробормотал Холмс себе под нос, наливая порцию виски и выпивая залпом, даже не почувствовав вкуса. Раздался осторожный стук в дверь. Майкрофт отчаянно не хотел никого видеть, но это могло быть важно. Как правило, он запирался в кабинете, чтобы поработать, и если кто-то решился побеспокоить его в такой ситуации, то дело, видно, и вправду серьёзное. Он недовольно нахмурился и открыл дверь, за которой обнаружился начальник охраны. — Мистер Холмс, — неловко потоптавшись на пороге, проговорил тот. — У нас потенциальная… ситуация. Нужно согласовать с вами, как мы должны действовать. — Я полагал, что все варианты действий для самых разных ситуаций прописаны в ваших должностных инструкциях, Дайсон, — холодно заметил Майкрофт. — В том-то и дело, — тот отвёл взгляд. — Ну… инспектор Лестрейд опять появился, мы его, как обычно, прогнали. А он пообещал, что завтра придёт с оружием — и будет стрелять в каждого, кто преградит ему путь. Инструкция на такие ситуации совершенно недвусмысленна: подобные действия расцениваются как попытка захватить охраняемый объект, и мы обязаны незамедлительно открыть огонь на поражение. — Так что же вам неясно? — Но… — Дайсон закашлялся, пытаясь скрыть смущение. — Он же… Мистер Холмс, вы вправду приказываете нам… застрелить человека, который… Дайсон осекся, не закончив свою мысль, но это было и не нужно. Охрана поместья отлично помнила Лестрейда, который прожил здесь шесть месяцев в качестве партнера Холмса. А учитывая открытый и дружелюбный характер Грегори, он пользовался общей симпатией у местного персонала. Разумеется, сейчас они между собой перемывают Майкрофту кости, обвиняя в бессердечии. Лестрейду сочувствуют, его ежедневные появления и несчастный взгляд заставляют всех верить, что именно он — жертва. А Холмс — мучитель. Знали бы они… — Успокойтесь, Дайсон, — устало проговорил Майкрофт. — Инспектор Лестрейд не будет в вас стрелять. Он не способен убить человека, который виновен только в том, что точно выполняет приказ. — А если все-таки будет? — Тогда вам следует исполнять инструкцию, — жестко проговорил Холмс. — Но скажите своим парням, чтобы целились в грудь. «Если Лестрейд решится на подобное безумие, то уж наверняка придёт в бронежилете, — успокоил себя он. — А значит, пули охранников его не убьют». Однако под ложечкой почему-то неприятно сосало. Дайсон удалился, а Майкрофт рухнул в кресло и обхватил голову руками. — Что этот идиот о себе возомнил? — тоскливо вопросил он пустоту кабинета. — Знает же, что прорваться сюда с оружием у него нет ни единого шанса. *** Следующий день Холмс провёл словно в кошмарном сне. Он был настолько не в духе, что подчиненные, всегда, подобно своеобразным барометрам, улавливающие настроение босса, вели себя тише воды и работали особенно старательно. И все равно тем беднягам, кому не повезло попасться Майкрофту под горячую руку, не удалось избежать выговоров. Он убеждал себя, что нужно задержаться в офисе: что бы там ни случилось, он не желает об этом знать. Или, может, следует позвонить комиссару Ярда и намекнуть, что Лестрейда сегодня следует нагрузить дополнительным дежурством? Пусть сидит на службе, там он, по крайней мере, ничего непоправимого не натворит. Тем не менее к пяти пополудни дурные предчувствия окончательно довели его до ручки, потому он уселся в машину и отправился домой, а сразу по прибытии вызвал Дайсона и приказал не предпринимать ничего, не получив от него прямого приказа. — Я только удостоверюсь, что ему хватило ума надеть бронежилет, — твердил Холмс, выводя на экран ноутбука картинку с камеры. — Получит несколько хороших синяков, ему это пойдёт на пользу. Отучит проявлять упорство там, где оно неуместно. Грегори появился, как обычно, в районе восьми, и увидев его, Майкрофт болезненно застонал: этот придурок, словно издеваясь, явился в одной рубашке — белой, чтобы даже в начинающейся темноте в него точно не промахнулись. Остановился перед воротами, хмуро посмотрел на замерших с оружием наготове четверых охранников и нарочито медленно снял собственный пистолет с предохранителя. У Майкрофта сердце пропустило удар. Перед мысленным взором замелькали ужасные картины, как Грегори поднимает руку, прицеливается — но даже не успевает спустить курок. На белой рубашке — господи, он что, специально нацепил такую, чтобы сделать себя идеальной мишенью? — расцветают красные пятна. — Не стрелять! — рявкнул он в рацию, прежде чем успел себя остановить. — Это приказ! Убрать оружие немедленно. Подтвердите! — Принято, мистер Холмс, — отозвалась рация голосом Дайсона. Ему показалось, или в этом голосе прозвучало нескрываемое облегчение? — Но что, если инспектор все-таки откроет огонь? «На вас, в отличие от него, бронежилеты имеются», — раздраженно подумал Майкрофт. А вслух сказал: — Так не давайте ему повода. — Даже если он попытается пройти в дом? — в голосе Дайсона отчётливо послышалась тревога. — Мистер Холмс, инспектор четко дал нам понять, что… «Да черт с ним! Не убивать же его теперь…» — Освободите путь, — бесстрастно проговорил Майкрофт. — Пусть заходит. Я сам разберусь. *** Грегори появился минут через пятнадцать. Похоже, весь путь он ворот он проделал пешком, и такое усилие далось ему нелегко: он тяжело опирался на трость, слегка приволакивая одну ногу, на висках выступил болезненный пот. Однако пистолет он продолжал держать в руке, словно давая понять, что готов пустить его в ход, если кто-то попытается преградить ему дорогу. Майкрофт дожидался его в гостиной, расслабленно устроившись в кресле у камина со стаканом виски в руке и успешно скрывая смятение под бесстрастной маской. Грегори прохромал через всю комнату, приблизившись к Холмсу вплотную, поставил оружие на предохранитель и положил его на журнальный столик. — Привет, Майкрофт, — хрипло поздоровался он. Тот окинул его презрительным взглядом с ног до головы и холодно прокомментировал: — Ну прямо королева драмы. — Неужели? — Лестрейд тяжело опирался на трость, но разрешения сесть не попросил, хотя было видно, что ему приходится прилагать усилия, чтобы удержаться на ногах. — А сам-то? К чему весь этот детский сад? Прячешься от меня вместо того, чтобы нормально поговорить. — Мне не о чем с тобой говорить. — А мне есть! — Грегори насупился. — Если ты считаешь, что я в чем-то перед тобой виноват, то извини. У меня и в мыслях не было обидеть тебя или причинить вред. — Ну разумеется, — со злой иронией парировал Майкрофт. — Ты всего-навсего копался у меня в голове. — Думаешь, я мечтал о чем-то подобном?! — Лестрейд всплеснул руками. При этом он выронил трость, и ноги, ещё слишком слабые, чтобы удержать вес тела, тут же подломились. Майкрофт едва не кинулся на помощь, лишь усилием воли заставив себя остаться на месте и равнодушно созерцать, как покрасневший от натуги Грег отчаянно цепляется за спинку кресла, пытаясь удержаться от падения. — Сядь бога ради, — раздраженно выплюнул Холмс, хотя сердце бешено колотилось, и он уже трижды успел прокрутить в голове, кому именно будет звонить, если этот упрямый дурак рухнет здесь и что-нибудь себе повредит. Лестрейду потребовались нечеловеческие усилия, чтобы обойти кресло и тяжело усесться, вытянув вперёд левую ногу, которая, очевидно, все ещё плохо гнулась. Майкрофт снова приказал себе не двигаться с места; он лишь взял на заметку завтра же поспособствовать, чтобы инспектора временно отстранили от работы, на которую ему, вообще-то, рано было возвращаться, и обязали посещать физиотерапевта. Подумав так, он тут же мысленно обругал себя: ему-то какое дело, что Лестрейд забил на лечение и может на всю жизнь остаться хромым? Нет, его это больше не касается. — Я не виноват, Майкрофт, что со мной это случилось, — проговорил Грег, с трудом переводя дыхание. — Кто в здравом уме пожелал бы себе таких способностей? — Я полагаю, очень многие. Так что позволь тебе не поверить. — Многие? — Грегори горько усмехнулся. — А ты хорошо себе представляешь, о чем идёт речь? Люди иногда молчат, но никогда не прекращают думать. Так что я постоянно был окружён гвалтом чужих голосов. Представь, что я испытывал в толпе? Не говоря уже о том, что я узнал слишком многое, чего никогда не хотел бы знать. Например, что Донован, с которой мы работаем больше десяти лет — и почти столько же дружим, — считает, что я лижу задницу вышестоящему начальству, именно поэтому оно ко мне так снисходительно. Он выразительно посмотрел в лицо Майкрофту, и тот только усилием воли не отвёл взгляд, потому что в глазах Грега отчётливо читалось: «Мы ведь с тобой оба знаем, откуда взялась эта снисходительность». — Я услышал, что Диммок изменяет жене с молоденькой стажеркой, — продолжил Лестрейд. — Что Грегсон подтасовывает факты, стараясь побыстрее закрыть дело, — и ему пофиг, найден настоящий виновник или нет. При таком раскладе против него служебное расследование надо заводить, но как я докажу — и как вообще сумею объяснить, откуда об этом знаю? — Не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь. — Чтобы ты понял: я жил как в аду. Я слышал, как моя жена сожалеет, что меня не убило током насмерть. Вдове ведь развод не нужен, да и компенсация от Ярда была бы солидной. Слышал, какое омерзение у неё вызывают мысли о сексе со мной. Больше пятнадцати лет в браке! И я теперь не могу не думать, а как давно это началось? Сколько лет из этих пятнадцати я провёл бок о бок с женщиной, которая меня не выносит? Он с трудом перевёл дыхание и снова посмотрел Холмсу в глаза. — Чужие мысли — это проклятие, а не дар. Поверь мне, лучше вообще не знать, что о тебе думают другие. Особенно те, кого ты считаешь друзьями или близкими. Потому что так недолго убедить себя, что ты вообще никому не нравишься. Даже соседка, которая вдруг решила проявить ко мне доброту и предложила помогать с готовкой. Не услышь я, о чем она думает, — посчитал бы добрейшим существом на свете. Но ей, оказывается, платили за заботу обо мне. — Ты и об этом знал, — устало констатировал Майкрофт. — Конечно, знал. Миссис Паттерсон, как и все прочие, все время о чем-то думает. Я не хотел слышать — но слышал, постоянно, каждую секунду. Мне пришлось научиться наглухо запирать окна в квартире, чтобы до меня не доносились чужие мысли с улицы и я мог хоть немного побыть в тишине. И угадай, кто единственный из всех моих знакомых за эти месяцы ни разу не подумал обо мне плохо? Тот, от кого я меньше всего мог такого ожидать! — И ты счёл это достаточным поводом, чтобы… шпионить за мной. — Холмс поджал губы. — Шпионить? — Глаза Грега округлились от изумления. — Так вот в чем ты меня обвиняешь! Решил, что я нарочно втерся к тебе в доверие, чтобы подслушивать твои секреты и продавать их иностранной разведке? Считаешь меня способным на такое? Майкрофт слегка смутился, впервые осознав, что ни разу даже не вспомнил про десятки государственных тайн, хранимых в его голове. Живя с ним, Грегори мог узнать многое из того, что совсем для него не предназначено. И тут же признался себе, что его это не волнует. Лестрейд не из тех, кто способен предать свою страну. — Нет, не считаю. — И правильно делаешь! — горячо проговорил Грег. — Потому что я не стал бы… да и не знаю я ничего, если честно. Я все же научился со временем закрываться от чужих мыслей, которые не хотел слышать — иначе просто с ума бы сошёл. Увы, это оказалось возможно только одним способом: напряженно думать о чем-то своём. Как ты понимаешь, при разговоре с человеком такое затруднительно. Но когда мы были рядом и ты начинал размышлять о чем-то таком, я просто отвлекался. Ты можешь не беспокоиться. — О государственных секретах я и не волнуюсь, — сознался Майкрофт. — Это скорее они опасны для тебя, чем ты для них. Я говорил… о своих личных тайнах. — А вот о них как раз мне следовало узнать! — фыркнул Грег. — Причём гораздо раньше — и от тебя самого. Майкрофт, ты что, не понимаешь? Если бы ты вместо того, чтобы изображать ледышку — и втихаря заботиться о моем благополучии, — просто дал мне понять… Ты мог годы назад избавить меня от неудачного брака! Я же никогда в жизни не был настолько счастлив, как в последние полгода с тобой. И ты, как мне казалось, тоже… — Сколько пафоса! — резко перебил его Холмс. — Как я и сказал: королева драмы. Мало тебе представления, устроенного для моей охраны? Явился сюда с пистолетом и даже без защитной экипировки. Ещё бы мишень на груди нарисовал! А если бы я не отменил приказ стрелять? — Тогда я получил бы доказательство, что ты действительно больше не испытываешь ко мне никаких чувств. — Значит, — презрительно проговорил Майкрофт, — ты настолько идиот, что собирался получить свои доказательства ценой жизни? Того, что я не желаю тебя видеть, было недостаточно? — А ты, конечно, никогда раньше не притворялся равнодушным и не скрывал свои чувства, — парировал Грег. Майкрофт был очень талантливым дипломатом. Пожалуй, на этом поприще он не знал себе равных. И потому хорошо усвоил первое правило переговоров: если чувствуешь, что упускаешь инициативу, разговор надо завершать под любым предлогом. Во избежание потерь. — Так, с меня довольно! — сухо резюмировал он. — Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой. Сам ты, судя по всему, не доедешь. — Майкрофт, пожалуйста! — Грег наклонился вперёд и вцепился в его ладонь. — Не надо так. Я… люблю тебя. — Как мелодраматично! — Холмс резко отнял руку. — Прощай, Лестрейд. Не появляйся здесь больше. — Пусть мелодраматично, — поспешно проговорил тот, с трудом поднимаясь, чтобы не позволить Майкрофту уйти. — Мне все равно, как это выглядит. Потому что я не верю, что все должно так закончиться. Ну правда, в чем я виноват? Что мироздание сыграло со мной злую шутку? «Уходи немедленно! — мысленно приказал себе Холмс. — Не отвечай ему, не позволяй втянуть себя в разговор. Он — твоя слабость, тебе хочется поверить ему и простить. Но это будет неправильно. Ты не из тех, кто может позволить себе слабости». Вместо этого он все же обернулся и проговорил: — Ты должен был рассказать мне. Но ты ведь не собирался этого делать, верно? Если бы я случайно не услышал ваш разговор с Шерлоком, то так никогда бы и не узнал! — Рассказать тебе?! — Лестрейд истерически засмеялся. На лице его было написано такое отчаяние, что делалось страшно. — И как бы ты отреагировал? Впрочем, о чем я спрашиваю, мы ведь оба это знаем. Ты сделал бы то же, что, собственно, в итоге и произошло — сразу ушёл бы и прервал всякие отношения со мной. А я этого не хотел, понимаешь? Да, я струсил! Много раз хотел признаться и каждый раз говорил себе: ещё не время. Пусть наши отношения станут более прочными. Пусть он утвердится в мысли, что не может без меня, — так же, как я не могу без него. — Довольно! — прорычал Холмс. — Меня это не волнует. — Нет, не довольно! — Лестрейд шагнул к нему, покачнулся и с трудом удержал равновесие. — У меня не будет ещё одного шанса, потому я скажу тебе все, что должен сказать. Подумай, на какую жизнь ты обрекаешь нас обоих? На одиночество и вечные сожаления о том, что могло бы быть. — Я не собираюсь ни о чем сожалеть. А твои сожаления — это твои проблемы. — Это говорит тот самый мужчина, который купил кольцо и прятал его в своей гардеробной, не решаясь отдать мне, потому что боялся услышать отказ? — тихо спросил Грег. — Так знай: я сказал бы «да», не колеблясь ни секунды. Потому что ты — все, чего я когда-либо хотел. Давай, скажи ещё раз, что это звучит слишком мелодраматично! — Не понимаю, зачем я это выслушиваю. — Затем, Майкрофт, что такое происходит у всех пар. — Лестрейд сделал ещё один неуверенный шаг к нему. — Люди могут поссориться, обидеться друг на друга — но они решают свои проблемы, а не прячутся от них. Я не просил этой чертовой способности, но все же рад, что на время получил ее. Без неё я не решился бы на попытку с тобой. Ты ведь не собирался признаваться. Но подумай, что мы оба приобрели — и что все ещё можем иметь. — Нет. — Майкрофт с неудовольствием услышал, что его голос дрожит. — Больше не можем. — Но почему? Только потому, что я узнал о твоих глубоко скрытых чувствах и заставил принять их? Что плохого я тебе сделал? Я ведь только одного хотел: быть рядом. Заботиться о тебе. Любить тебя. — Мне ничего из этого не нужно. Лестрейд вздохнул и посмотрел на него с такой нескрываемой нежностью, что у Майкрофта засосало под ложечкой. — Я не слышу сейчас твоих мыслей, — мягко проговорил он. — Но за то время, что мы провели вместе, успел выучить, как именно ты думаешь. И сейчас, мой дорогой, ты говоришь одно — а хочешь другого. Ты обижен, зол, чувствуешь себя обманутым и преданным — и все же хотел бы меня простить. Тебя останавливает только то, что ты считаешь прощение слабостью. Но в этом ты неправ! Только очень сильные люди могут позволить себе прощать чужие ошибки. Слабые лелеют обиды. Майкрофт хотел ответить что-нибудь резкое — что угодно, лишь бы заставить его замолчать, но не успел. Потому что Грег, слишком долго стоявший без опоры, вдруг покачнулся и начал падать. Он отчаянно взмахнул руками, ища за что бы ухватиться, но спасительное кресло было в трёх шагах за его спиной. Майкрофт рванулся к нему прежде, чем смог себя остановить или хотя бы подумать, что совершает роковую ошибку. В следующее мгновение он уже прижимал Грегори к себе, а тот тяжело повис на нем и, кажется, был близок к потере чувств. Лицо его сделалось землистым, на лбу снова выступил липкий пот, а глаза закатились. — Прости, — прохрипел он из последних сил. — Эти чертовы ноги… Они как будто чужие! — Потому что надо лечиться, а не бегать по городу, — проворчал Холмс, сгружая его в кресло и отчаянно стараясь не думать о том, какой родной от него исходит запах, ак хочется прижаться к горячему телу — и никогда не отпускать. — Решил совсем без ног остаться? — Есть вещи поважнее, — невнятно заметил Грег, притягивая его к себе и утыкаясь носом в шею. — Господи, Майкрофт… Как же я скучаю по тебе, если бы ты только знал! Холмс сглотнул неприятный ком в горле, понимая, что всей его силы воли сейчас не хватит на то, чтобы отстраниться. — У тебя жар, — сообщил он, касаясь губами виска Грега. — Возможно, началось воспаление. Ты ненормальный! Разве можно так сильно нагружать ноги сразу после серьёзной травмы? — Да фигня, пройдёт. — Лестрейд потерся щекой о его рубашку. — Травмы — последнее, что меня сейчас волнует. — Нужно вызвать врача! Грег хмыкнул и прижал его крепче. Майкрофт беззвучно вздохнул, смиряясь с неизбежным, и присел на подлокотник кресла: от пребывания в согнутом положении начала затекать спина. Однако решимости разомкнуть объятия у него так и не хватило, он лишь сместил руки, устраиваясь рядом с Лестрейдом поудобнее. — А давай лучше сразу священника? — Неужели ты решил исповедаться в грехах? — Нет, — Грегори слабо улыбнулся. — Но ведь церкви разрешили освящать однополые браки. Я подумал, что после всего… тебе будет спокойнее, если я ни при каких обстоятельствах не смогу свидетельствовать против тебя. — Наименее романтичное предложение брака, которое я когда-либо слышал. — А ты их много слышал? — Ты ведь знаешь, что я — поклонник старого кино. — Холмс снова поцеловал его в лоб. — Но сначала все-таки врача. Мне не нравится, что ты такой горячий. — Не раньше, чем получу определенный ответ. Холмс глубоко вздохнул, впервые осознав, что не ощущает тянущей боли в груди, мучившей его три последних месяца. — Я согласен, Грегори.