KARRY. Книга вторая. «2x2» и cлавная игра

      понедельник, 4 февраля 2013       Странная вещь: я со вчерашнего дня не могу стереть из головы образ рыжеволосого учителя. Всё вижу, как он играет на той гитаре, — почти такого же цвета, как его лохматая причёска.       Боль в пальцах не утихла ничуть, но это не помешало мне повторить аккорды.       Без четверти четыре.              — ОТКРОЮ! Я ОТКРОЮ! — Раздалось из-за двери с номером «13» после моего звонка.       — Привет! — Выстрелил Семён своим выразительным голосом, глядя на меня улыбающимися глазами. Действительно мальчик из сказки.       — Привет.       Теперь улыбнулся и он сам. А затем — я.       Кто ещё здесь хочет улыбнуться?       У вешалки с одеждой я почувствовала отчётливый запах сигаретного дыма. В прошлый раз он был едва различим, и я подумала, что мне показалось. Но нет — кто-то в этой квартире курит. Я прочистила горло, чтобы избавиться от ощущения першения, и тут моё боковое зрение уловило слева чёрное пятно.       Это Тимофей. В чёрной рубашке.       Этот цвет теперь ассоциируется с Гарри. Неизменно.       А у этого парня из-за чёрной одежды волосы кажутся ярче. Или виной тому жёлтое освещение прихожей?       — Привет, — поздоровалась я первой.       — Привет, Лен.       Я медленно расплылась в улыбке.       — Что? — Спросил мой учитель гитары.       Сама не знаю. Как минимум…       — Я ждала урока!       — И я! — Приклеил вдруг Семён. Ему, чтобы быть ярче, не нужно ничего. Сегодня ещё и красная футболка притягивает взгляд: помимо подозрения, что он оживший персонаж какого-то аниме.       — Рад слышать! — Ответил мне Тимофей, покосившись на брата. Внезапно музыкант поменялся в лице так сильно, что моё сердце ухнуло. — Ты не принесла аппликатуры?       Ух, всего лишь апп… как их там.       — А надо?       — Да. Я хотел тебе напомнить, но понял… что не знаю твоего номера.       — Ой, да, — согласилась я, — и страницы ВКонтакте тоже.       — Им я не пользуюсь, — проговорил Санкин-старший.       Смысл фразы дошёл до меня не сразу.       — Не пользуешься?       Неожиданно слышать такое от подростка двадцать первого века.       — Нет. А если б и пользовался, фамилии твоей я тоже не знаю.       — А я знаю! — Похвастался Семён, щёлкнув дверным замком.       — Что?! — Недоумённо парировала я. — Откуда?       — Из Твиттера. — Довольно ответил мальчик-Свет.       Ну конечно! Откуда ещё все Дирекшионеры нашего города, кому не лень, узнали про «тех девочек с Гарри на фото в парке».       — Сказать? Л…       — НЕТ! — Остановила я Бледного, а Тимофею с нарочитой эмоциональностью прошептала: — Она жутко известная.       Вопросительное выражение на его лице сменилось улыбкой, когда я внезапно выдала:       — Всё, идём на урок гитары! Ну же!       — Ты не хочешь знать?!! — Обиженно произнёс Семён. Я обернулась как раз в тот момент, когда в него упёрся чёрный взгляд Тимофея.       — Ты сменил воду?       — Фамилия! — Не останавливался светящийся брат. Под таким-то взором! Мне даже дышать стало страшно.       Я отвернулась и зашагала к комнате.       — Семён!       Эффект этой, пусть негромкой, реплики я ощутила спиной.       — Ладно-ладно. — Залепетал мальчик. — Сейчас сменю…       Очарование свернуло в кухню.       — Вода-а, вода-а… — слышалось оттуда нараспев.       — А что за вода? — Шёпотом спросила я Тимофея и, подняв глаза, попала под горький шоколад его взгляда. В такие моменты как будто что-то меняется.       Я же не боюсь своего ровесника-учителя гитары, верно? Конечно, не боюсь.       Уголки его губ дрогнули, став частью лёгкой улыбки.       — Кире пить.       Много улыбок сегодня. А до 12 апреля далеко.       — Как твои успехи в игре? — Поинтересовался Тимофей, вновь став более серьёзной и взрослой версией себя.       — Игре? — Переспросила я.       — На гитаре.       Да, Лена, в том, ради чего ты здесь. Прекрати так смотреть на него.       — Да так себе.       — Поче…       — Эта гитара! — Случайно перебила я его, увидев белоснежный инструмент на какао-диване.       — Да, — отозвался музыкант, — моя любимая.       — Сыграй что-нибудь! — Попросила я. — Ты играл сейчас? Сыграй!       Кто здесь как ребёнок? Лена как ребёнок.       Рыжеволосый взял в руки гитару, и всё повторилось: удивительное звучание, замысловатые аккорды, быстрые движения пальцев по струнам… и этот гипноз. Единственное отличие было в звуке: в прошлый раз была акустика, а в этот — электро. Когда я очнулась, Тимофей протягивал мне тёмно-коричневую гитару (идеально подходящую его глазам, а не моим).       — А… что сегодня? — Ещё не совсем придя в себя, спросила я.       — Перестановка.       — Перестановка, — повторила я. — И как это работает?       — Просто. Дай-ка, — Тимофей забрал инструмент обратно. — Все аккорды, которые ты теперь знаешь… Помнишь их?       — Да.       (Нет)       Прямо сейчас, когда он глядит на меня, — нет.       — Хорошо. Так вот, они имеют общие точки. Потом ты научишься без труда переставлять их…       Как он это сейчас сделал??!? Глядел на меня и молниеносно сменил четыре аккорда за две секунды!       — …хоть с закрытыми глазами. — Продолжал музыкант. — Но сейчас важно понять, что оставишь зажатой одну струну и… Смотри.       — Смотрю, — ответила я.       — Не на меня — заметил Тимофей, — на гриф.       Лена! Стоп! Не краснеть! НЕЛЬЗЯ ВЫДАВАТЬ СЕБЯ!       — Оставляешь палец на одной струне, и проще переместить другие. Ты, можно сказать, опираешься о гриф этой общей точкой предыдущего и следующего аккордов. Да?       — Что?       — Ты слушаешь?       Я посмотрела ему в глаза:       — Слушаю!       А вот воспринимаю ли, что слышу, — другой вопрос.       — Попробуй сама.       — Покажи ещё раз, — попросила я, прежде чем Хмурый протянул мне гитару. Испугавшись уровня его серьёзности, я прибавила: — Пожалуйста.       — Вот этот был последний вчера. — Говорил Тимофей, показывая аккорд «A/B», а я приложила все усилия, чтобы сосредоточиться. — Чтобы сменить его, не надо убирать со струн все пальцы и ставить заново, как ты вчера делала. Достаточно переставить вверх указательный палец для аккорда «E» и убрать его для «Em». Так же от него можно спуститься на «A», только не по одному пальцу, а обоими. — Учитель продемонстрировал сказанное. — И добавить безымянный. Как перейти с «E» на «Am», помнишь?       — Все три пальца переместить на одну струну вниз.       — Да. — Одобрил парень. — Верно.       — Спасибо, — поблагодарила я с ликованием отличницы внутри.       — За что? — Спросил Тимофей, отдавая мне инструмент.       — Что повторил всё и ещё подробнее.       — Конечно, — прозвучало в ответ.       Я зажала аккорд «A/B», когда слева что-то мелькнуло. Тимофей смотрел на моё плечо.       — Твои волосы, — проговорил он.       — Что?       — Тянутся ко мне.       — Ты им нравишься.       Последнее было сказано с порога в комнату — Семёном. Я убрала волосы за спину, и те затрещали.       — Очень, — прибавил на это нарисованный мальчик. Я засмеялась, опуская глаза на струны. Лицу резко стало жарко. Снова? Обычно меня не так-то легко смутить.       Я убрала мешающие рукава кардигана и попыталась переставить аккорды: один за другим — неправильно. Пальцы соскальзывают, и переместить сразу несколько кажется невозможным. Хорошо, что Тимофей ушёл убрать белоснежную электрогитару в угол комнаты и не видел этого. Семён тем временем уселся напротив меня, в огромное чёрное кресло у своего стола.       — Ты снова будешь нас отвлекать? — Опускаясь на диван, Тимофей едва не задел гриф гитары. Я и без того неуверенно его держу.       — Нет. — Семён очаровательно моргнул.       — Но ты уже отвлекаешь, — сказал ему мой учитель.       Шатен улыбнулся:       — Только Лену.       — Я к тебе уже привык, — заметил Тимофей.       — Окей, возьму Тетрадь смерти и поговорю с Кирой. — Дирик набрал воздуха в лёгкие и…       — Он тут, — предупредил брат его крик.       Семён вытянул шею, заглядывая за диван.       — Он спит! — Воскликнул Нарисованный.       Волкопёс был в паре шагов, а я и не знала. Сейчас его от меня заслоняют диван и Тимофей. Самый бледный из нас поплёлся из комнаты.       — Займись чем-нибудь полезным! — Послал ему Старший вслед.       — Что за Тетрадь смерти? — Прошептала я в чёрные глаза.       — Тетрадь… — Учитель глубоко вздохнул и нахмурился. — Куда записываешь, кого хочешь убить и, при желании, в каких обстоятельствах ему умереть. Всё исполняется. Про эту тетрадь его любимое аниме.       — Жестокое, — отметила я.       — В нём философский смысл. — Тимофей почесал лоб, взлохматив бледно-рыжую чёлку. — Иначе бы его не допустили к выпуску.       — Ты как родители, — заявил Семён в дверях, — Снова. А ты испечёшь шоколадное?       Вопрос был мне.       — Для тебя стараюсь, — ответил Тимофей.       — Ага. Так ты испечёшь, Лен?       — Не знаю… — я вновь попыталась переставить пару аккордов.       А парень в чёрной рубашке продолжал:       — Не обязательно учёбой заниматься. Выучи что-нибудь на гитаре. Не зря же в школу ходил.       — Не хочу. Моя гитара занята, к тому же.       Очнувшись от магии струн, я взглянула на Светящегося.       — Я могу отдать.       Семён замотал головой.       После паузы заговорил Тимофей:       — А печенье родителям понравилось.       — Да, — подключился дирик, — папа сказал, что Тима нашёл правильную ученицу.       — Правильную, — повторила я.       — Ученицу, да, — подтвердил Санкин-младший; Тимофей почему-то нахмурился. — Это ещё что! Он с юмором.              Минут через двадцать пальцы начали болеть ещё сильнее. А прогресса в перестановке не ощущалось. Вдобавок от моей корявой руки на грифе не отрывался пронзительный взгляд искусного гитариста.       — Ты не посмотрел сочинение. Кстати.       Семён принёс бутылочку питьевого йогурта с малиной на этикетке и теперь активно переписывался с кем-то в телефоне.       — Уверен, ты умеешь переписывать, — ответил ему Тимофей, продолжая прожигать горьким шоколадом глаз мои попытки переставлять аккорды.       — На всякий.       Музыкант поднялся и прошагал к брату.       — «По-прежнему» пишется через дефис, — заметил мой учитель, читая рукописи Семёна, — я вчера говорил тебе.       — Окей.       — …а ты, если хочешь, можешь потренироваться с новыми. Лен?       — М? — Очнулась я. — Ты мне?       Тимофей обернулся через плечо, и теперь его проклятые глаза кажутся чёрными… и ещё красивее.       — Ты одна Лена здесь. И одна Лена, которую я знаю. Кроме мамы.       — Да? — Я на мгновение задумалась. — А ты один Тимофей, которого знаю я.       — Какая пара. — Пролепетал Семён.       Братец потрепал его по голове. Я же попыталась сделать перестановку с двумя аккордами, но сбилась. Попробовала снова — не помогло. Может, гитара это не моё?       — Что, я уже тебя утомил? — Наставник вновь сел слева и перевёл на меня свой глубочайший взгляд. — Своими аккордами. Так вздыхаешь.       Вздыхаю?       — Ты её слишком впечатляешь. — Вмешался Младший. — Поубавь пыл.       Извините? Я такая очевидная?       — «Впечатляешь», — повторил рыжеволосый. — Где-то я это уже слышал.       — М-м-м-м, — протянул Семён. — Вчера, про Точкина. Сам же и сказал.       Теперь он Точкин?       — Не вчера, а позавчера, — уточнил Тимофей.       — Да! «Впечатлил».       А ведь Семён называл его Точкиным после концерта Ван Ди.       — Так что! Перестань, Тимох. Это работа Заморочкина.       И Заморочкин. Настоящая фамилия у него есть?       — Так как его…       Учитель не дал мне закончить:       — А ты играть сюда пришла! Играй давай.       — Я играю! Ну… что-то типа.       В повисшем молчании Тимофей внезапно улыбнулся.       И то, что мне это нравится, начинает мне не нравиться.       — Итак. Ты предлагал новые аккорды?       — Да. Хочешь?       — Конечно.       Он ещё спрашивает!       — Хорошо! Возьмём «Esus4».       — Что?       — Он проще, чем название. Просто поставь «Em», — Тимофей показал этот самый простой аккорд из мне известных, — и зажми ещё одну струну снизу. А если все три пальца переместить на одну струну вниз, получится аккорд «A».       — О, вышло! — Внезапно даже для себя воскликнула я. — Получилось, смотри! Смотри!       Он видел. Как и его брат.       И один палец, как назло, соскочил со струны.       — Отлично! — Похвалил учитель. — Молодец.       — Ну так… — Семён лукаво склонил голову, — эм-м…       — У тебя сначала и так не получалось. — Вступился за меня рыжеволосый. — Лен, всё хорошо.       — Спасибо.       Я задумалась, можно ли перейти с аккорда «Esus4» на «E» по той же системе, о которой говорил Тимофей, и отвлеклась на волкопса, важно прошагавшего за дверь. Слева от неё меня заинтересовала одна вещь.       — А кто там спит? — Спросила я.       — Сёма, — ответил Тимофей.       — У меня навязчивая мысль, — обратилась я к Дирекшионеру, — что твой светильник похож на уличный фонарь.       — Это и есть. — Заявил он. — В магазине был подписан «светильник уличный настенный». Я подумал, круто будет повесить такой у кровати. Были ещё чёрные, но я выбрал чёрно-золотой.       — Оригинально, — оценила я.       — Ага! — Солнечно улыбнулся Нарисованный.       — Тебе… случайно не нравится красный цвет?       — Нравится. А как ты поняла?       — Красное покрывало, рюкзак с красным, твоя футболка, даже кактус на столе с красным цветком… он настоящий?       — Да, разумеется, настоящий.       — За тобой ещё цветы, — Сообщил Тимофей. Я взглянула через правое плечо на огромное настенное растение со свисающими к полу волнистыми листьями и красными звёздами-цветками. — И подушка сзади тебя. Угадай, кто это всё сюда натаскал.       — Семён!       — Конечно, — вторил рыжеволосый. — Эти земные водоросли зацвели, и он отобрал их у мамы.       — Я купил его ей в 10 лет! — Отчеканил Семён. — И сам сюда приколачивал! — Он покосился на Старшего. — С папой.       — Красное здесь сразу заметно: остальное чёрное, коричневое и бежевое. — Я лишний раз осмотрела комнату. — Ну, разве что, кроме покрывала на той кровати.       — Пледа, — уточнил парень в чёрной рубашке. — Это мой.       — Ага, — шатен перелистнул станицу, — бордовый цвет нравится Тиме.       Я потёрла посиневшие от струн пальцы.       — Мне одногруппница сказала, что любимые цвета только у детей.       — Пф-ф, бред. — Отрезал Семён. — Мне ещё синий нравится. И чёрный.       — Мне тоже! — Подхватила я. — И бирюзовый с серым и белым.       —Серый и мне нравится. — Тимофей откинулся на спинку дивана. — И чёрный.       — Все любят чёрный! — Подытожил Семён.       — Меня Стайлс заразил любовью к чёрному, — поделилась я. — Он ей известен.       — А что он? —Бледный полностью развернулся на стуле к нам.       — Носил постоянно чёрные брюки, спал и ходил в чёрной футболке. И, кстати, ему я пекла своё дебютное печенье.       — Ха-ха! — Посмеялся Семён. — Как роль! Дебютное! Испеки нам!       — Ладно, — согласилась я, подумав, — может, потом.       — Ура!              Под маленькими ватными облачками лазурно-розовое небо пересекал след самолёта. Солнечные лучи прорвались сквозь припылено-синее облако, жёлтыми полосами прожигая его близ преломляющегося горизонта чёрного леса и источая красный свет. А водная гладь внизу отражала эту прощальную яркость с изумительной реалистичностью.       — Нравится?       Не без труда я оторвалась от картины. С рукой в кармане джинсов, рыжеволосый учитель стоял на расстоянии метра. Давно?       — Ей почти год, — сказал он с теплотой в голосе.       — Удивительно, — вслух восхитилась я, — как художник передал наслоение облаков и водную рябь. И переход цвета! И прозрачность лучей!       — В тот день было пасмурно, — рассказал Тимофей. — У нас семейная традиция: в мае или летом ходить в походы с ночёвкой.       Вывод медленно созревал в моей голове.       — Несмотря на отговоры брата и родителей, — продолжал кареглазый, — я взял холст и краски. И только к вечеру небо прояснилось.       — Ты сам это нарисовал!!       Если бы не чёткие мазки краски, я посчитала бы это фотографией.       — Да, я.       — Это же… невероятно! То, как ты это… написал, — подобрала я лучший термин для этого творения. В порыве эмоций я взяла его за кисть. — Вот этой рукой!       Тимофей засмеялся.       — А есть ещё картины?       Карандашные наброски мотоциклов, портрет зевающего волкопса Киры (пасть незабываемая), — всё это пряталось в ящиках белого стола с карандашными картинами вида на город и мотоциклов. Здесь очень много мотоциклов.       — Тебе нравятся мотоциклы?       — Да. — Подтвердил Тимофей.       — Почему?!       — Из-за ощущений. В машине ты едешь как будто в коробке, а на мотоцикле ты чувствуешь ветер, скорость…       — Звучит здорово, — проговорила я и содрогнулась.       Только звучит. Мой связанный с этим детский кошмар никогда не забудется.       — А он похож на волка. — Озвучила я давнюю мысль, рассматривая портрет Киры, по-волчьи закинувшего голову вверх. — Однажды в раннем детстве я посмотрела мультфильм «Балто», и с тех пор безумно люблю волков.       — Тогда почему так боишься Киры? — Вопросил учитель, убирая оставленную мной на диване оранжевую гитару. Как же идеально она подходит его бледно-рыжим волосам!       — Да потому что он пугает! Он огромный и зубастый!       — Но ты же их любишь! — Проговорил парень из музыкального угла. — Огромных и зубастых.       — То есть при встрече я должна обниматься полезть?       Тимофей усмехнулся:       — Я бы посмотрел.       Признаться, я впала в восторг, когда впервые увидела этого пса. Он спас нас от своры бешеных бродяжек! Но всё же…       По привычке пряча глаза от подошедшего гитариста, я опустила взгляд на его рисунки. На каждой красовалась подпись из букв «Т» и «С» с завитушками.       — А есть ещё цветные? — Поинтересовалась я. — Как закат.       Картин красками у него также нашлось предостаточно. Особенно мне понравились: поваленное дерево под охраной хоровода кустов разных форм, размеров и оттенков зелёного; пылающий жёлтым и оранжевым костёр в темноте ночи; портрет спящего Киры — ещё совсем щенка; сине-чёрное звёздное небо.       Сразу вспомнилось, как в канун Нового года мы ходили со Стайлсом по магазином, и я купила там точно такого же цвета водолазку.       — Что ты хочешь дальше изучить? — Спросил Тимофей, тронув пампушку на моей шапке.       — Даже не знаю... А что можно? Ты же мой учитель.       — Сейчас можно, например, бой или новые аккорды.       — Тогда бой, я хочу уже что-нибудь сыграть!       — Хороший выбор.       Жаль, у меня не такие глаза. Хотя, если б были, я бы их почти не видела.       — До пятницы так долго, — пролепетала я.       — Раньше хочешь?       — Хочу.       Художник задумался, скользя взглядом по моим варежкам (сегодня я осмелилась надеть их не в подъезде: Семён увёл Грозу Варежек на прогулку).       — Тогда послезавтра — у меня выходной.       — Здорово! — Обрадовалась я.       — И не говори. Целый день без пицц.