KARRY. Книга вторая. «2x2» и cлавная игра

среда, 6 февраля 2013       В каникулы совершенно нечем заняться. Особенно, если ты один в другом городе. Но я не поехала к родителям преимущественно из-за уроков гитары. И сегодня еле дождалась обеда, чтобы собраться.       Спасибо Гарри за привитую мне любовь к чёрному: мама уже подметила, что в новых чёрных джинсах я выгляжу ещё более худой. Зато к ним подходит свитшот, вышивку пайетками на котором я ассоциировала с Карри, как только купила. На нём красуются две серебристых кошечки: у одной — чёрный галстук-бабочка, а у другой — бантик на голове. Вылитые Катя и Гарри!       — Мя.       — Да, Лайт, — согласилась я с угольным питомцем, — Лена снова уходит.       Пушистик сладко зевнул. С того дня, когда я принесла его с декабрьского мороза, малыш раза в три подрос. Интересно, он вспоминает Гарри, как я?       — Привет! — Окликнули меня в двух шагах от подъезда Санкиных.       Высокий бледнолицый силуэт — знаем такого.       — Тимофей! Привет. — Я бросила взгляд на пакет у него в руке. — Не ожидала тебя тут встретить.       — Купил Кире корм. Семён гуляет с ним, я хожу за едой — у нас разделение труда. — Писк домофона, и дверь открылась. — Перестановку дома пробовала?       Ох уж эти аккорды.       — Да. Уже лучше… вроде бы.       Пальцы болят каждую секунду. Морщась от боли, я взялась за лестничные перила.       Каждую. Секунду.       — Значит, сегодня покажу новые аккорды, — решил мой учитель.       — Ты же сказал, бой!       — Одно другому не мешает.       — Ты нашёл? Нашёл? — Послышалось из прихожей ещё до того, как мы вошли.       Светящийся радостью шатен проскользил по полу и затормозил прямо перед нами — в белой рубашке и серо-красном галстуке.       — Ах, какой ты красивый, — вырвалось у меня.       Присыпанные веснушками щёки мальчика поменяли цвет.       Кто здесь любит прямоту? Лена любит прямоту.       — Спасибо, — обворожительно заулыбался Семён, пока я снимала пуховик. — А ты очень… блестящая.       Я опустила глаза на переливающуюся вышивку кошек Карри.       — Держи, Дон-Жуан. — Тимофей отдал брату большую квадратную расчёску.       — КРУТЬ! Пасиб, Тимох!       Старший Санкин снял шапку и одним движением руки вернул бледно-рыжие волосы к обыкновенному художественному беспорядку (совсем как на его столе: беспорядку, но красивому). Но, к счастью, не это заставило моё сердце замереть — неподалёку послышался стук когтей.       Тимофей зачем-то посмотрел на мои руки.       — Вув!       — Кира! — Задорно позвал Семён. — Смотри-ка, что Тимоха нам купил! — Он протянул красную расчёску псу на растерзание. — Опробовать нужно, пошли! Бледный повёл домашнего волка из прихожей. Тот норовил поглядеть сюда, издавая полу рык-полу урчание.       — Ни-как-их варежек там нет, — заверил шатен, — о чём ты?!       — Давай куртку, — сказал Тимофей.       Оказывается, я так и застыла, наблюдая за Нарисованным и его питомцем.       — Спасибо-спасибо.       Его зелёная спина по дороге в комнату напомнила мне о Гарри Зеленоглазом. Это что, День Усиленной Скуки по Стайлсу? Мне и так уже непривычно дома без моего полотенца на батарее (пожертвовала его британцу, когда он свалился мне на голову), его смятой постели на надувном матрасе — сдутый, он теперь покоится в углу комнаты. Непривычно без Гаря по утрам есть тосты, которые он же для меня и открыл: с плавленым сыром, дольками помидоров и сырно-фасолевым паштетом. Да, как и мой музыкант-наставник, я люблю сыр.       Оказавшись у себя, Тимофей сразу направился в гитарный уголок. А Дирекшионер отходил от шкафа перед дверью — уже в толстовке с надписью «Lokomotiv». Один шаг на лимонно-кремовый ковёр, и к моим рукам потянулась морда Волкопса. От прикосновения мокрого носа я вздрогнула.       Он просто решил меня обнюхать. Не съесть. Точно.       — Не бойся. — Успокоил (попытка засчитана) Семён. — За два года Кира ещё не кусал никого… без варежек на руках.       — Или в руках, — добавил Тимофей на пути к нам.       — А что за история с варежками? — Поинтересовалась я.       — Позапрошлой весной мы с Сёмой шли в гараж ремонтировать его велосипед. — Начал рыжеволосый, настраивая гитару. — И нашли мини версию этого зубастика у дверей…       — В снегу и крови, — приклеил мистер Очарование.       — И что самое главное, — Санкин-старший поднял чёрные глаза от струн, — с кровавой варежкой в зубах.       — Так себе картина, — прокомментировал Семён. — Он держал её, даже когда его мыли!       — И спал с ней в первую ночь, — добавил в свою очередь Тимофей.       — Пока ты её не украл.       — Зачем нам в доме чужая кровь?       — Велосипед мы тогда так и не отремонтировали, — закончил Семён, выразительно поднимая брови. — Грустная история.       — С тех пор он бросался на вар… на людей с варежками, — Тимофей словно зачитывал эпилог, — и исправлению это не поддавалось.       — Сейчас он вырос, — дополнил Младший своим плавно звучащим голосом, — и кусает лишь смельчаков, которые лезут в варежках его гладить.       Волкопёс, кажется, тоже слушал повесть братьев и улёгся, где стоял, — рядом со мной. Семён превратил повесть в рекомендательное письмо:       — Но он очень добрый вообще-то.       — Очень Добрый лёг мне на ногу.       Меня не слушали.       — Даже с бабушкиной кошкой дружит. — Мальчик присел к псу и снизу спросил меня: — Хочешь погладить?       — Нет, спасибо. Я лучше поглажу гитару Тимофея.       Тот улыбнулся:       — Семёна.       — Мою гитару, ты хочешь сказать. — Встрепенулся его брат почти одновременно. — Причёсываться будем, дружище? Поднимись-ка!       Последнее было адресовано Кире. Светящийся подсунул руку под бок тяжеленного пса, и тот мигом поднялся с моей ноги.       — Спасибо.       — Да пожалуйста. — Ответил мне Дирекшионер. — Мы посидим с вами, ладно?       Тимофей кивнул.       — Конечно.       Они так хорошо ладят. Любопытно, какая у них разница в возрасте. Если бы не «старшая» позиция Тимофея вкупе с неумолимой активностью Семёна, я бы поверила, что никакой разницы и нет.       — Готово?       — Да. — Учитель отдал мне рыжую, как его волосы, гитару и уселся на какао-диван. — Повторим аккорды?       И взглянул на меня своим глубоким шоколадным взглядом.       — Аккорды, перестановку… — промямлила я, занимая место рядом, — да.       Не надо, Лена, не начинай.       — Давай, — Тимофей удобно устроился, положив согнутую в колене ногу на другую, — с «E» на «Am».       Морщась от боли в пальцах, я выполнила задачу.       — Хорошо, теперь с «A» на «Em» и обратно на «Am».       — Отлично!       Какое «отлично»? Ты помнишь, как сам играешь?       — Теперь смотри. — Парень забрал у меня гитару, восстановив справедливость распределения рыжего в этой комнате.       По сравнению с братом, который улыбается тёпло-карими глазами, Тимофей пронзает почти чёрным мрачным взглядом.       Я встала напротив него.       — Сиди, кто тебе мешает, — проговорил он.       Боюсь немного вас, сударь.       — Плохо видно, — скрыла я часть правды.       Наставник взглянул на гитару и на меня.       — Я бы повернулся. Ладно, начнём с простого. С одним аккордом проводишь по струнам: раз, два. — Он показал. — Короткая пауза… И, теперь быстрее, с другим: раз, два. И сразу с третьим: раз, два. — Тимофей протянул гитару: — Пробуй.       Она подходила тебе лучше, кареглазый.       Ну что, попытка не пытка.       — Снова пытаешься по пальцу переставлять! — Воскликнул Тимофей на втором же аккорде.       О, звёзды морские!       — Прости-прости, — заизвинялась я, испугавшись его тона.       — Это нестрашно. — Музыкант посмотрел на меня неопределённо. Надо признать, его взгляд завораживает этой самой темнотой. — Только неудобно… и медленно.       Я попробовала снова, и струны заскрипели.       — Жёстко ты с ней.       — Извини, — я погладила гитару.       — Сначала нужно поставить все пальцы на места, а после — проводить по струнам, а только потом — переставлять аккорд.       В третий раз пальцы соскользнули со звоном струн.       — Простите снова.       — Это ещё ничего, — заявил Семён, — я бросил на переборе.       — Я не брошу.       — Верный настрой! — Похвалил Тимофей. — Сначала переставляй, потом…       От следующих звуков гитары заскулил Кира.       — Кого вы привели, братцы, — пролепетала я от лица волкопса.       — Она ещё учится, Кира. — Подыграл мне фанат Локомотива. — Урок номер три.       — Ты не прижимаешь пальцы, — нашёл Старший мою ошибку.       Я отодвинула гриф от него.       — Лен, он тоже не кусается, — подколол Семён.       — У тебя получится, тренируйся. — Тимофей с улыбкой поднялся с дивана. — Я нарисую тебе аппликатуры новых аккордов.       По пути музыкант потрепал брата по голове.       — Новых аккордов? — Ужаснулась я. — С этими справиться бы!       — Ты справишься и не с таким, — мимолётом заметил Тимофей.       Он засучил рукава и, опираясь одной рукой об стол, принялся самозабвенно что-то чертить. Может, кроме игры на гитаре, он научит меня делать такой художественный беспорядок на голове?       Под стук грифеля Семён вдруг заявил:       — Лена очень внимательно наблюдает за тобой.       Я сконфуженно засмеялась.       — Да ты… просто… А знаешь твоя одежда сегодня напоминает о Гарри!       Нашла оправдание! Как хорошо я умею выкручиваться, посмотрите.       Я обращалась к художнику, но ответил Дирекшионер:       — Ты же говорила, он носил много чёрного.       — Дело в том… — Я запнулась. Теперь придётся объяснять. — Он тут нашёл себе хорошего… друга и…       — Девушку! — Бледный провёл рукой ото лба к затылку. — Да все знают. — Он убрал руку, и чёлка упала обратно, закрывая брови. — Или ты про себя?       Минутку!       — ВСЕ знают? — Переспросила я.       — Есть! Это правда! Я сразу поверил! Это было неточно.       — Вы, ребят, о чём? — Тимофей подошёл к нам с изрисованным схемами листом.       — О девушке Гарри Стайлса. — Мгновенно ответил Семён, а на лице его брата показалось понимание. — А… ты говорила про Тиму… и зелёный.       — Да… — протянула я, — в общем, Гарри с той девушкой зеленоглазые, носили зелёные шапки и… — не должна я об этом говорить, не должна! — Всё. Вот. Но это неважно. Забудь.       — Ага!       Довольный, Семён развернулся на стуле. А ко мне сел его хмурый брат.       — Вот, возьми. — Он протянул мне маленькую пластмассовую пластинку. — Это медиатор, им удобнее играть.       Я провела новой вещью по струнам.       — А я не порву их?       — Нужно будет постараться.       — Я уже стараюсь.       Ещё один пронзительный взгляд Тимофея заставил признать вариант, что он, возможно, старше меня.       — Шучу. Я осторожно. Честно. Верь мне.       Парень улыбнулся. Если он и старше, то совсем немного.       — Что делает Семён? — Спросила я вскоре, когда в очередной раз отвлеклась. Шепча что-то, дирик лежал лбом на столе.       — Повторяет стихотворение. Попробуй ускорить перестановку.       — Как я… — тут музыка перебила меня. — Знакомая мелодия.       — Это Семёна.       Тот заозирался.       — На кровати, — кратко направил Тимофей.       Неоднозначно посмотрев на нас, младший брат метнулся к телефону.       — Да, Ванёк? ... — Шатен скрылся за дверью, — не-а...       — Так, значит, Семён тоже учился играть на гитаре? — Поинтересовалась я, тщетно пытаясь утроить темп своей недоигры.       — Да, в музыкальной школе, но бросил.       — Что так?       Скрип струн вмешался в беседу.       — Времени нет: у него театральная студия. — Тимофей наклонился ко мне и поправил мои пальцы на грифе. — А у меня театр и работа, но мне это не мешает.       — Театр?!! — Восторженно вопросила я в тёмно-шоколадные глаза.       «У тебя завтра речь?» — голосом Семёна прозвучало в моей голове воспоминание с концерта Ван Ди. Вот, для чего речь. А мне ведь ещё тогда понравился его голос.       — Да, но мы любительский коллектив. Это просто хобби.       — Для меня тоже могло стать хобби: театр всегда привлекал, и я даже ходила в детскую театральную студию, но она закрылась после одного спектакля. Хотя теперь я умею управлять марионетками!       — А нам уже пятьдесят один год.       — И сколько ты там?       — Пять, я думаю… да, пять лет. — Хмурый откинулся на спинку дивана. — Если ты хочешь, можешь прийти.       — ЕСЛИ хочу? Да я точно хочу! Я жажду!       Он ещё раз улыбнулся.       — Мы только что начали работать над новым спектаклем, а по субботам наш режиссёр… помнишь ведущего концерта?       — С бабочкой, — я показала на шею. — Весь такой прямой.       — Да. — Тимофей усмехнулся. — Он проводит тренинги по актёрскому мастерству, сцен речи и пластике.       — Интересно! — Воскликнула я. — Хотя пластика это не совсем моё.       — Она не всё время.       — А почему ты в театре, а твой брат в студии? В театр школьников не берут?       — Только маленьких не берут. А Сёма давно ходит в эту студию: шестой год.       — О, немало.       — Спасибо. — Поблагодарил Семён в дверях. — Слышал, вы про Бабочкина. Он крутой.       Может, Катя тоже захочет в театр!       — Слушай, я на концерте была с подругой…       — Девушкой Гарри Стайлса, — уточнил Тимофей. Это скоро станет её вторым именем.       — Знаменитостью для Дириков! — Прибавил Семён. Заметно, что братья!       — Уверена, можно просто «Катя», — отозвалась я. — Так вот, можно её тоже позвать?       — Конечно. — Согласился рыжеволосый. — Бери и её. У нас сейчас редкость: нехватка девушек.       — Мы обе играли лис в школе, представляешь?       — Я представляю! — Выпалил Семён. И с милейшей улыбкой пояснил: — Ты похожа.       — Разве?       Лисы, они же красивые и утончённые (лисы — не я).       — Да, — заверил Бледный, — только волосы покрасить.       С таким учителем скоро покрашу.