KARRY. Книга вторая. «2x2» и cлавная игра

      суббота, 16 февраля 2013       — Кто здесь курил? — Я поморщилась.       — О да. — Только и молвила Катя, вдыхая глубже.       Терпеть не могу запах сигаретного дыма: от него чувство, что глотку как будто скребут.       — У меня синий ноготь от лака, — проговорила Кэт.       Мы сидели на красных креслах в ожидании начала занятия. Купить чёрную форму я времени не нашла, потому в телесной водолазке и светлых джинсах. Надеюсь, меня не выгонят. Актёры — человек десять, облачённые в цвет воронов, — тем временем расслаблялись в зрительном зале, где все они (и Катя) только что переодевались: девушки, парни, мужчины, женщины… Куда я попала? Это секта?       На сцене появился главный сектант. Сначала он поставил на край музыкальный центр (умоляю, никаких танцев!), а затем оглядел подданных. То есть коллег. И нас с Кэт.       — Все пришли? — Осведомился он и бросил кому-то: — Привет. Где Света?       — Здесь я!       — Привет. Алёна снова опаздывает?..       — Как печётся обо мне, слышали?! — Проговорила Света с наигранной гордостью.       Кто-то посмеялся, пока Режиссёр одиноко продолжал:       — И Антонов с Санкиным ушли.       Тимофей здесь?!       Шумный выдох Кэт привлёк моё внимание.       — Что?       — Ничего. — Она продемонстрировала способность улыбки глазами. — Ты так резко поменялась.       — Пф-ф, нет.       Я имею право хранить молчание!       — Наконец-то. — Мурлыкнул Ведущий и тут же стал мистером Крик: — ВСЕ НА СЦЕНУ!       — Я в порядке. — Убедительно сказала я, выходя в проход. — Я не сумасшедшая.       Катя одарила меня сомнением кошачьего взгляда.       Не хочу на сцену, не хочу. Мне страшно.       Осознав, что я на пути великана-полицейского, я пошатнулась и увидела за ним две прекрасные фигуры: изящную Алёну и хмуро улыбающегося Тимофея. Эта картина вызвала непонятное ощущение внутри.       Они почти прошли мимо, но рыжеволосый поймал мой взгляд.       — Ты здесь! — Он затормозил. — Вы обе! Привет!       Я не смогла не улыбнуться. И всё, Лена? Говорить не учили?       — Хватит очаровывать девушек, Санкин, — скомандовал Режиссёр, — мы начинаем.       Что уже очаровано, очароваться не может!       (Может)       Сзади послышался смешок — лёгкий, как шёлк. Алёна расположилась прямо за нашими с Катей вещами, а Тимофей оставил дублёнку на первом ряду. Он уже в форме. Видимо, переоделся и ушёл прямо перед нами. Зачем уходил, интересно.       — Посмотрел бы я на тебя, — вступился Антонов, — после общества пицц.       Теперь посмеялись на сцене. Но не Режиссёр.       Я сняла обувь и поплелась на эшафот.       — Завидует Алексей, — добродушно парировал невысокий блондин (кажется, Паша), — у него же нет ни девушки, ни пицц.       Смех повторился: снова без Прямого.       — Переодевайся быстрее, — указал он Алёне и с неожиданной мягкостью добавил: — Я пока их заболтаю.       Яркие губы девушки растянулись в милой улыбке.       — Так. Уберём все смешочки. — Начал мистер Мрак, и моя ответная Безупречной улыбка бросилась со сцены.       — В носочках вышла? — Сочувствующе произнёс полицейский, глядя на меня сверху вниз (в чёрном он ещё страшнее). — Обувайся.       Блондин приписал:       — Ещё и в белых.       Бежевых!       — Но не разрешают же… — я потупила взгляд на свои ноги.       — Обувайся, — повторил представитель власти, — здесь холодно.       — Это только кажется, что тепло, — заботливо подтвердила Света. — Простываешь враз.       Я быстренько спустилась в зал, где Босс самозабвенно пил колу, и вернулась в сапогах, радостная, что после выпускного каблуки выше двух сантиметров зареклась не носить: это неоправданный пережиток навязанной женской моды.       — Вам очень повезло, девочки, — заметила Любвеобильная, — Алексей — редкий педагог.       — Тише, Маш, — зашептал Блондин, — сейчас снова начнёт, что такие занятия в Москве стоят три тысячи за час.       — Итак! — Прямой запрыгнул на сцену прямо из зала, и у меня, как и в среду, чуть не отвалилась челюсть. Пара секунд, и по его взмаху руки вся чёрная масса актёров, незаметно выстроившаяся в три ряда напротив него, с изумительной синхронностью шагнула и сделала красивый поклон… вместе с самим Редким Педагогом. Челюсть пришлось подобрать.       — Встаньте в шахматном порядке, — скомандовал он, и все актёры послушались; мы с Кэт оказались в середине: с лучшим обзором на вожака.       — Смотрю, сегодня все, кто должен быть, — заговорил Босс, вызвав бессмертное чувство, что я лишняя, — поэтому я напомню про посещаемость. Вы можете не ходить на репетиции. Пожалуйста! Только потом не удивляйтесь, что вас здесь больше не ждут. Вот Толик ходил раз в месяц, мы поняли, что на него рассчитывать нельзя. Передайте там ему, что может больше не появляться. Мы его как творческую единицу теперь не рассматриваем. Всё. — Он по-королевски присел к одной из скрытых в люке сцены розеток. — А на субботние занятия ходить надо. — Алексей оставил на полу телефон и выпрямился. — Мы работаем над речью, сцен движением, актёрским мастерством. Я скажу так: если вы пропустили раз — очень плохо; если пропустили два раза — ну, это хреново; если три — можете больше не приходить.       Режиссёр повернул голову к Алёне, которая в попытке быть незаметной (ты не сможешь, girl!) встала у самого занавеса. Я думала, что я худая, но худее, чем она в обтягивающих чёрных леггинсах, — это уже анорексия не первой стадии.       — Мы все работаем, как единый механизм. — Продолжал Алексей. — Когда отдельные шестерёнки выпадают, рабочий процесс останавливается. У нас одна сейчас в больнице, другая уехала, а третья! — Он сделал паузу. — Сидит с больными детьми!       — Она на роль мамы подошла бы.       — Да, Лариса, знаю, — кивнул мистер Власть. — Но незаменимых людей нет! Я всегда говорил. Теперь маму у нас играет Света. — Он поглядел на Позитивную. — С новенькими я решу.       Он заметил наше присутствие?!       — В понедельник продолжим пробы.       Что продолжим?!       — Девушки вернутся, будем им рады. Может, они войдут в репетиционный процесс. Может. Но сейчас мы делаем замены и работаем дальше. — На лице Педагога неожиданно возникла улыбка. — Вот Алёна! Успела уже в этом спектакле поиграть и главную героиню, и её сестру, и подругу…       — И почитать за Анечку с её мамой! — Добавила Лариса, оправдывая застенчиво опущенный взгляд Черноволосой.       — Да, — подтвердил Режиссёр. — И всё получается. Не сразу, — испортил он Безупречной минуту славы, — но получается. Почему? Потому что не пропускает репетиции. Только опаздывать не надо. И сколько ты уже с нами? Пару лет?       — Четыре, — ответил за неё Тимофей.       — Четыре! — Подхватил Алексей уверенно, словно вспомнил сам, а потом удивлённо повторил: — Четыре?       — Да, — подала Алёна воздушный голос. — Меня Тимофей позвал. В начале второго курса, да?       Вопрос был моему учителю гитары, и тот кивнул, почему-то нахмурившись.       — Теперь приступим. — Заговорил Прямой чуть громче и ещё увереннее (куда уж!). — Сейчас я вам дам ликбез по сцен речи. Кто не прогуливал, послушаете ещё раз. — Он провёл рукой по чёрным, как у Безупречной, волосам и понеслось: — Во-первых, на сцене мы никогда не говорим так, как в жизни. Устройство театральных залов такое, что сидящие в центре находятся в глухой яме. И если мы со сцены говорим туда, — он повернулся к нам спиной, — то слышно всем. — Главный встал к нам лицом. — Говорим сюда, и в зале не слышно нихрена. Так что НИКОГДА нельзя говорить спиной к залу: можно только лицом к зрителям или так, — он повернулся вполоборота. — Вот, меня слышите вы! И услышит звуковик в самом конце.       Эти выразительные паузы, видимо, часть его стиля речи.       — Во-вторых, — не останавливался Алексей, — на сцене мы никогда не говорим тем же голосом, каким говорим в жизни. Это сейчас меня слышно, потому что зал пустой. И то, только на первых рядах слышно. А меня, — здесь брюнет внезапно поменял голос на бархатный: — должно быть слышно и зрителям, и актёрам, и даже за кулисами.       Вот он, тот самый ведущий с концерта, приковавший внимание всех дириков, лишь появившись на сцене с микрофоном в руках!       Режиссёр вернул свой обычный голос:       — Кроме мелодики, которую мы будем проходить позже, голос нужно правильно подавать. Американцы и китайцы говорят внос и уходят в верха, — он изобразил: — у них вот такой тихий или тоненький голос. — Алексей вновь сменил тон на максимально приятную слуху версию: — Мы будем учиться подавать воздух из горла. — Внезапно синеглазый сделал устрашающую перемену: — НО КОГДА ХОТИМ ПОСПОРИТЬ ИЛИ НАПУГАТЬ КОГО-ТО, МОЖНО ГОВОРИТЬ ТАК, ГОВОРИТЬ ГРУДНОЙ КЛЕТКОЙ.       Он колдун, настоящий колдун! Пусть он научит меня так же, я тоже хочу захватывать своей речью.       — Сегодня мы будем уводить голос из верхов в низы. Мальчикам, конечно, проще, потому что их голос уже не вверху. У Гены вверху, — прибавил он, взглянув на невысокого седовласого мужчину: первого человека, увиденного мной здесь в первый день. — Ему и девушкам придётся стараться больше. Итак, начиная с носового звука, мы уходим в низы. — Издавая мычащий звук, он поднял и опустил руку: — м-м-м-м-М-М-М-М-М. Вы должны слышать, как звук опускается из носа в гортань и в грудную клетку. Пробуем.       — М-м-м-м-М-М-М-М, — произнесли актёры хором.       — Не останавливаемся! — Скомандовал Алексей. — Опустили голос и продолжаем мычать внизу, кто сколько может! Затем набираем воздух и продолжаем. На этот раз присоединилась и я.       — М-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М… м-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М-М…       У меня не получается! К счастью, мой писклявый недоголос тонет в общем шуме.       — М-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М… м-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М-М…       — Не тишим! — Указывал Педагог, шествуя между коллегами. — Прибавляйте громкость!       — М-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М… м-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М-М…       Надо же: все звучат плавно, и звук разносится по всей сцене, утекая в зал. Актёры теперь похожи на хоровых шмелей, а мы с Катей — на комаров (особенно, я; или только я).       — И, кстати, привыкайте сразу говорить громче, — повествовал он на фоне всеобщих стараний, — новеньких касается… Прибавляем, но не уходим вверх! — Тут он внезапно рявкнул: — ГЕНА! Я всё слышу!       Как он различает голоса в этом гуле?       Сзади послышался тонкий смешок.       — Алён, можешь ниже, — произнёс он спокойнее, минуя Безупречную, и та вновь опустила взгляд. Это её фишка?       — М-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М… м-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М-М…       На нас с Катей он даже не взглянул, к моему огромному облегчению: при новом его приближении воздух в моих лёгких предательски (с)кончался.       — М-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М… м-м-м-м-М-М-М-М-М-М, М-М-М-М-М-М…       — Старички правильно делают! Кладите руку на грудь, чтобы чувствовать вибрацию.       Это кого он назвал старичками? У занавеса с ладонью на сердце стояли Алёна со Светой, а у кулис — Тимофей с Жизнерадостной Ларисой.       Забавное наблюдение: из-за чёрной формы все отличались лишь ростом и волосами (Кэт — оливковой кожей). Тимофей с его рыжей головой оставался самым заметным.       Постараюсь не таращиться на него. Я же не сумасшедшая, верно? Я же сказала.       — Не верти головой, это мешает… — глядя на меня, Режиссёр показал на своё идеальное горло, — …воздуху.       Это он мне сказал?! Он меня видит?! Прискорбно.       — Сняли! — Провозгласил Главный Ворон.       Чего сняли?       Никто ничего не снял — все лишь затихли.       — Ну что… — протянул Алексей. — Молодцы, сегодня лучше! Новеньких я, конечно, не слушал даже.       Как будто я рассчитывала на настоящую похвалу от Великого.       — Теперь покидаем пучки.       Куда и для чего покидаем? Он говорит на другом языке!       Но, признаться, у него какой-то магнетизм, удивительная притягательность: как в убийственно-синем взгляде, так и в движениях.       — У нас есть основные гласные, — повествовал Режиссёр размеренно, — говорю тем, кого не было. ЛАРИСА, ХВАТИТ БОЛТАТЬ С ГЕНОЙ, — взорвался он внезапно и с яростным взором за мою спину продолжил: — и, э, а, о, у, ы. На одном выдохе, давайте: рли, рлэ, рла, рло, рлу, рлы. Затем вдох и заново! Начали!       — Рли, рлэ, рла, рлу, рлы, — подхватили все и со второго круга я: — рли, рлэ, рла, рлу, рлы…       — Дри! — Бросил Алексей.       Все тут же сменили пластинку:       — Дри, дрэ, дра, дро, дру, дры. Дри, дрэ, дра, дро, дру, дры…       Слишком быстро!       — Попадаем в ритм! — Главный защёлкал пальцами, с каждым щелчком чётко бросая: — ДРИ! ДРЭ! ДРА! ДРО! ДРУ! ДРЫ!.. И почему не артикулируем?! — Возмутился он на фоне непрекращающихся слогочтений. — Вы всё уже должны знать. Только новеньким можно ошибаться сегодня.       Слава кофе!       — В следующий раз уже нельзя будет, — хмыкнул он и улыбнулся Кате.       ОН УЛЫБНУЛСЯ КАТЕ??!!       — Ржи!       Разбавляемая смехом, секта подхватила:       — Ржи, ржэ, ржа, ржо, ржу, ржы. Ржи, ржэ, ржа, ржо, ржу, ржи…       — НЕ РЖАТЬ! — Прикрикнул Синеглазый, и все затихли. Я боюсь этого мужчину.       — Тпри!       — Что?! — Переспросила я в общем хоре, нервно натягивая рукава.       — Тпри!— Повторил он мне и чуть не убил взглядом. Я почти почувствовала, как он вонзается мне в лицо. Думаю, я побелела от ужаса (если было куда).       — Тпри, тпрэ, тпра, тпро, тпру, тпры. Тпри, тпрэ, тпра, тпро, тпру, тпры… У меня язык заплетается.       — Скни!       — Скни, скнэ, скна, скно, скну, скны…       А это забавно, мне начинает нравиться. Это точно секта.       — О, голос прорезался! — Удивлённо сказал Редкий Педагог в мой адрес.       Что, правда?       — Сняли.       Хор траурных скороговорочников умолк.       — Мы всё это не случайно проходим: вы должны говорить чётко и ясно. Но этого мало: ещё актёру нужна полётность речи. Слова не должны хлюпаться у вас под носом, они должны доходить до зрителя. Поэтому! Построились в круг. — Пока кольцо воронов смыкалось вокруг него, он продолжал: — Мы будем кидать кольца, как в цирке. — Але-оп. — Алексей, жестикулируя, как мим, бросил невидимое кольцо в центр круга. — Але- оп! АЛЕ-ОП!       На последнем возгласе его голос раздался по всей сцене (и у меня в сердце). При этом он, кажется, даже не прилагал усилий.       — Теперь вы. Три-четыре!       — Але-оп, але-оп! АЛЕ-ОП!       Мой голос третьего кольца даже не заметил.       — Хреново. — Оценил Прямой. — Чё вы умираете? Звук из груди, и запускайте его: перед собой, со сцены и в самый конец зала. Это же просто.       — Проще простого, — саркастически буркнула я.       —Что?!— Спросил Алексей.       — Ничего! — Выпалила я.       Смешки вокруг заставили почувствовать себя некомфортно.       — Ещё раз!       После долгой попытки номер два мистер Лучший скомандовал повторить упражнение отдельным группам и поморщился даже на мелодичную тройку из Светы, Ларисы и Безупречной!       — Теперь по одному! — Решил Прямой.       Что?!       Дождавшись своей очереди, пришлось дрожащими и сине-красными от холода руками бросить эти три несчастных воображаемых кольца, и было ужасно, но в чём-то мне понравилось. А вот у Кэт и Тимофея вышло отлично.       — НУ? ПОЕХАЛИ!— Бодро сказал мистер Осанка и потянулся к музыкальному центру.       — Ту-ту-у-у… — вырвалось у меня охрипшим голосом.       — Маленькая моя пташечка, худышечка, ты что? — Послышался слева голос Любвеобильной.       — Ничего, — тихо ответила Алёна, — просто задумалась.       — Сделает Алексей перерыв, — вмешался блондин Паша, — покушай чего-нибудь.       Тут бывают перерывы?       — Я ем, спасибо, — суховато ответила Алёна, взглянув куда-то позади меня.       — Ой, это не то, и-хи-хи, — издал Переменчивый после пары битов.       Так, минутку, это были Ван Ди?!!? Мне послышалось вступление Live While We’re Young!       — Теперь о координации. — Начал он под расслабляющие звуки фортепиано. — В прошлый раз я понял, что у некоторых с ней не очень. — Алексей, как стрелу, метнул синий взгляд в меня.       Упс.       — Потому! Кружимся, кружимся, останавливаемся, — объяснял он, показывая всё это с поразительной координацией, — встаём на носочки, задираем голову и закрываем глаза. Вы не должны шататься, как бельё на вешалах.       У меня получилось лучше, чем ожидалось, — я даже обрадовалась… до следующего задания, где нужно было махать руками, как гаишник, но не одновременно, а с задержкой одной из рук. И с ускорением.       Однако и это были цветочки, пока не начались какие-то актёрские испытания, когда мы должны были всей толпой бегать из кулисы в кулису, оживляя на сцене идеи Всевышнего.       — Дождь! Дождина льёт! Вы промокаете!       — Улица! Вы спешите!!! … Не повторяйте друг друга!       — Вы потеряли что-то важное! Сами придумывайте, что!       — Погоня! За вами гонятся! Бегите, прячьтесь… как угодно.       — Пожар! Горит… дом, лес, вы сами… что хотите.       Минут двадцать это длилось или вечность, не знаю, нос обжигающим горло воздухом я почувствовала себя выброшенной на берег мокрой рыбиной (иронично, учитывая мой знак зодиака).       — Устали?       — ДА! — Воскликнула я… одна.       — Ты ж ничего не делала! — Парировал мне Алексей.       Мне! Ответило! Божество!       — ЧТО?       Алексей посмеялся над моим протестом. Смешной какой, не могу.       Слишком много сегодня внимания в мою сторону, мистер. Мои нервы не выдерживают, как и мои ноги, этого занятия. И сердце. У меня специальная группа «Б» по физкультуре, между прочим!       — Всем спасибо! — Заключил вдруг Главный Ворон и поклонился.       Вся секта повторила. Мы что, уже закончили?!       Я заозиралась и заметила пепельно-каштановый затылок Светы, бодро осматривающей пол у заднего занавеса; Алёна печально бродила рядом.       — Что случилось? — Спросила я.       — Я потеряла серёжку.       Переливающиеся кристаллы её голубых глаз притягивали меня, как зачарованную… наверное, у неё есть волшебные силы. Так и вижу её лесной феей, закутанной в лёгкую вуаль лиственного платья и повелевающей древесным миром одним взмахом смоляных прядей.       — Может, она расстегнулась, когда ты одевалась? — Рассеяла Любвеобильная дымку моего магического миража.       — Нет… я помню… — прошелестела Алёна, теребя ухо, — …как она была.       Она сделала новый шаг, и я дополнила образ лесной феи полупрозрачными крыльями, несущими её по воздуху. Кажется, они остались с ней — просто люди не могут их видеть.       — Мы ищем серёжку! — Послышался голос моего учителя гитары.       — Спасибо, — выдавила Безупречная, — это… моя, то есть… они от…       Она не закончила.       — Сестры? — Тимофей почему-то понизил голос. Алёна кивнула.       — Что случилось? — Алексей вернулся из-за кулис.       — Серёжку потеряла Алёна, — передал рыжеволосый.       Прямой тут же среагировал:       — Ищем все серёжку!!!       — Здесь есть Серёжа? — Крикнул Антон из зала, оглядываясь вокруг. — Срочно!       Паша хохотнул.       — У нас только Алёшка, — он кивнул на Режиссёра.       Алёна даже не слышала, тихо переговариваясь с Тимофеем и качая прекрасной головой. Я безрезультатно осмотрела пол в кулисах и спустилась в зал в числе последних поисковиков.       — На следующее занятие ВСЕМ, — он просверлил нас синим взглядом, —быть в чёрном! Будем отрабатывать пластику. И, кстати, девочки, заберите волосы: они мешают. Придётся делать ненавистный хвост.       — А лучше обрезать их, как у Ларисы, — добавил Блондин со ступенек, — и не будут мешать.       Режиссёр даже прервал открытие рюкзака.       — Не надо ничего обрезать! Без моего разрешения, тем более. Все резкие изменения внешности должны обсуждаться со мной.       Безупречная печально проплыла рядом.       — Не расстраивайся сильно, — заговорила я, — вахтёрши при уборке наверняка найдут.       — Надеюсь… Так я сегодня в маршрутке и часы сломала. Не мой день, походу, — она посмеялась, рассыпав искорки грусти вокруг.       — А как сломала?       — Застёжку оторвала.       Алёна сняла футболку, открыв покрытую синяками спину с острыми позвонками. Я так и не смогла оторвать беспардонный взгляд, пока, поведя торчащими лопатками, девушка не натянула что-то серое и бесформенное.       — Ну что тут скажешь, — плавным движением она выправила великолепные волосы, — у меня золотые руки.       — Да я дома в косяки врезаюсь, — призналась я, застёгивая пальто.       — Это моя любимая тема!       — А в декабре я выходила из подъезда, забыла, что вокруг лёд, и рухнула прямо на крыльцо.       — Ты не пострадала??? — Встревоженно вопросила Алёна.       Вспомнилось, как Гарри галантно протянул мне руку и помог подняться.       — Нет, был синячина на бедре только.       — Ужас. Не живётся без приключений.       — Да, — хмыкнула я. — Хоть книги пиши.       — Ужасы?       — Фантастику… с примесью драмы и приключений. С юморком, конечно.       Она снова посмеялась, и её смех превратился в пар: мы вышли на улицу, окрашенную в синий зимний вечер.       И тут моё горло сковала горечь: у двери курили четверо, и среди них Тимофей.       Катя замешкалась у двери, а я быстро попрощалась:       — До завтра.       И поспешила направиться к повороту за здание, с которого начинался путь домой.       — Пока, Лен! — ответили сзади. Кажется, это был Тимофей.       — Куда ты так спешишь? — Вопросила Катя.       — Подальше от вонючего дыма, ты же знаешь.