August

Июль 2018 POV Harry Очередной бесполезный день. После окончания тура я практически не функционирую, только сижу дома, если можно назвать таковым это огромное пустое и холодное место. Я бываю в нём несколько раз в году, да и то, только ночую в нём. ЛА перестал быть для меня местом вдохновения, солнечным городом мечты и музыки. С городом ангелов у меня теперь ассоциируется разбитое сердце и она. Мне не хочется сюда приезжать, здесь быть, дышать этим воздухом, ходить по тем улицам, видеть всех этих людей. Я устал. Я устал притворяться, что всё хорошо, я устал притворяться, что это не больно. Давно подумываю продать это место, пропитанное воспоминаниями о ней. Это уже мой второй стакан виски, а солнце ещё даже не село. Неужели в копилку моих «достоинств» добавится ещё и алкоголизм? Я разбит, опустошён. Я отдал ей буквально каждую частичку себя… Всё до единого. Я пел для неё, возвращался домой для неё, каждый прожитый день был для неё, я существовал для неё. Она была моим домом, стала моим настоящим, завладела моим прошлым и внедрилась в будущее. Я никогда так не любил… У меня было приличное количество отношений до этого, возможно, я даже и был влюблён, но это несравнимо с ней. Её звонкий смех, завораживающая улыбка, ямочка на правой щеке, любовь к поэзии и литературе, искусный французский стиль, пухлые губы, так тихо шептавшие мне на ухо: “Je suis à toi”, но она никогда не была моей по-настоящему. Всё в ней буквально было создано по моему идеалу. Она такая родная, но такая далёкая. Её стройная фигура, красивые глаза, в которых я теряюсь, светло-песочные волосы, миниатюрные татуировки, значение которых знает только она— всё это я готов боготворить, каждая деталь её существа мой личный рай. Сейчас, анализируя все наши интимные моменты, я понимаю, что она не подпускала меня слишком близко к себе. Изучив всё её тело и все её чувствительные места, когда мы были настолько близки, сливаясь воедино, вспоминая те моменты, когда бóльшая близость казалась лишь фантазией, моей фантазией, ведь я хотел большего, я хотел её всю, мне всегда не хватало тепла её тела. Но при всех моих попытках разгадать её, она всё же осталась загадкой для меня. Я никогда не встречал более завораживающего человека. Такого лёгкого, такого смешного, порой неуклюжего, но такого манящего и соблазнительного… Я так скучаю. Я так скучаю по ней. С ней я чувствовал себя маленьким мальчиком, ведь я испытывал столько эмоций. Такую любовь, такую ревность, такую ярость, такое отчаяние. Она оживила меня перед тем, как разрушила, словно я песочный замок, в котором она не смогла обрести своё «Долго и счастливо». Самое сложное во всём этом дерьме это тот факт, что я не могу и не имею права на неё злиться. Я бы с радостью винил её, ненавидел, перекинул всё на неё, как делал это раньше. Да, жертва из меня всегда получалась убедительная. Но я не буду этого делать, она не виновата, что я не смог дать ей то, чего она так хотела. Моя жизнь словно калейдоскоп, она светится столькими красками, блестит разными пёстрыми огнями, но они непостоянны, в любой момент всё может стихнуть или наоборот загореться, сжигая меня и всех моих близких. Быть со мной тяжело, я сам это осознаю. Я требую полной отдачи, зная, что сам никогда не смогу принадлежать кому-то полностью. Я отдаю свою любовь миллионам других людей и неимоверно рад, что получаю отклик на неё, но не каждый может это терпеть. Я сам ревнивый, знаю. Делить любимого человека даже эмоционально с кем-то другим— сложно. Она итак отмучилась со мной год. Это мои самые долгие отношения, точнее, были. Все мои друзья встречаются по несколько лет, кто-то женат… А для меня год— вечность. Смешно. Продержаться со мной при таком графике, постоянном внимании прессы, колкостях фанатов и всей прочей хуйни, через которую проходят практически все люди, хоть как-то со мной взаимодействующие, порой слишком трудно. Я потерял многих из-за этого. Может она меня всё-таки любила? Зачем было так усердно бороться за эти отношения? Стайлс, прекрати. Не делай себе ещё хуже. Я ей нравился, ублажал её, ей было со мной весело— не больше. Сам того не осознавая, набираю её номер. С каждым гудком сердцебиение ускоряется. Зачем я это сделал? Может она занята? Может она на съёмках? Может она с ним? Но мой пьяный мозг отказывается слушать каплю рассудка, оставшуюся в моём организме после алькогольного марафона, и нагло продолжает эту пытку. — Алло, — сердце сжалось. На другом конце я слышу самый прекрасный и звонкий голос. — Гарри? — этот французский акцент по-прежнему сводит меня с ума. Она всегда с особой нежностью произносила моё имя, оттягивая последнюю гласную. Собрав всю свою волю в кулак, я решил всё же не мучать её молчанием и ответить. — Как дела, чем занимаешься? — Боже, я настолько пьян? В моей голове я представлял свой голос более уверенным. Язык заплетается, и я говорю ещё медленней, делая паузу перед каждым словом. Как же я жалок. — Оу, у меня всё нормально. Мы с Фиби сидим у меня. Ты как? Всё в порядке? Она пытается вести непринуждённую беседу, но какой бы хорошей актрисой она ни была, я чувствую всё напряжение и жалость в её голосе. — Я? О, я веселюсь, собираемся с Джеффом в ресторан, — что я несу? Джефф в Италии с Гленн и она это знает. — Я слышу, что тебе весело, — улыбаясь, произносит, но я улавливаю грусть в её голосе. Ей неприятно. Такая долгая пауза… Блять, что я творю? У меня столько мыслей, столько всего, что я бы сказал ей, но я не могу. Я ей не нужен, она давно дала понять. Мы оба молчим в трубку секунд десять. — Как дела у Фиби? — Выпаливаю первую пришедшую на ум мысль, чтобы хоть как-то скрасить ситуацию. — У неё всё хорошо, — слышу приглушённый австралийский акцент на фоне. — Она передаёт тебе привет, — и снова эта печаль в голосе. — Камилль…— не выдерживаю этого абсурда. — Я скучаю… Молчание. Долгое и такое болезненное. Ей не надо ничего отвечать, я сам всё понимаю. — Гарри… Я… — собеседник явно смутился, но не удивился, скорее, разочаровался, — Мы же уже это обговаривали… Давай не будем делать друг другу больно, мы же теперь друзья, так? А друзья не звонят друг другу пьяными и не говорят такие вещи. Шикарно. Она разговаривает со мной как с ребенком. Тупым, упрямым, эгоистичным ребёнком. — Да… гхм, прости, я не знаю зачем позвонил— мысли путаются. — Прости ещё раз за беспокойство, от меня Фиби тоже передай привет, веселитесь. — Пока, Гарри, — произносит настолько тихо, что мне понадобилось сильно напрячь свой слуховой аппарат, чтобы услышать. — Пока, Ками, — шепчу последнее слово про себя, ведь она просила больше так её не называть. Я порой сомневаюсь в своей адекватности, у меня точно все дома? Может мама скрывает от меня какой-то диагноз с детства? Это бы объяснило постоянные шуточки Джеммы насчёт моих интеллектуальных способностей. Какого, блять, хера? Зачем я это сделал? Я напряг её и только сделал себе больнее. Слышать её голос, осознавая, что теперь не буду просыпаться и засыпать под него, это чертовски больно. Её голос был таким грустным, таким нежным… Она была так мила со мной, высушила меня... Не выдерживаю и наливаю третий стакан виски. Вечер намечается очень «весёлым». Ухмыляюсь своей тупой шутке и вливаю в себя терпкую жидкость.