Дорогой мой человек

      Чонгук чувствовал безумную усталость. Внезапная встреча с Тэ лишь усилила это ощущение.       Гуку было мало, хотя он и не ожидал, что Тэхен способен на такое.       Ощущения действительно были почти реальными, но все же никакая телепатия не может заменить тебе человека рядом. Тэ нет, и Чон безумно тоскует. Никакой суррогат не в силах этого изменить.       Стыдно признать, но сейчас он жалеет, что отпустил Тэхена. Да, Гук отлично понимает, что это эгоистично и тогда он поступил правильно, но волк внутри скребется и воет. Его человека нет, и он не может найти себе места.       Чон не думал, что будет настолько сложно. Как вообще можно так прикипеть к кому-то, кого настолько мало знаешь? Только если это действительно тот, кого ты знал не одну жизнь и обещал искать в тысяче других, пока не отыщешь.       Они с Тэхеном дали друг другу клятву и сдержали слово.       Ведь в ту ночь он мог не выйти в патруль, чего не делал давно, а Тэ мог попасть на территорию другой стаи, но все случилось именно так, как случилось.       Их души должны быть вместе, вне зависимости от тел, которые им достались. Нет смысла предаваться размышлениям о несправедливости того, что один — человек, а другой — вервольф. Это неважно. Они просто должны быть вместе. Точка.       Гуку безразлично, что подумают другие. Он, наконец-то, все понял и остальное ушло на второй план.       Боль, ненависть и гнев покинули его сердце, уступив место любви, и теперь все, что он сделает, будет ради и во имя нее. Если ради этого придется убивать, он убьет. Если придется простить — простит. Все предельно просто.       Сейчас ему нужно знать, кто донес на него.       После визита Наблюдателя, атмосфера в стае накалилась до предела. Чонгуку необходимо было вычислить предателя, иначе он не сможет доверять своим волкам, а без доверия стая не сможет существовать. Страх на время может заменить его, но когда это кончится — лишь вопрос времени.       Сейчас положиться он мог только на Юнги и Джунги. Чонхен тоже был вне подозрения, поскольку сам был привязан к Тэхену, причем куда больше, чем это мог одобрить сам Чонгук.       В последние дни пребывания Тэ в стае, Чон даже не пытался скрывать, что их действительно что-то связывает. Он ничего не озвучивал вслух, но каждый, у кого есть глаза, мог легко догадаться о характере их отношений.       Значит, под подозрением все.       Гуку нужен мудрый совет. Как и всегда в таких случаях, он шел к Юнги.       Хен был его опорой и поддержкой, заменив утраченную семью. Как бы трудно ни было, Мин всегда был на его стороне.       Чонгук знает, где сможет найти хена. Еще какое-то время назад он бы порядком удивился, но только не теперь.       Он выходит из шатра и неспешным шагом идет в ту часть их лагеря, где находится клетка.       Странным образом Юнги нашел в обретшем разум ликантропе интересного собеседника. Он подолгу сидел около клетки, и они разговаривали о чем-то часами напролет.       Они помнили мир людей примерно одинаково и потому имели схожие интересы. А еще им обоим так важно было поговорить с кем-то о том, чего они лишились.       Юнги так и не смирился, что пришлось уйти, оставив то, что ему было так дорого. А Сокджин так и остался там, потеряв ход времени.       Две оставшихся не у дел души, которые хотели бы вернуться туда, откуда они когда-то ушли не по своей воле, и отчетливо осознающие, что тот мир, который они знали, уже не существует.       Чонгук никогда не был сильно привязан ко всему человеческому, но даже он иногда скучал по музыке из проигрывателя госпожи Чон или кино, что он смотрел украдкой через неплотно закрытую дверь.        Подходя ближе, он специально утяжеляет шаг, так предупреждая о своем скором появлении. Гуку не хочется вызывать чувство неловкости.       Как Чонгук и предполагал, он находит Юнги здесь.       — Доброе утро, — произносит Гук, обращаясь сразу к обоим.       — Доброе, Чонгук-ши, — кивает ему ликантроп, и Гук все еще не может отделаться от ощущения неправильности всего происходящего.       Сейчас он похож на обычного человека, которым был когда-то давно, но которого Чон не знал. Он видел лишь пустые бездумные глаза, горящие безумием, и ужасающую форму трансформации, что случалась каждое полнолуние.       В отличие от них, чистокровных оборотней, способных сопротивляться силе Луны, ликантропы были обречены вечно быть ее пленниками.       Проще всего было гибридам, благодаря двойственности своей природы они были независимы от циклов Луны, гон не туманил их разум и не было нужды приручать внутреннего волка, чтобы выглядеть, как человек.       Ликантропы в обычном состоянии не отличались от людей, но в трансформации теряли разум, подчиняясь лишь зову того, кем был обращен. Об этом всегда свидетельствовала незаживающая метка.       Вот только все дело было в том, что на теле человека по имени Сокджин не было и следа от волчьего укуса.       Этот факт всегда беспокоил Гука, однако только сейчас, когда правда начала просачиваться сквозь плотную завесу лжи, стало очевидно, что этот ликантроп был результатом какого-то чудовищного эксперимента.       — Ты меня искал? — вопрос Юнги вырывает его из задумчивости.       — Да, нам надо поговорить.       — Джин-ши, я вернусь позже, — он протягивает руку через прутья клетки для рукопожатия.       Ликантроп слегка улыбается, пожимая широкую ладонь.       — Не стоит беспокоиться, Юнги-я. Я никуда не денусь, — чуть насмешливо произносит он.       Юнги хмыкает, слегка кивая головой. Чувствуется, что между ними действительно образовалась какая-то связь.       — А вы подружились, — говорит Гук, когда они отходят на приличное расстояние.       — Не уверен, что это правильное определение, — пожимает плечами Мин.       Чона эти слова немного удивляют.       — Отчего же? — спрашивает он.       — Нельзя дружить с тем, кто держит тебя в клетке, — отвечает ему Юнги, поднимая взгляд в небо.       Они оба избежали участи многих вервольфов и никогда не сидели на цепи. Но именно в неравенстве, которое так культивировали некоторые люди, была причина той лютой ненависти, что испытывали оборотни.       Волк должен быть свободным, его нельзя посадить в клетку.       Многие из вервольфов были не против служить людям, но быть бесправными рабами, которых считают безмозглыми зверями — за гранью добра и зла.       Ни один оборотень больше не будет домашней скотиной. Никогда.       — Ты не держишь его в клетке, — возражает ему Чонгук.       -Разве?       — Конечно. Это из соображений безопасности.       Потому что это не одно и тоже.       Они не унижают ликантропа, не используют против его воли и не применяют силу. Просто клетка — это гарантия. Прежде всего для самого ликантропа.       — Я согласен, что раньше это было именно так, но какую угрозу он представляет для нас сейчас?       — Угрозу безопасности стаи и угрозу мне, как вожаку. Если он сбежит, то Джехар и Янсе с радостью порвут мне глотку. Здесь и так есть предатель, поэтому я даже вздохнуть спокойно не смогу, пока не узнаю кто это! — Чонгук выпаливает все это на одном дыхании.       Его почему-то безумно задевает мысль о том, что Юнги может считать его угнетателем.       — Ты знаешь, Гук, просто почему-то отказываешься в этом признаться, — Юнги говорит это совершенно обыденным тоном, от чего Чон теряется.       — О чем ты? Конечно же, я не знаю. В этом вся проблема! — Чонгук запускает руку в волосы, чувствуя раздражение, что подкатывает к горлу.       Юнги смотрит на него чуть склонив голову. В такие моменты Гук всегда чувствовал себя несмышленым ребёнком, который никак не может понять того, что знает мудрый хен.       — Cherchez la femme. Ищите женщину. Старо, как мир.       И тут его словно током дергает.       — Мира…       Ну конечно! И почему он сразу не подумал о ней? Как только в его жизни появился Тэ, Чонгук просто забыл обо всех, кто был до.       — Это же очевидно. Не понимаю, почему ты сбросил ее со счетов?       Потому что никогда не воспринимал ее всерьез. Гук не хотел связывать свою жизнь с омегой, он говорил об этом открыто. Пара ему была не нужна. Ему казалось, что он довольно четко это обозначил.       — Но зачем?       — Нет врага хуже отвергнутой женщины, Чонгук. Она пойдет на все, чтобы отомстить за то, что ты предпочел ей кого-то другого. В твоем случае, еще и человека. Мужчину! Это сокрушительный удар по самолюбию.       — Но я ей ничего не обещал!       — Она сделала это за тебя.       Чонгук чувствует, что им овладевает ярость. Неужели глупая ревность толкнула Миру совершить предательство?       Официальная пара была лишь у одного вожака, Ирги, все остальные не связывали себя никакими узами. У Янсе и Джехара были целые гаремы, в которые омеги зачастую попадали против их воли, едва созрев.       Для себя Гук выбрал свободные отношения. Возможно, стоило лишний раз указать Мире на ее место, однако она и правда была той, с кем он коротал те ночи, когда ему было особенно одиноко.       Она была его фавориткой, но никогда не была потенциальной парой. Чонгуку казалось, что это было ясно.       — Ее придется изгнать, — обращается он к Юнги.       — Безусловно, но придется держать ответ перед стаей. Ты не сможешь утаить причины, да и смысла в этом нет.       Оба понимают, что рано или поздно этот момент должен был настать. Тэхен — это серьезно, значит скрывать правду не имеет смысла.       — Я поговорю с ней.       Разговор будет трудным, но необходимым. Даже если все указывает на нее, Гук все равно должен выслушать Миру.       — Будь начеку. Теперь от нее можно ждать чего угодно, — предупреждает Юнги.       Ему никогда не нравилась Мира, что он не скрывал. Мин боялся именно такого развития событий, если Гук вдруг решит дать ей от ворот поворот. Она была слишком амбициозной, чтобы просто смириться.       — Больше я не допущу этой ошибки, хен.       Чем Чон всегда отличался, так это умением делать выводы. Он недооценил Миру, но больше этого не будет.       Она свой выбор сделала.       Он ловит одну из омег-подростков и просит ее сказать Мире, что он ее ищет. Та густо краснеет и кивает ему, но сказать что-либо не решается. В другой раз Гук счел бы это забавным, но сейчас он был слишком погружен в предстоящий разговор.       Возвращаясь в свой шатер, Гук с грустью понимает, что именно здесь они провели вместе немало часов, и им было хорошо.       Он удовлетворял потребности тела, а остальное его не особо беспокоило.       Мира появляется на удивление скоро, как будто бы не чувствует за собой никакой вины. Она входит уверенно, словно к себе домой. Раньше Гук не обращал на это внимания.       — Вожак хотел меня видеть? — произносит она, приподнимая бровь.       Можно было бы решить, что она флиртует, если бы не горечь феромонов, которую не скрыть за фальшивой улыбкой.       — Да, — он не спешит переходить к сути их разговора.       — А я уж не надеялась. Неужели снизошли до меня? Я думала, у вас сейчас другие интересы, — хмыкает Мира, даже не пытаясь скрыть сарказм.       Видимо, она уже не надеется вернуть его благосклонность и точно знает, почему сейчас находится здесь.       — Вот как? Думала и поделилась своими размышлениями?       — Не понимаю, о чем вы.       — Прекрасно понимаешь.       Чон нависает над омегой, смотря на нее сверху вниз. Миру это не пугает. Она всегда была бесстрашной, этим и привлекала. Ее хотелось подчинить, обуздав ее непокорный нрав.       Вот только после того, как ее защита пала, оказалось, что за ней нет ничего, что может удержать Гука рядом. Кроме притягательного запаха и красивого тела ей больше нечего было предложить, а Чонгуку этого было чертовски мало.       Омега молчит, смотря на него с издевкой, и Чон начинает терять терпение. Он не хотел быть слишком резок, но Мира всем своим видом напрашивалась поступить с ней, как того требовали законы стаи.       — Зачем ты сделала это? — жестко спрашивает он.       Она издевательски улыбается, чувствуя свою безнаказанность. Чон скрипит зубами, сжимая пальцы у нее на плече.       Мира сужает глаза, сбрасывая его руку. Ее красивое лицо искажает злая гримаса.       — Потому что за предательство нужно платить, Чон Чонгук. Ты предал всех нас, связавшись с этой человеческой подстилкой. Ты предал меня! — шипит она, сжимая руки в кулаки и обнажая клыки.       — Не смей говорить о нем так, — предупреждает Чон обманчиво спокойным голосом.       — А то что?       — Я убью тебя.       И это не пустые слова. Он никому не позволит говорить о Тэхене дурно.       — За правду? Я не сказала ни слова лжи, — она подходит вплотную, и Чонгук краем глаза замечает холодный блеск металла.       Инстинкты срабатывают, и Гук в последний момент успевает перехватить руку Миры с кинжалом, который она направила точно в сонную артерию.       Если бы ей удалось осуществить задуманное, его бы не спасло ничего.       — Кто дал тебе его? Кайру или Джехар?! — Чонгук стискивает ее запястье до хруста так, что она вскрикивает от боли.       Кинжал с рукояткой из стали и клинком из чистого серебра, смазанный миртой, чтобы заглушить запах, сделан специально для убийства оборотня оборотнем.       Подлого тайного убийства, которое презирают все без исключения порядочные волки.       — Ты совершила непростительный проступок!       — Плевать! Знай, что за тот позор, через который ты заставил меня пройти, я не прощу тебя никогда! — выплёвывает она, и каждое ее слово сочится ненавистью.       Гук и представить себе не мог, что она может испытывать такие чувства.       — Мне не нужно ни прощение, ни искупление. Все, что я сделал, было правильным. Я люблю его, а с тобой нам было хорошо, не более. Я ничего тебе не должен.       — Ты заплатишь за это! Уже совсем скоро за тобой придут! Ты — труп!       — Мне наплевать. Пусть попробуют. Их дружок уже заждался в аду.       — Ненавижу!       Он ничего ей не отвечает. Этот разговор не имеет смысла. Мира совершила покушение на вожака и должна понести наказание за это.       Каждый может бросить ему вызов и победить в честном открытом бою в присутствии старших альф стаи. Таков обычай стаи «Песнь войны».       Но то, что сделала Мира, карается смертью во всех пяти стаях.       — Ты не оставила мне выбора.       Он отбирает у нее кинжал и грубо подталкивает к выходу из шатра.       — Собери всех у центрального костра! — рявкает он первому попавшемуся альфе, который быстро кивает и со всех ног несется прочь.        — Пусти! Никто тебя не поддержит! — бьется она в его руках, но Гук держит ее стальной хваткой.       — Что случилось? — спрашивает первым подоспевший Юнги.       — Я хочу, чтобы ты принес плеть.       Мин переводит взгляд с него на Миру, но от дальнейших расспросов воздерживается, коротко кивнув.       Еще ни разу в своей жизни Гук не пользовался этим трофеем. Она досталась стае после убийства Пак Лихена, генерала армии и ближайшего советника Бан Шихека.       Она была его любимой игрушкой, и многие вервольфы были забиты насмерть с ее помощью.       В плеть были вставлены цепочки из серебра, что замедляло процесс регенерации, отчего оборотень умирал от потери крови.       После смерти Лихена эта плеть переходила от вожака к вожаку.       Кайру любил ей пользоваться, и сам Чонгук пару раз испробовал ее действие на себе. Это было не смертельно, но он провалялся в беспамятстве пару дней.       Потихоньку место около главного костра, который никогда не тушили, заполнялся народом. Здесь были и альфы, и омеги. Когда дело касалось общих дел стаи, Чонгук информировал всех, каждый мог выразить свое мнение и быть услышанным.       Едва увидев приближающегося Юнги, Чон поднял ладонь вверх, призывая всех замолчать.       — Сегодня я так спешно собрал вас здесь, поскольку то, что только что произошло, требует немедленной огласки. Все мы знаем, что вожака нашей стаи можно сместить всего тремя способами. Два из них общие, один действует только у нас. Вожака может отстранить Свора, для этого нужно три голоса из пяти возможных. Половозрелые альфы стаи могут выразить недоверие вожаку, в случае если его поступки противоречат принципам стаи. И, наконец, любой альфа может бросить вызов вожаку «Песни войны» и, победив, занять его место. Но никто и ни при каких обстоятельствах не может попытаться убить вожака исподтишка. Это недостойно волка и этому нет оправданий вне зависимости от того, кто это совершил, — Чонгук толкает Миру вперед так, чтобы она упала на колени и поднимает в воздух кинжал. По толпе проносится гомон. Серебро узнают все.       Оглядев всех собравшихся, Гук продолжает:       — Сегодня эта омега пыталась убить меня с помощью оружия, которое дали ей в другой стае и за этот поступок должна быть приговорена к смерти. Все равны перед законом, а он говорит так. Ее ослепила ревность и уязвлённое самолюбие, чем и воспользовались те, кто ее подослал. Я не снимаю с себя ответственности и знаю, что сам дал повод для этого помешательства. Поэтому, властью данной мне матерью Луной, я приговариваю Миру к двадцати ударам плетью и изгнанию из стаи. Отныне ты не смеешь приближаться к кому-либо из «Песни войны» и заходить на территории стаи.       — Он человеколюб и сдохнет в луже собственной крови! — кричит Мира, и несколько омег охают, прикрывая рты рукой.       Чонгук протягивает руку и Юнги, который за то время, пока он говорил, оказался у него за спиной, вкладывает в его ладонь тугую кожаную рукоять.       Гук делает глубокий вдох, в то время как Мин жестом указывает двум альфам поднять Миру с колен.       Она сопротивляется, но одной против двоих у нее нет никаких шансов. Мужчины держат ее за руки и Чонгук смотрит на линию спины и сотрясающиеся от рыданий плечи.       Ему чертовски трудно, он не хочет этого делать, но по-другому нельзя. Необходимо показать, что он здесь главный и его решение — закон.       Он заносит руку вверх. Воздух разрезает свист, переходящий в протяжный крик.       — Один, — приходит ему на помощь Юнги, потому что у самого Гука горло сдавило колючим спазмом.       Он видит, как с каждым новым ударом спина превращается в кровавое месиво и успокаивает себя мыслью, что так сохранил ей жизнь. Раны заживут, пусть и не сразу, но она останется жива.       Гук абстрагируется от рыданий Миры, от стойкого запаха крови и серебра, от пораженного молчания своей стаи. Он представляет себе, как Тэхен ласково касается его волос и шепчет, что все будет хорошо.       — Двадцать, — вдруг слышит он голос Юнги и с омерзением бросает плеть на землю.       Мира больше не кричит, лишь тихо плачет, прижимая руки к груди. Сейчас она кажется Чонгуку такой хрупкой и беззащитной, что становится больно от того, как он с ней поступил.       Нет. Это слабость. Ее нельзя показывать.       — Пусть лекарь обработает ее раны. Но что бы ни случилось, она должна покинуть лагерь до рассвета.       Никто не решается прервать наступившую тишину. Чонгук рад этому, все произошедшее ужасно вымотало его. Альфы, которые держали ее руки, помогают ей идти.       Чон чуть отворачивает голову, стараясь не смотреть.       — Ты стал жестоким, брат! Ты убиваешь и калечишь, как Кайру! — вдруг из толпы звучит знакомый голос и Чонгук встречается взглядом с Чонхеном.       Юнги тяжело выдыхает, понимая, как не вовремя сейчас эта реплика.       Чонгук знает, отчего брат решился на такое. Мира тут не причём. Все дело в Тэхене.       Он совсем забыл сказать Чонхену, что с Тэ все в порядке и он обязательно вернется.       Вот так, ложь всегда порождает еще большую ложь. Пришло время сказать правду, какой бы трудной она ни была.       Собравшись с мыслями и кивнув Юнги, Гук начинает:       — С тех пор, как я стал вашим вожаком, я старался быть честным. Поэтому сейчас я хочу, чтобы вы все узнали от меня. Некоторое время назад мы взяли в плен человека. Кем он был или не был — большого значения не имеет. Важно другое — я больше не представляю себя без него. Он самый удивительный из тех, кого я знаю. Путь ненависти привел нас туда, где мы сейчас. Он же показал мне путь любви, и именно им я хочу идти. Это не значит, что все люди хорошие. Это значит, что не все из них плохие. Я хочу дать человечеству шанс, потому что я верю ему и верю в него. Для меня этого достаточно. Если после моих слов кто-то усомнится во мне, то я готов драться с каждым. Пусть бой рассудит нас. Кто захочет уйти — я не стану держать.       На время воцаряется полнейшая тишина. Чонгук соврет, если скажет, что был готов к этому. Нихрена не был.       Он смотрит на свою стаю и видит на лицах совершенно разные эмоции.       Удивление, гнев, непонимание, разочарование.       Глупо было надеяться на что-то другое. Эти оборотни впитали ненависть к людям с молоком матери, даже самая пламенная речь этого не изменит.       Юнги кладет руку на его плечо, тем самым давая понять, что будет с ним до конца.       В этом Чонгук и не сомневался.       — Мы не можем изменить то, откуда мы пришли. Но мы можем выбрать, куда идти дальше, — вдруг слышится из толпы чей-то тихий мелодичный голос, и все в изумлении оборачиваются на маленькую хрупкую омегу.       Соли, та самая невзрачная девчушка, которую Джунги выбрал себе в пары. Теперь Чонгук наконец-то понял, почему.       Удивительная сила духа, поместившаяся в этом тонком, почти прозрачном теле, вызывала настоящее восхищение.       В трудный час, когда он так отчаянно нуждался в помощи, именно Соли пришла к нему на выручку, найдя самые правильные слова из всех возможных.       Она оборачивается вокруг, видя, что все сейчас смотрят на нее.       — Я верю Чонгук-ши. Если он говорит, что людям нужно дать шанс, то я готова пойти за ним! — произносит она, и в ее голосе столько силы, что это поражает. Она идет сквозь толпу к Чонгуку, оборотни расступаются перед ней, образуя своеобразный коридор.       В этот момент в стае нет никого сильней ее.       — Я с Вами, мой вождь, — Соли протягивает ему свою узенькую ладошку и чуть склоняется в поклоне.       Чон пожимает руку, кивая ей в ответ.       — Я с тобой, мой Вождь, — слышит он голос Джунги, который тут же становится возле своей любимой.       — Мы с тобой, мой вождь, — одинокие выкрики постепенно обретают силу, переходя в стройный хор.       — Мы с тобой, мой вождь, — повторяет Юнги, улыбаясь, и поднимает его руку вверх, как уже делал, когда он победил Кайру.       Чонгук чувствует почти детский восторг. То, на что он не мог надеяться, действительно происходит.       Да, впереди их ждет длинный путь, но начало положено.       Они с Тэхеном обязательно изменят этот мир. Вместе.