Дорогой мой человек

      Бэкхен органически не переваривал сюрпризы. Не потому, что любил стабильность, а оттого, что почти всегда те, кто пытался его удивить, выдумывали несусветную чушь, лишь раздражая своими действиями. А глупость Бэки не переносил от слова совсем. Особенно, когда ее пытались выдать за оригинальность.       Наверное, поэтому ему было так легко с Минхо. Он удивил Бена лишь однажды, пойдя на поводу у сердца и позволив влюбленности в Тэхена сбить его с пути, который так усердно навязывал дед. Впрочем, Бэкхен был уверен, что они не будут вместе. Именно потому, что нарушать правила не в натуре Минхо, а ее не переделать, как ни крути.       Все вышло так, как он и предполагал, хотя в этот раз Бэки был бы чертовски рад ошибиться. Потому что эта правда поломала обоих.       Отчасти поэтому сам Бэкхен старался не влюбляться. Потому что это в конечном итоге лишь сочетание определенных гормонов, которое вдруг наделяет определенного индивида теми качествами и чертами, которых в реальности нет. По этой причине мы так часто слышим фразу: «Это совсем не тот, кого я полюбил». Проблема в том, что это именно тот человек, и он всегда был таким, просто твой мозг под влиянием химии наделил его всем тем, что тебе так хотелось видеть.       Многие хотели получить его в любовники. У некоторых это даже получалось, но ничего больше Бэкхен не предлагал. Никакой лирики, лишь физика. Хотя в каждом правиле бывают исключения. В его случае их было два. Первое лишь подтвердило правило, а вот второе…       Из задумчивости его вырывает телефонный звонок. Бэкхен слегка усмехается, глядя на имя на дисплее. Легок на помине.       — Бэки, у меня тут нашлась бутылка раритетного бурбона, и я подумал — почему бы нам не распить его вместе? Ты дома? — голос Минхо звучит расслабленно и даже слегка игриво, но Бэкхен понимает, что случилось что-то серьезное.       У него аллергия на кукурузу, и Минхо об этом прекрасно известно. Значит, все это лишь прикрытие.       — Да, Мими, я дома, — он ничем не выдает себя, говоря в привычной для себя манере.       — Так я приеду? — уточняет Минхо, что лишь убеждает Бэкхена в мнении.       — Конечно. Только учти, что я сегодня отпустил Рю, и на вкусный ужин можешь не рассчитывать.       — Не беда. Знаю пару отличных мест с доставкой.       — Шикарно. Через сколько будешь?       — В районе часа.       — Окей, жду.       Бэки был заинтригован, что с ним случалось крайне редко, даже учитывая события, произошедшие с ним не так давно.       Просто Минхо — тот человек, от которого он меньше всего ожидал каких-то секретов. Если бы это был Тэхен, то Бэк совсем не удивился. Тот мало поддавался логике, и делать прогноз на его счет подчас было просто невозможно. Этим он так нравился Бэкхену. Жизнь казалась Бэки до ужаса предсказуемой, а от того пресной. Тэ был словно свежий весенний ветер, который своим появлением ознаменует конец изнурительной зимы.       С ним Бэкхен чувствовал себя по-настоящему живым и человечным. Ему этого ужасно не хватало. Он вырос циничным, это было глупо отрицать. В этом была часть вины его родителей, которые поначалу выставляли гениальность своего ребенка напоказ, где только можно, а впоследствии просто устранились, потому что не знали, что делать с тем, кто умнее их. Однако впоследствии Бэкхен сам начал культивировать свою обособленность, просто потому что больше не хотел, чтобы его использовали.        Его семья не входила в элиту, хотя они всегда жили достаточно хорошо, однако благодаря паре его изобретений сам Чон Хинбин назначил ему стипендию и взял стажером в компанию, так что Бэки с ранних лет был в центре внимания. Именно так он и познакомился с Минхо, Тэхеном и Хосоком, чьи семьи были одними из самых влиятельных в их анклаве.       Бэкхен не знал, можно ли назвать их отношения словом «дружба». С Хосоком их связывала страсть к изобретениям, хотя они были довольно разными. С Минхо же, наоборот, они были похожи. Именно поэтому Бэки так любил Чхве Минхок. А вот Тэхен… с Тэ их объединяло то большее, что делает двух непохожих людей близкими. Невыносимый груз того, что они не выбирали. Тэхен не выбирал быть телепатом, Бэкхен не выбирал быть гением. Оба научились с этим жить, однако люди, какими бы милыми они ни казались, видели в них сосуды их экстраординарных способностей. Тэхен жил с этим не так много времени, тогда как Бэки — всю свою сознательную жизнь. Но это все равно делало Тэ особенным для Бена.       Поэтому ему было невыносимо видеть, как страдает телепат от той изначально обреченной любви, о чем сказать у Бэкхена просто не хватило духа, хотя это было так несвойственно его натуре. Бэкхен ужасно злился на Минхо из-за этого, ведь тот должен был понимать. К сожалению, природа человека такова, что он готов сколь угодно долго обманывать даже сам себя ради этого эфемерного, мимолетного ощущения влюбленности.       В глубине души, Бэки завидовал. В его жизни не было никого, кто бы смог своей страстью победить его разум. Хотя… нет, это другая история.       И все-таки было ужасно занимательно, что же такого случилось у без пяти минут Архиепископа. Можно предположить, что это связано с Тэхеном, но тот был далеко, по крайней мере, по словам Хосока. Больше в жизни Минхо не было переменных, отсюда и интерес.       Впрочем, до недавнего времени в жизни самого Бэкхена тоже было все довольно предсказуемо, если не сказать — скучно. А потом как снег на голову на него свалилось двухметровое недоразумение с безумной улыбкой. Поэтому лимит потрясений на текущий момент был исчерпан.       Минхо оказался на удивление пунктуален и через час действительно припарковал машину около дома. Бэки открыл ему въезд в гараж, сам спускаясь в холл. Однако Ми почему-то не спешил пройти в дом. Это было странно, поэтому Бэкхен решил пойти проверить, все ли в порядке.       — Ми, все в порядке? — двери лифта открылись, но Бэки не спешил выходить.       Автомобиль Чхве просматривался хорошо, но водителя в нем не было. Происходящее все меньше и меньше нравилось Бену.       — Бэк, я здесь, — раздалось слева и Бэкхен краем глаза увидел знакомую фигуру, но выйти из лифта не спешил.       — Минхо? Что происходит?       — Нам нужна помощь.       — Помощь?       — Да, — Минхо выходит на свет, и его внешний вид пугает Бэкхена. Нет непроницаемости во взгляде и безупречности в одежде. Чхве выглядит потерянным, а глаза его наполнены таким отчаянием, какого Бэкхен не видел никогда.       — Ты пришел сюда не один, — констатирует Бен, сужая глаза.       Ему это ужасно не нравится, потому что он не собирается ввязываться еще в одну авантюру.       — Пожалуйста, Бэки. Он может умереть, — слишком отчаянно для идеального наследника семьи Чхве.       — Кто? — это не может быть Тэхен. Но ведь только он мог вызвать столько эмоций у Чхве.       — Ким Тэхен, — Бэки оборачивается на голос и чуть заметно вздрагивает, инстинктивно делая шаг назад.       — Я что, пропустил хренов Судный день? Мертвые уже восстали из своих могил? — произносит Бен, смотря на Ким Сокджина, который будто бы шагнул со стенда мемориального музея.       — Судя по реакции, можно не представляться. Вы, как я понимаю, Бен Бэкхен. Сделаем вид, что нам приятно познакомиться.       — Намджун в курсе?       — Да, он остался у Тэхена дома, чтобы не привлекать внимание, на случай, если за вашим домом следят.       Бэкхен хмурится. Неужели гончие разнюхали что-то, и теперь он под подозрением? Но ведь это было практически невозможно.       — Я ненавижу додумывать что-то на основе обрывочных данных. Потрудитесь объяснить, — он скрещивает руки на груди, как делает всегда, когда чем-то недоволен.       — Если складывать полную картину, боюсь не хватит и суток. Думаю, главное сейчас помочь Тэхену, — Сокджин выглядит до того одинаково с собой двадцатилетней давности, что Бэкхен никак не может полностью сосредоточиться на том, что ему говорят.       — Что с ним?       — Он инфицирован.       Звучит настолько буднично, словно бы они обсуждают, что Тэхен купил себе что-то.       — Не может быть… Тэ что, связался с оборотнем? — в его голосе нет осуждения, Бэкхен просто удивлен. Это должен быть довольно близкий контакт, который по всей видимости был добровольным, иначе бы об этом трубили все СМИ. Канцлер ни за что в жизни не упустил бы такого шанса.       — Дело не в этом. Его заразили искусственно, — Джин не отвечает на заданный вопрос, однако удивляет Бэкхена настолько, что он тут же забывает об этом.       — О чем вы?       — Вирус имеет искусственное происхождение. Его изобрели люди.       Звучит словно бредовая конспирологическая теория, которые обожают городские сумасшедшие.       — Откуда такая информация? — Бэкхен даже не пытается скрыть скепсиса, таким абсурдным кажется ему это заявление.       — Я работал в военной лаборатории до инцидента. Это я изобрел сыворотку суперсолдата. А потом узнал, что вирус имеет искусственную природу и поспешил поделиться своим открытием с Канцлером, — Бэкхен пытается найти в лице Сокджина хотя бы намек на то, что все это какая-то глупая шутка, но тот серьезен и действительно верит в то, что говорит.       Если это действительно правда, то это просто сознательный геноцид двух рас. Но зачем? В чем смысл?       — И вас убрали, правильно?       — Приятно иметь дело с умным человеком. Не просто убрали, а пустили на нужды науки, как расходный материал.       Бэкхен запускает пальцы в волосы, шумно выдыхая. Разум пытается найти лазейку, чтобы уберечь психику, пытаясь убедить его, что все это просто не может быть правдой. Однако Бен никогда не занимался самообманом. Потому что не умел игнорировать факты себе в угоду.       — Чего хотите от меня? Канцлер не давал мне доступ к вирусу.       Бэкхен сразу понял, что Бан Шихек делает это специально, но лезть в бутылку не стал. Потому что был конформистом и считал, что не стоит лезть туда, куда тебе не рекомендуют. Любопытство сгубило кошку, Бэки его жизнь устраивала.       Конечно, ему хотелось изобрести лекарство, которое смогло бы победить вирус. Однако, будучи гением, он прекрасно понимал, что ни Канцлеру, ни его окружению не нужно, чтобы волчий вирус можно было излечить. Ведь нет ничего более послушного, чем толпа, сплоченная единым сильным страхом или идеей. Убери эту переменную и все, конец безропотному обществу, слепо доверяющему своим лидерам. Кому из власть имущих это понравится?       — Теперь он у вас есть, — и эти слова словно спускают курок.       Больше нельзя отказаться, сделав вид, что он ничего не может сделать, поэтому плывет по течению.       Бэкхен смотрит в глаза Сокджина, а потом уверенным шагом идет к машине. Он уже знает, кто ждет там, хотя и не может точно сказать, готов ли в этому. Да он вообще не готов ни к чему из того, что сейчас происходит.       — Дьявол… — все же не выдерживает Бен, когда видит на заднем сидении серого Тэхена, со зловеще алеющим следом от зубов на шее, который отчетливо проступал сквозь черные ломаные линии. Металл вступил в реакцию и окислился.       Бэкхен был единственным, кто знал, что оксид серебра не убьет, а лишь замедлит процесс обращения. Остальные, включая Хосока, свято верили, что это действительно лишит их жизни. Однако само нахождение такого оксида в чистом виде в организме медленно, но верно убивало бы его носителя, поэтому Бен усовершенствовал формулу в ущерб эффективности.       Он искренне считал, что проверить действие на практике просто не представится возможности. К сожалению, Бэки ошибся.       — Его укусили, — констатирует Бен переводя гневный взгляд на Минхо.       Чхве должен быть сберечь хотя бы его тело, раз сердце не смог. Пожалуй, впервые в жизни Бэки чувствовал себя настолько бесполезным, потому что он понятия не имел, что теперь делать. Укус — приговор.       — Это был единственный способ сохранить ему жизнь, — отвечает Джин, показывая, что вины Чхве здесь нет.       — Потому что оборотни не болеют волчьим вирусом? — Бэкхен понимает логику поступка, но он все равно кажется ему ошибкой. Роковой.       — В том числе. Мы пошли на риск.       — Неоправданный.       — Отнюдь. Тэхен жив, значит, все было не зря.       Бэкхен чувствует, как к горлу подступает злость. Он ненавидит ничем не обоснованную уверенность, поэтому слова Сокджина заставляют руки непроизвольно сжиматься в кулаки.       — Вы сделали из него существо, не поддающееся контролю. Если вы ученый, то не могли этого не знать, — ядовито цедит он.       Несправедливость случившегося обескураживает настолько, что Бэкхен чувствует себя абсолютно потерянным.       — О, я отлично знал. Более того, об этих существах мне известно куда больше, чем вам, — с горькой усмешкой в голосе произносит Сокджин, что кажется Бэки каким-то театральным.       Что-то в самом Киме смущает его, даже если не брать в расчет чудесное воскрешение.       — С чего такая уверенность?       — Я — один из них, — спокойно заявляет Сокджин, даже не ведя бровью.       За напускной бравадой скрыто что-то, заставляющее кожу покрыться мурашками. В глубине души Ким Сокджина хранится секрет, и он настолько темный, что Бэкхен совсем не хочет погружаться в этот гиблый омут. И это совсем не то, что Джин сказал ему сейчас. Что-то куда более зловещее, что делает это признание таким легким.        — Меня обратили искусственно и контролировали, заставляя выполнять приказы. Из чего я делаю вывод, что мы сможем помочь Тэхену. Если, конечно, слухи о вашей гениальности не преувеличены.       Конечно же, это уловка, причем настолько очевидная, что Бену хочется закатить глаза. Хосок бы, несомненно, с энтузиазмом воспринял вызов, доказывая, что он действительно может. Бэку все равно. Единственное, в чем он уверен относительно себя, так это его гениальный ум.       Просто часто люди хотят невозможного, того, что противоречит всем законам, по которым существует эта Вселенная. Им нужно чудо, а Бен всего лишь гений, а не волшебник.       Есть соперники, выиграть у которых невозможно. Рано или поздно они возьмут свое измором. Время и Смерть одни из них.       Бэкхен проверяет пульс Тэ. Тот вздрагивает от прикосновения и тихонько стонет. Состояние пограничное, но Бэки не может полностью оценить картину, он не врач. По-хорошему нужно звать Чунмена, поскольку именно он эксперт по волчьему вирусу, но даже при всей его любви к Тэхену неизвестно, как он отнесется к ситуации.       Бэкхен даже про себя не может сказать наверняка. Наверное, случись это неделей раньше, его реакция могла бы быть другой, но теперь Сокджин, утверждающий, что он ликантроп, не вызывает у него ничего, кроме сожаления.       Он никогда не был противником или сторонником войны. Судить о том, что такое война, могли бы по-настоящему только мёртвые: только они одни узнали все до конца. Оборотни просто его не интересовали. Бэкхену большинство людей казались глупыми и раздражающими, что уж говорить про вервольфов.       Бен абсолютно уверен, что не будь вервольфов, люди бы просто убивали друг друга. Ради территории, из-за ресурсов, для укрепления влияния или даже просто так.       Быть конформистом довольно удобно. Обычно такие люди нравятся всем, кроме себя самого. Бэкхен же просто не хотел ввязываться в очередной спор, где никому не интересна истина. Потому что так проще. Ты говоришь себе: меня это не касается, и продолжаешь жить дальше.       Все меняется в тот момент, когда происходящее вдруг становится личным. Больше не получается закрыть глаза и сделать вид, что все в порядке. Вот как сейчас.       Бэкхен понимает, что уже не сможет оставаться в стороне. Пришла пора выбрать сторону, даже если это она выбирает тебя.       — Нужно отнести его наверх. В моей лаборатории нет всего необходимого медицинского оборудования, чтобы в случае чего поддерживать стабильное состояние Тэхена, — Бэки трет переносицу, обдумывая их дальнейший план действий.       Даже если они излечат Тэхена от вируса, то последствия укуса необратимы. Тэ уже никогда не будет человеком…       — Но ведь ты знаешь, как это достать, — Бэкхен бросает на Минхо раздраженный взгляд. Только этого ему сейчас и не хватало!       — И ты прекрасно знаешь, что…       — …он тебе не откажет.       Бэкхен шумно выдыхает. Он ненавидит быть слабым, но еще более Бэки ненавидит просить кого-то о чем-то. Минхо об этом прекрасно известно. Также как известно, что семья О занимается обеспечением больниц всем необходимым.       — Это нечестно, Минхо.       — Я знаю, Бэки, но я не могу потерять Тэ из-за твоих принципов.       Минхо не оставляет ему выбора. Тэхен действительно важней, хотя Бэкхен зарекался, что никогда больше не позвонит О.       Потому что каждая история должна иметь финал, даже если он несчастливый.       — Нам всем нужно в лабораторию. Для начала возьмем у Тэ кровь на анализ, а потом я хочу услышать все от начала до конца, потому что пока я ни черта не понимаю, и мне это ой как не нравится.       — Ты… — вновь начинает Чхве, но замолкает после того, как Бэкхен бросает на него очередной взгляд.       — Я позвоню, Минхо. Не нужно повторять.       Он кивает и осторожно берет Тэ на руки. Тот сам обвивает его шею руками, и они выглядели бы романтично, если бы не дрожащее в лихорадке хрупкое тело и слезы в обычно равнодушных глазах. Раненный ангел на руках крестоносца, поход которого окончился горечью поражения. Чхве Минхок был бы доволен…        Они поднимаются на этаж, где Бен оборудовал свою лабораторию. Если честно, он не думал, что она когда-нибудь пригодится ему для чего-то подобного.       — Минхо, в соседнем помещении есть специальная кровать. Думаю, Тэхена лучше разместить там. Я подготовлю все для того, чтобы взять кровь.       Бэкхен никак не мог найти в себе силы избавиться от этой кровати, потому что на ней провела последние дни своей жизни его мать. Они не были близки, но она была единственной, кого он называл своей семьей. Пока она была жива, Бэки цеплялся за эту кровную связь, что в чем-то делала его таким же человеком, как и все. Бэкхен ужасно боялся утратить это немногое.       Наверное, из-за этого он так отчаянно схватился за тот призрачный шанс стать как все, кого-то полюбив.       — Сокджин, я отойду буквально на пару минут. Чувствуйте себя как дома. Все в вашем распоряжении. Нам предстоит долгий разговор, — Ким кивает ему беглым взглядом окидывая лабораторию.       Выходя в коридор, Бэкхен прислоняется спиной к прохладному кафелю, прикрывая глаза.       Он надеялся, что больше ему не придется этого делать, но выбора сейчас действительно нет. Даже после всего случившегося Бэки точно знает, что этому человеку можно доверять.       В контактах давно нет нужного номера, но стереть из памяти его куда сложнее и Бэкхен все еще помнит эти цифры наизусть.       Монотонные гудки непривычно давят на нервы, заставляя кусать губы. Бэкхен ненавидит это.       Вдруг неприятный звук сменяется привычной для них тишиной.       — О… — шепчет Бен, так и не открыв глаз.       — Не думал, что ты позвонишь, — голос со странной смесью грусти и усмешки пробуждает в памяти Бэкхена образ его обладателя, который слегка приподнимает уголки губ, закидывая одну ногу на другую, сидя в кресле.       — Я обещал.       — Да, ты всегда держал слово.       Возникает пауза, коих в их странных отношениях было предостаточно. От той, что возникала, когда сердце замирало в ожидании чего-то, до той, что заменяет истошный, истерический крик, который душится где-то в глубине души.       — Мне нужна твоя помощь.       Почему чертовы слова даются с таким трудом?! Ведь все же просто и уже не болит. Никогда не болело. Они не любили друг друга, просто им было удобно и не так одиноко, как обычно, и оба с чего-то решили, что это нечто большее, чем просто страх остаться одному.       — Что от меня требуется? — и от этого так больно в груди, что хочется выть. Он никогда не задавал лишних вопросов, вроде «зачем?» или «почему?», будучи уверенным, что Бэкхен знает лучше.       И это отчасти было правдой, но только отчасти. В чувствах Бэки разбирался не лучше, чем замкнутый подросток, который считает, что он просто не может нравиться кому-то.       — Доставить в мой дом все необходимое оборудование для содержания тяжелобольного пациента с риском клинической смерти и комы.       — Когда?       — Как можно скорей.       — Постараюсь уложиться в пару часов. Это все?       — Да.       И снова чертова пауза. Долбанная пауза, которую теперь просто нечем заполнить. Потому что все кончено. Потому что на самом деле ничего и не начиналось, и сейчас от этого внезапно в разы больнее, чем было.       — О…       — Бэки?..       — Спасибо…       Бэкхен хотел бы сказать, что благодарен ему за все, что было, а еще больше за то, чего не случилось. За холодные пальцы на своих плечах, за тихую нежность, за теплые искры в глубине льдистых глаз и за любовь, которой не было. Но он молчит. Потому что все, что сейчас есть между ними, это паузы.       — Я привезу все сам, чтобы не было лишних глаз. Если ты, конечно, не против.       — Я буду ждать, тебя… Сехун, — на другом конце слышится горький выдох, и Бэкхен закусывает губу.       Дальнейший разговор сделает им обоим только больнее, поэтому Бэки просто нажимает отбой.       Он всегда был убежден, что лучше быть одному, чем потом вот так… Но, видимо настал тот момент, когда больше невозможно прятаться за теми стенами, которые Бэкхен так старательно строил сколько лет.       Ради тех, кто ему дорог. Ради себя самого и собственного счастья. Бэкхен больше не будет оставаться в стороне. Никогда.