Глава 29
28 февраля 2021 г. в 13:35
Тёплый ветер щекотал перья на горле, обволакивал лапы и ласкал птичий слух отрывистым свистом. Под светлым животом сапсана раскинулась цветущая степь, над серыми, как тучи, крыльями — светлое от лучей небо.
Энви мчался на скорости хорошего поезда, но его внимание то и дело привлекали шорохи в степных травах, мышиная возня и хруст стеблей под лапами кролика. Взгляд невольно устремлялся вниз, а лапы сжимались вокруг невидимой добычи.
Жители степи были крошечными и хрупкими, как оригами. Соколиные когти могли прорвать их плоть с лёгкостью режущего бумагу ножа, и с каждым новым звуком сопротивляться жажде охоты было всё труднее.
Энви повернул прочь от степи. Неподалёку переливалась всеми оттенками янтаря его цель: регион Ишвара. С высоты пустыня выглядела безжизненной, но Энви слышал, как соблазнительно шуршала под песком местная живность.
Симфонию шелеста с шорохом портил прерывистый звук, отдалённо похожий на мычание. Энви завис в воздухе, прислушиваясь. Звук резонировал, словно его обладатель располагался под землёй, и звучал то в одном месте, то в другом.
Сапсан сорвался в пике с воинственным клёкотом, мало заботясь о том, что звериная мелочь может его услышать. Он мчался к земле сквозь визг ветра. Плотно сжатые крылья дрожали от возбуждения.
Лапы вонзились в податливый песок. Под когтями что-то зашевелилось. Энви инстинктивно сдавил добычу в лапе. Склонив голову набок, потянул её из песка.
Наружу показалось грязно-бурое тело, за ним — уплощённая голова с круглыми немигающими глазами. Змея, причём из крупных. По крайней мере, для сапсана.
Она с шипением развернула морду и отвела шею назад.
Змея повисла на его крыле. Энви с возмущением ударил её клювом, куда достал, но червяк-переросток лишь плотнее сдавил чешуйчатое кольцо вокруг крыла.
Тихое шипение перекрыл хруст перьев.
Второе кольцо сдавило горло, перекрывая воздух, но задыхался Энви не только от этого: в груди жгучим комком собиралось раздражение, которое выплёскивалось наружу гранатовыми искрами и хриплым клёкотом.
Искры промчались по пленённому крылу, которое пошло белесыми пятнами. Перья смягчились и слиплись, как плавленый сыр, обволакивая змеиное тело податливой массой. Светлые кляксы облепили рептилию с головы до хвоста, размягчая чешую, плоть, кости, впитывая горячую кровь, как губка. Солоноватый привкус разливался по языку и пьянил не хуже алкогольного коктейля.
Змеиное тело растаяло за секунды. Энви оглядел песок под лапами, развернул потерявшее форму крыло. От рептилии остались только капли крови на песке да часть шкурки размером с кончик клюва.
Он втоптал шкурку в песок, чтобы не видеть свидетельства позорной уступки боевому облику, но через пару мгновений откопал её обратно и разорвал клювом надвое.
В ушах шумело. Энви уже не разбирал, поглощённая змея пыталась его напугать или это он сорвался на несвойственные пернатым звуки. В любом случае, змея сама напросилась. Нечего было набрасываться, могла и просто попытаться уползти, глядишь, и отпустил бы!
Энви с усилием тряхнул крылом, и размягчённая плоть хлопнула по песку. По виду конечность напоминала подтаявшее мороженое, а на деле была скопищем маленьких ртов, которые растворяли и впитывали всё, что их касалось.
Он щёлкнул клювом у края бесформенной конечности. От одного вида такой дряни к зобу подступал ком. На её фоне даже вторая пасть Глаттони выглядела, как воплощение искусства.
Красные разряды пробежались по конечности, возвращая цвет и форму птичьего крыла. Белесые пятна втягивались под перья, до поры до времени растворяясь в недрах философского камня, но не могли заполнить ощущение пустоты в грудной клетке. Оно накатывало каждый раз, когда Энви кого-либо поглощал, и росло вместе с количеством жертв, выворачивая наизнанку закон равноценного обмена.
Энви раскрыл клюв. Горячий воздух обжигал язык и горло, но гомункул хватал его, пока в груди не защипало.
Крылья хлопнули в знойной пустоте, взметнули позёмку песка. Рывок-другой — и Энви взмыл над скелетом затерянного в пустыне квартала. Поросшие редкой травой камни, разбросанные по развалинам кости да чёрные от копоти стены — вот и всё, что осталось от ишварского города.
Пролетая над ним, Энви подмечал, где и какой из алхимиков успел отметиться: южный квартал до сих пор покрывало обсидианово-тёмным, оплавившимся песком — работа Огненного; дальше из стен торчали железные оружия, бесполезные без своего хозяина, Железнокровного алхимика; через квартал от него от домов остались только усеянные обломками ямы — здесь прошёлся Багровый Лотос.
Лотос, Лотос, неуёмный мальчишка с поистине гомункульской жаждой обладания философским камнем. Помнится, Отец был к нему расположен. После выходки Кимбли Отец в нём не то чтобы разочаровался, но решил убрать с передовой, чтобы не убился раньше времени и не вздумал вносить в их план свои поправки. Кимбли об этом не сказали, но он наверняка догадывался, кто его спас от расстрельной стены.
Лотос поступил дурно, убив союзников Отца из-за камня, но Энви на его месте тоже не сдержался бы. Отбирать у алхимика такой ценный ресурс могли только форменные болваны, а они Отцу без надобности.
Приглушённое мычание раздавалось в глубине развалин. Его сопровождала тяжёлая поступь, от которой звериная мелочь разбегалась во все стороны, как круги от брошенного в воду камня.
Энви взвился выше, под самые облака. Разгорячённое тело обдал прохладный воздух. Внизу промелькнули развалины громадного, по меркам ишваритов, здания — храмового дворца, как они его называли. Такие стояли в каждом ишварском городе, обычно на перекрёстках главных дорог, и служили не только храмом, но и маленькой крепостью на случай войны.
Мычание звучало знакомо, но руины скрывали его источник на манер черепахового панциря. Раздражение вырвалось отрывистым клёкотом. Хватило же Глаттони ума забраться в самые недра развалин!
Энви резко развернулся, выворачивая на покатую горку воздушного потока, и заскользил по ней вниз.
Ветер привёл его к дальнему крылу храмового дворца. Впившись когтями в обломок стены, Энви бросил хищный взгляд на окрестности. Мычание раздавалось совсем близко, но он по-прежнему не видел Глаттони.
Окрестности огласил пронзительный крик сапсана. Он растаял в воздухе, впитался в него, как вода в песок — и пустыня снова замерла, немая и мёртвая.
Отчаявшись найти брата сам, Энви спланировал на разбитые камни молельни. Разряды окутали сапсана плотной сеткой. Камни одним махом ушли вниз, размываясь перед глазами, как мираж.
Энви вполголоса выругался, потирая глаза.
— Глаттони, ты где засел? — учащённо моргая, позвал Энви. — Выходи давай! Меня мой выходной ещё ждёт, и я не буду его тратить на твоего ишварита!
Неподалёку послышался приглушённый всхлип, а затем братец чем-то торопливо зачавкал.
Энви подкатил глаза с тихим стоном:
— Да хватит уже жра…
— Я фу-уф! — прогундосила стена.
— Тут — это где? — Энви нахмурился, трогая стену.
— Ф-у-уф! — с отчаянием завыл Глаттони. — Я фафря-ял!
Энви пнул стену. На песок посыпалась каменная крошка, но сама стена молчала.
— Не ори, сейчас я тебя найду.
Он пошёл вокруг развалюхи. Песок под подошвами чавкал, как земля на болоте, и при каждом шаге приходилось вытягивать ногу.
— Глаттони, — с тревогой позвал Энви, вглядываясь в подобие песчаного холмика в стороне от дороги. — Ты что, в зыбучке застрял?
Братец согласно всхлипнул.
— И давно ты так?
— Офин, фва, фви… фви фаза!
— Три жизни, значит, — облокотившись на камень, Энви тяжело вздохнул. — Глаттони, ты бессовестный транжира!
— Фыфафи, а, — приглушённо простонал холмик.
— Ага, чтоб я вместе с тобой увяз? — Энви занёс ногу над песком, но отдёрнул её, едва пальцы коснулись податливой и влажной от дождя ловушки. — Давай, сожри уже этот песок и выкарабкивайся!
— Он нефкуфный, — плачущим голосом пожаловался братец.
Энви уселся на камень, закинул одну ногу на бедро.
— Перетерпишь, — вычищая мелкие песчинки, ледяным тоном отозвался Энви. — Я жду тебя ровно десять секунд, иначе пойду искать ишварита без тебя.
Со стороны холмика послышались всхлипы вперемешку с чавканьем. Через пару секунд из зыбучки показалась лысая голова с залепленными грязью глазёнками. Глаттони щурился в попытках разглядеть хоть что-то и давился песком.
Энви следил за ним, подперев голову сжатым кулаком.
— Бли-ин, а пасть свою использовать не судьба?
Глаттони вытаращился на него с таким удивлением, словно впервые слышал о своей же способности, а потом широченная пасть изогнулась в понимающей ухмылке.
Грудная клетка Глаттони хрустнула, и верхние рёбра разошлись в стороны, обнажая чернильную пустоту.
— Не в мою же сторону!
— Не мафу фазвернуца, — братец с простодушным видом почесал ухо об плечо.
Энви вскочил и опрометью бросился с камня. За спиной воздух загудел — его засасывало в огромный пылесос, именуемый Глаттони. Энви оторвало от земли и потянуло туда же. Он с отчаянным криком вцепился в чахлый кустик на пути. Кустик вывернуло с корнем.
Энви зарылся ногтями в песок. Пальцы удлинились, проникли во влажную толщу корнями, но недолго он радовался.
Рука хрустнула, и локоть пронзило острой болью.
— Закрой пасть! — рявкнул Энви через плечо.
Глаттони стоял в глубокой яме и сосредоточенно чавкал всем, что попадало в черноту между рёбрами. Слой с зыбучкой уже утрамбовался в его глотке, как и часть развалин, но толстяк искал, чем ещё можно поживиться, и костяные отростки шевелились, как антенны насекомого.
Энви поджался. Красные искры выплеснулись на кожу, впитывая боль, но руку опять дёрнуло, выбивая сустав ещё дальше.
— Да иди ты к чёрту! Сам будешь ишварита искать!
Глаттони повернулся к нему. Энви потащило в раззявленную пасть. Рука изогнулась под углом, вывернулась из песчаной массы.
Пара секунд невесомости — и что-то крепко схватило его за шиворот.
Энви обернулся. Ядро билось так тяжело и быстро, что ему едва хватало воздуха.
Глаттони держал его в стороне от пасти. Рёбра втягивались в плоть, скрывая
чернильную бездну, которая пряталась под кожей и чёрной рубахой.
Глаттони виновато потупился.
— Ты же целый, целый? — братец встряхнул его в руке, выбивая оставшийся воздух.
— Пре-кха-ти! — зарычал на него Энви, давясь кашлем и песком.
Глаттони пугливо втянул голову в покатые плечи и разжал руку. Шлёпнувшись на песок, Энви зыркнул на нерадивого родственника.
— Ты был бли-изко, — прогудел Глаттони и шагнул назад.
— Я сказал тебе развернуться!
Глаттони вздрогнул от его крика.
— Ты мог хотя бы пасть захлопнуть?! Ч-чёрт, я весь теперь в песке, ещё и ресурс камня потратил!
Глаттони плюхнулся неподалёку. Пока Энви отряхивался от песчаной пыли, толстяк выводил пальцем узоры на шкуре пустыни и с опаской поглядывал на брата.
Перехватив его взгляд, Энви фыркнул и отвернулся.
— Я могу тебя повезти-и.
Широкая ладонь легла на плечо. Энви вывернулся из захвата с сердитым шипением.
— Обойдёшься.
Глаттони подхватил его под мышки, поднял над землёй и с размаху усадил на плечи. Взвизгнув, Энви вцепился ему в голову.
Глаттони грузно развернулся, водя носом по ветру и придерживая брата за ноги. Энви пятками ощущал, как под кожей толстяка двигались рёбра — створки личных Врат обжоры. Всё, что попадало за их пределы, застревало в искорёженных Вратах Глаттони без возможности выбраться обратно. Энви не доводилось видеть его Врата изнутри, но рассказов Отца хватило, чтобы сейчас по телу побежали мурашки.
— Чую! — осклабился братец. Пухлая рука указала на участок правее развалин. — Ишварит пошёл туда!
— А ну, стоять, — Энви потянул его за уши, как за вожжи. — Сперва расскажи мне о нём. Чем он тебя умудрился грохнуть?
— Не зна-аю, — Глаттони почесал щёку. — Он больно трогает. Очень больно. И не даёт себя укусить!
— В смысле трогает? У него есть оружие?
Глаттони помотал башкой.
— Что, голыми руками прям?
— Да, руками! Он всё ими ест, как я!
Энви рассмеялся, хлопая брата по макушке. У ишваритов не осталось ресурсов, чтобы изучать алхимию и создавать подобных Глаттони существ, так что сбежавший от брата завтрак всего лишь умело использовал метательные ножи.
Глаттони тоже скривил рот в ухмылке, но в белесых глазках застыло недоумение.
— Он тебе бесполезен? Я ещё могу его съесть?
— Да, с потроха-ха-ха-ми! — давясь смехом, провыл Энви. — Стой, там зыбучка!
Глаттони остановился с покорностью пони. Он глянул на брата, нетерпеливо топчась на месте, шумно втянул воздух широкими ноздрями.
— Обойди там, — Энви покрутил рукой в воздухе, обозначая маршрут.
Глаттони наступил на осколок плиты, снова посмотрел на Энви.
— Ага, молодца. Теперь туда.
Обжора повернул направо.
— Обойдём по руинам, — облокотившись на лысую башку, скомандовал Энви. — Далеко твой ишварит ушёл?
— Далеко-о, — повинился Глаттони.
Энви скривил губы. Такими темпами весь следующий день уйдёт на охоту за беглецом. Не видать ему скачек, как ишвариту головы.
Глаттони повесил голову, то ли пригорюнившись вместе с ним, то ли принюхиваясь к следам на камне.
— Ла-адно, не кисни, — Энви потрепал брата за ухо. — Слишком далеко на своих двоих он всё равно не убежит. Так что давай, двигай! Поймаем его!
— Пойма-аем! — воодушевлённо взвыл Глаттони.
Братец опустился на четвереньки, принюхиваясь к засыпанной пылью и песком дорожке, а потом выпрямился резким рывком.
Энви впился ему в плечи, чтобы не упасть, но Глаттони его недовольное шипение даже не услышал. Он смотрел вперёд, в одну точку, и быстро шмыгал носом.
На потрескавшиеся плиты закапала слюна.
Глаттони оттолкнулся от камней всеми конечностями, словно собрался взлететь, перемахнул через перебитую колонну и грузно приземлился по другую сторону.
Он бежал на четвереньках, с широко раскрытой пастью. Энви только морщился. Он бы себе в жизни не позволил носиться, как псина неразумная, но Глаттони его поучения мало волновали. Братец согласно кивал, пока Энви распинался перед ним, но через пару минут срывался на прежнее поведение.
Глаттони мчался по заброшенной дороге, что пересекала квартал напрямую. Проезжая мимо обглоданных взрывами развалин, Энви с любопытством вытягивал шею, разглядывал жёлтые от солнца и песка останки, плоские растения в тени камней, быстрых ящериц, которые закапывались в мокрый после дождя песок.
В стены и барханы намертво впитался дух запустения. Стоило ему прикрыть глаза, как нос щекотал железно-сладковатый запах разложения, а уши — последние, самые искренние крики диких зверей пустыни.
Во время войны Энви часто наблюдал за работой Лотоса. Грохот взрывов, хохот Кимбли, выедающий глаза запах пыли и закопчённой крови — каждый раз похожие, но всегда чем-то разнящиеся картины. Другие называли эстетику Лотоса извращённой, а Энви делился с ним успехами очередной зачистки и смеялся над его историями о поверженных ишваритах.
Гомункул отбросил назад чёлку, которая лезла в глаза, и скривил губы. Энви так и не докопался до его слабостей: неизменно вежливый Лотос держался на расстоянии даже в разговоре. Кимбли словно сквозь облик видел, кто пристроился рядом на ящике с кружкой дешёвого чая, и только усмехался в ответ на расспросы и фальшивые откровения. Даже принимая подачки в виде философского камня, Лотос оставался на своей стороне.
Энви выплюнул попавший на язык песок. Кимбли, конечно, сволочь, но он бы не отказался ещё раз увидеть Лотоса в действии. Дай Отец, чтобы подвернулся подходящий случай вытащить подрывника из полумрака камеры на свет божий.
— Эй, Глаттони, — Энви похлопал братца по макушке. — С остальными ишваритами ты разобрался?
— Я их разобрал! — на бегу крикнул обжора. — По ко-осточкам!
— Много их было?
Лишь спустя несколько секунд Энви сообразил, что ляпнул и кому. Глаттони и счёт были так же совместимы, как Лотос и милосердие.
Глаттони сбавил шаг. С минуту он сосредоточенно хмурился, но манящий след явно сбивал его мысли в другое русло, и братец сдался.
— Я не счита-ал.
— Проехали, — Энви поёрзал на широких плечах, но устроиться удобней не вышло. — Остановись-ка. Я задолбался уже здесь сидеть.
Глаттони застыл на месте и протянул к нему руки.
— Я сам слезу, уберись! — Энви шлёпнул его по пальцам и спрыгнул на горячий песок.
Искры преобразования пробежали от ног до самой макушки. Тело изогнулось, обрастая пушистой шерстью, уши вытянулись и покрылись изнутри множеством мелких, очень чувствительных волосков.
Мёртвая тишина пустыни взорвалась какофонией шорохов. Куда ни поверни уши, слышалось суетливое хлопотание грызунов, шелест бесчисленных песчинок, похожий на отдалённый шум прибоя.
Энви покрутился за хвостом, глянул на Глаттони. Братец возвышался над ним, как скала. Он тявкнул, пробуя голос. Визгливый возглас пронёсся над пустыней и затих где-то вдали.
Энви встряхнулся, подошёл к самым ногам Глаттони.
— Не шевелись, раздавишь ещё, — протявкал он. Голос срывался на высокие, режущие слух ноты, от которых у самого шерсть становилась дыбом, но поделать с этим Энви ничего не мог.
Всю пустыню расчертило узорами запахов. Полоска солоноватого запаха крови переплеталась с приторным ароматом цветов, вязким духом шерсти и острым, как специи, запахом чешуи.
У ног Глаттони все запахи перебивал один, тяжёлый, как воздух в комнате, которую давно не проветривали. След звенел гневом.
Энви оскалился, укладывая на спину широкие уши, но, опомнившись, убрал эту гримасу с морды и топнул по песку лапой. Сегодня каждый облик так и перетягивал контроль на себя, стоило ему лишь на секунду отвлечься.
— Это твой ишварит? — Энви указал когтём на след.
Глаттони согласно промычал. Его щека выпирала, словно он напихал туда целый мешок зёрен. Энви отвернулся. Он даже знать не хотел, кого братец успел захомячить.
Энви коснулся носом песка. Полоска горько-кофейного запаха с примесью железа вела к плато и, загибаясь, шла к вершине.
— Держись за мной, — Энви в нетерпении поднял переднюю лапу. — Я подберусь к нему и выбью оружие. Или руки отрызу, хе-хе.
Глаттони выгнул жиденькие брови, сопя, как обиженный ребёнок.
— Чего? Да не буду я их глодать, успокойся! И отойди подальше, а то светишься на всю пустыню!
Глаттони сделал пару шагов назад.
— Так?
— Дальш… А хотя, и так сойдёт. Кинется или побежит, один фиг спалится.
Энви развернул уши вперёд. Вдалеке, за плато, хрустел песок, и кто-то неразборчиво бормотал, то ли жалуясь соседу по пустыне на жару, то ли проклиная устроивших бойню аместрийцев.
Азарт охоты вскипятил кровь, ударил в голову мучительно-сладким толчком.
Фенёк взвизгнул от восторга и помчался по следу.
Навстречу любимым охотничьим угодьям.