Семилистный клевер

      Плато покрывали проплешины свежей зелени и первых цветов, кое-где примятых ботинком ишварита. Он торопился, но куда? За плато от жилых домов и камня целого не осталось — всё смяло, вбило в пески алхимией, а вокруг разрушенного квартала шёл ров с братской могилой, где перемешались воины пустыни и аместрийские захватчики. В толще песка их кровь сплавилась воедино, как два порошка в алхимии.       Укрыться там негде ни от солнца, ни от взглядов преследователей. По логике, он должен был двигаться в Ист-сити и затеряться в местных трущобах. Если ишварит туда и направлялся, то очень кривыми зигзагами.       Этот умник пытался запутать след?       Энви фыркнул, поражаясь человеческой глупости. Как ни путай, как ни петляй, его выдавал запах на примятых цветах. Запах человека, который слишком выделялся в пустыне, чтобы подобная тактика сработала.       Энви остановился у бледного цветка, жадно втянул носом запах будущего перекуса Глаттони. В кофейно-железном сочетании появились острые нотки пота. Человек уставал. Сколь тренированным он ни был, беготня под запекающим всё живое солнцем его выматывала.       Язык прошёлся по клыкам, и на песок закапала слюна. Энви заранее ощущал отчаяние ишварита, его боль и гнев, бесполезный против двух гомункулов с десятками жизней в недрах философских камней.       — Глаттони, шевелись! — отрывисто затявкал фенёк. — Он уже недалеко!       Пыхтящий позади братец восторженно взвыл. Кожа обжоры лоснилась от пота, частое дыхание напоминало гул труб в логове Отца, но он двигался в том же темпе, что и раньше. Его вела по следу жажда закинуть в желудок любую вещь, лишь бы заполнить пустоту. Мозгов Глаттони не хватало, чтобы понять: его пустоту невозможно заполнить, выжри он хоть всю страну за одну ночь.       Энви остановился на краю уступа. По просторам пустыни носились точки, где по одной, а где группами.       Одна точка вдруг свернула с траектории и понеслась наперерез другой. В следующий миг по пустыне разнёсся треск от целого пучка молний. Энви инстинктивно шарахнулся, прижав уши, и глянул на небо: ни намёка на тучи или гром.       — Глаттони, ты это видел? — прошипел Энви. — Что за хрень? Не мог же в пустыне потеряться алхимик? Что бы он вообще тут делал?! Мы же никого не посылали!       Глаттони таращился на равнину за плато и облизывался. Его вниманием завладели животные, которые бросились кто куда от внезапной вспышки.       Хвост дёрнулся вправо-влево, но нарастающее раздражение разогнать не получилось.       Братец и раньше пропускал большинство слов мимо ушей, и на этот раз хрупкая чаша терпения не просто переполнилась — она лопнула с треском.       Энви с рычанием покосился на хвост. Вот чего он болтается и мешает? Ещё и пушится, заслоняя обжору!       Плохой хвост!       Фенёк с визгом бросился на пушистого нарушителя. Не достал. Зубы клацнули рядом с кончиком, когда он закрутился по кругу.       Хвост почти оказывался в пасти, но ускользал от расправы. Лис кружился и кружился, пока мир не закачался перед глазами, и он не свалился набок, вывалив язык.       Хвост лёг на ногу. Фенёк с подозрением покосился на него. Миг — и пушистая зараза оказалась в пасти. В следующий миг сознание прояснилось от боли. Энви с недоумением скосил глаза на обслюнявленный хвост, чувствуя, как язык щекочут шерстинки. Сплюнув их, он обернулся на Глаттони так резко, что тот попятился.       — Всё из-за тебя! — рявкнул гомункул. В рычании снова появились визгливые нотки. — Достал уже игнорить, что я говорю! Ещё раз прослушаешь, сожру ишварита сам, понял?!       — Он та-ам! — Глаттони потыкал пальцем на равнину.       — Не переводи тему!       — Он сейчас убежит, — шёпотом добавил обжора и округлил глаза.       Энви рывком развернулся к краю уступа. Ишварит стремился дальше, огибая большую группу животных.       С этим типом следовало быть осторожней. Ишварит, использующий алхимию, всё равно что зверь, вкусивший человеческую кровь. Религия Ишвара аместрийские чудеса не одобряла, и пусть между собой они шушукались по поводу изучения алхимии, мало кто воспринимал подобные разговоры всерьёз. Мало кто решился бы прогневать Ишвару изучением запретной науки.       Их нынешняя цель сознательно отрезала себя от остальных ишваритов и их бога, чтобы больше ничего не связывало руки, и уподобился тем, кого так стремился убить. Типичная букашка, одержимая местью за падших собратьев. Энви уже предвкушал, какое выражение лица у него будет, когда до ишварита дойдёт, в кого он превратился.       — Так, Глаттони, — уже спокойней заговорил Энви. — Не приближайся к нему. Не пытайся его жрать, пока я с ним не разберусь, понял?       Братец шмыгнул носом. В белесых глазках застыло опасение.       — Радиус его алхимии ограничен. Если будешь держаться подальше, он тебя не заденет, — на всякий случай пояснил Энви. — Чёрт, узнаю, кто его этому обучил, на философский камень пущу!       Энви заскользил по сухой земле. Он шёл, переставляя лапы одну за другой, чтобы не чебурахнуться с уступа кувырком. Чуткие уши улавливали шорох под песком, хлюпанье у водопоя, быстрые шаги ишварита, прерывистое хихиканье гиен, которое походило на плач.       Глаттони решил проблему проще.       Энви был уже на середине уступа, когда сверху послышался шлепок, а затем его нагнала обжористая туша. Энви с визгом отскочил. Глаттони промчался мимо. Он съехал на животе до самого низа, попутно стесав кожу, и теперь чесал предплечье, которое покрылось алыми разрядами.       — Сиди там! — зарычал Энви, притопнув лапой. — Я хочу добраться до ишварита целым!       Глаттони зевнул и завалился на спину, точно жук-переросток. Его взгляд устремился к небу, и лицо приобрело безмятежное выражение.       Спускаясь по склону, Энви не сводил глаз с брата. Обжора задумчиво пялился в выбеленную солнцем синь, жевал губы и вздыхал. Таким спокойным он Глаттони ещё не видел.       Энви встряхнул головой и сиганул к брату.       Он приземлился на рыхлый живот, спружинил и перескочил на грудь. Глаттони вздрогнул. Затуманенный взгляд сфокусировался на лисе спустя пару секунд.       — Энви, а почему солнце не падает?       В тупом взгляде Глаттони в кои-то веки появилась сосредоточенность.       Энви подавился вопросом, который не успел озвучить. Про некоторых людей говорили «потерял разум», а у Глаттони случилось наоборот.       — Если оно упадёт, его можно съесть?       У Энви вырвался вздох облегчения. Всё-таки Глаттони думал про еду.       — Если хочешь несварение на ближайшие пару веков — пожалуйста, — Энви спрыгнул с него и ткнулся носом в песок. Полоска запаха указала направление вернее стрелки компаса.       Глаттони пошёл бок о бок с ним. Едва завидев обжору, животные шарахались от него кто в колючие кусты, кто в песок или за камни. Близость сразу двух философских камней не испугала разве что гиен: стая чавкала, рычала и боролась за убитое ишваритом животное, и лишь несколько самых крупных самок показывали гомункулам зубы.       — А… А как я его достану? — прогундосил Глаттони, заглядывая в глаза.       — Открой свою пасть в небо, как вариант, — Энви задёргал ухом. От пристального внимания гиен лисье тельце напряглось до состояния закрученной гайки. — Только не сейчас!       Глаттони похлопал по груди. Рёбра с хрустом встали на место.       Запах ишварита перебивало дурманящим ароматом крови. Энви медленно развернулся к туше. Он просто посмотрит. Надо же разузнать, насколько сильна алхимия ишварита.       Фенёк потрусил к туше под давящим взглядом гиен. Звери скалились, визгливо вопили, но в бой не вступали. Пользуясь их замешательством, Энви добежал до перепачканной кровью туши и встал на неё передними лапами.       Волк. Он глазел на пустыню выпученными мёртвыми глазами, а из глубокой раны на груди лилась кровь. Энви принюхался: у шеи и чуть ниже пахло озоном, значит, алхимический разряд пришёлся сюда. Следов преобразования не было, зато рёбра выглядели так, будто их глодали гиены часа два.       Энви с трудом верилось, что это сделал человек. Одним ударом ишварит выгрыз ему плоть и кости. Смерть была мгновенной.       Энви спрыгнул с туши. Гиены рычали, в их глазах читалось желание прогнать чужака или перекусить им, если не уйдёт. Гомункула тянуло ответить тем же. Он тоже оскалился и вздыбил шерсть, по которой побежали алые искры.       — Энви-и-и! — завопил во всю глотку Глаттони. — Он уйдёт, уйдёт!       Гиены от его воплей совсем растерялись, на кого же нападать первым.       — А ещё громче никак, да?! — рявкнул Энви. — Он, блин, сейчас тебя услышит и точно лыжи навострит!       Глаттони заткнулся, но не успокоился: он со страдальческим выражением глядел в сторону следа и размахивал руками.       Энви прислушался. Ишварит стал идти… медленней?       Надо же, какой самоуверенный. Не каждый захочет бросить вызов бездонному желудку на ножках, который воскресает раз от раза. Либо ишварит задолбался от них бегать, либо догадался про лимит жизней.       Энви попятился от туши. Солоноватый запах крови щекотал язык, вонь гиен раздражала чувствительный нюх.       Гомункул почесал задней лапой ухо. Гиены так и нарывались на драку, но Энви больше не собирался поддаваться жажде разобраться с соперниками по добыче. Пусть их, он такой дрянью живот набивать не будет.       Энви отошёл от туши, и гиены немного успокоились. Облизываясь и бросая на него косые взгляды, звери снова окружили добычу, и грызня взрослых продолжилась. Только брат таращился на них, истекая слюной. Не то чтобы Энви был против, но он не мог позволить Глаттони тратить силы на такую мелочь перед битвой, которая неизвестно на сколько затянется.       — Если сдержишься, я куплю тебе большущий стейк, — вкрадчиво заговорил Энви, поравнявшись с Глаттони. — И целую лавку мороженого. Ты же знаешь, что такое мороженое, да? — спохватился гомункул. Глаттони был их машиной по уборке мусора и редко выбирался в людные места, к более-менее человеческой пище.       Глаттони осклабился:       — Знаю, знаю! Ты про морг, да?       — Я про нормальное мороженое, — процедил Энви. — Потом объясню, что это, пошли!       След привёл их к водопою, к отпечатку человеческого тела у самой кромки воды. Судя по запаху, ишварит ненадолго задержался здесь, а после обогнул водопой и пошёл к разрушенному кварталу.       Энви коснулся языком мутноватой тёплой воды. Пасть наполнил горьковато-кислый вкус. Мазнув языком пару раз, гомункул выпрямился.       Глаттони плюхнулся рядом, но не смел прикасаться к воде без его разрешения.       — Валяй, но тебе не понравится, — Энви безразличным видом провёл языком по шёрстке на боку.       Братец обмакнул палец в воду, слизнул капли. Снова набрал, теперь в обе ладони, и слизнул с них воду, как с блюдца. Поёжившись, Энви сплюнул на песок шерсть. На Глаттони посмотришь, так он будто чистейшую горную воду пьёт, а не эту муть.       С другого берега оазиса на них с опаской глядела стайка антилоп и пара молодых верблюдов. Из зарослей рычала кошка. Энви её не видел, но запах выдавал пустынную рысь-каракала.       Энви схватил братца за руку и с рычанием потянул в сторону. Глаттони грузно поднялся, вытирая рот свободной ладонью.       За водопоем след больше не изгибался. Он вёл напрямую, к мёртвому городу, и силуэт ишварита мелькал в паре сотен шагов от них.       Широкоплечий и мускулистый мужчина с коротко обрезанными седыми волосами шёл не оглядываясь. По обычаю ишваритов, головной убор он не носил: детям пустыни не напекало голову даже в самые жаркие дни. Его одежда превратилась в светлые лохмотья, и только рыже-чёрная лента через плечо выдавала монашеское облачение.       Энви утробно зарычал, пригибаясь к земле. Замечательно, он ещё и боевой монах!       Через две-три минуты тихой погони ишварит вдруг остановился. Жилистые руки сжались в кулаки. Ишварит развернулся, и багровые глаза вспыхнули адским заревом. Верхнюю часть лица пересекал крестообразный шрам. Он задевал глаза, спускаясь дальше, на скулы, и на миг у Энви закралось подозрение, что мужчина слеп. Сохранить зрение с такой раной не смогли бы и лучшие врачи Централа, что уж говорить о чудом выжившем ишварите, который о более-менее вменяемом лечении и мечтать не мог?       Мужчина вперился взглядом в Глаттони, и Энви отмёл мысль про слепоту: слишком уж сосредоточенно он смотрел для незрячего.       Энви пополз вбок. Ишварит глянул на него мельком и отвернулся.       — Опять ты, — ишварит говорил хрипло, словно давно сорвал голос. — Сколько раз мне тебя убить, прежде чем ты подохнешь?       Глаттони широко раззявил пасть. Ишварит ощутимо напрягся, расставил ноги шире и выставил перед грудью правую руку. Он ждал удара, застыв, как змея перед броском.       Энви сделал вид, что его больше интересует выпрыгнувшая из-под лапы ящерица, и погнался за ней, но глазами он косил на ишварита. В руку цапнуть не выйдет — сразу же ударит второй. Бок? Тоже не вариант.       Энви облизнулся. Вернее всего укусить в шею. При таком раскладе у него будет пара секунд прежде, чем ишварит использует алхимию.       Глаттони покачнулся и попятился. Мужчина следил за ним, не меняя позы.       Обжора тихо взвыл, вкладывая в жалобный звук всё страдание от близости добычи, к которой ему запрещали притрагиваться.       Энви остановился в паре шагов от него. Примерился. Лапы напряглись, брюхо прижалось к земле.       Гомункул взвился в воздух. Миг — и зубы сдавили горло двуногой добычи. Челюсти свело судорогой. Чёртов ишварит успел напрячь шею.       Энви вспорол зубами кожу. Вкус крови туманил боль в челюстях, застилал глаза пеленой, сквозь которую он чётко видел только ишварита. Вокруг морды искрились багровые разряды.       Плечо шевельнулось под лапой. Грубые пальцы коснулись шерсти на боку. Тело вспыхнуло изнутри. Его плавило болью, мяло, как пластилин, пока ладонь ишварита въедалась под кожу кипящим клеймом.       Синяя молния прошла под нижней челюстью. Суставы раздробило вмиг, и она повисла на коже бесполезной тяжестью.       От боли на глаза навернулись слёзы, но Энви нечем было плакать и выть. Ишварит отодрал его от себя и сдавил в руке.       Новая вспышка синих молний схлестнулась с алыми разрядами камня. Энви безвольно висел в его руке. Все мысли сосредоточились вокруг камня. Если ядро останется целым, он восстановится. Но как вырваться и спасти свой философский камень?       Ядро сдавило горячими тисками. Ишварит выдрал его из грудной клетки наживо и швырнул изувеченное тело фенька на песок. Едва его коснувшись, фенёк обернулся горсткой пепла, но Энви уже в нём не было.       Гомункул снова видел, пусть и не глазами зверя или человека. Он пульсировал в недрах философского камня, пока снаружи выл Глаттони.       Вокруг плакали, смеялись, проклинали и пели десятки человеческих душ. Они закручивались алым вихрем, слепые и глухие ко всему, кроме своих страданий. Энви привычно разогнал рукой несколько душ и подобрался к стенкам философского камня. Сейчас ишварит сжимал его в пальцах. Наивный, он полагал, что на этом всё закончилось?       Энви зашёлся в приступе безудержного хохота. Ну нет, так просто чёртов смертный не отделается!       Гомункул шибанул по грани камня. Слившись с ней на секунду-другую, он вырвался за пределы ядра.       На камне проклюнулись зачатки мышц, забелели кости. Энви метался между обликом ядовитой змеи и чем-то попроще, но практичней.       Камень вдруг выбило из руки. Энви беззвучно взвизгнул, когда едва оформившееся тело проехалось по песку.       Треск молний сбил его с мыслей.       Энви похлопал глазами, смаргивая песчинки. Ишварита заслонял тучный силуэт, окрашенный росчерками сине-алых молний.       — Т-ты-ы… Сожру-у-у! — в голосе Глаттони зазвенела ярость.       — Стой, дурак! — рявкнул Энви, бросаясь к ним.       Он перекинулся в прыжке и вгрызся ишвариту в руку крокодильими зубами. Мужчина пошатнулся под весом двух гомункулов. Он побледнел и дёргал кадыком, сдавливая крик.       Россыпь молний обожгла голову. Энви вмиг разжал челюсти. Он тяжело плюхнулся на песок и отскочил вбок. Алые разряды скользнули по морде, вклиниваясь в разрывы между чешуёй.       Глаттони грохнулся перед ишваритом, забрызгивая песок кровью и красными искрами.       Смертный пошатнулся. Левая рука висела плетью вдоль тела, перебитая сразу в двух местах челюстями крокодила, но вторую он сохранил. Между растопыренными пальцами блеснули молнии.       Синий свет мазнул по песку.       Мириады песчинок швырнуло в воздух. Пелена пыли застлала зрение и нюх, укрыла шелестом шаги ишварита.       Энви с рычанием бросился вперёд, в гущу пыли и песка. Он беспокойно водил головой в попытках определить, куда исчез враг.       Неподалёку бахнуло — и в небо поднялась ещё одна туча пыли.       Энви рванул в ту сторону, когда треск разрядов раздался в третий раз. Мир погрузился в пыльную мглу, где Энви с трудом мог разглядеть свои же лапы.       За спиной нечленораздельно мычал Глаттони.       — Не л-кхезь! — прорычал он, давясь песком.       — Но Энви-и, его надо съе-есть! Он плохо-ой!       Треск повторился, на этот раз дальше. Энви остановился, прикрывая глаза от пыли. Пусть отходит, пусть борется. Когда ишварит истечёт кровью, он больше не сможет сопротивляться.       Через несколько минут треск прекратился, и Энви с удивлением повертел головой, вслушиваясь в наступившую тишину. Плотная пелена пыли оседала сухим снегом. Что, так быстро сдался?       Глаттони кружил неподалёку. Он искал ишварита наощупь, вытянув перед собой руки и чихая от песка.       Обжора вдруг остановился и с огляделся с нарастающим испугом. Он часто моргал и тёр глаза, но только сильнее втирал в них грязюку.       — Энви-и, ты где-е? Я тут один, оди-ин?       Глаттони всхлипнул, потёр нос и с неожиданной злостью шибанул по песку кулаком.       — Плохой ишварит! Очень плохой!       — Да здесь я, слепотня! — прорычал Энви. — Глянь вправо, дубина!       Братец послушно повернулся. Ещё пару секунд он присматривался, а потом его физиономия расплылась в широкой улыбке, за которой было совсем не видать глаз.       — Энви-и!       У Энви от его радостного крика вздыбилась чешуя. Крокодил с шипением отскочил от бросившегося к нему обжоры, но далеко не ушёл: Глаттони плюхнулся поперёк него, придавив к песку. Пухлые пальцы бегло касались лап, тыкали в морду и глаза.       — Ты же целый, целый? — беспокойно спрашивал Глаттони, продолжая распускать руки куда попало.       — Сам не видишь? А вот твой обед сейчас валяется где-то рядом и ждёт, чтобы ты его съел!       Обжора пошмыгал носом.       — Я не чу-ую, — пожаловался Глаттони. — Он пропа-ал!       — Это у тебя нюх пропал, — Энви поворочался под ним, но вылезти не получилось. — Слезь с меня, сейчас найдём!       Братец скатился на песок и выжидающе уставился на него с приоткрытым ртом.       Энви пополз по следу. Низкое рычание вырывалось из горла, и мелкие ящерицы вместе с грызунами разбегались из-под лап зверя, невиданного в пустыне.       Кровавые пятна обрывались за пористым камнем. Энви уставился на него, соображая, куда делся ишварит.       Выход был один: он закопался в песок, пока гомункул отвлекался на треск. Надо же, какой сообразительный попался.       — Его съел песок? — Глаттони дотронулся до бурого от крови песка, понюхал палец и отпрянул от подсыхающей кляксы.       Энви раскрыл было пасть, чтобы объяснить дурачку, куда делся ишварит, когда его внимание привлекло пылевое облако на востоке. Оно надвигалось с нарастающим гулом морской волны. Ветер усиливался с каждой секундой.       Проводив взглядом прокатившийся мимо кустик, Энви развернулся к Глаттони. Обжора тоже смотрел на грязно-рыжее облако высотой с пятиэтажку, но вряд ли улавливал смысл.       — Глаттони, ло!..       Энви прервал рокот песчаной бури.