Семилистный клевер

      К тому времени как песчаное цунами улеглось, оставив после себя рыжую мглу, Энви успел потратить с десяток жизней, дважды посадить голос до хрипа и надышаться песком до того, что при каждом выдохе из носа вылетали песчинки.       Энви чихнул. Из горла вырвался утробный рык.       — Чёрт! — он в сердцах пнул горку песка, которая осыпалась с издевательским шелестом. — Глаттони, сожри этот день, чтобы он нахрен кончился!       Песчаный сугроб неподалёку зашевелился, и оттуда по-паучьи выкарабкался обжора. Он неуклюже замахал руками в попытке отряхнуться. Энви резво присел — и кулак размером с небольшую псину прошёл над ним.       — Замри! — рявкнул Энви. В горле запершило от песка, и гомункул согнулся в приступе надсадного кашля.       Глаттони раскинул руки в стороны и застыл, похожий на снеговика.       Откашлявшись, Энви сплюнул песок. Знойное солнце Ишвара с его бесконечными бурями ещё на войне достало так, что он лишний раз предпочитал сюда не соваться. Его воротило от рыжего и сухого моря до самого горизонта, от дерущего горло воздуха, который в период дождей становился невыносимо тяжёлым и душным, и мутной воды оазисов, где самые отчаянные даже пробовали купаться.       Сильнее этого его злили только сами ишвариты. Пустынные волки умудрились продержаться несколько лет на клочках земли, где и ресурсов-то толком не было, и всё это время Энви торчал здесь. Вынюхивал, интриговал, нарывался на пули, снова нырял в их лагеря в облике ишваритов — и так до тех пор, пока в ход не пошли самые ценные фигуры.       Государственные алхимики. Когда явились они, Энви прыгал от радости, но его быстро утихомирили.       Взрывом.       Лотос без колебаний подорвал его вместе с выскочившим из укрытия отрядом ишваритов. Вернувшийся в лагерь Энви искал его до самого вечера, то склоняясь к тому, чтобы придушить паршивца, то восторгаясь его способностью без жалости выкосить врага, не отвлекаясь на затесавшихся там же союзников.       Победило второе, и Лотос остался жить.       Энви с размаху запустил в рыжеватую пелену камнем. Вот кого бы сейчас пригнать и бросить в погоню за ишваритом! Почему Прайд сам не додумался выпустить на пару дней Кимбли, а послал его? Лотосу даже подходить не пришлось бы, достаточно бахнуть с вершины дюны алхимией!       Камень глухо шлёпнулся в песок, и снова всё стихло.       — Вот же Прайд гадёныш! Отправил сюда нас с тобой, а у него там спец дальнего боя под боком!       Глаттони потёр ладонью под носом. Если он и слушал, то пропускал мимо ушей всё, что не касалось еды.       — Так, ладно! — Энви рубанул ребром ладони по воздуху. — Давай подумаем, как нам твой обед найти?       — Обе-е-ед? — заинтересованно протянул Глаттони, склонив набок лысую голову.       Энви заходил вокруг него, в задумчивости потирая подбородок.       — Вынюхать его мы сейчас не можем. Следы крови тоже не вариант, мы их не увидим. Что нам остаётся?       Обжора почесал макушку.       — Звук, Глаттони, — прорычал Энви, заново раздражаясь на несообразительность брата. — С его-то методом он не может передвигаться бесшумно.       — Не может? — удивлённо переспросил Глаттони.       — Не заморачивайся, а то мозг лопнет. Мы и так нехило потратились из-за чёртовой бури, — Энви резким взмахом руки убрал свесившиеся на скулы пряди. — Ну, ему тоже нефигово прилетело. От меня, ха!       Энви встряхнулся, распуская вокруг алые разряды. Оголённую кожу скрыло жёстким мехом, не пропускающим песок и солнечную отраву, уши вытянулись кисточками вверх и развернулись вперёд.       К пыльной земле приложил ухо крупный каракал. Пусть запахи перемешались в такое месиво, что и Глаттони едва можно учуять, слух его не подводил.       Толща песка завибрировала от далёкого взрыва. На пару мгновений всё стихло, а затем послышалось сдавленное рычание. Ишварит пробивался сквозь песок и боль с восхитительным упорством.       Энви постоял так ещё немного, определяя маршрут. Судя по направлению, ишварит полз у самой границы Ист-сити.       Поздновато он прятаться решил. Даже дотяни он до черты города, свалится в ближайшей канаве от потери крови и сил, а после устроенного Глаттони переполоха никто ему не поможет.       Кошачья пасть изогнулась в подобии усмешки. Всё же Глаттони молодец, что зачистил трущобы Ист-сити. Одной проблемой меньше.       Энви потрусил сквозь песчаную мглу. Звуковой след вёл его прямиком к добыче, и через полчаса-час он с Глаттони оказался у опустевшего посёлка. Ишварская язва примыкала к Ист-сити с востока, и ещё несколько дней назад полнилась пустынными выродками. Отец позволял им жить здесь, потому что угроза из них выходила такая же, как из беззубой собаки, но за пару-тройку лет эта собака отъелась, обзавелась новыми зубами и больно укусила, подорвав железнодорожные пути.       Что ж, собака получила заслуженный кнут.       Энви обошёл лужу с чёрной жижей, от которой несло илом, гнилью протухшей рыбой, и остановился на пустом перекрёстке. Сбитое напрочь дыхание доносилось за пару кварталов отсюда.       Ишварит был близко. Так близко, что Энви ощущал вкус его крови.       — Чу-ую, — Глаттони шумно сглотнул слюну, дразня и без того взбудораженные инстинкты.       Энви хлестнул его по боку хвостом.       — Не бросайся вперёд меня! Он может быть ещё опасен.       Глаттони состроил такую физиономию, словно вот-вот расплачется. Энви равнодушно отвернулся. Ласт его уловки ещё могли пронять, но Энви подобные сопли только раздражали.       Энви остановился у куска камня, который раньше был стеной, с любопытством потянул носом. Пахло кровью, известью и прогорклым маслом.       — Твоя работа? — каракал потёрся щекой о засохшее пятно у самого края стенки, отломанной неровно, словно её выгрызло чудище размером с дом. — А чего всё не убрал?       Глаттони задёргал носом. Он дышал прерывисто и шумно, рвался вперёд со страстью почуявшей кровь гончей. Дикий голод гнал его вперёд, туманил разум и взгляд, бугрился под прилипшей к телу рубашкой отростками рёбер.       Глаттони нужно было отвлечь, пока крыша окончательно не съехала.       Энви толкнул его на дорогу, заметённую песком и мелким мусором. Глаттони устоял. Уперевшись кулаками в каменные осколки пути, он медленно повернулся к брату с приоткрытым ртом.       Каракал с рычанием прижался к земле. Шерсть вздыбилась, клыки обнажились до самых дёсен. Глаттони наклонился к нему так, что их глаза оказались на одном уровне, и прижался нос к носу.       — От тебя вку-усно па-ахн…       Энви с размаху заехал когтистой пятерней ему по скуле. От удара обжора налетел спиной на хлипкий забор, запнулся и завалился за него с глухим вскриком. Каракал перескочил через забор, навис над братом так, что он оказался зажат между лапами, и впился взглядом в глазки-рисинки. Сквозь муть голода в них проступало недоумение.       — Я тебе не жрачка, понял?!       Лицо обжоры сморщилось, как размякший пластилин.       — По-онял.       — Тогда вставай!       Глаттони замешкался. Раздражённо зашипев, Энви вздёрнул его за шкирку зубами и швырнул на забор. Глаттони неуклюже взмахнул руками, но его это не спасло: миг спустя он уже висел поперёк досок. Хлипкая древесина заскрипела под его весом.       Каракал перемахнул через преграду и устремился по улице прочь.       Из чада улиц Энви вырвался на простор вокзала. Цель он приметил издалека: ишварит подбирался к последнему вагону товарного поезда. Раненую руку он подвязал, даже повязку соорудил, но кровью от него всё равно несло за милю.       Энви с урчанием спрятался за колонну с выщербленным верхом. Людей на станции было всего ничего, и это играло на руку им обоим, но в философском камне осталось маловато жизней, чтобы без опаски выскакивать на них в облике пустынной кошки.       Энви потрусил в обход. Он бесшумно следовал за ишваритом, сокращая расстояние с каждым шагом. Глаттони поскуливал под боком.       Ишварит упёрся рукой в ребристую стенку вагона. Он едва стоял.       Энви подобрался на длину прыжка.       Из-под лап полетел мелкий мусор.       Каракал взвился над плитами. Мужчина отклонился. Когти вспороли воздух у горла ишварита, скрежетнули по стенке вагона.       Треск разряда ввинтился в уши, пронзил череп, пронёсся до самого хвоста разрушительной волной.       Энви отступал вслепую, шатаясь на трёх лапах — четвёртую разбило до костей зубастой алхимией ишварита. Вокруг кричали. Сквозь звон в ушах он различил щелчок затвора.       Воздух со свистом взрезали пули.       Крики сливались в ураган, из которого вылетали только отдельные слова. Нос забил едкий запах злости и страха.       В кого они стреляли — в ишварита, в Глаттони, в обоих?       Энви повёл перед собой слезящимися от боли и резкого света глазами и различил лишь туманные силуэты.       Из разорванного горла вырвался с кровью хриплый рык.       Разряды ядра лизали обнажённые мышцы и кости, заново выстраивая их структуру, застывая над ними пластинами укреплённой чешуи.       Об защищённое плечо с глухим стуком срикошетила пуля.       Со свистом втянув воздух, Энви повернулся к её хозяину. Глаза не восстановились до конца, но он уже различал серое лицо с круглыми, как у рыбы, глазами и редкой щетиной на подбородке.       Справа раздался резкий хруст. Его на пару мгновений перекрыл пронзительный вопль. Пахнуло свежей кровью и нечистотами.       Повисла тягучая тишина. Её нарушало только торопливое чавканье Глаттони.       А затем воздух изрешетило пулями.       Энви перескочил ближе к Глаттони, но брата уже потрепало парой десятков металлических жал. Их выдавливало из-под кожи под треск разрядов и звон пуль об плечевые пластины Энви.       Под лапами хлюпала кровь обжоры и его жертвы.       — Энви-и, я их съе-ем?       Глаза обжоры светились, как у кошки. Энви ощутил, как шерсть под пластинами встаёт дыбом, подобно иглам. Он чуял голод существа, которое подсознательно видело добычу в нём самом.       — Сдурел? — зашипел на него Энви, прикрывая его чешуйчатым гребнем на спине. — Не трать жизни впустую!       В прорезях пластин на морде Энви видел, как заметались люди. Злость испарялась с их лиц, обнажая первобытный страх животных, которые встретили высшего хищника.       Энви шагнул к ним. Людская волна всколыхнулась и подалась назад.       Гомункул вперился взглядом в их предводителя — коренастого мужика в рабочей куртке с нашивкой гильдии. Его обветренное лицо покрылось бледностью, а вена на шее вздулась и потемнела.       Мужчина направил на него дуло пистолета.       — Бро-ось, думаешь меня этим впечатлить? — сипло рассмеялся Энви.       Гомункул подобрался к нему вплотную. Человек смотрел на него сверху вниз, презрительно кривя губы, словно осознавал, кто перед ним на самом деле.       Алые искры брызнули у передних лап, взвились по пластинам к холке. Человек шагнул назад, плотно сжав побелевшие губы, и сдавил в руках ствол огнестрела.       Теперь уже Энви возвышался над ним, ошалевшим от превращения настолько, что не смел сдвинуться с места.       — Глаттони, ты сожрал чёрта со шрамом? — не поворачивая головы, прорычал Энви.       — Не-е-его, — неразборчиво пробормотал толстяк сквозь набитый рот.       Энви фыркнул и подкатил глаза, прижав уши. И как его ответ трактовать?       Гомункул покосился через плечо на клочки одежды под ногами брата. По залитой кровью ткани сложно было понять, кому она принадлежала раньше.       Глаттони тоже уставился на клочки с задумчивым видом. Широкий нос задёргался, как у кролика.       — Не по-омню, — повинился братец.       Энви развернулся к нему всем корпусом, срываясь на вопль возмущения:       — Что значит не помнишь?! Глаттони! У тебя же есть хоть какие-то мозги!       Глаттони подцепил двумя пальцами клочок ткани и, обнюхав, засунул его в рот.       Энви выругался заливистой трелью каракала.       Толстяк вдруг вскинул голову и ткнул пальцем в мужчину с гильдейской курткой. — Он тебе ещё ну-ужен?       От его вопроса мужчина покрылся потом. Его лицо окаменело, но взгляд беспокойно метался по сторонам в поисках путей отступления.       — Вам нужен только ишварит, верно? — хрипло спросил рабочий. — Я видел, он был жив. Он не мог уйти далеко. Верно, спрятался в вагоне.       Энви зашёлся тихим смехом. И десяти минут не прошло, а человечишка уже готов сдать собрата неведомо кому, лишь бы его оставили в покое!       — Ве-ерно, — Энви склонился над ним, обдал лицо жарким дыханием зверя, но мужчина не отстранился. — Хочешь помочь нам его поймать, да? Хм-м, дай-ка поду-умать, — гомункул потёр морду тыльной стороной лапы, обвёл долгим взглядом братию за спиной рабочего. Из нападавших осталось меньше половины. Смелыми они были, когда ещё не поняли, что противника так просто не застрелить. Теперь же они готовы были сбежать в любой момент.       Глаттони двинулся к ним, но Энви хлестнул хвостом у его ног. Братец шлёпнулся там, где стоял.       — Не отсвечивай, пока я думаю, — хвост дёрнулся из стороны в сторону, выражая недовольство.       Энви тянул с ответом. Он ждал, когда у кого-то из людишек лопнет терпение, и он первым кинется проверять вагон. Наслаждался властью высшего существа над смертными, как Отец — над своими созданиями, испытывая на прочность их хрупкую волю.       Помнится, Лотос как-то упоминал, что уважает людей, чья воля похожа на самый крепкий алхимический сплав. Для Энви люди были одинаковы. Какой бы силой духа они ни обладали, у каждого найдётся слабое место, на которое надавишь — и человек осыпается тысячей осколков.       Различались они лишь тем, что у одних оно было на виду, а другие его надёжно прятали от окружающих и от самих себя.       Эти смертные явно относились к первым.       — Ваш запас жизней ограничен, так ведь? — вдруг спросил мужчина в гильдейской куртке.       Энви вздрогнул. Человечишка вырвал его из размышлений неуместным вопросом.       — М-м-м, до-опустим, — Энви пустил по телу алые искры, на всякий случай усиливая чешуйчатые пластины. — Угадаешь, где его предел?       — Значит, схватка с тем парнем для вас сейчас опасна, — продолжал мужчина, глядя в сторону. — Пожалуй, вам стоит постоять здесь.       Гомункул презрительно фыркнул. Смертный так хотел сохранить видимость того, что контролирует ситуацию и решает, куда ему идти? Жалко смотреть.       — Валяй, — Энви мотнул головой на крайний вагон. — Можешь прострелить ему башку, только притащи его сюда. У тебя там как, пистолет заряжен? — взволнованно спросил он. Смертники смертниками, но терять пешку на первом же ходу — это слишком.       — На полную, — мужчина дёрнул уголком рта и повернулся к подчинённым. — Майкл, проверьте средние вагоны. Райнер, передние на вас.       Мужчина направился к двери вагона, когда Энви остановил его гневным рыком:       — Погоди-ка! Где гарантия, что вы не свалите вместе с ишваритом, а?!       Смертный остановился у самой двери в вагон. Энви с трепетом наслаждения наблюдал за тем, как спокойствие сходило с его лица.       — И что вы предлагаете? — севшим голосом ответил он. — Я не могу в одиночку обходить весь поезд. Мы не имеем права настолько задерживаться.       Энви отшвырнул лапой камень. Вот же зараза! И заложников не оставишь: запрыгнувшие в поезд запросто могут ими пожертвовать ради своих жизней.       — Тогда вот что, — Энви с трудом придерживался спокойного тона. — Мы зайдём туда все вместе. Я и Глаттони будем держаться позади. Эй, зараза ненасытная, подъём!       Мужчина открыл было рот, но возразить не успел: Энви одним махом перепрыгнул на узкую площадку, надавил на дверь лапой и по-змеиному плавно скользнул за спину смертного.       — Не стой истуканом, если не хочешь стать обедом, — прошипел ему на ухо Энви, покосившись на подоспевшего Глаттони.       Смертный вытер лоб рукавом и медленно шагнул в тёмный зев вагона.       Потянуло холодом, словно они залезли в огромный морозильник. Запах свежего мяса и крови нахлынул удушающей волной, такой плотной, что здесь едва ли можно было вдохнуть. Энви прищурился. В полумраке вагона-контейнера свисали на крюках разделанные туши.       Смертный потянулся к карману.       Мышцы напряглись, сводя защитные пластины, когда в руке человека раздался щелчок — и туши залило синюшным светом фонарика.       — Еда-а, — благоговейным тоном протянул Глаттони.       Энви пихнул его не глядя.       — Не для тебя, болван! Ищи ишварита лучше!       Энви принюхался, невольно облизываясь. Его так и тянуло впиться зубами в ближайшую тушу, стащить её с крюка и уволочь в укромное место.       Вместо этого он впился себе в лапу. Краткий миг боли приглушил инстинкты зверя, и мысли снова прояснились.       Гомункул медленно пошёл вдоль туш. Ишварит был ранен, истощён и вряд ли ушёл далеко. Но как выяснить, где он прячется, когда нюх забило остро-металлическим запахом мяса, с которого вдобавок накапало кровью на пол? Энви останавливался у каждого ряда, разворачивал уши и вслушивался. Глаттони пытался помогать первые минут пять, но потом опять отвлёкся на более доступное мясо, стянул с крюка первую попавшуюся тушу и отправил в рот целиком.       Их невольный проводник заслепил обжоре в глаза фонариком. Глаттони с воем подался назад.       Когти каракала с визгом проехались по полу.       — Замрите, оба! — рявкнул Энви. Хвост свистнул в воздухе и задел край туши. Пригнувшись к полу, Энви повёл носом над подмёрзшими каплями крови. Уже знакомый терпкий запах вился у пола и струился дальше, к дальней стенке вагона-контейнера.       Энви вскинул голову. Глаттони и смертный после его окрика застыли, как ледышки.       — Вольно, — с кривой ухмылкой прошипел Энви и указал лапой на двери в следующий вагон. — Наш без пяти минут труп там.       Каракал боднул смертного в спину так, что тот едва не растянулся на покрытом коркой льда полу.       — Вперёд, я сказал!       Мужчина бросил на него взгляд исподлобья, но смолчал. Только свет фонаря отсвечивал в его глазах хищными отблесками.       Луч фонаря скользнул по влажно блестящим тушам к двери. Смертный подошёл к ней, держа в другой руке пистолет, налёг на железную панель. Она раздвинулась, грохоча так, что Энви с воем закрыл уши пластинами и лапами, но звуковое сверло ввинчивалось в мозг ещё секунд двадцать.       Когда громыханье стихло, Энви с трудом мог расслышать собственное дыхание. Покосившись на Глаттони, он зарычал от досады: брат с безразличным видом ковырял в ухе, которое и вполовину не было столь чувствительным, как слух каракала.       Смертный проскользнул в проём. Оттуда тоже несло мясом, но к нему примешивался аромат дерева от ящиков, что занимали весь контейнер. Зазор оставался лишь у потолка.       Бесшумно пройдя за смертным, Энви впился взглядом в зазор сантиметров в семьдесят под самым потолком. Взрослый человек смог бы там поместиться, если только сломать верхние ящики. Энви поднялся на задние лапы, тихо зашипел, стукнувшись лбом об потолок, и заглянул на верхний ряд. Ишварит без труда мог сделать себе убежище алхимией, но его запах вился над древесиной и уходил в другой вагон.       — Он дальше, — процедил Энви, опускаясь обратно. Хвост глухо бился о деревянную стену с подмёрзшими тушками птиц. — По ящикам пролез, сволочь!       Энви метнулся к двери, пробежал между крючьев с тушами. Выскочив из поезда, он затормозил когтями. Резкий разворот — и гомункул уже запрыгнул в дверь третьего вагона.       За спиной послышался гулкий топот, и в помещение ворвался Глаттони. Смертный держался за ним на расстоянии в несколько шагов и внутрь заходить не торопился.       Энви забегал взглядом по вагону. Здесь тоже хранились туши, но побольше калибром. За рядами мяса, в самом углу, лежало что-то бесформенное.       Взвизгнув в предвкушении победы, каракал ловко пробрался между тушами и остановился в метре от вороха одежды, под которым расплывалось тёмное пятно. Очертания у трупа были вполне человеческие, но лицо было так изрыто пятнами пуль и залито кровью, что и не понять, кто перед ним лежал.       Энви подкрался вплотную, принюхался к лохмотьям. Пахло ишваритом, разорванная пулями лента тоже принадлежала ему, и всё же, искорёженные черты лица его смущали. Слишком походило на подставу от пустынного волка.       Гомункул втянул носом воздух у ребристого пола. Здесь след ишварита перебивало табаком и дешёвым одеколоном.       Враг прятался в поезде, Энви это чуял, хоть и потерял след. Не дать бы ему теперь сойти.       — Ну, вот и ваш ишварит, — с облегчением произнёс смертный.       Энви бесшумно развернулся к нему.       — Нет, идиот, он жив, — гомункул выпрямился во весь рост, вздымаясь над мужчиной шипящей волной закипающего азарта. — И я не дам ему уйти. Глаттони, залезай, мы остаёмся!       Смертный направил луч фонарика в глаза Энви. Взвизгнув, он попятился от режущего света, но луч уже соскользнул на труп в углу.       Энви замахнулся на него лапой.       — Без меня поезд не поедет, — с деланным равнодушием произнёс смертный.       Лапа застыла в воздухе и медленно опустилась на холодный пол. Энви склонился к нему, тронул носом одежду на плече. Клыки впились в предплечье смертного, и фонарик со стуком покатился по полу.       Смертный пошатнулся со сдавленным стоном.       Энви вскинул морду, слизывая с клыков горячую кровь, и вперился взглядом в мужчину.       — Так заводи его, — Энви понизил голос до хриплого шёпота. — И не зарывайся. Моё терпение очень ограничено.       Мужчина обхватил раненую руку, кусая губы с таким рвением, словно намеревался их съесть. Энви снова наклонился, провёл шершавым языком по ране.       Мужчина шарахнулся от него и с влажным чавканьем впечатался в тушу. Миг спустя он рванул от неё к двери, но гомункул сграбастал его лапой за плечо и притянул к себе.       — И думать не смей, что сбежишь, — не повышая тона, прорычал Энви. — Мы пойдём вместе.