***
Клара Джонсон — обуза. Не то чтобы это как-то гложет девушку на протяжении всей её жизни. Просто для неё садиться кому-то на шею, пускай даже и не по своей воле — в порядке вещей. Когда она попала в приют, ей было всего несколько дней от роду. Малышка была обычным подкидышем, родившейся примерно в середине мая — а точную её дату рождения никто так и не узнал, потому поставили в документе пятнадцатое число пятого месяца. Монахини не знали точно, выживет ли ребёнок; когда её взяли прямо с порога холодного католического приюта, девочка была изголодавшейся, маленькой и выглядела болезненной. Но, на удивление, молчаливой. Опасно молчаливой. Первые два года Клара не говорила, и воспитатели приюта махнули рукой, посчитав девочку немой от рождения. Речь малышки, к сожалению, никак не развивалась с возрастом, и к двум годам, когда другие приютские дети начинали активно общаться друг с другом, маленькая Клара развивала в себе, разве что, социофобию. Она не плакала, когда её по незнанию или глупости обижали другие дети, или когда её ругали воспитательницы, или даже когда хотела есть. Девочка чаще всего проводила время в общей игровой комнате, но постоянно сидела в углу, рисуя или играя со старой потрёпанной игрушкой, какие ей доставались после того, как остальным детям они надоедали. Никто не жаловался. Все — сама Клара, которая мало что ещё понимала в свои два года, и даже монахини, закрывшие глаза на «упущенного ребёнка» — считали такой расклад чем-то привычным, нормальным по отношению к «девочке, которая никогда не плакала». Именно такой ярлык навсегда закрепился за Кларой Джонсон, даже когда она переехала к своим приемным родителям и даже спустя год после их смерти. И такое прозвище от чего-то не понравилось маленькому Нейтану Моргану, который тоже годами был объектом издевательств в приюте вместе со своим старшим братом.***
Мальчик не считал себя защитником слабых, и при других обстоятельствах он бы даже не обратил внимание на молчаливую малышку со второго корпуса приюта, где жили только девочки и мальчикам, к слову, туда никак было не попасть. Но только не братьям Морганам. Сэмуэль и Нейтан часто сбегали из приюта по крышам, что считали вполне практичным способом — хорошая практика, да и никто их так не заметит. В очередной их побег Сэмуэль обещал младшему брату показать городской фестиваль, который должен был начаться поздно вечером. Сэмуэль, должно быть, выбирался на ночные вылазки чаще, чем Нейт, потому пробираться по облезлым трубам и перепрыгивать с одного каменного уступа на другой в кромешной тьме было для него более привычным занятием, чем для брата, который к тому же был меньше почти в два раза и едва ли мог прыгать по крышам. — Ну ты где там? — прошипел старший, нетерпеливо постукивая пальцами по перилам. — Не допрыгну, — Нейтан нервно кряхтел, неловко попытавшись ухватиться за балку. — Перелезешь по краю? — оглядевшись по сторонам, Сэмуэль увидел вполне надежные уступы в стене девчачьего корпуса. — Только осторожно, там одно окно приоткрыто, не шуми. — Ладно. Пока старший брат выглядывал дальнейший их маршрут, Нейт уже вовсю карабкался по той стене, до куда он мог относительно безопасно добраться. Песочного цвета старые стены, обшарпанные так, словно не только братья Морган регулярно карабкались по ней, невероятно раздражали маленького Нейтана. Тот мысленно представлял себе, как лезет по какому-нибудь отвесному утёсу, как под ним, на сотни метров ниже расстилается безграничный океан, и как холодный ветер обдувает лицо, отрезвляя мысли и заставляя карабкаться все выше и выше... Добравшись до того окна, про которое ему говорил Сэм, мальчик посмотрел влево, выглядывая новое отверстие в стене, за которое можно было бы зацепиться. Брата нигде не было видно, и Нейт вздохнул — пробираться к нему придётся ещё очень долго. От собственных размышлений паренька отвлёк глухой стук, доносящийся прямиком из окна, под которым «висел» Морган-младший. «Всё, спалили», — подумал было он, но сразу же послышался второй и третий стук, сопровождавшийся тихим всхлипыванием и неразборчивой детской речью. Нейтану стоило не обращать внимание на эти звуки и продолжить свой путь до брата, однако детское любопытство пересилило мальчика, и тот осторожно приподнялся на носочках, рискуя свалиться прямо в кусты и перепугать Сэма до смерти. Как оказалось, через окно мальчик увидел маленькое помещение, отведённое под медицинские нужды и служащее в качестве «изолятора», где лежали детки, которые могли заразить остальных. Массовые болезни в приюте не были редкостью, так что периодически воспитатели предпринимали радикальные меры по отношению к простывшим детям, запирая их на несколько дней в отдельной комнате. Сам Нейт помнил, как его две недели держали в этом изоляторе, а единственным его собеседником была сестра Мэри, приносившая ему еду. Звуки, которые слышал мальчик, принадлежали маленькой девочке, что сейчас пыталась собрать упавший со старого комода набор каких-то конструкторов. Ребёнок был совсем маленьким, и Нейтан только фыркнул, вспоминая, что даже к младенцам воспитатели не слишком трепетно относятся. Девочку, сидевшую на холодном полу, он узнал сразу — всё-таки, не каждый день в приют попадает немая девочка, ставшая в один момент предметом для обсуждений в стенах мрачного и скучного приюта, где сотни дней сливаются в один. Не то чтобы Нейтана трогала до глубины души эта ситуация с издёвками над маленькой девочкой, однако закравшееся внутри чувство несправедливости иногда задевало паренька, когда он ненароком подслушивал разговоры монахинь, и те жаловались на то, как сложно воспитывать «то, что навряд ли принесёт пользу обществу». К удивлению мальчика, в данный момент он слышал, как малышка что-то неразборчиво бубнила себе под нос. Бубнила. Немая девочка. От лёгкого шока Нейтан чуть не соскользнул со своего уступа, а вдалеке послышалось недовольное ворчание Самуэля, который уже заждался младшего брата. Однако тот не спешил отвечать, и Нейт пытался понять, как немая девочка может говорить. — Нейт! Ты упал что-ли? — в очередной раз позвал того Морган-старший, показавшись из-за угла и зацепившись за обшарпанную трубу. Нейтан жестом попросил брата помолчать и пальцем указал прямо в комнату, где сидела маленькая Клара. После он осторожно попытался закрыть окно, и то с мелким скрипом поддалось рукам мальчика, после чего он спокойно перелез прямо к брату. — Что там было? — наконец спросил Сэмуэль, забравшись с братом на заветную крышу. Оба мальчика почти синхронно отряхнулись и встали возле края крыши, откуда открывался вид на ночной город и фестиваль, который уже начался и проходил в самом разгаре. «Красивое, однако, зрелище» — подумали оба брата. — Помнишь девочку, которую все считают немой? — начал Нейт, вспоминая эту шокирующую сцену, когда он понял, что девочка-то и не немая вовсе. — Клара, кажется? И что? — Она не немая. — Чего? — Сэм фыркнул, не совсем веря словам братишки, но взгляд его выглядел довольно серьезным и... грустным? — Я сам видел! В том окне, в этом изоляторе была она, и что-то то ли пела, то ли просто говорила, я не понял. Но точно знаю, что она может говорить. — Нейтан... — Сэм тяжело вздохнул и положил руки на плечи мальчика. — Это не наше дело. Уверен, врачи разберутся с ней, она же ещё маленькая и сама не понимает, что с ней происходит. — От того и не говорит, что не понимает, — парировал младший брат. — Да плевать им всем на нас, брошенных детей, понимаешь? Мы сами по себе в этом приюте! Тебе что, её совсем не жалко? — Жалко, — удрученно ответил Сэмуэль. — Нас мне тоже жалко. Только вот нам никто помочь не спешит. Больше аргументов Нейт найти не смог, и всё, что ему оставалось делать — молча уставиться в сторону города и ярких огней городского праздника, откуда доносилась веселая музыка и атмосфера безграничного счастья. Этот звук, казалось, разлетался по всему городу, но разбивался прямо о стены католического приюта. Как гудящий холодный ветер о скалы над морем, куда карабкались Сэм с Нейтом каждый раз в своих самых смелых мечтах. Чувство несправедливости вновь накрыло с головой маленького Нейтана Моргана, но на этот раз он впервые ощутил горечь не от своего собственного жалкого положения. Впервые ему было жалко кого-то больше, чем себя, и это чувство оставило свой отпечаток в юноше, отражаясь в хмуром взгляде серо-голубых глаз. — Пойдём, Нейтан, — прервал молчаливую паузу Сэмуэль. — У нас несколько часов до утреннего обхода. Мальчик вздохнул и приготовился к прыжку на следующую крышу.