Городские невротики

      Прекрасно все шло — до того момента, пока у него не начало дергаться веко. Иван, которого в глаза и за глаза прозвали Грозным, на самом деле никогда не страдал от подобного, у него ладилось любое дело, и он никогда не переживал по поводу трудностей, считая их временными. Но эта трудность, которую он охарактеризовал для себя сукой-стервой, поселилась в его жизни, похоже, надолго. Из-за нее, собственно, веко и начало дергаться.       — Стресс, батенька, стресс, спиртные напитки, недосып, — постучав по его коленке молоточком, заявил доктор. — А себя беречь надо, не пацан же, сорок лет — это вам не…       — Я себя чувствую прекрасно, — низко, басовито проговорил Грозный, и доктор захлопал седыми ресницами за стеклами очков. — Пропишите мне таблетки от дерганья, и дело с концом.       — Вы не понимаете, ваше, как вы выразились, дерганье — это следствие более глубоких причин, тут необходимо комплексное…       — Таблетки выпишите.       Спорить с Грозным было невозможно — оппоненты либо соглашались с его мнением, либо оказывались выпнутыми из спора за отсутствием необходимости разговаривать с идиотами, которые не слушают более умных людей, то бишь самого Ивана. И так было всегда, пока не появилась эта сука-стерва, сосущая из него кровь уже вторую неделю.       Сука-стерва явилась как раз тогда, когда дело было закончено, — почти открыт ночной клуб «Russian bear», оформленный в русском народном стиле, где даже виски собирались подавать в стаканах, расписанных под гжель, а элитную водку — разливать из специально заказанной посудины, внешне оформленной в виде пузатого самовара. Всегда тяготеющий к самобытности Грозный по совету товарищей пригласил забугорного дизайнера, который по всему залу развесил светильники в форме колес от телег, хуйнул на стены картины с героями сказок, типа «Гусей-лебедей», а шесты для стриптизерш лично покрасил под березки. Грозный, носивший пиджаки с витыми золотыми узорами по подкладке и вороту, рвение и русский колорит оценил, заплатил дизайнеру на пару штук баксов больше и отправил обратно в забугорье. Приват-комнаты тоже впечатляли — кожаные диваны с бахромой и откидными подлокотниками, мини-бары в сундуках, настенные бра в виде подсвечников, матовая плитка на полу и множество иных приблуд, которые радовали глаз.       Об открытии сего заведения уже готовились статьи в местную прессу, стриптизерши гладили праздничные, украшенные хохломой, стринги, все инстанции были пройдены, условия выполнены, и оставалось последнее — заключительная плановая проверка пожарной инспекции. Тут-то и нарисовалась сука-стерва с папкой на резиночках под мышкой и в строгом темно-синем костюме, хотя должна была приходить в форме.       — Федор Басманов, можно просто Федор, — произнесла сука-стерва, помахав корочкой и уставившись на Грозного большими голубыми глазищами, какие бывают только у страдающих героинь русской классической литературы. — А вы, я так понимаю, хозяин клуба и исполнительный директор в одном лице? Начнем, пожалуй, с приказов о назначении ответственного за пожарную безопасность, запрете на курение и эксплуатацию бытовых электронагревательных приборов, о содержании эвакуационных выходов, потом перейдем к инструкциям о мерах пожарной безопасности и последовательности действий при пожаре, а также копиям справок о прохождении ответственным лицом курса «Противопожарный минимум», об обучении представителя охраны технике пожарной безопасности…       — Конечно, пойдёмте в кабинет, — проговорил Грозный, указывая путь по коридору и наблюдая, как под обтягивающей синей тканью перекатываются упругие ягодицы стоящего на страже пожарной безопасности лица. Фигурка у Феди, который просто Федор, была хороша, одной ее было достаточно, чтобы воспламенить Ванины чресла, однако инспектор приятно удивил еще и своей мордахой, одной которой тоже обычно было достаточно. Тут же имелось и первое, и второе, и Грозный терялся, не зная, на что пялиться. Пока инспектор хмурил брови, опустив густые ресницы и выискивая косяки в документах, Грозный смотрел на чудный нос, капризно изогнутую верхнюю губу — на нижнюю тоже смотрел — и на длинные пальцы в тонких кольцах.       — Я думал, вас делегация целая будет, — признался он.       — Одного меня вполне достаточно, — Басманов поднял глаза, улыбнулся, и улыбка эта ничего хорошего явно не предвещала. — Так, тут все в порядке, хотя кое-где подписи будто не совпадают, но закроем на это глаза. Пока закроем. А теперь предоставьте мне журнал регистрации инструктажей по пожарной безопасности и техническую документацию.       Кажется, именно на этом моменте Басманов его и начал бесить. Или все же позже, когда сказал, что журнал заполнен неправильно:       — У вас графы не в том порядке. И вот тут подписи не хватает.       Грозный, нависнув над столом и глотнув аромат его парфюма, снисходительно заметил:       — Это же формальности! Исправить можно за пару часов.       — Вот как исправите, так и поговорим, — снова улыбнулся Басманов, отрывая свою подтянутую задницу от стула. — Большие нарушения начинаются с малых. Пойдёмте посмотрим план эвакуации.       Изучив план эвакуации, он настоятельно порекомендовал его заменить — слишком нечеткие линии. После исследования мест для курения и пожарных датчиков они отправились к эвакуационному выходу, где Басманов сморщил свой чудесный нос.       — Вот у вас тут шкафчик стоит, — заметил он, отмечая что-то на прикрепленной к планшетке бумажке. — Произойдет возгорание, сработают системы оповещения, которые у вас пока, к слову, тоже под большим вопросом, люди повалят по коридору, кого-то толкнут, он ударится об этот шкафчик, упадет, и его затопчут. Кто-то споткнется об него, и его тоже затопчут. А потом будут винить не вас, а меня, за то, что подписал разрешение.       Грозный, вздохнув, вытащил из кармана бумажник, открыл его и выразительно посмотрел на Басманова. Тот, тоже вздохнув, тряхнул кудрями и черканул на листе цифру.       — Не вопрос, — Грозный закрыл бумажник. — Только это надо в кабинет опять, у меня с собой столько нет.       — Вы не поняли, — улыбка Басманова была прекрасна и широка, как у только что появившегося на свет детеныша аллигатора. — Это сумма штрафа для юридического лица за предложение взятки должностному лицу, находящемуся при исполнении.       — Так вы не в форме, — нахмурился Грозный.       — У меня ксива, — похлопало по карману пиджака должностное лицо. — И связи.       — Вам что, денег не надо?       — Боженька мой, зачем мне они? Я не первый год в инспекции, мне уже не интересно делать что-то за деньги. Приведите в порядок документацию, пожарные гидранты и эвакуационные выходы, в понедельник назначу повторную проверку.       — У нас в понедельник открытие.       — Не угадали.       Однако не дали разрешения и в понедельник — табличка с номером пожарной охраны не удовлетворила инспектора, явившегося снова не по форме, в еще более обтягивающих светлых брюках и черном пиджаке поверх черной рубашки. Изучая проводку и расстояние чего-то там от пола, Басманов свой зад в этих брюках продемонстрировал Грозному, стоящему позади, во всей красе, и у того сложилось впечатление, что под ними стринги. Хотелось, конечно, проверить на ощупь, но инспекторские булочки были неприкосновенны. Так он думал.       — Я тут схему набросал что нужно исправить, — поднявшись, Басманов протянул ему листок, на котором будто потоптался пьяный воробей под «цыганочку» — черточки и точечки. — Исправите — поговорим.       С того момента у Грозного и начал дергаться глаз. Это не давало сосредоточиться на работе, мешало спать, и от нанятого пронюхать вопрос человека вести пришли неутешительные: Басманов был чист перед законом, как студентка педагогического училища, верящая, что будет нести свет знаний и любить детей. Он происходил из хорошей добропорядочной семьи, в порочащих связях не состоял, не привлекался, на работе характеризовался исключительно положительно и если делал что-то незаконное, то проворачивал это хитро и своевременно. Взять инспектора за жопу Грозный мог только в физиологическом смысле. Связи у Басманова имелись хорошие, крыша — крепкая, непротекаемая, денег он не хотел, только и оставалось, что выполнять все его требования, становящиеся все больше.       Клуб, который должен был уже месяц как открыться, простаивал. Пресса отвлеклась на установленный памятник очередному деятелю и меценату, кокошники стриптизерш покрывались пылью, самовар с водкой потускнел и намекал на кризис бытия. Грозный, которому надоело сверять все записи в журналах и документах, пересчитывать огнетушители и менять таблички, в очередной приход инспектора достал из мини-бара бутылку коньяка и две рюмки.       — Скажите уже, чего вы хотите, — произнес Грозный. — Вам заплатил кто-то из моих конкурентов? Так вы назовите сумму, я дам больше.       — Ваня, — Басманов, вытащив из кармана пачку, а из нее — тонкую сигарету, чиркнул колесиком зажигалки. — Как ты думаешь, чего может хотеть один фантастически привлекательный молодой мужчина в компании импозантного мужчины в возрасте?       Грозный поднял брови и замер с поднесенной ко рту рюмкой.       — Ну нет, — хмыкнул он, все же опрокидывая ее в себя. — Чтобы потом затаскать меня по судам по обвинению в домогательствах?       — Вань, ну ты дурачок, конечно. Хочешь еще месяц проводку перепроверять и переподписывать все? Я же нервный, я могу организовать. Я тебе не предлагаю секс. Я тебе говорю, что если ты прямо сейчас меня не трахнешь, то будешь перерисовывать план эвакуации лично, своим обмакнутым в краску хуем.       — Он у меня не такой тонкий, чтоб им рисовать, — снова забасил, как всегда, когда свирепел, Грозный.       Басманов прищурился, стряхнул пепел на страницу журнала по инструктажу сотрудников и покосился на свой дипломат. Проследив за столь недвусмысленным направлением его мысли, Грозный содрал с себя пиджак, расстегнул молнию — на дипломате — и вытряхнул из того вместе с бумагами шелестящие дюрексовские квадратики и непочатый флакон смазки.       — Инструктаж не будем, значит, проверять, сразу к практике? — промурчал Басманов, выронив и сигарету вместе с пеплом, когда Грозный, легко подхватив его, усадил на стол и стащил брюки.       Под теми действительно оказались стринги, но оказывались недолго — их он содрал в пылу гневной страсти тоже. На расстегивание Фединой рубашки терпения не осталось, инспекторские булочки шлепнулись в лужицу разлитого коньяка, а сам Федя, закусив малиновую губу, задрал ланьи ноги на богатырские Ванины плечи.       — Подпишешь, сука, разрешение? — рыкнул тот, в горячке натянув резинку — не помня как — и в ней же натянув на себя самого инспектора.       Басманов, заведя руки за голову и держась за край стола, затрепетал чернющими ресницами и пообещал подписать, если Ваня сильно постарается.       Ваня старался, вымещая на инспекторских булках все негодование прошедших недель, всю ярость, накопленную за время очищения эвакуационных выходов от хлама, и все желание пожамкать их, несмотря на стресс. Тот Ваня, которому пожарные гидранты снились в последнее время чаще, чем что-либо иное, и тот же Ваня, который проснулся позавчера со стояком, прерывая сладкий кошмар, где Басманов в джинсовых шортиках и с голым торсом, весь в пушистой пене, мыл пожарную машину, а потом, взяв шланг, сбивал пенные хлопья мощной струей.       — Ваня, я хочу большие огнетушители! — облизывал во сне свои блядские губы Басманов. — Замени розетки, Ваня! Сделай эвакуационные выходы шире, сделай их шире!       И расстегнул пуговку на шортиках, и звук расстегивания преследовал его до конца вчерашнего дня. А сегодня уже настоящий, не из эфемерности сна, Басманов облизывал под ним свои блядские губищи, изогнув шею и впившись пальцами в его бедра. В «трахать нельзя кончать» Басманов запятую впендюрил сам, крутанувшись весьма мастерски на его члене, встав на четвереньки на расшатавшемся столе, от чего Грозный, оценив виды сзади и зажав в кулаке смоляные кудри, кончил.       — Подпишешь? — нависнув сверху и поцеловав за розовеющим ухом, спросил он.       — Только что ты испортил журнал инструктажа. Заведешь новый — подпишу.       — Сука! — обреченно выдал Грозный, от души шлепнув по подставленной заднице.       Впрочем, обещание Басманов сдержал и разрешение подписал, как только увидел новый журнал. Больше они не виделись, и даже глаз дергать перестало, но Грозный почему-то доволен не был. Басманов на звонки не отвечал, смс не читал и на контакт не выходил, возвращая высланное на дом дорогое вино. Выходило, что та встреча с подписанием разрешения была последней.       — Милок, купи цвятов! — напала на него бабка у открывшегося клуба. — Купи цвятов!       — Бабуль, не то ты место выбрала, не купят тут цветы, — проговорил Грозный, рассматривая завернутые в целлофан маргаритки, астры… васильки. Цветом как глаза злосчастного инспектора. — А хотя продай мне вот эти все, сколько есть.       Разодрав целлофан, он скрутил все маленькие букетики в один большой и отправил их с личным водителем по выученному наизусть адресу. Миновав шумный зал с обнимающими «березки» полуголыми девицами в кокошниках, прошёл в кабинет и засел в нем на несколько часов с бутылкой коньяка, подпевая Высоцкому в колонках.       — Ай, ебись оно все! — скинул бутылку в мусорное ведро и поднялся.       Спиртное, как обычно, не брало, потому он пошел догоняться коктейлями. У стойки, закинув ногу на ногу, сидел кудрявый парень, похожий на Басманова, но точно не он — суровый инспектор точно бы не напялил на голое тело, не считая трусов, меховую хуйню вырвиглазного цвета и не обмотал бы вокруг шеи платок с русскими мотивами.       — Мы раньше не встречались? — прищурился Грозный, а кудрявый, наклонив голову и улыбнувшись, томно произнес:       — Если только в прошлой жизни, папочка, — затем голову вскинул, округлил глаза и возмутился: — Что ты за фигню несешь, Вань? Сам васильки шлет, а потом подкаты дурацкие лепит! Лучше выпить мне купи.       — Только выпить? — расцвел Грозный.       — Если ты не будешь так дебильно улыбаться, как младенец при виде молочной сиськи, то не только… Дурак ты, Вань. Но что-то в тебе есть.