***
1.1 Сказочная сволочь. Почему только она не обитает в этих самых сказках – непонятно. Наверное, его просто не потерпели бы ни в одной из них ни в какой роли. Ведь в этих сказках всё должно быть хорошо, трогательно-трагично, так что о каком мужике с пристрастием ко всевозможным видам суицида может идти речь, неправда ли? Для коварного злодея он слишком ленив, для прекрасного принца он попросту слишком не прекрасен, а на роль принцессы он не тянет вообще ни в каких проявлениях, кроме разве что имеющегося желания отравить обманчиво красивым – как и сама принцесса в нашем случае – яблоком или запереть в какой-нибудь башне и выкинуть ключ в космос. В тот, в который, конечно, при необходимости Чуе и придётся ломануться, находя этот самый ключ на пороге ближайшей чёрной дыры. Благо, у него большой опыт «общения» с ними. 1.2 Сука. Вот в этом случае четыре буквы идеально описывают если не Дазая в целом, то точно отношение Чуи ко всему этому. Не зря же это лаконично-элегантное «сука» срывается с его губ не реже, чем всегда, когда рядом Дазай. К большому недовольству обоих, явление это достаточноПарадокс номер один: Дазаю базово не нужно делать абсолютно ничего для того, чтобы вывести Чую из себя, но он принципиально делает это с завидным упорством каждый сранный раз.
Чуя почти рычит это ёмкое, можно сказать уютное «сука» в ухмыляющееся лицо с настолько приторными глазами, что сводит собственную челюсть, когда обладатель этого переслащенного букета в тысячный раз не сдерживает свой длинный язык за ровным – и каким-то неестественным чудом всё ещё целым – рядом зубов. Чуя обрывисто хрипит это в сгиб своего локтя, когда кровь пульсацией подселяется в черепную коробку, колени проваливаются в пространства между подушками неудобного кожаного дивана, а сухие ледяные пальцы до синяков стискивают ходящие ходуном бёдраПарадокс номер два: пальцы Дазая остаются ледяными даже после двух литров сухого красного, десятка неосторожных взглядов и одного фатального поцелуя.
И это строчка номер два. 2. Совершенно секретно. Потому что сложно о чём-либо разглагольствовать, когда сам ни черта не разобрался. Вообще ни с чем. Когда уже простым «сука» не отделаешься. Да даже убийством не отделаешься, ведь Дазай мало того, что свалил в закат, так ещё и умудрился уродиться такой занозой в заднице, что даже Смерть не собирается забирать его ни при каких обстоятельствах. Казалось даже, что воплощение конца всего живого готово в случае кончины этого уродца осыпать монетами с головы до ног того, кто согласится забрать его обратно. Чуя принципиально игнорирует противный голос – отчего-то очень знакомый голос – в своей голове, елейно шепчущий, что вообще-то ты сам, Накахара, и будешь этим золотом осыпан. Но Чуя же не идиот, он не будет слушать непонятно откуда взявшийся голос в голове. Чуя только несколько тягучих секунд вяло смотрит на пляшущие блики в бокале, мерно покачивая его круговыми движениями запястья, и хмыкает перед тем, как осушить его парой крупных глотков. И то, что слегка затуманенный предшествующими глотками разум перед этим тянется чокнуться бокалом с тем, кто, вообще-то, не сидит сейчас напротив, тоже совершенно секретно. А потому это лучше оставить с новым восходом солнца. Кажется, он наступит уже через пару часов. А значит, снова мешки под глазами. Какое гадство. 3. С самого старта – сплошной сбой системы. Какой системы только – непонятно, но Чуя свято уверен, что это всё – чему ни в коем случае нельзя давать название, потому что смотрите строку номер два – началось с той самой первой встречи. А как стартуешь, так, известно, и финишируешь. Только о каком финише может идти речь, когда даже финишной прямой не видно? Хотя это в какой-то степени даже радовало: больше нервных клеток, меньше шансов снести Иокогаму в чертям собачим. Чтобы потом эти черти-псы тебя и не обглодали. Сожрали по кускам, а какой-нибудь Бессердечный пёс сожрал твоё сердце. И нет, это абсолютно точно не сентиментальная метафора. Это естественный отбор. Всегда только блядский естественный отбор. Чуя думает об этом, когда лужа крови почти достигает его отлакированных туфель. Он безразлично смотрит на пробитый пулей лоб, из которого и течёт эта лужа, вот-вот касаясь уже носка обуви, и хмыкает. Вот что бывает, когда мнишь, что способен лгать Портовой мафии и делать дела на стороне, а после просто выйти сухим из воды. Не способен. Псы всегда найдут неугодных шавок, посмевших оскалить зубы не на того. В конце концов, это естественный отбор. Чуя в последнюю секунду отступает назад и, крутанувшись на каблуках, идёт в сторону выхода. – Босс, что по поводу остальных? Чуе требуется ещё пару шагов, чтобы понять, что за него по обыкновению не ответят. Не раздадут указания, чтобы потом направиться следом, сказать какую-нибудь очередную херню и свернуть в любимый бар. К чёрту. – Разберитесь сами. Проблем дальше быть не должно. К чёрту вообще всё. 4. Сотня ступеней сумасшествия. Примерно столько находится между их стартом и финишем по мнению Чуи. То, что расстояние – это сплошная лестница, Чуя считает очевидным. Никогда ничего не было ровно, так с чего бы вдруг стало здесь. Вверх или вниз эта лестница – непонятно, но не то чтобы от этого менялись сами ступеньки. Вверх, безусловно, подниматься сложнее, но и перспектива поскользнуться на одной из особо мерзких и пролететь до конечной за одну секунду тоже не прельщает. Мерзкими, впрочем, считать можно абсолютно все ступени в этой примерно сотне. Мерзкими, кривыми, скрипучими и с трещинами, от вида которых становится и смешно, и тошно. Чуя идёт по этим ступеням точно так же, как сейчас идёт по узким улочкам Иокогамы: неспешно, но уверенно. Шаг, ступень – Столкновение. Ещё один, ещё одна – Ссора. Уверенно, на кривую – Соперничество. И между ними с десяток повторов любимого и уютного (смотрите второй пункт строки номер один). Снова шаг, снова ступень – Сближение. И тут стоило остановиться, потому что следующая – Симпатия. Исключительно лишняя, абсолютно ненужная. Как и – Смущение. Ни капли не очаровательное, до одури абсурдное, выбивающее землю из-под ног. Настолько, что следующие три ступени проходят как одна – Спиртное. Сумбур. Секс. Фатально. Как драма в трёх актах, только комедия. Шутка, но без учёта юмора. Когда поржать больше хочется для того, чтобы тишина уши не вскрывала изнутри. Когда пьёшь не за здравие, а за упокой. Своего, очевидно, мозга, который не додумался включиться в самый, чёрт их всех по седьмому кругу дери, нужный момент. И в следующий. И ещё давайте учтём пару десятков раз перед тем, как один из участников этого акта восхваления погибшего разума не сбежал. Просто сбежал. И такое бывает. Всё же достаточно просто, Накахара, так что давай-ка – Собери своё сердце сам. Не то, что хрустально разбивается в бульварных романах, оставляя после себя зияющую дыру и мокрые дорожки от слипшихся ресниц до дрожащих губ. Только тянущая мерзость под рёбрами и рвотный ком в горле. Но это вообще не про это. Это просто очередной шаг, очередная ступень. А следующие уже пусть в щепки разнесутся. Чуя упрямо продолжает идти по петляющим улочкам Иокогамы. 5. Слишком смешной сценарий. Чуя всё хочет узнать, кто его пишет. Какой абсолютно лишённый таланта бездарь это делает? – Отличный вид. Ещё б столько же не видел. Потому что этот идиот поднимает голову, театрально корчит недовольную мину и выдаёт кислое «отвратительно». О, да что ты? – Мне нравится твоя реакция. Мне теперь хочется задушить тебя. Да и всегда хотелось. До покалывания на кончиках пальцев, которое ощущается и сейчас. Точно от такого сильного желания придушить. Точно только поэтому. Дазай пробегается взглядом от верхушки шляпы до линии подошвы и молча поднимает свои тошнотворно приторные глаза. Секунда. Две. – Ты совсем не изменился, Чуя. Да катись же ты к чёрту. И о каком спокойствии может идти речь, когда как только этот человек открывает рот – срываются все, даже эфемерно существующие замки этого самого спокойствия (помните парадокс номер один?). Потому что это самое идиотское, что можно было сказать сейчас. Потому что не может человек, которого ты не видел два блядских года, не измениться. Потому что не надо опять пытаться просто отшутиться, когда совершенно не умеешь шутить. И не надо пытаться солгать, даже если умеешь это делать как никто другой. – Ты можешь обмануть этого юнца Акутагаву, но не меня. В конце концов, я твой старый партнёр. Ухмылка на лице Чуи становится шире, когда от последнего слова в глазах напротив – в этих показушно спокойных и скучающих глазах – на секунду мелькает чуть больше эмоций, чем было разрешено их обладателем. Засвидетельствовать подобный прокол, пускай и длившийся буквально секунду, приятно до мурашек. Но через ещё одну такую же быструю секунду возвращается предыдущий сценарий (да, тот, который слишком смешной). Какие-то пустые слова про спокойно ожидающих смерти, какие-то бессмысленные фразы, ещё одно «я бы давно тебя убил». Одно маленькое «бы», и все слова Чуи тоже превращаются в простой трёп. – Кроме того, зачем ты первым делом пришёл сюда? Рожу твою мерзкую увидеть. – Побеспокоить тебя. Раньше ты играл со мной как хотел. Но… – Чуя делает короткий вдох перед тем, как снести цепи одним точным разворотом. – Я отплачу тебе в десять раз больше. В конце концов, Чуе тоже хотелось посмеяться. 6. Связанные. С первой встречи и по сегодняшний момент. Они связаны. – Чуя-кун… Дазая-куна почти наверняка уже устранили. Ты понимаешь, что это значит? – Мне плевать. Они связаны. Чуя повторяет это в голове, смотря на бушующего дракона, который разрушает его город. И который может разрушить его тело, если он, Чуя, окажется неправ. Если только Дазая уже нет там. Но Чуя ровным тоном проговаривает: – Он просто издевается над нами. Этот тупица Дазай там. Это точно. Мне надо ему вмазать, а то не успокоюсь. Отключаюсь. Перчатки уносятся с бешеными потоками ветра. Чуя стоит на месте, выслушивая слова этой девчонки из правительства о собственной неминуемой смерти. Разумные слова, если учесть эту свирепую махину, у которой не видно ни конца, ни края. Но Чуе до одного места этот дракон. Он его не интересует. Точнее, его интересует не он. Они связаны. В который раз проносится у Чуи в голове, пока он проговаривает слова, после которых есть риск уже не вернуться обратно. Если только Чуя окажется неправ. – Ты использовал «Порчу», поверив в меня? Как чудесно. Но Чуя оказывается прав. Потому что как бы ни хотелось разорвать эту со всё ещё бьющимся пульсом глотку вместе со всей связью – не получится. Не получилось однажды, не получится уже никогда. Они связаны. Проносится в голове у Чуи перед тем, как провалиться в беспамятство, ощущая на своём затылке чужую ладонь. На следующий день, конечно, всё возвращается на круги своя. Чуя смотрит на профиль Мори, когда речь волей-неволей заходит о Дазае. В конце концов, история закончилась достаточно благоприятно. – Дазай-кун выбирает звезду. – И что я получаю взамен? – Привычный порядок в городе. – Выходит, просто спокойствие в городе, да? И этого достаточно. По крайней мере, так считает Чуя, уже развернувшись к боссу спиной и идя к выходу. Если для безопасности его города ему придётся раз за разом объединяться с этим человеком – пускай. В конце концов – Они связаны. А значит, как и сказал босс, Дазаю нужна будет его помощь. Так пусть будут квиты. 7. Спасибо. Ещё семь букв, которые уж точно ни один из них никогда не произнесёт вслух. Потому что смотрите предыдущие шесть строк.***
Семь строчек Соукоку. Слова с семью символами. И ещё тысячью между.