В чертогах золотых песков

      Тишина. В этом месте она и только она — абсолютная властительница. Не было ничего кроме оглушающей, мертвой терпеливо поджидающей своих жертв тишины. Лишь изредка шелест коричневых песков мог потревожить путников, да и тот раздавался словно бы издалека, словно за тысячу верст отсюда зашевелился, отраженный в зеркальном небе, такой же уставший, измученный дорогой караван. Проведя несколько дней в компании жары, нескончаемого простора и обитающего в этом месте страха, начинаешь понимать, что тишина поглощает не только хруст песка, шорох плотной, защищающий от безжалостных прикосновений солнца, одежды и редкие гортанные команды погонщика, но даже твои собственные мысли. В начале пути кажется, что покорить рыхлые барханы и раскаленные дюны не так-то сложно, ведь конечная цель уже близко, прямо за линией горизонта, отделяющей мир блестящей пустоты от привычной цивилизации. Спустя несколько часов осознаешь — линия горизонта пришла в движение. Опытные путники долго сопротивляются игре нескончаемых миражей, держа в голове лишь мысли о радостном прибытии домой, но даже они, побывавшие во власти карающих бурь, немилосердной жары и продолжительной засухи, знают о существовании коварного песчаного змея, знают о его могуществе, знают о его жестокости. Ему поклоняются, им восхищаются, о нем говорят перед каждым путешествием, и все до единого эти люди молятся, чтобы Змей не проглотил линию горизонта. Но... когда проходит очередная неделя в бесконечном пути, мысль о властителей песчаных морей исчезает, и новый страх рождается в объятиях старого — страх тишины. Спустя еще неделю перестанешь думать, перестанешь слышать свои мысли: в голове одна лишь тишина. Ибо в этом месте она и только она — абсолютная властительница.       Пустыня отмерила им шесть битв. Сражения начинались рано утром, когда сбившаяся с пути и бесцельно скитающаяся по ночной пустыне армия противника, перемахнув через горбатые дюны, вновь достигала их стоянки. Лучники, меткие смертоносные воины, способные атаковать издалека, взбирались на самый верх линии горизонта и тут же обрушивали на лагерь неистовый град раскаленных стрел. Разбуженные легким неприятным жаром, путники лениво открывали глаза и, нехотя покинув свои палатки, как обычно начинали торопливо собираться в дорогу.       Теми лучниками были первые лучи солнца, и оно, не успев еще толком возвыситься над горизонтом, уже объявляло о стремительном наступлении рассвета.       Днем, когда приятная утренняя свежесть окончательно растворилась в сухой потрескавшейся земле, вслед за караваном погналась тяжелая конница — безжалостные могучие воины, что носят золотые доспехи и рассекают на крылатых скакунах, чьи огненные тела состоят из всполохов адского багрового пламени. Уставшие и беспомощные, путники не противились очередному нападению, лишь плотнее закутываясь в легкие просторные одежды да небрежно покрывая головы широкими платками.       Той конницей был полуденный зной остервеневшего солнца. Он бродил под кожей, мешал дышать, раздирая грудную клетку пламенным кинжалом, от него мутило до потери сознания и щипало в глазах. Температура достигла своего пика.       К вечеру силы противника медленно растаяли. Закатное солнце разлилось по оранжевому небу и, раскалившись до предела, жидким золотом утекло за горизонт. Пустыню накрыло иссиня-черное полотно, усеянное сияющими крупицами звезд. Наступила ночь.       Изнуренные бесконечными попытками одолеть караван, воины лишь на время прекратили преследование и готовились покорно умереть, чтобы завтра с первыми лучами солнца воскреснуть среди остывших песков и чахлых кустарников. Армия снова отступила, забрав с собой очередную победу.       Путешествие затянулось. Солнце и луна, сменяя друг друга в нескончаемом цикле, ознаменовали завершение шестой битвы. Близилась седьмая...       Это был первый раз, когда юноша увидел бескрайнюю ужасающую пустыню. Здесь, в царстве неуправляемой стихии, мир за пределами песков казался ничтожно маленьким. Попав сюда, он впервые осознал, как сильно отличается мироздание за границами покорившихся человеку земель. Все... иначе. На свете не было ничего, что не поглотила бы собою загадочная пустыня. Ветра — они хлещут по лицу волнами жара, словно хлыстами. Небо — оно стеклянное, неподвижное, и, подобно несчастному трепыхающемуся насекомому, в него угодило солнце. Пески — это прах, некогда плодородной, дышащей сотнями деревьев земли. Оступившихся бедолаг они хватают за ноги и утягивают на самое дно, в свою зыбкую чахлую могилу. Воздух — он горячий и тяжелый, от него легкие черствеют и превращаются в глиняные потрескавшиеся степи, испещренные глубокими кровоточащими песком язвами. А еще запах. Горьковато-сладкий аромат опасности и пустоты. Так пахнут кости неудачливых путников. Выжженные неистовыми лучами солнца и стертые знойными ветрами в мельчайшую блестящую муку, они навсегда смешались с массивами золотого песка. Так пахнут века, прошедшие сквозь небытие. Нагретые скалы, минеральные залежи, пыль, крючковатые острые кустарники — то, что пришло на смену запахам всего живого: растительности, фруктов и свежести. Пустыня не дышала уже давно. Она пахла смертью.       Терпение — все, что осталось у него спустя почти неделю беспрерывного пути. Караван преодолевал шаг за шагом, час за часом, день за днем, лишь изредка делая короткие остановки, дабы позволить верблюдам отдохнуть. Путников такой роскошью не баловали. Голод и жажда преследовали вымученных дорогой странников так же яростно, как уготованные переменчивой и непредсказуемой пустыней ловушки, но даже они не могли остановить длинный, тянущийся вдоль дюн караван. Этих людей погонял страх. Юноша прекрасно знал, как выглядит бегство, как ведет себя подгоняемый страхом человек. Не странники — беглецы окружали его сейчас. И гналось за ними время, что стремительно кончалось. Исход седьмой битвы должен определить их судьбы, а время таяло так же неумолимо, как и раскаленный оранжевый закат, означающий только одно — вот-вот начнется, настанет, нагрянет со всей силой он... новый день.       В это время года бури в пустыне разражались нечасто, неспокойные пески дремали после длительного сезона ярости, но даже сейчас говорить о полной безопасности не приходилось. Самум и Сирокко, грозные ветра-близнецы, всегда шли путникам навстречу. Неподготовленных они заставали врасплох, а самых стойких добивали многодневными испытаниями. Безжалостные ураганы обрушивались на пустыню летом и зимой, и всякий дорожащий жизнью путешественник старался убраться из песков как можно раньше, чтобы не стать очередной погребенной среди раскаленной долины горсткой безымянных костей. Однако... стихия была далеко не единственной, кто внушал им страх. Тот, кто действительно страшил своей немилостью целый караван, обладал намного большей властью, чем ураганы, ведь не только эта земля, эта пустыня — весь Египет простирался у его ног не более чем расписным шелковым полотном.       Лишь стоило водам Нила подняться и выйти из берегов, извещая людей о наступлении нового календарного года, караван тут же двигался в путь. Но не только их ждало жестокое испытание. Один за другим, люди снаряжались в путь и пересекали границы пустыни, чтобы успеть, чтобы прибыть вовремя ко дню, когда Ра воплотил свой божественный лик в бренном человеческом мире и воцарился на троне солнца. Сотни даров будут преподнесены ему, тысячи похвал и лестных речей услышат стены его дворца, со всех концов света соберется люд, уважающий, превозносящий и страшащийся воли самого хозяина Египта.       В этот день на свет появился фараон.