Поттер в Форксе

Приглядишься ли, близко ли стали Все как будто не так — и лицо, и душа А видно впрямь у него, тут вы были правы Или мысли нет, или нет головы Пикник — Из коры себе подругу выстругал

— Что ты делаешь? — шепнула на ухо подкравшаяся сзади Элис. Из-за миниатюрного роста ей почти не пришлось наклоняться. Уткнув острый подбородок в плечо, она обвила руками, сдавив в ласково-удушающем объятии. Элис всегда так делала, потому что знала — брата это раздражает. — Элис… — тихое шипение вызвало только довольный хмык, сестра немного ослабила хватку, — ты невыносима. — Знаю, — мурлыкнула она. — Но ты так давно здесь сидишь. Читаешь, пишешь, пытаешься что-то решить. Ты жесток, Эдвард, у меня болит голова от твоей неопределенности… — Даже если бы он не умел читать мысли, любопытство сестры было написано на отражении ее лица в экране компьютера. — Собираюсь варить лягушку, — мрачно пояснил Эдвард, не отрывая взгляда от новостной сводки за прошлый год. — Даже так, — ой не нравится ему этот многозначительный тон, ой не… — «Ценителю не хватает лягушачьих лапок? Ах, точно! Помнится, на Туманном Британском Альбионе водились…» — Элис, — прозвучало все еще тихо, но угрожающе. Элис послушно притихла. И Эдвард уже начал подозревать что… — Молчу-молчу! — почти крик больно резанул чуткий слух, а сестра, оттолкнувшись от его спины, предусмотрительно отпрыгнула в сторону. Стул, на котором сидел Эдвард, жалобно скрипнув, раскрутился, отъехал от стола. — Элис! Ответом ему был лишь донесшийся с лестницы хохот. Сестра, очень удачно для себя, всегда предвидела, когда настает тот самый последний момент, когда стоит «совершить тактическое отступление». Эдвард продолжал считать трусливое бегство трусливым бегством, но не то чтобы его волновал вопрос терминологии. Шипя себе под нос что-то малопонятное, но от того не менее выразительное, Эдвард вернулся к компьютеру. *** Весь день, после официального и не задавшегося «знакомства» с Га… Поттером, Эдвард пребывал в состоянии недоуменной растерянности. На уроках он присутствовал исключительно номинально, а на ланче семья, видя его задумчивость, поинтересовалась, все ли в порядке, и, удовлетворившись коротким кивком, постаралась лишний раз не трогать. Эдвард был им очень благодарен за молчаливое понимание. Для Эдварда-вампира это было внове — чего-то не понимать. Если вдруг возникало желание что-либо узнать, всегда было достаточно лишь задать правильный вопрос и в мыслях людей прочитать правдивый на него ответ. Так как с Поттером его дар неожиданно дал осечку, а сам парень о себе не говорил, Эдварду приходилось внимательно наблюдать со стороны, и… Эдвард прилагал все усилия, чтобы построить более-менее рабочую теорию, которая бы объясняла странный текст с претензией на стилизованный дневник сумасшедшего. Проще говоря, он фантазировал. Ну предположим.  Для начала, по всей видимости, писалось «это» в лечебнице пациентом с нестабильной психикой и галлюцинациями. Автор то и дело соскальзывал с мысли, вставлял странные подробности, да и вообще… пергамент? Серьезно? Впрочем, «пергамент» — далеко не самое странное в… написанном. Больше всего вопросов вызывали упомянутая война, битва, некий режим, Целители душ… да и много чего еще, на самом деле; в частности какие-то там Жаба, которые надо сдавать.  Главным вопросом, который, все-таки, удалось сформулировать, был: фантазия или сумасшествие? Ответа у Эдварда не находилось. Выделив таким образом область размышлений, он настойчиво попытался задвинуть ее в дальний ящик на весь остаток дня. Получилось ожидаемо плохо. К тому времени, когда вечером, он наконец-то, попал к компьютеру — замечательное изобретение современности, значительно упрощает поиск любых данных, — мозг Эдварда уже успел построить несколько нелепых теорий. Как например та, в которой Поттер — сбежавший из псих-клиники больной с диагнозом шизофрении. На самом деле, конкретно эта теория не казалась ему слишком уж бредовой. Образ мышления мальчика, и не только он, наводил на мысль, а все ли у него в порядке с головой? Эдвард фыркнул. А есть ли в мире тот уникум, у которого с головой точно все в порядке. Следующей теорией была та, где Поттер — очередной заигравшийся в сказку подросток, сочиняющий, опять же, очередной роман на тему трагических судеб и разбитых надежд. Да, у самого Поттера сложное, возможно, неоднозначное прошлое, что было ясно любому, кто даст себе труд присмотреться. Но кто знает, может именно из него Поттер черпает вдохновение? Ага, а странно ведет он себя из-за неожиданных наплывов этого самого вдохновения, сразу же уходя записывать новые идеи. Творческие люди, они всегда немного не в себе. У Эдварда, вон, Элис — ярчайший пример творческой личности. Да и фантазия у Гарри, очевидно, отличная… От повышающегося с каждым новым доводом градуса абсурда Эдварду стало смешно. Теория имела ничуть не большую вероятность оказаться правдой, чем, скажем, предположение, что весь последний год парень партизанил по лесам. Очень несущественную. Надо думать дальше.  Листая ленты новостей за прошлые несколько лет на предмет пропущенных неожиданностей, Эдвард все отчетливей понимал, что ему не нравится то, что он видит. Ни Хогвартса, ни Мунго, ни новых радикальных режимов в Британском Королевстве ожидаемо не обнаружилось. Но… Два года назад на территории Британии количество случаев пропавших без вести, убийств и других, более масштабных катастроф, повлекших за собой человеческие жертвы, необъяснимо резко возросло, а затем также необъяснимо резко упало — в мае этого года. Следующий масштабный случай датировался только серединой января. Понятно, что в мире не без бытовых трагедий, но частота происшествий не позволяла усомниться в их неслучайности. Гарри пострадал в таком теракте? Вероятно. Эдварду категорически не нравились предположения подобного рода, потому что совершенно неожиданно для него, дело могло принять серьезный оборот. Ну, да, ему было любопытно наблюдать за странным мальчишкой со странными мыслями, но не более. В последние годы Эдвард был рад любому, даже самому незначительному секрету-загадке-неизвестности, хотя и раздражать они его не переставали. Эдвард откровенно скучал, или как изящно выразился некий мастер слова: «грустил о том, что не о чем грустить», и Поттер стал отличным предметом праздного изучения, только вот… На периферии сознания скользнуло воспоминание, но Эдвард поспешил его не заметить. Однажды у Джаспера мелькнула мысль о том, что Гарри похож на солдата… Только вот Поттеру всего восемнадцать, а в солдаты не берут детей. Только вот от записей веяло глухой равнодушной тоской, от которой после кратких сводок об обрушении мостов и чудовищных ураганах по затылку пробегали знакомые липкие мурашки. Логично было бы предположить, что в подобной полувыдуманной форме Гарри переживает тяжелые для себя воспоминания, возможно связанные с тем годом терактов, или еще что-нибудь… и эти странные записи, удивительным образом гармонировали с самим Гарри. Нет, не с тем, какое мальчик производил впечатление, а с тем, что можно увидеть, если смотреть внимательно. А Эдвард смотрел. Да, Поттер сочиняет небылицы про василисков и привидений, а вместо Бога через слово поминает Мерлина. Да, бесконечные браслеты, покрывающие обе его руки, сплошь усеяны рунами футарка, спасибо Элис за объяснение, что это такое. Да, Поттер громко смеется и всегда готов помочь, если попросят, но еще он умеет долго и в красках рассказывать о своем прошлом, на деле не говоря ничего. Поттер старался. Очень старался, это было видно, но все равно выделялся на фоне одноклассников ничуть не меньше самих вампиров и походил на наивного подростка ничуть не больше самого Эдварда. Выражением глаз. В конце концов, сдавшись под наплывом теорий, каждая последующая из которых пахла выдумкой все больше, а нравилась ему все меньше, Эдвард убрал руки с клавиатуры и пришел к выводу, что ему, наверное, стоит взглянуть еще на несколько листов этой «тетради».