Поттер в Форксе

Послушай, ты путаешь божий дар с яичницей. — аргумент в споре

Итак, подводя совершенно безрадостные итоги, Гарри остановился вот на чем. Он снова выжил после очередного самоубийственного фокуса, выплеснул из себя не только излишки, но всю магию, коей теперь осталось лишь жалкая искра. Вдобавок ко всему, чтобы не остаться сквибом окончательно и бесповоротно, в последние секунды перед взрывом ему все же хватило мозгов перекинуться в анимагическую форму. Плохой новостью было то, что в этой самой анимагической форме временно обгоревшей птички он теперь не слишком временно застрял. Хотя, само по себе это не было бы такой большой проблемой. Сбегая из Англии, Гарри научился питаться и жуками, и известью, так что прожить недельку в лесу уж точно не стало бы невыполнимой задачей. Однако тем, что делало ситуацию патовой, была нежданная благотворительность соседствующего вампирского клана. Очнувшись в неизвестном месте, в окружении незнакомых магиков, которых всеми правдами и неправдами избегал в школьных коридорах, Гарри испытал ужас. Это уже потом он понял до сих пор изумляющие его мотивы. А мотивы были просты как тапок. Его, Мерлинову душу, взяли в дом и выхаживали на правах нового домашнего любимца. Поначалу даже важно величали «Эдгаром», потом, правда, сменили пафос на более легкого и звучного «ЭдДжейя», а под конец так и вовсе понизили до простого и почти человеческого «Джей». Честно сказать, самого Гарри последний вариант устраивал больше всего. Так вот, насколько Гарри смог выяснить, в дом его принес младший сын — Эдвард Каллен. Кто в этой сумасшедшей семейке кому приходился сыном, кому братом, а кому партнером новоявленный «Джей» пока еще не разобрался и все еще пытался для себя решить, а нужно ли ему это. Помимо всего прочего, как это ни странно, не так часто в его жизни к Гарри прикасались. На самом деле, таким положением вещей сам Гарри расстроен не был от слова совсем. Еще со времен сладкой жизни на Тисовой прикосновения он невзлюбил, и как бы его ни пытались заново приучить к ним Рон с Гермионой, все, чего достигли друзья, — Гарри стали искренне приятны прикосновения, но только очень и очень ограниченного круга лиц. Так вот, теперь даже школьный первый курс, видевшийся ему тогда настоящей пыткой, когда все, кому не лень, норовили растащить его на сувениры, теперь казался вполне выносимым предприятием. Потому что теперь его гладили, тискали, тормошили и почесывали вообще все. Начиналось все довольно невинно. Элис, местный perpetuum mobile, прозванный Гарри «эльфом» за нескончаемые запасы чистейшей энергии, так и норовила то тронуть перышки на затылке, то невзначай погладить по клюву. До этого момента Гарри в душе не чаял, что у него, оказывается, настолько чувствительный клюв. Но дальше — больше. Следующим в очереди на имя главного тискальщика, неожиданно для всех, стал медведь Эммет. Случилось все очень просто. Стоило Гарри все-таки сдаться на волю дрянному организму и признать досадный факт, что хотя бы час сна ему действительно необходим... А точнее, сам Гарри ничего признавать не собирался, просто измученный, доведенный до последней грани организм, после более чем двадцати часов беспрерывного бдения, взял и отменил нерадивому хозяину любую возможность выбора. В общем, проснулся Гарри от того, что вернувшийся из школы Эммет мерно и вдумчиво укачивал прикорнувшую домашнюю живность в своих больших ледяных ладонях. Сказать, что Гарри охренел, значит не сказать ничего. Впрочем, ладно, с двумя вампирами он бы еще справился, но после ситуации с Эмметом остальным членам клана словно сорвало тормоза. Его гладили, перебирали перья, даже нюхали, и пытались кормить с рук. Занимались подобными непотребствами все, кроме сдержанного Джаспера и, неожиданно, Эдварда. Вампир держался отстраненно, по расписанию отлучаясь в школу. Дома он появлялся редко, исчезая по ночам, а когда все же появлялся, мгновенно прилипал к компьютеру, изредка что-то выписывая в простую черную тетрадку. Гарри давил в себе неубиваемое природное любопытство и держался от вампира подальше. Сам не лезет и хорошо. Потому что вот честно, взгляд песочных глаз уже прожег Гарри все лопатки еще в школьных коридорах. Нарушил политику невмешательства, как ни странно, сам Гарри, и гораздо скорее, чем мог от себя ожидать хоть под каким-то предлогом. Наверное, начать стоит с того, что дом вампирской семьи был построен по последнему предсмертному хрипу человеческой архитектуры. Высокие потолки, стеклянные стены, открывающие вид на стволы старейших деревьев, с любопытством заглядывающих на открытый балкон. Весь первый этаж занимала просторная гостиная с огромными стеклянными стенами, где Гарри и разместили на низком журнальном столике в прямом соседстве с прекрасным черным роялем. Гарри всегда питал нежные чувства к инструментам музыкального искусства, хотя играть сам так и не научился. Разве что пара гитарных аккордов не казались ему уж слишком чуждыми. Рояль же... Рояль был Мечтой с большой буквы. Еще когда Гарри был маленьким, на пути между Тисовой и магазином, куда тетя посылала его за продуктами, находился музыкальный магазин, откуда доносились волшебные фортепьянные мелодии. Гарри с нетерпением ждал каждого воскресенья, чтобы, взяв с тумбочки ключи и строго определенное количество фунтов, на пути урвать несколько минут восхитительной музыки. Даже после, столкнувшись с настоящим волшебством, Гарри все с тем же восхищением вспоминал светлую уютную витрину и окутывающие звуки клавиш, доносящиеся из приоткрытой двери магазинчика, в который он так никогда и не решился зайти. Так вот, однажды за этот волшебный инструмент сел Эдвард Каллен. И Гарри пропал.