* * *
После произошедшего всё меняется. Не для всех, но для Антона, который ощущает себя лягушкой при препарировании под острыми взглядами Попова, режущими похлеще ножей. Они режут его изнутри медленно и методично, так, как не удастся и опытному хирургу. Однако такому, как Арсений — очень даже. Антон не перестаёт чувствовать его взгляды ни на секунду. Он чувствует их даже, когда Попов и вовсе на него не смотрит, и это уже тревожный звоночек. Вишнёвый пирог кажется самым пресным из всех пирогов, которые он когда-либо ел, но Антон понимает, что ему это только кажется. А пирог, на самом деле, получился отменным — это он виноват в том, что не в состоянии насладиться его вкусом сейчас. Только не сейчас, когда в горло и кусок не лезет, но приходится им давиться, чтобы не огорчать маму и не выглядеть в её и глазах остальных не таким, как обычно. Нельзя подавать виду, что Попов застал его врасплох. Что от одного лишь его присутствия кровь стынет в жилах, а в ушах гулким эхом, словно заевшая пластинка, звучит лишь одно: «Знаю, о чём ты на самом деле подумал». Да как он, чёрт возьми, может знать? Он же не умеет читать мысли и не видит его насквозь? Хотя Антону сейчас и нетрудно поверить в то, что Попов действительно видит: судя по его дразнящим взглядам и выражению лица, полному превосходства, можно легко поверить, что он уже внутри Антона. Что он здесь, прямо возле пульсирующего сердца, и знает, что при взгляде на него оно срывается на учащённый стук. Это ощущение абсолютной обнажённости заставляет кожу Антона покрываться ледяными мурашками, спускающимися от шеи вниз вдоль позвоночника. Ему хочется сжаться и обнять себя руками, но вместо этого Антон лишь внутренне содрогается. Вновь и вновь, не переставая. Становится менее напряжённей, когда Попов внезапно вызывается поиграть с Мишей в радиоуправляемую машику, купленную им в качестве подарка. Арсений действительно делает это по собственному желанию, и в голове Антона возникает резонанс — уж очень ему трудно представить Попова, играющим с детьми. Если он с чем и играет, то только с чувствами людей, вводя их в заблуждение своими словами и поведением. Причём получается у него это весьма умело — любой кукловод такому мастерству позавидует. Но Антону представлять ничего, по сути, и не нужно. Ведь вот он, Попов, собственной персоной, помогающий Мишке открыть коробку и вынуть из неё блестящую, ярко-красную машину, от одного вида на которую у неизбалованного дорогими подарками ребёнка тут же загораются глаза. Это выглядит странно в восприятии Антона. Действительно странно, но не так чтобы очень, чему тот даже удивлён. Арсений ведёт себя вполне естественно, сумев найти с Мишей общий язык, прочитав инструкцию и объяснив ему, как нужно управлять этой штукой. При этом на его лице не читается ни холода, ни высокомерия, хотя и особого удовольствия тоже. Зато Миша рядом с ним кажется слишком гиперактивным, похожим на кролика из рекламы «Energizer». Антон с лёгкой опаской во взгляде смотрит на то, как Мишка, хихикая, с помощью пульта управления заставляет машинку взбираться на кожаный, начищенный до блеска ботинок Попова. На то, как массивное колесо с жужжанием проезжается по нему, задевая штанину брюк. Антон не может избавиться от липкого ощущения, что лицо Попова вот-вот ожесточится от этих безобидных игр, что его глаза похолодеют, сузившись, как в тот раз, когда Антон набрался смелости сделать ему замечание, и резким движением ноги он отшвырнёт машину в стену, отчего она, если не разобьётся, то уж точно пострадает. Но Попов остаётся спокойным, как слон. Он не улыбается, но в его взгляде полное умиротворение. Краем глаза замечая, что Антон пялится, Арсений поворачивает к нему голову и одаривает его ухмылкой, от которой у того возникает резкое желание сглотнуть. — Тоже хочешь поиграть, Антон? — Нет, — Антон хмурится, недоумевая, к чему был этот вопрос. Он что так похож на ребёнка? Не дожидаясь, пока Попов отвернётся, делает это сам и с заинтересованным видом начинает разглядывать крошки на тарелке. Этот вечер, подобно жевательной резинке, тянется слишком долго. — Ещё как хочет, — дразнит его Клава, которая до этого молча убирала со стола посуду. Антон лишь через несколько секунд замечает пропажу тарелки, на которую так увлечённо смотрел. — В душе Антон ещё тот ребёнок, — Клава пытается потрепать его по волосам, но тот, фыркнув, уворачивается от её прикосновений. Хватит ему на сегодня. — Отстань. — Антон, не огрызайся на сестру! — делает ему с кухни замечание мама, и Клава расплывается в торжествующей улыбке. — Ага, не огрызайся, — поддакивает она, складывая грязные тарелки в поднос. Антон бормочет что-то невразумительное, чувствуя, как его висок сверлит чей-то любопытный взгляд. И даже нетрудно понять, чей именно. А дальше случается то, от чего настроение Антона портится окончательно — в гостиную, вытирая руки кухонным полотенцем, заходит мама и обращается к Клаве: — Ну что? Вы уже определились, где ночевать будете? Здесь останетесь или поедете к себе? Клава неопределённо пожимает плечами, бросая на Антона вопросительный взгляд. — Ну если Антон согласится одолжить нам свою комнату на ночь… Договорить она не успевает. — А я где буду спать? — возникает Антон таким тоном, будто его не комнату просят уступить, а из дома выгоняют. — А ты поспишь с Мишкой, как в старые добрые времена, — отвечает мама с лёгким нажимом, явно не понимая, почему её сын так остро отреагировал на эту просьбу. В конце концов, ещё несколько месяцев назад он делил с Мишей одну комнату и оставался вполне доволен. — У-р-р-а-а! Будем спать вместе! — тут же отзывается на её слова Миша, разом теряя интерес к машинке. Антон поворачивается к нему, пытаясь не натыкаться взглядом на Попова. Всячески игнорируя его раздражающее присутствие. — Можем сдвинуть кровати и включить на ночь ужастик! Ты ведь их теперь не так боис’ся, как раньс’е? Антон совершает над собой усилие, чтобы не покраснеть. Клава прикрывает ладонью рот с целью сдержать вырывающийся из груди смешок, но у неё это получается не очень. — Представляес’ь, — Мишка дёргает Попова за рукав рубашки, обращаясь к нему, — Тос’а когда смотрит ужастик, всегда вот так делает, — Миша закрывает лицо ладонью, оставляя между пальцами небольшую щель для глаз. Наглядно показывая, какой его старший брат трус. — Даже я так делаю редко, только когда реально страс’но, а он так весь фильм сидит. — Значит, ты гораздо смелее, чем твой брат, — не без злорадства в голосе делает вывод Попов. Он переводит на Антона насмешливый взгляд, и тот всё-таки чувствует, как к лицу прилипает жар. Ну спасибо, Мишка. Услужил. — Ну так что, Антон? Будешь умницей и уступишь мне свою комнату? — Антона коробит тот факт, что Попов сказал «мне», а не «нам», будто бы он собирается ночевать в его комнате один. Но озвучить свою претензию Антон, конечно, не решается, с предельной осторожностью вглядываясь в лицо напротив. Так, словно боясь, что оно внезапно обрастёт щупальцами и вцепиться ему в глотку. — Ладно, — бубнит, опуская голову. — Если ты так мечтаешь спать на жёсткой, скрипучей кровати, то пожалуйста. Мне всё равно. А в груди, в противовес его словам, гулко стучит сердце.* * *
Подходя к своей комнате, чтобы забрать из неё одежду для сна, Антон становится невольным свидетелем ссоры между Клавой и Поповым. Его с детства учили, что подслушивать чужие разговоры нехорошо, но природное любопытство и что-то ещё, чему он не может найти разумное оправдание, берут над ним вверх. Бесшумно подкравшись к приоткрытой двери, он прислоняется плечом к стене и заглядывает в образовавшуюся щель, благодаря которой в тёмный коридор проникает слабая полоса света. … — Ты соврал мне, и хочешь, чтобы после этого я тебе доверяла? — Клава измеряет комнату быстрыми шагами, заламывая руки, а Попов со свойственным ему нечитаемым выражением лица наблюдает за ней, облокотившись спиной о стену. — Я не соврал тебе. — Ну да, не соврал он… — Слушай, — с силой отталкиваясь от стены, Попов подходит к Клаве и берёт её за руки, вынуждая остановиться и посмотреть себе в лицо, на котором по-прежнему не отражается ни капли вины. Либо он и правда невиновен, либо просто хороший лжец. Антон склоняется ко второму варианту.— Я правда был в офисе, но потом мне пришлось срочно уехать. — Куда, интересно? К одной из своих шалав? — Да нет у меня!.. — Попов почти срывается на крик, однако вовремя себя останавливает. Делает шумный, глубокий вдох. — Нет у меня никаких шалав, — говорит он уже гораздо тише, на грани шёпота, обхватывая ладонями лицо Клавы. Успокаивающе поглаживает его, не разрывая зрительного контакта. — Так я тебе и поверила, — Клава со злостью отпихивает от себя Попова, и, к удивлению Антона, он отступает, не пытаясь схватить её насильно, что очень даже от него ожидаемо. — Да, вот именно. Ты должна мне поверить, — говорит он, но, оставшись без ответа, вздыхает и трёт ладонями лицо. — Слушай… Я собираюсь жениться на тебе. Разве для тебя это не весомая причина? — Но… — Какие в этом случае могут быть «но»? — Твоя новая секретарша. Она мне не нравится. — Серьёзно? Ты действительно ревнуешь меня к этой крокодилице? Да она же страшная, как атомная война. — Да, но ты видел её взгляд? Как у хищницы. С виду тихушница, а на деле… — Антон не может не закатить глаза на высказывание сестры. Типичная Клава: ревнует к каждому столбу. — А на деле? Ну… Договаривай, раз уж начала. — А на деле ты и опомниться не успеешь, как уже окажешься в её постели, — выплёвывает Клава, сдувая со лба выпавший из причёски локон. Нахмурившись, Попов смотрит на неё, как на поехавшую. Но не спорит. Засунув руки в карманы брюк, буравит взглядом её раскрасневшееся лицо, будто надеясь проделать в нём дыру и понять, что же творится в черепушке его будущей жены. — Ну и что ты предлагаешь? — произносит после, склонив голову вбок в ожидающем жесте. — Я не могу работать без секретарши. Тебя не устраивает ни одна из тех, что у меня были. Может, ты сама желаешь мне её выбрать? — А почему бы и нет? Очень даже желаю. — Прекрасно. С завтрашнего дня можешь уже начинать искать. Глядишь — к Новому году кого-нибудь и подыщешь, — голос Попова насквозь пропитан сарказмом, и Антон непроизвольно сжимает кулаки — уж больно они чешутся врезать этому высокомерному мудаку, который позволяет себе разговаривать с его сестрой в подобном тоне. — Ты правда не против или только делаешь вид? — из рассерженный пантеры Клава в одно мгновение превращается в беспомощного котёнка со взглядом, полным тревоги. Попов устало вздыхает, натягивает на лицо кривоватую улыбку и, подойдя к Клаве вплотную, совершает новую попытку обхватить ладонями её лицо. На этот раз попытка оказывается удачной — Клава не отталкивает его, послушно поднимая голову. Лишь надувает свои пухлые губы, показывая свою обиду. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива и не тратила свои нервы на беспочвенную ревность, — и вроде такие правильные слова, но из уст Попова они звучат неправильно, фальшиво, словно вынужденная мера. Клава этого не чувствует, но Антон — да. На душе скребут кошки от настойчивого ощущения: что-то здесь не то. — Прости, — выдавливает Клава, и её голос находится на грани слёз. — Это всё, потому что я не хочу тебя потерять. — Ты меня не потеряешь, — заглядывая ей в глаза, Арсений оставляет на её приоткрытых губах примирительный поцелуй и заключает в объятья. Клава прижимается к нему посильнее, утыкаясь лицом в его плечо. Проходит не больше минуты, прежде чем Попов отстраняется. — Всё? Мы договорились? Клава отвечает лёгким кивком, через силу улыбнувшись. С головой погружённый в свои мысли, полные противоречий и сомнений, Антон упускает из виду тот момент, когда до этого приоткрытая дверь распахивается с предупреждающим скрипом. Будучи тем, кого застали врасплох, Антон не успевает отскочить от неё, в следствии чего сталкивается нос к носу с Поповым. Сердце Антона вмиг подскакивает к горлу, а глаза в испуге расширяются. Выражение замешательства, в первые секунды озарившее лицо Попова, быстро сменяется на противоположное: губы кривятся в заискивающей ухмылке, в сузившихся глазах вспыхивает опасный блеск, который Антон определённо запомнил с предыдущего раза. В горле пересыхает так сильно и внезапно, что, невольно сглатывая, Антон понимает, что сделал это слишком громко, тем самым выдавая своё волнение. Лицо Попова, исказившееся в злорадной гримасе, выглядит ещё более зловеще из-за тусклого света, просачивающегося из комнаты. — Ух ты, привет, — их лица так близко друг к другу, что Антон чувствует на своих губах чужое дыхание: оно обжигает, и Антон отшатывается назад, бледнея. — Разве тебя не учили, что подслушивать нехорошо? — голос Попова мог бы даже показаться ласковым, но металлические нотки в нём, полные скрытой угрозы, напоминают, что это — просто иллюзия. — Я не подслушивал, — цедит Антон сквозь зубы. Его голова опущена, и он чувствует, как Попов медленно обходит его, вставая ему за спину. Чувствует размеренное дыхание на своей шее, чувствует, как жёсткая щетина волнующе покалывает кожу, как из-за этого подкашиваются колени. Чувствует слишком много для того, чтобы дать достойный отпор. — Ещё и врунишка, — усмехается Попов. — Не сочти за угрозу, но если будешь и дальше развешивать свои большие уши, я их… — у Антона останавливается сердце, когда челюсти Попова громко клацают у самого уха. — Откушу, — Антон дёргается, и за его спиной раздаётся издевательский смешок. Напоследок похлопа Антона по плечу, Арсений уходит, оставляя того в полной прострации. Ну и псих этот Попов.* * *
Постояв возле двери ещё какое время, чтобы привести мысли в порядок, Антон заходит в комнату. Клава даже не поднимает на него глаз, сидя по-турецки на кровати и пялясь в экран айфона. Не своего айфона, и Антону сразу становится всё понятно. Вздохнув, он ненавязчиво присаживается рядом, наблюдая, как Клава, бубня себе что-то под нос, безуспешно пытается угадать пароль. После каждой неудачной попытки из её груди вырывается сдавленное рычание. К сожалению, Антон знает, насколько Клава становится буйной, когда ревнует. — Что ты делаешь? — спрашивает он, хотя прекрасно всё видит и так. Этот вопрос — лишь одна из попыток отвлечь сестру и немного привести её в чувство. — Пытаюсь разблокировать этот чёртов телефон, — отвечает Клава, не отрываясь от своего занятия. — Зачем? Она раздражённо выдыхает, поднимая взгляд. Смотрит на Антона с таким выражением на лице, словно её младший брат — непроходимый тупица. — Я почти на сто процентов уверена, что Арсений мне изменяет. — С чего вдруг такие выводы? Клава медлит, покусывая нижнюю губу, прежде чем, наконец, произнести: — Вчера он сказал, что останется ночевать в офисе, но когда я туда приехала, его не было. — Ты шпионила за ним? — Антон хмурится, внимательно вглядываясь в лицо сестры. Он знает, что она вполне способна на это, поэтому и волнуется. Не за Попова, который может попасться на измене, а за её нервы, которые очень легко расшатать. — Да, я шпионила. Потому что знаю, сколько женщин хотят заполучить такого, как Арсений. Он красивый, богатый и успешный, а такие, знаешь ли, на дороге не валяются. — Да, но он ведь выбрал тебя. Он собирается жениться на тебе, и разве это не доказательство того, что, кроме тебя, ему никто не нужен? — Антон не уверен в том, что говорит. Он не уверен в Попове, в его действиях и поведении. Но мыслить трезво способен: то, как поступает Клава, неправильно. От её, в большинстве случаев, беспочвенной ревности будет только хуже и, в первую очередь, ей самой. — Говоришь прямо как Арсений, — ворчит Клава, явно не одобряя, что Антон не на её стороне. Но дело в том, что он как раз таки на её, просто она понять это сейчас не в состоянии. — Но ты только посмотри, каких кабылиц он выбирает себе в секретарши, — Антон не успевает опомниться прежде, чем ему в лицо тычут экраном смартфона с изображёнными на нём женщинами. Картинки сменяют друг друга так быстро, что он не успевает зацепиться взглядом ни за одну. — Все как на подбор. Ты считаешь, что таких нанимают сугубо для работы? А вот эта как тебе, с сиськами наружу? Огонь? — Э… — Антон сконфуженно потирает подбородок, не чувствуя ни к одной из представленных женщин ровным счётом н и ч е г о. — Я гей, — говорит он, полагая, что этим коротким словом отметает от себя сразу все вопросы. — Даже, будучи геем, можно оценить, горячая женщина или нет, — цокает на это Клава, шлёпая брата ладонью по лбу. — Балда. Губы Антона уже готовы дрогнуть в улыбке, но ещё не успев зародиться, она угасает. — Знаешь, если говорить начистоту, то я, думаю, ты должна хорошенько подумать прежде, чем выходить замуж за человека, которому не доверяешь, — лицо его становится серьёзным как никогда. Клава прячет взгляд. Подцепляет пальцами распустившуюся нитку на пижамных штанах, в которые уже успела переодеться, и вытягивает её с таким выражением лица, будто от этого действия зависит вся её судьба. Но Антон знает, что, глубоко в своей голове, она беспокоится далеко не об этом. — А что если проблема не в нём? Что если это я себя накручиваю? — Тогда перестань делать это. Перестань видить то, чего нет, — и, говоря это, Антон имеет в виду не что-то вроде: «На самом деле, Арсений никогда бы тебе не изменил». Он имеет в виду: «Арсений не тот, кто тебе нужен в принципе, а всё хорошее, что ты видишь в нём — просто иллюзия, как и он сам». Антон и сам не осознаёт даже, что имеет в виду именно это. Что ему не хочется, чтобы эта свадьба состоялась, что ему не хочется, чтобы Попов стал частью их семьи. Поэтому то самое, подсознательное, наружу не выходит. — Я ведь действительно чувствую к нему что-то особенное. То, чего не испытывала ещё ни к кому, — шепчет Клава на грани слышимости, и она кажется настолько искренней в своих словах, что у Антона щемит сердце. — Я… люблю его. Действительно люблю. — Что ты хочешь, чтобы я тебе на это ответил? — Ну, например, что на моём месте ты бы тоже ревновал Арсения к каждому столбу, — Клава заставляет себя улыбнуться. Она не хочет казаться слабой и влюблённой по уши — Антон понимает это, но с ним ей не нужно прятать свои эмоции. Только не с ним. — На твоём месте, я бы тоже ревновал Арсения к каждому столбу, — Антон выдавливает ответную улыбку. Такую же неправдоподобную. — Мне просто нужно знать, если он от меня что-то скрывает. А я чувствую, что так оно и есть. — Ну, в этом случае, ты можешь нанять одного из тех чуваков, которые следят за неверными мужьями и собирают на них компромат, — Антону даже не приходит в голову, что Клава может воспринять эту фразу всерьёз. Но, судя по её изменившемуся лицу, она заставляет её задуматься. — Я пошутил, — с нажимом добавляет Антон, выражая взглядом своё неодобрение. Потому что установить постоянную слежку за Поповым не кажется ему хорошей идеей, хоть он ему и сам не доверяет. Но Клава уже не слушает, впадая в своеобразную прострацию. Бесцельно смотрит в пустоту, явно вынашивая в своей голове какой-то план. Крайнюю степень её задумчивости Антон распознаёт по тому, как поднося большой палец ко рту, она начинает грызть ноготь, даже не замечая этого. Давняя привычка, от которой она никак не может избавиться. — Ау, Земля вызывает Клаву! — Антон водит ладонью у неё перед лицом, и через какое-то время Клава, наконец, обращает на него внимание. Однако не таким образом, как ему бы того хотелось. — Что ты вообще сюда пришёл? Ну приплыли — он тут старается, поддерживает советами, а на него смотрят так, словно он здесь лишний. — За пижамой вообще-то. Антон обиженно ворчит, точно старый дед, открывая шкаф в поиске пижамы, из-за которой, собственно, всё ещё и торчит здесь. Вовсе не из-за взбалмошной сестрицы, не умеющей контролировать свою ревность. А когда оборачивается в сторону двери, чуть не схватывает сердечный приступ — в проёме стоит никто иной, как Попов, и в его взгляде беснуются черти. — Милая пижамка, — лицо Антона опаляет волной жара, когда он осознаёт, что держит в руках пижаму со Звёздными войнами. Ему, к слову, двадцать один. — Боюсь, что с таким вкусом ты ещё нескоро лишишься девственности. Антон аж рот разивает от такой откровенной наглости, а пылающее лицо уже, наверное, приобрело оттенок перезревшего томата. Да как он смеет? — Я не… — на выдохе выпаливает Антон, но внезапно меняется в лице, понимая, что Попов только этого и добивается: хочет вывести его из равновесия, заставить испытывать стыд. — А, вообще-то, это не твоё дело, ясно? — Ясно, — Попов и бровью не ведёт. Вот же сукин сын! Вылетая из комнаты в растроенных чувствах, Антон думает, что ему определённо не нравится этот скользкий тип.