панкиХойМаякЖивой начал голосовой звонок
— БОУИ УМЕР. — ни привет, ни здрастье. Лишь голые факты, неоспоримые, от которых становилось дурно, и печаль, несоизмеримую со всей вселенной. И немного ноток алкоголя, конечно. — Блять, че ты несёшь вообще? — после непродолжительного молчания слышится женский голос Ани. У кого-то на другом конце провода (у кого точно определить не удаётся, храни Шрек современность с ее групповыми звонками) слышится щелчок зажигалки и последующая затяжка. — Моя жизнь кончена. — с полным драматизмом в голосе вздыхает виновник подъема всей компании в около без пятнадцати три часа ночи. Честное слово, не разрушь он в прошлую пятницу пару горшков с цветами в коридоре, его бы точно взяли в театральный школьный кружок. — Володь. Он мёртв уже шесть лет. Иди спать, пожалуйста. — Серёжа, как всегда, ласков. Только по началу, но попробовать же стоит? — Я ТЕБЕ НЕ ВЕРЮ. — Ты сон вчерашний, который мне пророчит че-то там… — слышится второй сонный женский голос. Второй щелчок зажигалки. Будто в друзья без вредных привычек не берут. — ЕГО, КАК И ЭЛВИСА, ПОХИТИЛИ ИНОПЛАНЕТЯНЕ. Я ВИДЕЛ, Я ЗНАЮ! — Володь, что мы говорили? Инопланетяне не похищают людей, мы им и даром не нужны. — блондин, хоть и сохраняет нежность в голосе, уже натягивает толстовку и готовится тихонько ускользнуть из дома, лишь бы угомонить своего бешеного. А ведь это только понедельник. — Я сейчас приеду к тебе. В ответ лишь немного пьяный смешок. Очевидно, сейчас не весело никому, так что Маяковский немного тушуется. — Но как же видео… Свидетели… — Никуда не уходи, бога ради. Я хочу, чтоб ты дожил до выпускного.***
— Ты чего тут делаешь? Я же сказал тебе не уходить никуда. — шикает на парня младший, едва выйдя из подъезда. Ну да, он никак не ожидал увидеть темноволосого прямо на лавочке возле своего дома с сигаретой в руке, задумчивым, даже серьёзным. — Ну так я не уходил? — пожимает плечами Маяковский, протягивая никотиновую палочку блондину. Тот приподнимает бровь и садится рядом, сталкиваясь коленками. — Ты тут. — Ага. — И трезв. — Как видишь. — Зачем тогда всё это? Перебудил всех. — кудри лежат неаккуратно, совсем не как днём. На щеке след от подушки и зубной пасты, ещё с вечера. Парень хмурится, из-за чего нос забавно морщится. Привычка, от которой он пытается избавиться. Бесполезно. Слишком очаровательно. — Хотел тебя рассмешить. И гулять потащить. — старший неопределенно дергает плечами. Из-за, ну или благодаря этому движению он слегка задевает плечи Серёжи, чувствуя, что тот заваливается на него. — Просто позвал бы. Рабочий метод, говорят. — Да я боюсь. — Ты? Чего? — Да всего. — старший перехватывает сигарету обратно и роняет голову на ладони, но почти сразу возвращает ее обратно. — Будущего своего боюсь. Понятия не имею, что мне делать, куда бежать, чем заниматься. Что с нами со всеми будет, понимаешь? Экзамены через полгода, а я даже зубную пасту выбрать не могу. И… За нас тоже боюсь. — обычно весёлые, живые глаза вряд ли излучают сейчас что-то, кроме тоски. Правда, при тусклом освещении фонарного столба и ее заметить трудно. — Я же типа местного шута, вот и стараюсь отвлекать всех. Знаю же, что все в одних условиях. Но так паршиво всё равно. — Володь. — мягко зовёт младший, решая всё-таки не превращаться в киборга-убийцу. — Ты же понимаешь, что всё будет хорошо? Ты слишком омрачаешь будущее. Это просто этап взросления, абсолютно естественный. Ну экзамены и экзамены, чего бухтеть-то. Помню, где ты вертел их месяц назад. — Но если… — Не сдашь? И что? Земля схлопнется? Или жопа у какого-нибудь очень определённого мэра? Да и похуй, Володя. По-хуй. Ничего ужасного не случится. Пересдашь и всё, никакой драмы. — А… — А мы… А мы так и будем. Встанем вместе столбом и пошлём нахуй весь мир, держась за руки. Биба и Боба должны держаться вместе. — Я тебя люблю. — И я тебя люблю. Но с директором поговорю, чтоб тебя в театральный кружок взяли.