Хранитель

Сердце Шэнь Вэя сжалось, и он едва не лишился контроля над собой. Пришло время осознать, что все эти тысячи лет не лишили его эмоций и желаний. То, что Чжао Юньлань сегодня наговорил… Такое происходило только в его мечтах, которым никогда не было суждено сбыться. И он до сих пор понимал, что всё это неосуществимо, но надежда уже прокралась в его сердце и проросла там тонким упрямым ростком. Эта надежда была прочной шёлковой нитью, которой Шэнь Вэй готов был доверить всю свою жизнь. Он был рождён, чтобы встретиться с ним, и встал на путь, что привел сюда, только ради него. Силу воли не победить лезвиям и клинкам жизненных бурь и штормов, но любые щиты ломаются, когда из ниоткуда тебе на помощь приходит ласковая рука, а голос нежно шепчет на ухо: «Иди ко мне». Отчаянно захотелось спросить мироздание: почему именно он должен быть Палачом Душ? Даже крошечным муравьям полагается пара, птицы свивают гнёзда в ветвях деревьях, и лишь ему суждено оставаться всегда одиноким. Разве не найдётся хоть где-нибудь места, которое можно назвать домом? У всех, с кем ему довелось встречаться, на лицах было написано уважение, но за его спиной они, корчась от ужаса, тихо замышляли, как бы от него избавиться. В нём воплотился сам хаос, невыразимая угроза и чудовищная жестокость. И какая-то часть его до краёв полнилась злобой, плавилась в постоянном желании лишить всех этих людей жизни одним взмахом клинка. Однако… Шэнь Вэй следовал обещанию, которого никто уже и не помнил, кроме него самого. Прошло много тысяч лет, и он ни разу не отступился от своих слов — единственного, что до сих пор тонкой нитью соединяло его с человеком, которому эти слова были сказаны. Глаза Шэнь Вэя потемнели, словно к ним подкатили кровавые слёзы. Через некоторое время он медленно покачал головой. — От меня одни неудачи. — Юньлань еле разобрал его шёпот. — Я навлеку на тебя беду. Губы Юньланя изогнулись в игривой улыбке, и на его щеках отчётливо проявились ямочки. — Давай ещё силой атаки померяемся, или шкалой жизни. [1] Если так рассуждать, то мне следует жениться на денежной кошке [2], а это уже даже для меня перебор. Шэнь Вэй его шутки не понял и ничего не ответил, но так сильно стиснул пальцы, что на ладони едва не выступила кровь. — Как ты можешь… Как ты можешь такое мне предлагать? Улыбка пропала с лица Чжао Юньланя, и он затушил сигарету в пепельнице. Он влюбился в Шэнь Вэя с самой первой встречи. Думал, просто потому, что Шэнь Вэй был откровенно в его вкусе, и старательно игнорировал подспудное ощущение, что они знали друг друга всю жизнь. Прошлое Палача Душ оставалось тайной, и Юньлань не мог сейчас просто взять и спросить его об этом прямо, лицом к лицу. Но почему-то ему казалось, что Шэнь Вэй прячет от него целый океан боли. Почему сам воздух замерзает каждый раз, как он надевает свой чёрный плащ? Разве он сам не чувствует холода? — Прости, — тихо сказал Чжао Юньлань и надолго замолчал. Снова взял сомкнутые пальцы Шэнь Вэя в свои и мягко разжал их, поцеловал тыльную сторону дрогнувшей ладони и беспечно отпихнул в сторону драгоценные бумаги о владении. Шэнь Вэй закрыл глаза, чувствуя себя бесчестным человеком. Почему было не остаться в стороне? Не скрыться в глубинах преисподней? Тогда Чжао Юньлань мог бы переродиться хоть сотню раз — они всё равно никогда бы не встретились, и он никогда не узнал бы о самом существовании Шэнь Вэя. Но противиться этому влечению было невозможно. Просто невыносимо. Шэнь Вэй хрипло выдохнул: он сам себе казался бесстыдной шлюхой, стоящей на улице в ожидании клиента. А стоило появиться клиенту, как пришло время играть в благородную недотрогу. Он всегда до глубины души себя ненавидел, но сегодня эта ненависть достигла новых высот. Чжао Юньлань забрался обратно в постель, потирая виски, и тихо сказал: — Я мог бы предложить тебе всё, чем владею на этом свете, но думаю, что всё это будет тебе безразлично. Но я всё равно отдам тебе кое-что очень важное: моё сердце… Если ты не желаешь принять его, просто забудь об этом. Шэнь Вэй вспомнил, как много лет назад один человек прошептал ему на ухо тем же проникновенным тоном, вздохнув со мнимой беспечностью: "Моё богатство — это горы и реки этого мира, но если подумать, то цепляться за них не стоит: всего лишь горка камней и несколько диких заводей. Лишь одно, чем я обладаю, чего-то действительно стоит, и это моё сердце. Хочешь его? Забирай." Прошлое в памяти Шэнь Вэя было всё ещё живо и ярко светилось перед глазами. Отбросив сомнения, он стиснул Чжао Юньланя изо всех сил, так крепко, как только мог, и зарылся лицом ему в шею. Когда больно людям, склонным к прямоте и ничем не ограниченным, они искрят эмоциями, завывая от горя или отчаяния. Шэнь Вэй же только и мог, что впиться зубами в собственную руку поверх плеча Чжао Юньланя. Сложно было сказать, как сильно ему пришлось сжать челюсти, но запястье живо опутали ручейки крови, и зубы вошли почти до костей. Однако Шэнь Вэй не чувствовал боли. Бесконечные глубины преисподней навалились на его плечи, но в своей безумной агонии Шэнь Вэй мог пролить лишь собственную кровь, а не слёзы. Учуяв запах крови, Чжао Юньлань живо сообразил, что что-то не так. — Шэнь Вэй! Что ты творишь? Отпусти сейчас же! Шэнь Вэй только крепче прижал его к себе. Люди живут на свете всего несколько десятков лет, это время пролетит, словно мимолётная вспышка, и растворится в тени. «Разве я не заслуживаю этого времени?..» — Шэнь Вэй! — Пока Шэнь Вэй затерялся в своих мыслях, Чжао Юньлань вывернулся из его рук и торопливо сел. Его простыни уже пропитались кровью. Взъярившись, он едва не забыл, что перед ним Шэнь Вэй, а не малыш Го. — Ты что, свихнулся? Я, конечно, та ещё свинья, но я никого не стал бы заставлять против воли! Ты покачал головой, и разве я сказал что-то против? Разве сказал хоть что-то? Зачем ты так?! Вскочив с постели, он бросился было искать аптечку, но Шэнь Вэй схватил его за руку. Чжао Юньлань развернулся к нему, полыхая от злости, а Шэнь Вэй тихо улыбнулся ему: — Я принимаю. Юньлань застыл на месте. Шэнь Вэй улыбнулся ярче и продолжил странным, леденящим тоном: — Я принимаю твой дар. Твоя жизнь, в этом мире или в загробном, теперь принадлежит мне. Даже если когда-нибудь я тебе надоем, и ты захочешь уйти, я тебе не позволю. Если понадобится, придушу тебя собственными руками. Чжао Юньлань глупо моргнул: ему потребовалось время, чтобы прочувствовать и осознать эти слова. В своём профессоре Шэне он, наконец, учуял присутствие Палача Душ. Вместо того, чтобы отреагировать на эту чудесную и свирепую речь, Юньлань вытащил из-под кровати аптечку и добыл оттуда антисептические салфетки. Присев на краю кровати, он потянул на себя окровавленное запястье Шэнь Вэя и, нахмурившись, осторожно протёр его рану. — Угораздило же меня, — вздохнув, буркнул он, разбавляя нежность своих действий грубостью слов. После этого силы окончательно его оставили. Его спецотдел полнился полулюдьми и полупризраками, но ни на кого из них нельзя было положиться. Приходилось самому вертеться, как белка в колесе. Сменив окровавленные простыни, он окончательно растерял настроение заниматься любовью и просто повалился в постель и откровенно вырубился. Дыхание его замедлилось и успокоилось. Теперь он, наконец, правда крепко спал. Шэнь Вэй взглянул на своё аккуратно перевязанное запястье и осторожно приподнял край одеяла, чтобы, задержав дыхание, бесшумно улечься на другую половину кровати. Прижав ладонь Чжао Юньланя к своей груди, он закрыл глаза. Он никогда не думал, что наступит день, когда ему удастся проспать всю ночь. Сон приходил к нему редко и никогда не отличался нежностью, и о тихих, спокойных ночах Шэнь Вэй мог только мечтать. Он уже очень, очень много лет не был так счастлив. На следующее утро его разбудил странный запах с кухни, и Шэнь Вэй несколько долгих мгновений не мог понять, где находится. А потом его взгляд упал на перевязанное запястье, и на вечно бледном лице Шэнь Вэя расцвела краска. Что он наделал прошлой ночью! Что наговорил! Всё это… У него просто не было сил об этом думать. — Утро, — радостно пропел кто-то. Подняв глаза, Шэнь Вэй увидел Чжао Юньланя с палочками во рту. В руках Юньлань нёс широкий поднос с пятью углублениями, каждое размером с небольшую тарелку. Пяти углублений как раз отлично хватало на двоих людей, чтобы разделить четыре блюда и суп, и больше ничего не пришлось таскать с кухни. Тот, кто придумал это чудовищное орудие лени, заслуживал отдельного наказания. А ещё оно было заставлено не менее чудовищной едой: слева направо на подносе горделиво высились стаканы с лапшой быстрого приготовления, над которыми поднимался пар, мешаясь в совершенно непередаваемый аромат. Шэнь Вэй молча хлопнул глазами. Юньлань же спокойно уселся на диване и начал перечислять: — Слева лапша с говядиной, отваренная в воде, за ней лапша с кимчи, отваренная в молоке, в середине лапша с грибами и курицей, которую я погрел в микроволновке и ещё масла добавил, вторая справа — лапша с морепродуктами, туда пришлось долить соуса, а то было невкусно, а справа — лапша с беконом, отваренная в кофе… Эта мне особенно нравится. Выбирай. И этот человек добавил, помедлив: — Видишь ли… Я не умею готовить. А ты нечасто приходишь, и я подумал, что два стакана лапши — это попросту стыдно. Поэтому он приготовил пять… Какая щедрость. Шэнь Вэй обвёл взглядом плоды его стараний и невольно задался вопросом, каким образом Юньлань до сих пор не отравился собственной стряпнёй и не умер в жутких мучениях. К счастью, лапша могла быть сварена даже на мышьяке, и Шэнь Вэй с удовольствием отведал бы её, не моргнув и глазом… Но профессор Шэнь всё же выбрал на подносе самый мирный вариант из предложенных и негромко напомнил Юньланю: — Жирная пища вредна для желудка. Не ешь слишком много. — Денег нет, — пожал плечами Юньлань. — Если премию не дадут поскорее, придётся занимать у отца. Заметив взгляд Шэнь Вэя, он подмигнул ему и широко улыбнулся: — Вот увидишь, из меня получится не только постельная грелка, но и неплохой вымогатель. Шэнь Вэй подавился острым бульоном и отчаянно закашлялся. Чжао Юньлань только хмыкнул и беспечно бросил: — Конец года, пора пересматривать добродетели. На земле в последнее время всё больше и больше воров, а волшебный народец и призраки уже надоели своей суетой. Шэнь Вэй выпрямился, взяв себя в руки, и вытер рот. — Добрые дела, совершённые с умыслом, дают лишь поверхностную карму. Разве можно так просто достичь добродетели? — Именно так. У Чжао Юньланя, судя по тому, с каким аппетитом он поглощал жуткую смесь лапши и кофе, полностью отсутствовал вкус. — И кстати говоря, у нас новое дело. Хотя, казалось бы, в это время года преступники могли бы ради разнообразия вести себя хорошо. Первым мистическим артефактом были Солнечные Часы Реинкарнации, затем появился Столп Природы, а третьей была Кисть Добродетели. Неудивительно, что разговоры о добродетели заставили Шэнь Вэя невольно напрячься. Не успел он спросить, как у Юньланя зазвонил телефон. — Помянешь дьявола, — пробормотал тот с полным ртом, отпихнув от себя стакан с лапшой. — Что им опять надо? За одну ночь ещё двое пострадавших оказались в больнице с теми же симптомами: никаких болезней и никаких ранений, только беспочвенные вопли о боли в ногах. Семья одной из жертв позвонила в полицию в пять утра, и сотрудникам спецотдела невольно пришлось выползти из своих спален раньше некуда. Серия отравлений плохо влияет на маленькие города. Слухи расходились всё дальше, и на дворе как раз стоял конец года, когда стабильность и контроль были важнее всего. Шеф местной полиции понятия не имел, как ему поступить, так что звонки Чжао Юньланю поступали сейчас с воистину ужасающей частотой. Чу Шучжи и другие заключили, что дело рано или поздно передадут в спецотдел, и до последнего затягивали с отчётом, но получив его, Чжао Юньлань просто не мог больше игнорировать свою работу. Все официальные приготовления должны были занять ещё один день, но Юньлань нехотя пообещал, что сегодня же заедет в больницу.