Я тебя не трону

Серсея Ланнистер пила вино в своих покоях, как и обычно. Последнее время она пила постоянно, а ещё у нее постоянно болела голова. Серсея, пусть и была женщиной вздорной и коварной, все же любила своих детей, а потому не могла спокойно смотреть как эта сучка Маргери запускает когти в ее сына. Она недоумевала, как той удаётся им управлять? Что делает эта девица (да и девица ли?) из Хайгардега такого, что она, Серсея, не смогла? Одна эта мысль никак не уходила из ее головы и жутко бесила. Но это была не единственная причина, по которой Серсея всегда была не в духе. Эта глупышка, Санса, ускользала от нее. Клиган ничего не делал. А недавно служанки донесли, что у нее снова идет лунная кровь, значит, наследник Севера не предвидится. Почему этот огромный остолоп медлит, она не понимала этого. Санса же не Тартская дева, чтобы суметь дать ему отпор. И это ее бесило тоже. И сегодня она пила, чтобы придумать, как сподвигнуть Пса действовать. Хотя, служанки говорили, что спят они вместе, и иногда они находили следы семени. Но чертовка все равно не понесла. Серсея очень не любила терять контроль и лихорадочно размышляла, как его вернуть. *** Пес нес службу, как и обычно. Как и обычно, он не слушал практически ничего из того, что говорилось в тронном зале. Он все также осматривал зал на предмет угроз, как и сотни раз до того. Изредка он поднимал глаза на балкон, где стояла, ибо она была обязана выходить ко двору, его жена. Ему хотелось посматривать на нее чаще, но этого делать не стоило. Он не хотел подавать виду, что у них все-таки появилось что-то общее, пусть это и дурацкая игра. Когда он в самый первый раз предложил ей это, он был зол. Он всегда старался следить, что делает его жена - ведь вдруг она снова попадет в неприятности, а он, как муж, был обязан защищать ее. И, когда она пошла в богорощу, он заподозрил неладное, помня о том, что случилось в прошлый раз. Он напился и хотел снова припугнуть ее, чтобы думать не смела о всяких глупостях. Но ее ответ его обескуражил, и он предложил ей эту игру, думая, что она не согласится. “Она ненавидит меня и не станет играть в игры с псом, птички не водятся с собаками”. Но она согласилась, и с тех пор это стало вечерним ритуалом. Он не мог не признаться самому себе, что привязался к ней. Она была тем светлым и чистым существом, каким и казалась. Ее просто невозможно было не любить. Но этого он не говорил даже самому себе. У них сложилось что-то вроде дружбы. Ему даже казалось, что она начинала ему доверять не только высказанные в игре ее детские секретики, но и нечто большее. Он считал ее своей больше, чем когда либо. Но самое главное и, как ему казалось, самое странное было то, что с ней он начал понимать, что же означает этот самый мир в душе, о котором она для него молилась. Все шло своим чередом: он служил, она щебетала. Ее действительно оставили в покое на какое-то время. Джоффри как будто забыл о ней, что устраивало и Сандора, и Сансу. Тайвин Ланнистер ничего не спрашивал, Пес ничего не говорил. Но, если бы все продолжалось так, то он бы усомнился в том, живы ли они или все-таки попали на пресловутые небеса. Ничто хорошее не длится вечно, все имеет свойство заканчиваться. И закончилось одним пасмурным днем, когда королева-регентша вызвала его на аудиенцию. Через какого-то пацана она велела ему явиться в ее солярий, что означало, что аудиенция будет приватной. Он даже порадовался, что она вызвала именно его, а не Сансу. Он-то выдержит любые оскорбления и угрозы. Так он думал тогда. Был вечер, и в покоях королевы горели свечи. Сама Серсея сидела за столом за бокалом вина. Борос Блаунт, охранявший покои королевы, пустил его к ней без вопросов, лишь кивнув в знак приветствия. Серсея была само радушие, предложила ему вина, даже что-то шутила. Но он не обманулся: он видел жало скорпиона в розах. И жало не замедлило ударить. - Сир Клиган, а когда же вы с женой порадуете нас наследниками? Во дворце так мало детей, я уверена, что все были бы рады, если бы здесь зазвучали детские голоса. - Мы… Работаем над этим, Ваше Величество, - бестактность вопроса не выбила его из равновесия, и он решил врать, нагло и бесстыдно. - Вот как. В таком случае я желаю вам скорейшего исполнения данной работы, - Пес понял, что она догадалась о его маленькой хитрости. Вот дурак, надо было заменить ее служанок. - Будет очень жаль, если придется искать помощи. “О какой клятой помощи она говорит?” - подумал он, но вслух не посмел задать вопрос. Он не мог понять, что же думала королева и потому уставился на нее. - Вам нужен наследник рода Клиганов. Клиганов все-таки двое, насколько я помню. Ваш брат с радостью оказал бы вам свою посильную помощь, - и улыбнулась так сладко. И тут Пес похолодел. Его брат, его мучитель, его ночной кошмар, его цель, его ненависть. Все всегда было сосредоточено на нем, до того, как в его жизнь, щебеча, влетела Пташка. Его проклятие. Его гребаный брат, жестокий убийца огромного роста. Ему хватит безумия исполнить любой приказ - Пес знал это. Он также понимал, что и этой суке, Серсее, хватит безумия отдать подобный приказ. И что мало кто сможет остановить ее. А кто может, возможно, не станет. А ещё он понимал, что если за дело возьмется Григор - Санса может просто не пережить этого. А может и пережить, и ещё неизвестно - что из этого будет хуже. Он позволил ужасу на пару мгновений отразиться на его лице прежде, чем взял себя в руки. Но королеве этого хватило. - Я вижу, мы с вами поняли друг друга, - улыбаясь почти промурлыкала она, довольная эффектом своих намерений, - я желаю удачи в ваших начинаниях, сир Пес. И она отпустила его. Уходя он думал о том, что шея у королевы красивая: тонкая, кожа белая и на вид нежная, украшенная колье с изумрудами. Он с огромным удовольствие прикоснулся бы к ней… Чтобы сжать в руках до хруста и смотреть как эта стерва начнёт хрипеть и синеть, глаза выкатятся и покраснеют. Он держал бы ее в руке на весу и смаковал каждый момент. Он смотрел бы как дергаются ее ноги над полом, с одной обязательно соскользнула бы туфелька. В конце Серсея бы вздрогнула в последний раз и обмочилась, он уверен, что ее благородное происхождение не помешало бы этому. Но просто пойти и убить королеву он не мог, это было бы безумием. Даже если очень хотелось. Вместо этого он решил, что ему нужно выпить. Он давно хорошенько не напивался. Он пил опять в какой-то то таверне, просто для того, чтобы напиться. Как тогда, перед свадьбой. Никто не пытался подойти к нему, все видели его мрачное настроение. А он все пил и пил. И думал. Думал он о том, что у него нет выхода. Он может не воспользоваться "советом" королевы, но это лишь занесет огромный двуручный меч над головой его Пташки, а может воспользоваться, став еще одним в череде ее мучителей. Он мог бы попробовать бежать один, чтобы не участвовать во всем этом ужасе, но Санса осталась бы здесь, и Григор бы сделал дело, не имея никаких препятствий. Он мог бы бежать с ней, но не питал на этот счет иллюзий. Ей не дадут покинуть город - за ней ведут усиленную слежку, как за очень ценной заложницей. Каким бы искусным воином он не был, ему не пробиться с боем через все золотые плащи. Отплыть тоже не удалось бы - в Гавани полно шпионов, да и кораблей в порту очень мало, и он не смог бы поручиться за то, что первый же капитан, которого он попробует нанять не будет тут же перекуплен королевой. Деньгами с Ланнистерами ему не тягаться. Он никогда не сможет предложить больше. Оставалось лишь одно мрачное решение. Он понимал, что Пташка не простит его. Он и сам себя не сможет простить. Он завалился в покои пьяный в дым, пошатываясь, и громко захлопнул дверь. Санса, по обыкновению ожидавшая его в кресле, подпрыгнула от этого грохота. “Бедная наивная девочка”. Он закрыл дверь мечом, как и в их первую ночь. Этот жест насторожил Сансу. - Что-то случилось? - тихо спросила она, пока ещё спокойная. “Двум смертям не бывать, так ведь?” - отстраненно подумал он. А сам рявкнул: - Раздевайся! - Сандор, я не поним… - она попыталась что-то щебетать, но он оборвал ее, понимая, что, если она будет говорить - его решимость пропадет: - Снимай одежду, живо! Санса потупилась, но исполнять его приказ не торопилась. Ему стало жутко противно из-за себя самого. Он быстро подошел к ней и резко дернул платье. Швы разлетелись, и платье упало. Девочка осталась в одной лишь рубашке. Он увидел страх в ее глазах, такой же, как и раньше. Но ему нужно было скорее покончить с этим всем. И он рванул на ней рубашку, оставив ее обнаженной. Санса попыталась закрыться руками, но он схватил ее за запястья и толкнул на кровать. Едва приземлившись, она попыталась укатиться на другой край кровати, но Пес схватил ее за волосы, не давая сбежать. Он прижал ее одной рукой к кровати, второй начал стягивать одежду с себя. - Прошу вас, Сандор, отпустите меня! Мне больно, пожалуйста, не надо, не делайте этого! - она умоляла его отпустить ее и, боги свидетели, он хотел бы. Но приказал себе не слушать. Пташка царапала его за руку своими коготками, и он схватил ее за горло, достаточно, чтобы она расширила глаза и начала хрипеть. Он быстро избавил себя от штанов - просто дернув на них завязки и отпустил ее горло, схватив за руки и заведя их над головой. Санса начала откашливаться, но Пес знал, что придушил ее не сильно, даже синяков не останется. Пока она приходила в себя, он навис над ней, сжав её бедра своими, отрезая пути к бегству. Она в ужасе смотрела на его лицо, так, как она смотрела на него раньше. Этот взгляд ранил Пса прямо в душу. "Лучше я, чем мой брат". Понимая, что скорее всего от этого не будет толку, он попытался поцеловать ее. Она лишь плотно сомкнула губы. Рыкнув он просунул между ними язык, намереваясь продолжить и тут внезапно его пронзила боль. "Эта сучка укусила меня!" - понял он, увидев, что рот Пташки в крови. В ответ он плюнул в нее собственной кровью. Этот поступок разозлил его, и он зашипел ей на ухо. - А ты думала, мы в игры играть с тобою будем? Думала, я гребаный рыцарь из твоих, Иными побранных, песенок? А, Пташка? - Зачем вы это делаете? - в ее голосе звучали слезы и непонимание. Она доверяла ему, а он… Поступил с ней, как все остальные. “Затем, что я буду добрее, чем мой брат” - Затем, что ты моя жена, девочка. Затем, что ты моя. Затем, что я уже давно хотел тебя трахнуть, с самого начала, ещё тогда, когда увидел в Винтерфелле. Затем, что мне надоело ждать, Иные тебя забери! - взревел он в ответ. Он решил не пытаться повторить этот поцелуй, поэтому начал целовать ее шею, грудь, плечи. Он лихорадочно водил ладонями по ее коже, хватал за грудь и соски. Он не мог не признаться себе, что ему нравилось ее тело: нежная горячая кожа, мягкая грудь с твердостью сосков, ее прекрасное лицо. Он возбуждался, был пьян от нее. И ненавидел себя за это. “Но мне нельзя останавливаться”. Санса всхлипывала и не оставляла попыток вывернуться из под него, и убежать, но он эти попытки пресекал. В конце-концов, ему это надоело и он перевернул ее на живот, заломив руку за спину. Санса уткнулась лицом в подушку и задергалась сильнее. Но из этого положения выхода практически не было. “Я просто должен это сделать. Иначе может быть хуже”. Но он боялся. Он не хотел делать ей больно, не хотел окончательно перейти черту. Он поместил своё колено между её ног, чтобы слегка их раздвинуть, и осторожно провел рукой по внутренней стороне бедра медленно приближаясь к её промежности и, как можно более нежно, проводя по ней пальцами. Она была сухая как пустыни Дорна. От его прикосновения Санса вздрогнула. Он очень хотел ее, но не мог себя заставить сделать это. - Пташка, я должен, - тихо прескрежетал он, убирая руку. Она замерла, - я должен, просто должен. - Я не хочу этого, - глухо всхлипнула она. - Я знаю, - также тихо сказал он. Он облизал палец и прикоснулся к средоточию ее женственности, надеясь хотя бы обмануть ее тело, сделать процесс менее болезненным. Она снова начала вырываться, и он сильнее прижал ее к кровати, продолжая осторожно водить пальцем меж ее ног. Она продолжала дергаться, но уже медленнее, как будто заторможеная. Лоно ее намокло. Пес горько усмехнулся про себя: “Ты прям сама доброта, милостивый насильник”. Она возненавидит его. Но если это поможет спасти ее - он должен это сделать. “Я спасу тебя от своего брата”. Он отнял руку от точки, что массировал все это время и взял в руку свой член. Он приставил себя ко входу и замер. - Прости меня, Санса, - прошептал он и сделал толчок. Она вскрикнула и дернулась, но он держал ее. Пес перешел черту и теперь обязан довести дело до конца. Сандор медленно, стараясь причинить как можно меньше боли, начал двигаться внутри. Внутри Пташка была узкой и горячей, как он и мечтал, но это не доставляло ему радости. Он хотел завыть и убежать отсюда куда-нибудь подальше. И обязательно напиться. Пташка перестала двигаться и лишь безучастно лежала, позволив ему делать все, что нужно, лишь тихонько всхлипывая. Он не понимал: смирилась ли она или отчаялась или и то, и другое. Он медленно наращивал темп. Он чувствовал себя настолько паршиво, что ему даже не приходилось сдерживать себя. Пташка была потрясающей и, как он позволил себе думать теперь, она полностью его. Наконец он достиг пика и излил в нее семя. После чего, но не сразу, вышел из нее и лег рядом. Нужно было что-то сказать. Он начал медленно и, как он надеялся, нежно гладить ее по спине. Санса не шевелилась. Так они пролежали какое-то время. Он не знал, что говорить. Извиниться? Зачем? Разве это исправит то, что он совершил? Объяснить ей все? Но и это тоже не залечит рану на ее сердце. - Ты понесешь, я почти уверен, - сказал он первое, что пришло ему в голову. - Милорду захотелось щенков? - очень тихо ответила ему девушка. Он удивился, откуда в ней вдруг взялась дерзость на такой ответ. Но он этому порадовался: возможно, ей не настолько плохо. - Так тебе будет лучше, - он ответил невпопад, потому что не знал, что сказать. Санса лежала на животе и не двигалась. Он хотел заглянуть в ее лицо, но боялся, что увидит там лишь страх и отвращение, как ранее. Он разрушил ее доверие и нарушил свое слово. Но нельзя все время бегать от своего страха, поэтому он постарался осторожно развернуть ее к себе. Она не сопротивлялась. Ее лицо было красным от стыда и слез, глаза опухли. Она смотрела мимо него или же, возможно, вглубь себя. - Пташка, взгляни на меня. Пожалуйста, - он впервые попросил ее так. Она вышла из оцепенения не сразу, но после покорно посмотрела на него. Все, как он и боялся: страх и отвращение. Но было что-то ещё в лихорадочном блеске ее очей. Обреченность. - Прости меня, если когда-нибудь сможешь. Она ничего не ответила и отвернулась, снова уходя в себя и свои мысли. Он укрыл ее простыней и лег сам на другую сторону кровати. Он хотел было обнять ее, но побоялся напугать. Лучше бы, дурак, обнял.