В постели с фурией

Тонкая одинокая фигура юной девушки моргала, словно в замедленной съемке и безразлично смотрела туда, где часом ранее зашло солнце над рекой. Тлеющая сигарета была зажата между двумя музыкальными пальцами в черных напульсниках, а ее нос мерно вдыхал необычайно вкусный воздух пригородного елового леса Саннисайда. Тишина. Она забралась в такую глушь штата Айдахо, что даже снежных пиков Скалистых гор не было видно на горизонте. Ни гор, ни одинаковых домов спального квартала, ни людей, — только глубоководное озеро Пенд-Орей, деревья и неласковый ветер. Стрекот ночных бабочек был слишком громок в этой тишине. Холодно. Мороз буквально прошивал заряженный воздух полуострова, прерывающегося обрывом, гордо вздымающимся над водой. Большинству людей та девушка показалась бы красивой: худая, бледная, темноволосая, с зелено-карими глазами, веснушками и острыми чертами лица. Тела она всегда подбирала умело, а в это тело молодой англичанки, что доигралась в собственном желании «жить хорошо», она влюбилась с первого взгляда. В работе девушка чаще имела дела с привлекательными людьми, чем с теми, что считались «не очень», так что выбор у нее был велик. Она всегда была равнодушна к своим жертвам, но глядя на юную выпускницу Университета Линкольна по «школе архитектуры и построения среды обитания» Брину подумала: «Такая тошнота в таком изыске». Брина какое-то время находилась в розыске, но так и осталась безвестно-исчезнувшей, никому ненужной куклой. Ее тело из морга никто бы не забрал, одежда осталась бы догнивать в вещдоках: у Брины не было ни родни, ни любящих людей, только ненависть тех, по чьим головам она успела пройтись. Пока не встретила странную незнакомку с безразличными и тусклыми глазами, — ту самую девушку, что не чувствовала боли от догоревшей сигареты в руке, но чья душа была преисполнена болью. В человеческом мире ее именовали Рей, в реальном же — местью. — Теперь ты убьешь меня? Словно очнувшись от вселенской дремы, Рей выбросила, наконец, окурок и медленно обернулась к связанному мужчине, что сидел и мерно поскуливал прямо у ее ног, облаченных в кожаные сапоги на невысоком каблуке. Уголок рта девушки безразлично дернулся вверх, когда она окинула взглядом молодого человека, бывшего ранее смазливым и уверенным в себе. Непослушная прядь, выбившаяся из тугого хвоста, раздражала ее, мельтеша на уровне глаз и мешая наслаждаться отсутствием солнца на горизонте, поэтому Рей дергано заправила ту за ухо. Красивое лицо связанного блондина в потертой майке исказила гримаса непринятия и отчаянья. Он не верил, что эта худощавая девка, подцепившая его за баром «Y Knot Winery»* и протащившая его через весь гребаный штат, станет концом. Потратил двадцатку на чертов модный коктейль, чтобы оказаться в руках сумасшедшей. Это было откровенно несерьезно, даже смешно: в ней не было и ста десяти фунтов. — Всему свое время, — хрипло протянула она, длинные ресницы дрожали, — Ты свое отмерил сам. Блондин понурил голову и сморщил рот. — Что тебе нужно от меня? Я просто… — Страховой агент жалкой конторы в Бойсе, — продолжила за него девушка, беспощадно перебив. Офисные клерки — все до одного оппортунистичные ублюдки — это она знала, как никто. Устало вздохнув, она достала из кармана замшевой серой куртки пачку сигарет и зажигалку, после чего вновь довольно закурила, затягиваясь неправильно глубоко. Ну какой же вкусной была эта бумага с травой. Легко. Морозный воздух неприятно холодил лицо, но выдыхаемый дым делал красивым. — Женщина по имени Трейси, уроженка штата Невада и добропорядочная католичка, забеременела от тебя два года, три месяца и шесть дней назад. Ты знал о том, что у тебя есть сын? Мужчина уставился на Рей стеклянными глазами, отражавшими чистейший ужас. Как она узнала о Трейси? О, Боги, сын? — Ничего я не знаю ни о каком сыне! — выкрикнул он, на что Рей смешно причмокнула сигаретой, глаза совершенно по-девичьи блеснули. Этот тупой верещащий индюк ее веселил. Шаг в сторону от монитора, цифр, пива и секса, и он уже выпадает из зоны комфорта. Дэн Вальдшмидт получил бы Нобелевскую премию по психиатрии, изучи он когниции существа под названием «страховой агент», выбросив его куда-нибудь в индийские трущобы. — Само собой, — девушка сладостно затянулась, — Трейси сделала удачно-неудачный аборт, — сильное тело мужчины заелозило по сухой листве. Пытается выбраться. Она усмехнулась, любуясь выпускаемым дымом, ведь смотреть на него ей нравилось больше, чем курить. — Что значит удачно-неудачный, хочешь спросить? — ему было мало интересно, но Рей продолжила, — Беременность прервалась, но детей у нее больше не будет. Не переживай, Трейси думает, что это невысокая цена за убиение жизни. Истинная католичка. — Слушай, — блондин начал на повышенных тонах, — мне нет никакого дела до этой истеричной суки. Она знала, на что идет, когда раздвигала ноги за спиной своего мужика, — еще раз дернул крепким корпусом, не понимая, почему не может разорвать связывающие его путы, — Кто ты, черт побери? Очередной окурок отправился в последнее путешествие с крутого обрыва, что уходил в глубокие воды озера. «До чего же здесь приятный воздух, не то что на западе» — подумала девушка, внимательно наблюдая за полетом. — А как насчет Марии? — Рей села на корточки рядом с мужчиной, что, кажется, только начинал испытывать зародыши настоящего страха, — Ты встретил ее в Айове, жил у нее около года, а потом там же и бросил. Слабая девочка, но из видящих*. Пребывая в апогее процесса саморазрушения она стала проституткой. Дорогой, конечно, но чести тебе это не делает. Мужчина брезгливо отвернулся, давая понять, что ему плевать с колокольни на вышеупомянутую Марию. Рей укоризненно качала головой, вглядываясь в каменное лицо, что выражало один лишь страх и полное отсутствие раскаяния. У людей, подобных Крейну, напрочь отсутствует чувство ответственности за свои поступки, будь то Маркхэм из «Незнакомки…» Энн Бронте, будь то этот никчемный экземпляр. Где-то рядом, в кустах, промелькнула тень шмыгнувшего в глушь животного. — Может, тогда вспомнишь Розали, и то, как вышвырнул ее 15-го октября этого года на улицу без средств к существованию? Она собиралась сброситься с этого самого обрыва в озеро, куда мы столь долго добирались. Но не сбросилась. Собственно, поэтому ты здесь: потому что она любила тебя, и оказалась более жестокой, чем типичные жертвы, которых ты путем манипуляций обращал в зависимость. — Любила, — жестко произнес блондин, поднимая абсолютно равнодушный и жестокий взгляд на девушку. «Вот оно», — подумала про себя Рей, — «Ну, наконец-то, аллюзия становится сутью», — С ней было скучно, — ухмыльнулся, — С Розали. Какое отношение мои дырки имеют к тому, что я, связанный, нахожусь ночью посреди леса в компании чокнутой девки, которую собрался хорошенько оттрахать вечерком? Рей усмехнулась пугающе злобно. Время пришло. Глубоко вдохнув в себя тонкий мотив бытия, что парило вокруг нее почти материально, тяжело выдохнула, сосредоточившись на заказе, и громко расхохоталась. Преображение никогда не давалось Рей легко: человеческая сущность была определенным барьером от мира чувств, частью которого она, можно сказать, являлась. Смех этот не был веселым, он слышался ближе к отчаянно-безумному. Чудные узоры черного цвета один за другим появлялись на лице красивой девушки соизмеримо с ужасом, рождавшимся во взгляде мужчины. Зрачки Рей окрасил ядовито желтый цвет, в то время как мрачные полосы испещрили скулы. Внезапно неведомая сила сковала движения мужчины так, что он не мог пошевелить и пальцем. Как ни было бы банально, но вся никчемная жизнь пронеслась перед Крейном. И даже его сердце, кажется, замедляло собственный темп. — Кто… ты… — губы не слушались Крейна, а жизнь медленно покидала тело. «Я вижу трех богинь, подобных ночи. Их называть излишнее… О, как они меня, гоняя мучат… Иль диво зло терпеть творящим зло?»* Непроходимая горечь застлала его прогнившую душу, та горечь, что вовсе ему не принадлежала. Все слезы мира потекли из глаз. Рей кричала, преобразившись в изящное чудовище, вновь становясь камертоном тех чувств, сгустком чего являлась сама. Человеком она держала себя в узде безразличия, будучи обыкновенным прокрастинатором, но не в те моменты, когда по-настоящему становилась собой. Боль текла повсюду — боль мужчин, женщин и детей, американцев и испанцев, венецианцев и перуанцев, струилась, колола и душила ту жизнь, что текла в шепоте сосновых иголок. Деревья в лесу покорежились и начали валиться, словно домино, появившиеся из ниоткуда порывы ветра срывали последние осенние листья с падающих на землю ветвей. Ее крик был высок, истеричен и надрывен — боль в концентрированном и накопленном веками виде. Розали за сотни километров слышала его и испытывала чувство облегчения, не сознавая толком, почему сжигающий ее огонь вдруг начал мерно угасать. Крейн испустил последний хриплый вздох, до последнего так и не оторвавшись от страшного кричащего рта и аккуратно скатившись по стволу, умер от разрыва сердца. Он не смог выдержать той порции чувств, что подарила ему Рей. Крики длились еще несколько секунд. Она не могла так просто закрыть поток, не могла вынырнуть из человеческой боли за секунду. Это было просто невозможно. Когда извергаемый звук превратился в скулеж, она сжала иссохшие, растянутые губы, вновь приобретая привычный вид. Одинаково тяжело было всегда. Подарив пару мгновений, чтобы прийти в себя, девушка поднялась на ноги и брезгливо посмотрела на бездыханное тело. «Еще одним подонком меньше стало», — подумала она, легким толчком ноги спихивая труп с обрыва в реку. Что с ним будет, Рей заботило мало, ведь копы на нее никогда не выходили. Ни единой связи, ни одного отпечатка на теле, будь она в итальянском Триесте, или среди джунглей Ганы. Она есть, но ее и нет в то же время. Глядя на то, как Крейн, ударяясь о торчащие из земли корни и выступы обрыва, с шумом ударился о воду, девушка поймала себя на странной, но привычной спутнице-мысли. Что бы она испытала, нырнув сейчас за ним? Рей даже в сумасшедшем порыве подалась корпусом вперед, так что камни посыпались вниз из-под правого каблука, но вовремя остановилась. Ветер привел волосы в беспорядок: выбившиеся из прически пряди летали в им одним ведомом танце, обрамляя жесткое лицо. Все же она не хотела портить тело в попытке скрасить свою реальность иррациональной идеей постичь непостижимое. В отличие от нежных философов наподобие Франка, ей природа не дала возможности чувствовать нечто, отличное от боли и ненависти. Кто она была, чтобы с ней спорить? *** Старенький красный джип с облупившейся на дверцах краской мчался по 95-му шоссе, направляясь из Саннисайда в Истпорт, штат Айдахо, к канадской границе. Деревья мелькали, сливаясь в один елово-синий поток. Рей мерно дышала и почти не моргала, всматриваясь в светоотражающую разметку на дороге. Фары старичка барахлили, иногда устрашающе моргая, но Рей не нужен был свет, чтобы видеть в ночи. Ей вообще мало что было нужно помимо сельского кантри и кокаина. Хрипевшая из магнитолы «All My Ex’s Live in Texas» заставляла девушку иногда довольно покачивать головой в такт. Легкое кантри всегда звучало в голове фоном. Машина была не по статусу внешности Рей, но неприметность подкупала девушку во всем за исключением тел. Их она меняла редко, ее сущность подпитывала бесперебойное функционирование человеческого организма, превращая годы старения в месяц. Но иногда менять тела все же приходилось. Один из постоянно слышимых голосов в голове девушки становился все громче по мере приближения к следующей точке — голос ребенка. Он звал, проклинал и молил о помощи. Кудрявый рыжий малец взывал к справедливости, и Рей услышала его. Она уже мчалась навстречу новому заказу, так как работала круглосуточно, без намека на личное время: не было у нее ни личности, ни времени, — только чужая испепеляющая ярость в груди. Проезжая табличку с отметкой, что до Канады оставались считанные тридцать миль, Рей подумала, что неплохо было бы запастись топливом. Она вновь безразлично закурила, наполняя легкие никотином. Щедрое расточительство, но пробки Рей терпеть не могла. На границе наверняка столпилась очередь из грузовиков и фур, так что лишний бензин был бы только кстати. Заправка встретилась на дороге спустя минут семь, и девушка, не задумываясь, свернула налево, грубо ударившись днищем джипа о съезд. — Чертова провинция, — выплюнула она, припарковав машину у колонки и выскочив, сразу заглянула за передние колеса. Вроде бы ничего не повредила. Водитель из Рей был неважный. К ней уже шел мужчина в потрепанных выцветших джинсах и дутом жилете поверх клетчатой рубахи. Лицо его скрывал капюшон: местный заправщик, очевидно. — Полный бак того, что подешевле, — кинула ему Рей, сунув десять баксов в карман жилетки и ухмыльнулась расстеряности мужчины. Он неловко сжал карман с купюрой. Запрокинув голову к звездам и воочию поцеловавшись глазами со Вселенной, Рей прошла несколько метров и толкнула дверь, ведущую к одинокой кассе. «Он убьет меня… Убьет…» — вновь этот детский голос торопил одинокую девушку на юге Ламбертона. Дверь мерзко звякнула, оповещая молодого паренька о вошедшем посетителе. Заправка была типичной приграничной дырой, провонявшей бензином, грязью, дешевым кофе и еще черт знает чем. — Полный бак и… — она нахмурилась, — Сникерс, — схватила ту дрянь, которой ей постоянно хотелось: привычка досталась Рей от Брины. Парень с только что вылезшей козлиной бородкой еле оторвал от красивой девушки взгляд и принялся пробивать чек. «Девственник», — вычислила моментально Рей и улыбнулась собственной мысли. Порывшись в замшевой куртке, она с удивлением обнаружила, что отдала последнюю десятку заправщику. «Дьявол! Пройдет ни одно тысячелетие, прежде чем я научусь пользоваться деньгами» — пронеслось у нее в голове, и Рей выдавила милую улыбку. — Вычтешь сумму из своего оклада, хорошо? — сексуально закусила нижнюю губку, нахмурив аккуратный носик. — Вычту… — словно зомби повторил за ней. «Умница», — Рей прошептала еле слышно, хватая шоколад и аппетитно распаковывая его по дороге. В Ламбертоне ее уже заждался юнец по имени Майк, которого отчим колотил трижды в неделю, пока мать валялась в спидболовой эйфории. Рей следовало поторопиться. Заправщик бесследно испарился из автомобильных окрестностей, так что девушка, дожевывая лакомство, устало плюхнулась на водительское сидение, запрокинув макушку на подголовник. Она не спала трое суток. Позволяя телу сохранять работоспособное состояние дольше, чем двенадцать часов, Рей не стоило забывать, что оно все же было человеческим и подлежало износу. Нужно было поспать. Но сперва необходимо вытащить рыжего канадского мальца из ада. Данте и ее саму провозгласил исчадием ада, служительницей Прозерпины и Плутона*, крылатой бестией, но не было в ее существовании ни ада, ни крыльев. Только апатия и нескончаемая работа. — Превышаешь должностные полномочия, эрида*? — низкий бархатный голос раздался на пассажирском сидении, на что Рей резко встрепенулась, ведь никто не мог ее так лихо застать врасплох. Почти. — Или предпочитаешь, когда тебя называют фурией*? Небеса сомкнулись на ее шее удавкой. Девушка съежилась на мгновение от осознания факта очередной неприятной встречи, но тут же расслабилась, обмякнув. Чертов Кайло Рен, не более. — Оправдываться перед тобой за внушение? — щелкнула зубами, — Римлян я нахожу умнее греков, впрочем, ты и так это знаешь. Кто кого, в конце концов, победил? — испугалась дрожи, что мурашками вспыхнула на коже головы, но марку держать не переставала. — Также от тебя не должен был ускользнуть тот факт, что я не самый радушный собеседник, но коль тебе на это плевать — здравствуй, Кайло. — Не зря бесноватых истеричек называют твоим именем, — скривил уголок рта заговорщически и властно, — Каждое слово — неврастенический перфоманс, — Рен обнажил белые зубы, довольно потирая огромными ладонями карманы, — Моя сладкая английская лилия, я скучал по тебе… Окинув откровенно ухмыляющегося рядом мужчину глазами, Рей повернула ключ зажигания и дернула рычаг передачи скорости, рвано дергаясь с места. Долговязый черноволосый мужчина в потертых джинсах и клетчатой рубахе, которого она приняла за заправщика, невозмутимо сидел рядом, скрестив ладони в замок. Он комично пристегнулся, но Рей знала, что Кайло не за комплиментами ее нашел. — Экономишь на такси? — недовольно буркнула Рей, — Учти, я беру по двойному тарифу. Бензин нынче дорогой, а волонтерам не платят, — задумалась над собственной фразой и выпятила нижнюю губу. — Хотя, скорее меня можно отнести к человеческой категории «раб». Профиль с выдающимся носом и пухлыми губами выглядел бесстыже довольным. У него уже получилось разозлить свою драгоценную аристократичную лань, обтянутую безвкусными тряпками. Да, злостью можно было характеризовать обычное состояние молодой фурии, но, вцепившись в руль длинными ногтями, девушка испытывала эмоцию именно из-за его присутствия, а не фоном. Из динамика зазвучала тягучая и трагичная «Sycamore Trees», словно звезды были свидетелями горькой встречи, словно плели интриги неминуемо и коварно. Раздались раскаты грома, что не был свойственен поздней осени в этом регионе, а слева, вдалеке, ударила одинокая жирная молния. Этот гром звучал для Рей — вместе с Рей. — Ты убила моего человека, — черноволосый повернулся к ней, медленно щуря карие глаза: пил ее томным взглядом, словно терпкий американский виски, — Снова. Привычный холод ее лица покрылся коркой кусающего льда. Она нервно шмыгнула, желая избавиться от выродка побыстрее. Они уже мчались по 95-му шоссе, с каждой минутой приближаясь к границе. Природа вокруг резко менялась, словно у нее тоже был некий разделяющий барьер. По мере приближения к Канаде становилось чище, зеленее и даже бесстыже-невинно. — Ты гадишь, я убираю, — Рей прибавила скорости, уверенно держа руль, — История стара, сколь вечен мир. — Переходишь мне дорогу, фурия, — тон его перестал быть похожим на шутливый, — Крейн был одним из моих лучших… — Марионеток? — перебила его Рей, лукаво взглянув из-под длинных ресниц, — Брось, Рен. Вместо привычных блеющих девиц он напал на мстительную суку Розали. Я всего лишь делаю свою работу, не нужно мне угрожать, — резко разогналась и также резко тормознула, на что Кайло раздражено скинул врезавшийся в грудь ремень безопасности. — Выбирай поставщиков лучше. И крепче. Ссориться с существом, коим был Кайло Рен, Рей совершенно не хотелось. Он был во много тысяч раз ее сильнее и древнее. Витал в каждой спертой молекуле воздуха, управлял греховной мыслью, поощрял мотивы девиаций, совершаемых под его паучьим трансом. Фурия была всего лишь инструментом в руках Мастера, в то время как Рен — одной из граней извращенной стороны. Грязный салон машины застлало отчаянной горечью и всхлипами подпиток* Кайло. Он намеренно выпустил гниющий душок из себя, чтобы подразнить уставшую сучку. Рен бы дал ей отдохнуть, не будь она колючей розой, венцом женской строптивости, непокорным дуновением разыгравшейся бури, но она была. Ее руки затряслись на руле, белые зубы оскалились. Машина резко вильнула влево, чудом не врезаясь во встречный грузовик. Истеричный гудок привел Рей в состояние, смутно сошедшее за равновесие. Рен был источником, вдохновителем и создателем семидесяти процентов ее работы и мог задушить ее той сердечной болью, которую сам пожирал. — Мы — не враги, Рей, — протянул он, потеряв интерес к издевкам над фурией; ему нравилось, когда его лилия цвела. — Наша природа схожа. Мы должны иди руку об руку вместо того, чтобы срать дерьмом друг на друга. Рей усмехнулась болезненно. Взглянув на красивую женщину, Кайло расстегнул молнию жилета, ведь в машине становилось душно от собирающегося в ней разрушительного урагана. Они могли снести полмира своей нескончаемой мелодрамой, и иногда даже делали это, за что Рей влетало по самое не горюй. — Душа моя темна, — начала, было, она, перестраиваясь и идя на обгон, — Но я служу Мастеру, а ты избрал путь служения одному себе. Пришел, чтобы читать мне проповеди? Не выйдет… мать его, — выругалась в окно на еле плетущийся спереди седан и истерично ударила по рулю кулаком, — Я просто выполняю работу. Никаких сторон. — Зря, — протянул мужчина, без намека на приличие заглядывая в ее бардачок и выуживая оттуда пачку презервативов, — Мы могли бы вместе разделить власть над миром. Я узрел это, когда ты, обнаженная, прекрасная, возбужденная собственной яростью, вышла из пучины Эврота*, а я ждал тебя на берегу. «Ночь. На небе около месяца ясного сонмом кажутся звезды прекрасные… небесный эфир разверзается…»* Девушка нервно выдернула контрацептивы из рук Кайло, бросив их на заднее сидение. Он всегда вел себя так, будто все вокруг принадлежит ему. Так — что ему принадлежит сама ее тень. Деревья, мелькающие за окном, окончательно перестали быть синими, их цвет смешался с темно-зеленой палитрой, свойственной канадской Альберте. — Я была создана в мстительной мольбе Аеллы за сына, что младенцем бросили в воды этой реки. Не для тебя. А также, чтобы усмирить Спарту в ее беспочвенной жестокости и бесчисленных конфликтах* с афинянами, которые развели твои братья по моральному разложению, — тон Рей был, как у заправского преподавателя истории и археологии, — Кстати, о братьях. Берешь на себя слишком много, Рен, — почти шепотом, — Ты одно из извращений* — не первородное зло. — Все зло, что есть, наплодил человек — нет никакого «первородного», будто не знаешь. Говорят, миром правит любовь, — мужчина запустил огромную ладонь в шелковую чернявую шевелюру, кривясь в оскале: жест этот можно было счесть даже драматичным. — А если учесть, что любви в том, что ей нынче считают — капля в океане, все остальное... Я уже правлю миром, Рей. — Спорить не буду, — она хотела еще что-то сказать, но почувствовала знакомую большую ладонь у себя на коленке. Сука. Звезды загорелись, пожирая в пламени темно-синюю ночную пелену небес. Резкая дробь сердца выдала испанский мотив, огоньки задних фар грузовика поплыли сквозь лобовое стекло. Она больно сжала руль в очередной раз. Большие пальцы медленно поползли вверх по бедру, нырнули под юбку и с силой сжали худую ляжку. — Зачем ты здесь, Рен? Ладонь сущности, коего можно было счесть кем-то вроде демона, хоть таковым он и не был, переместилась еще выше, задержавшись на кружеве французских чулок, и юркнула девушке прямо на трусики. Рей выдохнула, на автомате сжимая ноги. Взяла его руку в сладкий плен жаркой кожи, продолжая чувствовать, как шершавые подушечки длинных пальцев настойчиво потирают половые губы сквозь дорогую ткань. — Знаешь, зачем, — Кайло круговыми движениями дразнил клитор, — Даже твои сестрички ведут себя скромно, скучные падальщицы, но ты… Выматываешь, меня, стерва, заставляешь усердно работать. Сколько человеческих лет я тебя не имел? — Рен рассмеялся, запрокидывая голову, но ладонь с промежности Рей не убрал, — Это твое английское тельце — просто шедевр шестидесятых. Девушка сглотнула вязкую слюну и опустила руку туда, где Рен бесстыже ласкал ее. «Покорность в ней боролась с отвращением»*, — на бумаге вывел бы о ней Шекспир, но слова эти уже были придуманы. Кайло умел это так, как никто не умел, ведь сам и был этим кропотливым умением. Вместо того чтобы убрать его пальцы, Рей рвано сжала кисть мужчины в своей, ощутив пламя каждой клеточки. Жаркий комок нервов так и просил эти грубые подушечки. Действительно, сколько лет он не имел ее? — Раздвинь ноги. Взгляд Кайло уже был затуманен, но смотрел сквозь лобовое стекло относительно равнодушно, как и Рей, усиленно сжимавшая подрагивающие колени, со стороны могла показаться такой же. Удивленный всхлип скрасил паузу, когда один палец все же юркнул за кромку трусиков сбоку навстречу ноющей плоти. Рей мучительно сглотнула, но процедила на полувыдохе жесткое: «Убери». — В прошлый раз ты была сговорчивей, — Кайло ухмыльнулся, сразу нащупав влажную горошину клитора, и начал его теребить — нежно, как она любила. Тонкая спина прогнулась в пояснице, обретая волю над разумом. Фурия была мокрой и данного факта не скрывала. Стыд не входил в стандартный набор ее качеств. — Тогда я только заняла это тело, — еле заметно и торопливо начала подмахивать бедрами, двигаясь на его руку. Рен добавил второй палец, зажимая бусинку между двумя. — Знаешь же, что не могу брать мертвое тело — только живое: кто виноват, что Брине ты пришелся по вкусу? Девушка всхлипнула и почти выпустила руль, когда Кайло все же толкнулся средним пальцем во влагалище. Заскулила, хрипло выдохнув, после чего произвольно нетерпеливо сжала его огненными стенками. Учащенный пульс стучал в висках, вниз по подбородку катилась одинокая капелька пота, — она теряла концентрацию. Над всем, чем обладала. «Сука», — уколовшая мысль, — «одно и то же размером в вечность». Выгнувшись вновь, Рей застонала, чувствуя на себе его пристальный привычно-похотливый взгляд, ведь терпел он также долго, как и она. Древнему эпосу были неведомы страсти, разгорающиеся между этими двумя, но страсти эти были смертоноснее любого из зафиксированных на «Алее» торнадо. Джип несся по трассе быстро и стремительно, но бессовестно неровно. Воздух вокруг зарядился так, что стал играть музыку, перебивающую радиоволны. — Хочешь лишить нас обоих чудесных тел? Останови чертову машину, — скользил в ней неторопливо, но мощно, шлепая кулаком о лобок, обтянутый трусами, — Хочу тебя. Он был намного сильнее. У Кайло была власть, в том числе и над ней. Он был тем, что она больше всего ненавидела, но и без него — не была бы рождена мирозданием. О да, Рен возбуждал ее также сильно, как и она его, и история эта была, действительно, стара, как мир. Ее резко сдавило желание нюхнуть кокаин, и Рей знала, что Рен в два счета ей бы это устроил, но была в завязке около месяца, ибо тело, верно, было слишком драгоценной находкой. Девушка резко ударила по тормозам и повернула влево, съехав на обочину. Несущиеся мимо машины сигналили, в то время как Рей шумно дышала, не в силах сопротивляться тому, с кем единственно чувствовала свою опьяняющую тень, морок девушки — настоящей, живой. Только с ним. Была и проблема: она рождена Мастером вместе с сестрами в противовес Кайло и ему подобным извращениям. И да расколется небосвод, но не в честь счастливой жизни. Трясущиеся ноги сами собой поползи, как можно дальше друг от друга. Словно под неведомой силой. — Еще, — сглотнул предвкушающе, теряя терпение. Она тоже его жгла, но по-иному. — Раздвигай сильнее. Правая нога Рей уперлась в дверцу, а левая — в подстаканник с мелочью и жвачкой. Кайло терзал вульву девушки под черными трусиками всей ладонью, не забывая проникать в заветную дырочку средним пальцем. Трек сменился на веселенькую «Take This Job and Shove It», на что Кайло усмехнулся и вновь нетерпеливо вошел в нее с сильным чавканьем. Рей вскрикнула от яркого спазма. — Ты не знаешь слова «сильнее», глупая фурия? Рен заполонил собой все пространство. Его похоть, выпускаемая им боль вперемешку с желанием, создавали невероятно-опьяняющий коктейль, жадно глотаемый Рей. Она съехала по сидению ниже, разводя колени на таком пределе, что хрустнули тазобедренные суставы. — Маленькая бесстыжая фурия, — Рен склонился над ней, легким движением порвав кружевные трусы и сразу же врываясь двумя пальцами в лоно, начал его сильно ими трахать. Запах секса быстро наполнил машину: пахло преимущественно влагой девушки, но терпкий мускус отвердевшего члена Кайло, острый нюх фурии тоже учуял. Стенки влагалища сладко ныли, от давления и трения, что создавали два пальца мужчины: они были толстыми, прямо как член. Быстро, резко, сильно. Никак иначе. Рей скулила сквозь стиснутые зубы, запрокинув голову на подлокотник. Она царапала вбивающуюся в себя руку, невольно насаживаясь на нее сильнее. Кресло и ладонь мужчины успели перемазаться в прозрачных каплях смазки. Жар налетел пустынным барханом, толстые пальцы жалили, проникновения — уносили в самые заветные из мира ее грез. Она забывалась в руках более властного создания, чувствуя ненависть на максимальном пределе, но будто и не чувствуя ее вовсе в один и тот же момент. Непонятно. Ей тоже было непонятно, потому Рей даже не думала давать Рену отпор. А какой в этом был смысл? Если только для вида, когда он злил ее, — но так было всегда. Делать вид, что ничего не происходит, они устали много столетий назад. «Помогите… Уже близко…», — высокими нотами флейты прозвенело в голове фурии, — «Я в шкафу. Он знает, что я в шкафу». Рей резко раскрыла глаза и протрезвела: ей осталось ехать меньше трех часов до освобождения юнца от страданий. Их причиной не был Рен, как в случае с Розали, но почему-то этому мальчишке ей хотелось помочь, как можно быстрее. Отомстить за него. Освободить. — Не сейчас, Рен, — он не слушал, начав покрывать жадными поцелуями изящные скулы, — Выметайся! — прошипела в ухо нависшего над ней мужчины, который, естественно, продолжал не придавать значения ее словам. Кайло не видел, что Рей «прозрела от дурмана», но девушка все же отстранила от себя его раскрасневшийся рот за подбородок, — Выметайся, Кайло, и не встречайся больше мне на пути, — девушка схватила его за локоть, прибегая к запретному приему. Как говорилось ранее, она была рождена, чтобы бороться с Реном и ему подобными сущностями. Она не была ни добром, ни злом — она была чистильщиком, которого мотало из крайности в крайность. Чуствовала беспробудную ненависть и жажду убийства, идя при этом по стезе справедливости. В ней было хорошее — немного, конечно, но явно больше, чем в извращении. Тем, что было, она и полоснула Кайло. Он отлетел от девушки к самой пассажирской двери, болезненно сжимая руку и кривясь в гримасе неверия. Она не могла его отвергнуть сейчас. Никто не мог, — но не Рей. Кайло никогда не мог позволить просочиться мысли, что заставила бы его перестать хотеть ее, но не до конца представлял, насколько фурия была сильна. — Выходи, Рен, — Рей торопливо одергивала юбку и старалась убрать дрожь и сиплость из голоса. И еще одно — досаду. — Иначе я снова угощу тебя тем, что ты давно похоронил. Извращение любви — есть болезнь, носящая имя мужчины, и болезнь эта не любила ничего, что имело отношение к добру и чистоте. *** Она все-таки занюхала «белую радость». Пока Lay’s отравляли желудок уставшей фурии, кокаин и алкоголь превращали в руины все остальное. Недорогой виски девушка «взяла» из супермаркета близ своего канадского клоповника в Мэдисин-Хат, и теперь потягивала чистый напиток из огромной чайной кружки с надписью «Enjoy the little things» за сериалом. «Надо найти ублюдка, додумавшегося до этого бездарного мыла». Главное, приглушить поток голосов и мысли о Рене. Рей отчаянно не хотела употреблять, но уступила пороку после встречи с ним; добило ее и спасение ребенка. Сколько еще черепов ей придется размозжить, рисуя ошметками мозгов кровавый сюрр на стенах? Да. Крейн отделался легко, но не этот горе-папаша. Она редко убивала своими руками, редко расписывалась под заказом вдохновением, навеянным песнью фееричной души (если таковая у нее, конечно, была), но сегодня подарила говнюку исключительный автограф. Малец часто представлял, как отчим взрывается изнутри сам собой, словно праздничное конфетти, что видел на дне рождения у Бетти, его соседской любви. Что говорить, Рей была артхаусным гением, можно сказать, единственным в своем роде уникумом, так что полиции придется потрудиться среди ошметков и озера крови, оставшихся от тридцатилетнего изувера. Душа рыжего парня стала похожей на еле колышущуюся травинку, но она, на всякий случай, отправила смс-сообщение всем фриссам*, что будут ответственны за восстановление и здоровье юного разума. Второго Мэнсона человечеству она дарить не собиралась, а намек на такую возможность в пути ребенка был. Недовольно бухнув бокалом по прикроватному низкому столику, который она купила с рук, Рей потянулась к черному полиэтиленовому пакету, в котором скучал преисполненный одиночества белый порошок. Улыбнулась, когда пластик с тремя заветными граммами оказался зажатым между двумя пальцами. Крошки проблем и частицы счастья. Любила она баловаться этой маленькой дрянью, знакомство с коей получила в подарок от несменного, пылкого любовника. В квартире было грязно и надышенно-душно, с тараканами и всеми подчиняющимися их домоустройству тварями. Даже крысы перебегали под их наглую усатую дудку. Засаленная мебель, облупившееся дерево, не отмывающееся пятно оранжевой краски на полу, которое она даже не пыталась отмыть. Будто все это имело значение: четыре подранные стены, защищающие тело от ультрафиолета и человеческой злобы. Нервно расхохоталась. В клоповнике она только спала. Рей небрежно высыпала содержимое порошка на тетрадь с детским ассиметричным рисунком, выровняв бесформенную кучку долларовой купюрой, ведь была отпетой перфекционисткой. Кто бы не восхвалял дурь, великий поэт или бродяга, лишенный радости и смысла, она комично подмахивала обоим кончиком носа и просила еще. Прикрыла глаза в предвкушении, приторно закусив покрасневшую губку и качаясь в такт неведомой мелодии плача, что никак не умолкала в нейронных сетях. Вскоре должно стать потише. Вывела долларом три дорожки, добиваясь от них точной одинаковости, вновь нервно рассмеялась. Ну, бросит она это загибающееся тело наркоманки, возьмет другое — пострашнее, чтобы Рен больше не предпринимал попыток сделать ее королевой своего ледяного пепла, делов то. Она врала? Конечно, врала. Он будет терзать ее, пока океаны не высохнут, а эмоции не погребут под собой лживые материки, психушки и чертовы ирландские пабы. Скрутила потрепанный доллар отточенным движением ладоней и сладострастно затянула одну дорожку левой ноздрей. Трясущейся рукой зажала ее, дергано шмыгнув, скривившись, и проделала то же самое правой, не выждав даже того времени, что нужно разбивающемуся стакану, чтобы разлететься на осколки. Тонкая изящная фигура, наконец, стала чуть счастливей и медленно опускалась на протертый, усыпанный крошками чипсов диван, в агонии подступающего безумия растягивая губы. В ее голове носятся Байрон, Вебер, Зигмунд Фрейд, Фромм и Кафка, мешаются престарелые строки, соединяясь в новые слова. Хорошо. Почти не слышно. Почти не тесно на одной земле с ним. Осязая каждой притормаживающей клеточкой, каждым спазмом обогащенного кокаином тела уход от чудовища к примитивной человеческой сущности, Рей вальяжно обняла руками спинку софы. Эйфорию прервало ненавязчивое постукивание в дверь. Девушка встрепенулась, словно была не «богиней мести», а птичкой. Ей не могли стучать в дверь. Соседи не одалживали у нее сахар, она не топила толстушку Мэри из двадцать первой: когда с ней только начинали здороваться, Рей, как правило, уезжала в другую страну, так и не успев обжиться и повесить календарь на холодильник. Кому вообще нужен чертов календарь? Разве что окололинейным идиотам. Рен бы скорее залез ночью в окно с туркой для кофе, для того чтобы с утра угостить ее ненавистным напитком, приправленным порцией спермы собственного производства. Эдакий белесый глясе с пряным ароматом секса. Сестрички? Рей не видела их больше года, фурии были одиночками. Попытка встать была неважной. Ватные икры подогнулись, и Рей, неловко ухватившись за прикроватный столик, таки уронила бутылку бурбона на пол. — Дерьмо, — выплюнула, трепетно подхватывая алкоголь, что успел пролиться только наполовину. Босая нога вляпалась в спиртное. Оттягивая потянутую майку Star Wars с бейби-йодой, еле прикрывающую тощий зад, Рей настороженно схватилась за дверную ручку, прислушиваясь к своим ощущениям. Угрозой не пахло. Щеколда решительно была оттянута вниз. На пороге оказалась последняя из дамочек, коих вообще могло занести к Рей. — Да ладно, что б тебя! — фурия закатила глаза, раздраженно скривив аристократичное личико. — Херов купидон… Ошиблась квартирой, Роуз? Брезгливый взгляд полненькой пыхтящей девушки с раскрасневшимися щеками от покорения вершины старенькой многоэтажки прошелся по «несвежей» Рей. В ее руках бессменно был зажат серебристый планшет. — Как будто к фурии в гости зашла, — недовольно буркнула Роуз, — Спишем на необразованность и любовь к сарказму. Но попрошу меня больше так не называть. Я войду? Сделав недовольную мину, Рей гостеприимно вертанула изящной ручкой и устало оперлась на косяк. — И постучалась любовь в мои двери… — надменно пропела, когда Роуз протиснулась в проем. — Здесь дрянью воняет… Ты что, моешь полы алкоголем? — фрисса нахмурила нарумяненный носик, в полном нежелании присаживаться на диван, который будто стащили с помойки, и сторонясь лужи виски. — Это кокаин? Рей захлопнула дверь, тяжело и мерно выдыхая. Компания чертого Рена казалась ей радушнее, чем эта наманикюренная фифа с планшетом и вечно недовольным лицом. — Чего надо, Роуз? — бросила валявшуюся куртку на лужу, — Ты бы лучше шла сердца соединяла, вместо того, чтобы шпионить за мной. Или у вас, любовных дел клерков, есть более прозаичный термин к amour? — Переплетение лент, — Роуз все же присела копчиком на грязную софу, — Мы называем это переплетением лент. Я потому и пришла к тебе, а точнее, из-за Кайло Рена. Рей нахмурилась недоверчиво. Виски обжег горло, когда она запрокинула голову, хлебнув из горла и сморщив губы. Почему опять этот кусок говна размером с мироздание? Нет, об их «страстях» знали все фриссы, но обычно это мало кого интересовало. Включая самого… — Тебя Мастер прислал? — наконец, глаза фурии приняли заинтересованное выражение. Роуз мерно покачала головой. — Извини, ты не угостишь кружечкой чая? Лестница выжала из меня последнюю воду… — Я похожа на англичанку? — Рей хохотнула, снова терпко глотая алкоголь, после чего протянула початую бутылку фриссе, — Будешь? Еще есть вода из-под крана. Часы тикали, пока Роуз молча кривила лицо и проглатывала слюни. — Я на работе… — Ты всегда на работе, — фурия продолжала маячить бутылкой на уровне ее лица, — Ну же, возьми, трезвая любовь так скучна. Что опять с Реном не так? — язвительно улыбнулась, прищурив зеленые глаза, — Сердца у вас отбирает? Так это не новость. Роуз затравленно осмотрела обшарпанные стены, и, облизнув губы, сделала микроскопический глоток. Ее внимание привлек тарахтящий на фоне телевизор, из которого то и дело раздавались вопли примерно следующего содержания: «Не умирай, любовь моя! Увидев тебя в отделе с химией, я уже представляла наших детей! О, Кристиан, я не смогу без тебя... Тише дорогая, все хорошо, я захватил с собой на свадьбу бронежилет…» — Омерзительно, выключи, — Роуз сделала нормальный глоток, театрально приложив ладонь ко лбу. За это Рей и не любила эту категорию фрисс — все до одного актеры и актрисы. — Где романтика XVIII? Где Делакруа, Гофман? — Роуз, завязывай. Что Мастеру нужно? — опрокинулась меланхолично на спинку, вспоминая, где бросила сигареты. — Была уверена, что он забыл о моем существовании. Фрисса будто осознала, что держит в руке алкоголь и сидит рядом с накокаиненной фурией. Трясущимися руками звякнула дном бутылки о столик. Опустила глаза, поправляя прическу. На белой офисной рубашке виднелись потные пятна под грудью. — Смотри, — Роуз окинула взглядом свой планшет, перед тем, как развернуть экран к фурии, — Это все он. Рей проморгалась от резкого света, из-за принятого порошка перед глазами несколько плыло. Всмотревшись, она увидела только имена, что появлялись и тут же исчезали. В обоих столбцах. — Связи появляются и тут же исчезают. Он путает карты. Правильные нити обрываются и соединяются не с теми. — Так же всегда было? — Рей продолжала всматриваться в имена, — После того, как Рен стал тем, кто есть, имею в виду. — Не в таких объемах, фурия, — Роуз раздраженно выдохнула, — Ты вообще видела статистику по суициду, проституции и алкоголизму на почве зависимостей? — фурия кинула жест, говоря всем видом, что подобное ее мало интересует. — Мастер подозревает, что Рен вербует видящих, извращая и их. Есть одна девушка, Кира — к ней приложил руку сам Мастер, но она стала жертвой одного из Реновских поставщиков. Бедная девочка, бестолковая, но Мастеру важна. Ты должна уберечь ее от него, — Роуз заговорщически придвинулась к фурии. — Только ты можешь воздействовать на него, Рей. Все это знают. О вас. Мастер верит в тебя, верит, что ты создана не только для мести. — Неужели он верит и в то, что Кайло можно вернуть? Что он снова начнет соединять сердца, а не рушить? — фурия сделала залпом три глотка, саркастично расхохотавшись, — Это невозможно! Да он планирует здесь все поработить, убить каждую фриссу, саму мысль о хорошем! Роуз цокнула нервно и одернула юбку. Информация ни для кого новой не была. Взглянула на Рей, в чьих глазах разгорались злость и исключительный испуг. Худая фигурка, слишком бледная, чтобы быть красивой, но слишком красивая, чтобы обращать на это внимание, вжималась в самую спинку софы. Боится его. Роуз улыбнулась мелькнувшей мысли. «Нет, она создана не только для мести. Через сколько тысяч лет до нее это, интересно, дойдет?». — Верит. Всегда. Она знала. Рей знала, что рано или поздно их столкнут лбами. Заставят бороться по-настоящему, а не игриво покусывать за бока в постели. Знакомый холод и нотки чего-то неприятного, но трепетного, прошлись по ней сверху-вниз. Кокаин отпустил, а алкоголь не начинался. Сука. Любовь в ее жизни всегда появлялась не к добру. Хотела закричать, послать на всех ведомых ей языках подальше, но лишь болезненно зажмурила глаза, прошептав тихое: — Уходи. * «Y Knot Winery» - бар-паб, США, штат Айдахо * Видящие - в данном контексте люди, выделяющиеся от массы, одаренные люди * «Я вижу трех богинь, подобных ночи. Их называть излишнее… О, как они меня, гоняя мучат… Иль диво зло терпеть творящим зло?» - «Орест», Еврипид * Данте, Прозерпина, Плутон - отсылка на «Божественную комедию» Данте Алигьери, в которой фурии были провозглашены служительницами Прозерпины (греч. Персефона) и Плутона (греч. Аид) в мире мертвых * Эрида (греч.)/Фурия (рим.) - богиня мести и ненависти * Подпитки - в данном контексте боль и страдания жертв поставщиков Кайло Рена * Эврот - древнее название реки Эвротас, на которой стоит греческая Спарта * «Ночь. На небе около месяца ясного сонмом кажутся звезды прекрасные… небесный эфир разверзается…» - «Иллиада», Гомер * Конфликты - в данном контексте Пелопоннеская война (431—404 до н. э.) между греческими полисами, во главе с Афинами и Спартой * Извращения - в данном контексте фриссы, изменившие своему предназначению «служить во благо», превращая первородное чувство в иррациональное, токсичное * «Покорность в ней боролась с отвращением» - «Буря», Шекспир * Фриссы - дословно «Трепетания», в данном контексте создания, служащие и отвечающие за мир чувств