В постели с фурией

…Что лилия пред ней, пред розой темно-алой, Ведь розу я любил, и вся она моя, Она мне отдалась, любила и страдала, Она моя навеки, а лилия — ничья… Набоков В.

Спустя несколько недель подвешенного состояния, душащих мыслей и раздирающего любопытства фурия сидела на разложенном походном кресле болотного цвета перед стареньким трейлером в кемпинговом городке штата Оклахома. Рей ненавидела эту чертову местность за непредсказуемую погоду: жара и холод здесь сменяли друг друга слишком литературно. Сегодняшний ноябрьский день выдался морозным, въезжая в Оклахома-Сити, фурия выругалась на сообщение известной радиоведущей с алкогольным стажем: температура опустилась до 37 фаренгейтов, что близилось к рекордному минимуму за последние десять лет. Рей куталась в теплый вязаный шарф поверх зеленой дутой куртки, но все равно бесстыже мерзла. Город был крупным и холодным — голоса выли громко, не то, что в пригороде. Голова болела от мстительного воя, но Рей не обращала на это внимания, мерно затягиваясь никотином, и ждала появления королевы кемпинговой драмы. Острым взглядом буравя белый дом на колесах, уже изучив каждый отлупленный кусочек краски и номер автомобиля, фурия нервно шмыгала носом. Не заболеть бы. Борьба с простудой отнимала силы, а те были нужны Рей до последней сияющей вспышки. Мороз подарил ее бледности румянец на щеках, носу и подбородке, и лицо Рей воистину теперь выглядело божественным творением. Каждые тридцать минут местные жители предпринимали попытки заговорить с одинокой девушкой, чьи глаза виделись им по-наркомански пустыми, но тут же вспоминали об оставленном на плите кофе, неспящем ребенке или о срочном звонке четвероюродной бабушке в Мексику. Отваживать от себя зевак Рей приходилось регулярно, ведь вороньих криков, раздирающих мысли, фурии хватало с лихвой. Улочки трейлерного поселения выглядели бедно и пусто. Серо. «Отличный антураж для очередной мелодрамы», — думала фурия, — «Можно снять модный фильм о гендерных и расовых лишениях шарика, что непременно получил бы несколько бесполезных статуэток». «Почему я здесь?» — задавалась бесконечным вопросом Рей, и не могла найти ускользающего ответа. Она не хотела здесь быть совершенно ясно. Ни мороза, ни траты времени даром, ни кемпингов фурия не любила. Поблизости было слишком много фрисс и извращений, Рей чувствовала внутри себя эту древнюю, нескончаемую борьбу, что душила ее бесполезной жертвой и яростью. Но девушка оставалась недвижимой, словно хищник, выжидающий дичь, и просто курила. «…Удел бессмертных — холодным взглядом на людей смотреть…»* В тот вечер она послала наманикюренную Роуз ко всем чертям — к тем, что знает лично. Девушку в офисной белой рубашке со следами от пота, сей факт, конечно, возмутил — ведь истинную любовь слали редко. Подобное мог себе позволить разве что Блок, выражаясь чем-то столько красивым, как слияние рифмы: «…со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда…»*. Рей отказала ей. Никто не мог диктовать условия фурии — один только Мастер: им она и тыкнула Роуз. Сказала, пусть сам заявится и отдаст приказ выслеживать некую «жертву» Кайло Рена, спасая ту от привычных горестей жизни. И что, вообще, за прецедент? Мастер ручается за человека, да еще и столь тускло видящего, как эта Кира, — человека, что охотно поддается влиянию извращенной стороны. Пахнет слабостью. Употребив оставшийся кокаин, комично махая головой из стороны в сторону, Рей пыталась донести глупость сей затеи до «купидона», но любовь была упряма, словно чертовы солнечные лучи, что девушка ненавидела. Роуз ушла также резко, как отступает буря в тропиках или первый снег тает, и Рей успокоилась. На время. Привычно делая одни и те же вещи, до скукоты одинаково выполняя заказы, она пересекала американо-канадскую границу и убивала с одной единственной мыслью: «Что же такого таится в девчонке?» Фурию пробирало от любопытства из разряда того, что неотделимо от раздражения. Злость Рей на ситуацию, на Рена, на Мастера росла с каждым чертовым днем, пока она не потерпела поражение пред собственной гордыней. Рей сдалась, приехала сюда, в Оклахома-Сити, нашла кемпинговый город, и тот самый трейлер, в котором зверски издевались над душой Киры Спрингфилд. Фурия еще не видела девушку, но боль, что витала шлейфом горького парфюма ощутила точно и сразу. Рей сосредоточено выдохнула, добавляя к никотиновым испарениям белый морозный душок, и просканировала осадок чувств, что люди оставляют после себя, будто след на грязи. Словно ученый, проводящий радиоуглеродный анализ, она снимала слой горечи за слоем токсичного крика, приходя в настоящий первобытный гнев. Этот поставщик Кайло был гением своего дела, художником и поэтом в одном ключе, — он испытывал кайф, влечение к самому процессу мучений над девчонкой. «Действительно, бестолковая», — фурия зафиксировала статус Киры для себя, подумав также о том, что Рен не отдаст этот шедевр из своих паучьих лап просто так. Тот мужчина был из видящих, но извращенных Кайло: своей жестокостью он мог превзойти слишком многих. Рей недовольно окинула взглядом часы на руке, отметив, что жертва должна вернуться с работы через десять минут. Она устала ждать, но девчонку поджидала неторопливо. — Так и знал, что рано или поздно каким-нибудь из порывистых ветров тебя сюда занесет, фурия, — Рей вновь вздрогнула от того, что на спинку ее кресла опустились руки в кожаных перчатках, а горячее наглое дыхание обожгло мочку уха. Пытаясь успокоить разогнавшееся сердце, Рей представила детально, насколько сильно он склонился перед ней. — Эта добыча тебе не по зубам. Она не станет просить о мести: ни словом, ни мыслью. — Подкрадываешься сзади, словно демон, — вырвалось у нее нервно, — Не по-джентельменски, Рен. Девушка неосторожно обернулась, чтобы взглянуть на него, и тут же охнула, ощутив сухие, соленые губы на своих. Дернулась, пытаясь вскочить со стула, но Рен намертво схватил ее подбородок одной рукой, второй давя на левое плечо и вжимая трепыхающееся тело в кресло. Он не пытался протиснуть язык в желаемый рот — фурия слишком крепко стиснула зубы, — поэтому ласкал ее полными, грубыми губами, водя ими не нежно вверх-вниз. Горечь, перемежаясь с тоской, накатила на девушку: хотелось схватить его за небритое лицо, сломать челюсть, и целовать, целовать… утопая в его боли. Рей любила целоваться так, без языков — одними губами, — дико, беспорядочно, грязно, с ним. Его бесноватая женщина. Фурия схватила лицо Кайло руками в черных напульсниках и сама начала целовать его знойно и сухо, словно та Маргарита — ведьма, безудержно и счастливо целующая возлюбленного: каждое ее касание оставляло за собой на лице и губах Рена тот же пожар*. Рен оторвался от неё столь стремительно, сколь и коснулся, с исключительно довольным выражением лица. Холод сразу окатил увлажненные губы, заставляя их произвольно подрагивать и поджиматься. Мужчина разве что не светился от фонтана жадного собственнического чувства. Совсем не демонические ямочки заиграли на его щеках. Рей коснулась трясущимися пальцами острой несимметричной скулы, чья волевая резкость никогда не оставляла за собой пощады. Не для нее. — Je dois éponger la rosée de mon lys*, — Кайло сел рядом с ней на корточки, любовно и преданно заглядывая в ее зеленые глаз. — Моя милая бестия, — заботливо взял ледяные руки в свои. — Дрожь вызвана холодом? Или всему виной поцелуй? Рей ненавидела, когда Рен включал режим заправского «поэта». Они оба были далеки от сюжетов французской литературы, хоть и знали большинство книг наизусть: вечность, к сожалению или к счастью, была слишком вечной. Фурия улыбнулась вымучено, жадно переплетая свои пальцы с его, длинными и толстыми. Руки Кайло были теплыми в перчатках, словно солнечный свет, что заставлял ее морщить брови от неприязни. — Мне холодно, — ответила сухо. Рен хмыкнул игриво, скидывая с плеча лямку спортивного кислотно-зелёного рюкзака. За исключением обычных темно-синих джинс, он весь был одет в палитру кислотного цвета: оранжевая мешковатая парка и ядерно-жёлтая шапка. Кайло выглядел не как сущее зло, не как вестник любовной болезни, но как подросток на экскурсии в Мириадском ботаническом саду*, чем изрядно веселил фурию. Мужчина выудил из рюкзака бывалый термос, прошедший несколько десятков скаутских походов и, один черт знает, сколько рук. Бросив опустевшую сумку прямо на асфальт, неуклюже плюхнулся прямо на нее сверху, вытягивая свои мосты-ноги и усердно откручивая крышку термоса. В нос Рей ударил запах ненавистного черного американо качественной обжарки. — Не надоело издеваться? Улыбнувшись ее сморщенному носу, Кайло наигранно-довольно вдохнул аромат кофейных зерен. Его лицо обдало облаком пара. — Никогда. Рен протянул наполненную напитком чашку девушке, и та охотно приняла ее, но исключительно, чтобы согреть руки. Поглядев пару минут, на то, как фурия мучается и хмурится от неприязни, но горячего из рук не выпускает, Кайло «сжалился» и отобрал напиток, опрокинув кипяток в один глоток. Не было ему ни больно, ни обжигающе, но вот Рей тут же начала розоветь. Влага еле проступающего пота заалела под носом и у кромки темных волос. Фурия недоверчиво оглянулась на ухмыляющегося мужчину, что согревал ее одним «ласковым» взглядом, единственной «заботливой» мыслью. Рей сделалось тепло и хорошо. «Ты мой, а прочее не важно»*, — хотела, было, пошутить она в стихоплетском стиле Кайло, но передумала — вряд ли извращение оценит этот тонкий сарказм. Термос с кофе — лишь своеобразная издевка-отсылка к тем чувствам, что они непреодолимо испытывали друг к другу веками. Отвратительно, но горячо. — Чего пришел, Рен? Знаешь же, что без заказа я его не убью, — девушка снова сверилась с часами. Оставалась пара минут. — Мы не договорили, — ответил презрительно, но пусто, — И не закончили. Фурия равнодушно отвернулась от него. — Закончили. Кайло выпалил колкий аргумент, но Рей не услышала: девушку поманил за собой тот горький шлейф, что терпким ароматом витал у трейлера. Кира. Худая темноволосая девушка лет двадцати в длинном шерстяном пальто цвета хаки и с огромным белым помпоном торопливо, перебежками спешила домой. — Красивая, — выпалила фурия внезапно даже для себя, — Красивее многих. Кайло ядовито рассмеялся, продолжая цедить кофе прямо из горлышка термоса, этот терпкий напиток он обожал много больше алкоголя. Кира и ее мужик, Дэмерон, были венцом его коллекции, неким трофеем, гордостью, — пытать девчонку с красивым лицом он намеревался еще долгие годы. Пока та не истощает и не сравнится эмоциональным фоном с ручкой от двери. — Скучна до смерти, — облизал губы на то, как Рей закатила глаза, — Поддать огоньку? — Рен указал пальцем на девушку, безответно колотящую по двери. — Здесь и заснуть впору. Взмахнув рукой в воздухе, словно странствующий факир* на испанской ярмарке, Кайло зажмурился лишь на короткое мгновение, пропустив через себя тот же самый поток плача и голосов, что отягчал нить существования фурии. Несдержанно улыбнулся, чувствуя то вселенское блаженство, которое растягивает на лице все морщины и тяжкие складки, делая кожу неестественно молодой. Благоговейно. — Добавим антуража, — Рен щелкнул пальцами, в то время как Рей тут же прозаично намокла под внезапно начавшимся осенним ливнем, чувствуя непреодолимое желание убить его. — Напряженность фона подправим, — позади все еще стоящей под дверью Киры промчалась желто-красная машина скорой помощи, зачем-то отвратительно сигнализируя о своем присутствии транспорту, который был в этом кемпинге исключительно жилым. — Пора и сердечко проверить, — ухмыльнулся, кивая помпону девчонки и сжимая руку, обтянутую кожей, в крепкий кулак. Кира тут же скривилась от пронзившей грудную клетку острой боли, похожей на выстрел пушечной картечи. Девушка опала прямо на мокрый асфальт, шепча на полувыдохе призыв помощи и хватаясь за сердце; помпон поник под удушающим дождем. — Убьешь ее у меня на глазах? — жестко крикнула Рей, проглатывая заливающиеся в рот капли, — Прекрати! — схватила за руку, на что Кайло пришлось скрепя сердце оторваться от пожирания боли человеческой девчонки. Физической, и не только: ей так и не открыли, а Кира точно знала, что Дэмерон внутри. — Планы на нее были другими, — маньячно выдохнул Рен, хватая мокрые плечи фурии и пламенно прижимая ее к себе вместе с походным стулом. — Т-с-с, — шепотом, — да начнется представление! Оправившись от внезапно одолевшего недуга, Кира подскочила на ноги, пытаясь отряхнуть грязь и коротко осматриваясь по сторонам. Ни Рей, ни Кайло она, само собой, не заметила — точнее, Рен показал ей картинку пустого походного стула. Пальто было бесповоротно испорчено, а купить новое оклад девушке не позволял, да и аренда трейлера была ей не по карману. — По! — саданула по двери снова, голос ее оказался писклявым, — Ты с ней? — Лана, — Кайло нагнулся к Рей, шепча в изящное аристократичное ухо, не забывая невзначай касаться мочки губами, — его бывшая. Она собиралась замуж за автомеханика, но передумала, поэтому, — Рен указал пальцем на белый дом на колесах, — прямо сейчас за той дверью трахается с По. Сегодняшним чудным вечером — несколько морозным, но без осадков — трахаясь уже с автомехаником, Лана передумает обратно. Она тоже из моих. Дверь не открывалась, но Кира продолжала яростно колотить по ней, кажется, безнадежно забыв о недавнем сердечном приступе. — Их у него больше, чем две, верно? — Рен кивнул проницательности фурии, — И все друг про друга знают. — Всех все устраивает, — подчеркнул Кайло, подметив, что Рей снова начала замерзать, — Mon lis!* Ты мерзнешь! — На меня пролился дождь, — прошипела Рей, — очевидно, грибной. Снимай свою куртку, — фурия уставилась на абсолютно сухого Кайло с непередаваемой стервозностью, — И не похоже на то, что ее… — фурия указала пальцем на девчонку, — …все устраивает. — Целый мир у твоих ног, mon lis, — Рен с удовольствием щелкнул молнией и стянул с себя одежду: столь древнему и могущественному извращению, коим был мужчина, не бывало ни холодно, ни мокро. — Не забывай об этом. Девушка улыбнулась грустно и натянуто, прежде чем сменить промокшую одежду на его, сухую и горячую. От вещи пахло белым мускусом, кедром и черным перцем. Это был аромат, который Рей не спутала бы ни с чем прочим, без обоняния и с закрытыми глазами. Его аромат. Запах боли. Кира хотела закричать, что ненавидит его, но вместо этого с ее полных губ сорвался лишь кинематографичный шепот. Стук по двери становился все менее настойчивым, каждое следующее движение много тише предыдущего. Девушка скромно сделала шаг назад, руки отчаянно опустились по швам. Она была вымокшей и перемазанной в грязи, эта Кира, да и уставшей от работы, такой же ненавистной, как и ее подонок. Громко шмыгнула, все еще думая, что никого в округе нет, и понурив голову от осознания, что ей все же не откроют, побрела в ту сторону, откуда пришла. Помпон опустился вниз бессовестно — ноги несли знакомым маршрутом. Кире было куда идти, ведь она частенько оказывалась в премерзком положении. — Если ты думаешь, что на этом конец — я тебя разочарую, фурия. И правда, у той разверзнувшейся буревой бездны не было ни эпилога, ни последней главы. Через двадцать минут из пресловутого трейлера показалась голова тощей девушки, с острым лицом и зелеными глазами, — той самой, что именовали Ланой. Сильно хлопнув дверью, она, не оглядываясь, побрела к остановке. Взгляд ее фурия нашла пустым — душу тоже. «Тупа, словно салат», — мысль отчеканилась в ее голове, — «И как Рен с ней работает?». Девушка быстро скрылась с горизонта, не вызвав у Рей и намека на эмоциональную рефлексию, но следующие события зажгли в ней давно забытый пожар. Через тридцать семь минут и сорок две секунды вернулась Кира. На этот раз пустили ее быстро и беспрепятственно. Рей смотрела, стиснув зубы, Рен же светился от удовольствия. — Он сказал ей, что выпил лишнего и заснул. — Она знает, что это ложь, — тихо прогундосила фурия, — Прекрасно знает. Рей чувствовала ее. Чувствовала Киру. Сейчас, в том трейлере она была счастлива. А вне него — не была, пребывая в полной неспособности сделать с непреодолимой зависимостью хоть что-то. Волны, исходящие от девчонки виделись фурии чистыми, словно первые снежинки, она была талантливой, создавала восковые сцены из книг и кино — Кинг назвал бы ее сияющей* в меру, — ведь Мастер, действительно, отметил девушку дарами. Несмотря на круглую несообразительность, принятие этой откровенно больной ситуации, ведомость, Кира была его личным творением. И, боги — свидетели, она так походила на Рей в своем упрямстве и полной отдаче океану чувств, что глаза фурии в одну из многочисленных секунд защипало. Рей никогда не плакала за все сотни и тысячи лет, поскольку даже не знала, что это возможно. — Что тут говорить, — Кайло надоело торчать в безвкусном кемпинге, и мужчина решил подытожить совместную вылазку. — Дэмерон хорош, — гордо улыбнулся своему поставщику. — Убийство, групповое изнасилование, алкоголизм, наркотики, но величайший из его талантов — обман… — прервался. — Сам верит в собственную ложь и живет в ней. Высший пилотаж, — уставился взглядом на фурию почти любовно. — Доведет ее до самоубийства в Манхэттене, до дешевого психотерапевта, до сотрясения мозга или просто до никчемной жизни в трущобах, а может, и убьет. Мне все равно: лишь бы подольше мучилась, с нее я получаю много профицита. — Этого не будет, Рен. Голос ее слышался жестким, но уверенным. Рей не может справиться со своей борьбой, но на эту бросит каждую частицу текущей по венам силы. Она решила. Если у фурии было сердце — а точнее то, что под ним понимали сторонники романтизма и сентиментализма — Кира умудрилась запасть туда глубоко. И виной тому вовсе не Мастер. — У тебя нет заказа, — напомнил ей Кайло, вставая с рюкзака и галантно увлекая за собой Рей. Руки ее дрожали алкогольно. — Будет, — гневно шикнула, вырывая предплечье из его захвата несколько рассеяно, — Дай мне месяц, не вмешивайся, — невозмутимо заглянула в огонь, плескавшийся в обсидиановых зрачках. — Цена любая. — Примкнешь ко мне ради человеческой сучки? Они двинулись по улице кемпингового города, позабыв о походном стуле, термосе, брошенной зеленой куртке и рюкзаке. Одинокое солнце уже закатывалось за горизонт, красиво играя розоватыми лучами в отблесках трейлерных крыш, и этот факт неизменно возрождал Рей к жизни, даже возбуждал. Мало что радовало ее, как зашедшее солнце. Через семь с половиной минут прохожий сочтет композицию, оставленную этой странной парой, весьма любопытной. — Реальная цена, — опережая насмешливый взгляд, продолжила, — Другого шанса не будет, Рен. — L’appétit vient en mangeant*, — усмехнулся Кайло, — Решим по ходу дела, — фурия закатила глаза, ведь он все же по-лисьи хитер, — Приказ Мастера, oui*? — Ненавижу французский, — недовольство Рей подчеркивали приподнятые брови, — Особенно из твоих уст: наигранно ровно так же, как идеально. Мастер распорядился насчет этой Киры, но я здесь по собственной воле, - добавила чуть слышно, но слух Рена мог уловить даже ее мысль, — ты знаешь, это личное. Кислотная шапка Кайло затряслась от язвительного смеха, черные кудри выползали сквозь шерсть и обрамляли лицо. Конечно, личное. Он в этом не сомневался ни единой йоктосекунды. — На машине? — Нет, оставила у мотеля, что на South Meridian Avenue, — Рей неожиданно и с ужасом вспомнила, что также она оставила и сигареты — в брошенной у трейлера куртке, но уже через секунду нащупала целую пачку у Кайло в кармане. — Не люблю такие. Рен выдернул пачку у нее из рук, выкидывая ее на обочину сельской дороги. — Нечего портить чудные зубки, — он направлялся к стоящему вдалеке черному Escalade, схватив фурию и утягивая за собой, — Я подвезу. — Ты меня на кокаин подсадил! — выкрикнула Рей извращению в затылок, но тот не удостоил ее и двусмысленным смешком. Девушка послушно шла за ним до самого автомобиля, нервно и зло сопя в спину. Никакие войны, никакие фриссы, даже сам Мастер — никто его уже не исправит. Сама суть извращения — обратного от истинного благого чувства — засела столь глубоко в его колодце, что ни одному созданию не достать. Усаживаясь на пассажирское сидение, Рей намеренно громко хлопнула дверцей. Позер. Придурок в ядерно-желтой шапке на отвратительно дорогой машине, уничтожающий и искажающий смысл переплетения лент — смысл любви, смотрелся до удивления нелепо. — Меня настораживает твоя покорность, mon lis, — выдал он, поворачивая ключ зажигания. — Плачу за месяц покоя для девчонки, — шмыгнула, окидывая взглядом подстаканник в поисках сигарет, но там была только жвачка, пара стодолларовых купюр и презервативы, — разве нет? Может, сразу трахнемся и не будем тратить время даром? Все равно возьмешь свое. — Das ist einfach zu viel für ihn*, — Рен смятенно огладил колени, отвечая фурии по-немецки неспроста, — Но лучший друг хорошего секса — сладостное томление, мне ли не знать. Оставив провокацию Рей без должного внимания, он рвано дернулся с места. Водил мужчина грубо и быстро. Как и трахался, в общем. Открыв бардачок, Кайло покопался в нем с полминуты и выудил оттуда потрепанные билеты. Безмолвно протянул один из двух Рей. — Я уже запланировал наш незатейливый бартер на завтра. Я всегда все знаю наперед, сладость. Фурия уставилась на заголовок бумаги, который гласил — «Wiener Staatsoper»*, и крайне импульсивно сглотнула. Ну до чего романтичный сукин сын! — Обязательно тащиться в Вену, чтобы переспать? — Рей смяла билет, засунув его в карман подальше, — Тринадцать часов на самолете, серьезно? — Самые лучшие места для моей лилии. Вылетай сегодня ночью, я полечу сейчас — встречаюсь с братьями в Берне. Они слишком быстро въезжали на шоссе. Солнце уже окончательно скрылось, позволяя фурии беспрепятственно наслаждаться атмосферой угасающего города. Она не хотела в Австрию, уже ненавидела мысль о балете «Jewels»*, на который ей придется пойти, ограбив не один венский бутик. Возникла шальная мысль — опозорить Рена, одевшись не по дресс-коду, но тут же канула в лету, ибо сей эпизод мог принести с собой дополнительные несчастья для Киры. Кира. Могла фурия подумать, что когда-нибудь вляпается в добровольные прогулки с извращением по Stephansplatz*, что будет готова подчиниться ему, соглашаясь на банальное свидание? По-настоящему, а не ради «служебного перепиха»? К тому же, из-за человека? — Или ты достаешь мне сигареты, или я выхожу на светофоре, — злобно кинула, не глядя на мужчину. Рен молча скривил губы и отточенным движением материализовал в руке пачку Kent из табачной лавки, которую они только что проезжали. Само собой, сигареты он оттуда украл. *** Фурии не хотелось быть в Вене дольше, чем это было необходимо. Она рассчитала время и выбрала самолет ровно таким образом, чтобы долететь и создать образ аля — посещение светского бомонда напыщенных индюков и девиц под прикрытием высокого искусства. Вылет в два часа ночи был сумбурным, но отчасти спокойным — с едкими нотками раздражения. Никакого сексуального томления фурия не испытывала, наверное, потому что в ее сознании слишком вопил беснующийся аэропорт Оклахома-Сити. Фурия ненавидела аэропорты больше прочего: люди, мысли, страхи, клаустрофобия, аэрофобия, танатофобия — всего было в немыслимом апогее. Голова разрывалась вместе со всем, что было внутри. Рей никогда не платила за перелеты чисто из принципа, ведь обычно она получала их под воздействием своего уникального «очарования» совершенно бесплатно. Вот и сейчас, мило улыбнувшись пареньку со стойки регистрации, получила тикет с нужной информацией — Boeing-737, рейс AA310, место 1C, пересадка в Чикаго, бизнес-класс. «Чертов Рен, ты за это мне тоже отплатишь», — мысленно выругалась Рей, двигаясь к выходу, на котором значилось: «GATES 42». Самолет только начал движение по взлетной полосе, медленно поворачивая налево, но фурия уже приходила в настоящее бешенство. Шторка, отгораживающая бизнес-класс от эконома, не спасала ее от тупиц, что боялись летать и заранее готовились отдать Богу душу. Снова эти вопли. В соседи ей, как назло, попался юный программист в огромных очках, с яблочным ноутбуком, что пялился в экран, пытаясь скрыть остекленный взгляд и трясущиеся пальцы. Он летел к своей итальянской любви, был неприлично богат для своего возраста, во многом положителен, но имел одну постыдную черту — самолетов боялся, как огня. — Этот не упадет, — прочеканила Рей, словно прогрызая воздух, — Как и следующий до Италии. Как и те, что запланированы обратно. И все последующие самолеты в твоей жизни тоже не рухнут, — даже не взглянула на его округлившиеся глаза, — Но лучше тебе туда не лететь, — девушка, что «ждала» его, была одним из Реновских подопечных, — И мне тоже не следовало бы. * «…Удел бессмертных — холодным взглядом на людей смотреть…» — Даная Дан, «Холодный взгляд» * «…со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда…» — С. Есенин * пожар — отсылка на поцелуй Мастера и ведьмы-Маргариты в одноименном произведении М. Булгакова * «Je dois éponger la rosée de mon lys» — фр., «Необходимо стереть росу с моей лилии» * Мириадский ботанический сад — городской парк в Оклахома-Сити с семиэтажным ботаническим садом * «Ты мой, а прочее не важно» — Ахматова А. * факир — т.е. фокусник * «Mon lis!» — фр., «Моя лилия» * «...сияющей...» — отсылка на вселенную С. Кинга в романах «Сияние» и «Доктор Сон» * «L’appétit vient en mangeant» — фр., «Аппетит приходит во время еды» * «oui?» — фр., «да?» * «Das ist einfach zu viel für ihn» — нем., «Слишком много для него». Рен говорит о себе в третьем лице * «Wiener Staatsoper» — «Венская Опера» * «Jewels» — балет Джорджа Баланчина «Драгоценности» * Stephansplatz — площадь Стефана, центральная площадь в Вене